Глава 20

Санкт-Петербург встретил нас мелким дождём и порывистым ветром. Отправив женщин в сопровождении Ярошенко и Сухова в гостиницу, мы всей толпой на четырёх извозческих экипажах отправились по адресу, который я взял у своих староверов. Это был склад одного из наших столичных партнёров. Там сдали на хранение обстоятельному мужику с окладистой бородой наше имущество и поехали в туже гостиницу, что и наши дамы. Себе, как руководителю экспедиции я взял не дорогой, но отдельный номер, остальные же заселились по трое.

Утром следующего дня я в сопровождении Гурьева и Евтюхова был уже в кабинете заместителя директора Департамента полиции, Мещерякова Арсения Владимировича.

— Добрались? — отметил странным вопросом наше появление в его кабинете. — Ну, здравствуйте господа!

Вежливо ответив на приветствие, я сел напротив его стола в удобное кресло, а Гурьев и Евтюхов, по установившемуся правилу, притулились на стульях, стоящих у стены.

— Рассказывай, Алексей, что вы с собой привезли, а то вон Артемий Николаевич докладывал, что вами сделан самолёт и вы на нем уже летаете. Вы случайно его не привезли с собой в столицу?

— Ну, самолёт — это слишком громко сказано, — ответил я. — Настоящий самолёт у нас появится не ранее чем через год, а пока это только первый ещё очень сырой прототип. Правда вполне летающий прототип. И Артемий Николаевич его уже самолично опробовал, хотя в воздух ему подняться, пока не удалось.

Мещеряков посмотрел на Гурьева и тот подтвердил:

— Так точно, Ваше Превосходительство! Я делал проездки по аэродрому и совершил несколько подскоков. Большего пока Алексей мне не разрешил.

— Подскоков? Что такое «подскоки»? — спросил Мещеряков.

— Подскоки — это когда аппарат поднимается на пять-шесть метров и после того, когда на этой высоте пролетит десятка два метров, садится. Подскоки необходимы для отработки навыков управления самолётом. Полёты же у нас совершили Архип Назаров и Екатерина Балашова.

— Барышня? — удивился Мещеряков.

— Вы же её видели, когда смотрели наши полёты на параплане.

— Ах, эта! — вспомнил Арсений Владимирович. — Отчаянная девица!

— Отчаянная! — согласился я. — Главное талант у неё к управлению, что парапланом, что самолётом. Но самолёт мы в столицу не привезли, хотя полёты продемонстрируем.

— На параплане! — догадался Мещеряков.

— На паралёте, — сказал я и добавил — Это тот же параплан, но с мотором. Кроме того покажем прыжки с парашютом.

— А это что такое? — осведомился Мещеряков.

— Парашют — это, в первую очередь средство, спасение пилота, если самолёт начнёт падать с большой высоты. Описывать его я не буду. Сами увидите. Кроме того мы привезли и радиотелеграф. Готовы продемонстрировать его в действии, но без вашей помощи нам не обойтись, что с полетами, что и с радителегрфом.

— Хорошо! — сказал Мещеряков. — Сейчас мы с тобой, Алексей, пройдем к Петру Николаевичу и там решим все вопросы. А вас господа, — обратился он к Гурьеву и Евтюхову, — я благодарю за службу, и можете сегодня быть свободными.

Те с готовностью встали и, синхронно обозначив поклон кивком головы, вышли из кабинета. Мы же с Арсением Владимировичем прошли по широким коридорам сначала в приемную, где за столом сидел подтянутый офицер, который, поздоровавшись, указал на дверь кабинета директора Департамента полиции со словами:

— Вас ждут!

— Так вот ты каков, Алексей Забродин, «вселенец», предсказатель и изобретатель.

Такими словами обратился ко мне Пётр Николаевич Дурново, после необходимой процедуры представления меня высокому начальству.

— И что же нам теперь с тобой делать? — внимательно разглядывая меня, изрёк Директор департамента полиции.

— Понять и простить! — не смог удержаться я от цитирования. Но, разумеется, господа высокие начальники моего юмора не поняли, поскольку телевизор они не смотрели.

— Понять постараемся, а вот прощать не за что! Ничего противоправного за тобой пока не замечено! Ну, разве что предсказания твои подстрекательские.

— Осмелюсь вам возразить! Это не предсказания, а исторические факты из моего мира. И как я понимаю, Его Высочеству Николаю Александровичу, не смотря на предупреждение, ранения избежать не удалось?

— Не удалось, — с чуть заметной ноткой недовольства произнёс Дурново.

— Позвольте вопрос, Ваше Превосходительство?

— Спрашивай! — разрешил Дурново.

— Как здоровье Его Высочества Георгия Александровича?

— Насколько мне известно, он в полном здравии, — прищурившись, заметил Дурново.

— То есть он не простыл в путешествии с наследником? — продолжал я спрашивать.

— Благодаря твоим стараниям, Георгий Александрович к брату не присоединился. Ему нашлось дело в столице.

— Слава богу! — искренне сказал я, и поспешил разъяснить:

— Видите ли, Ваше Превосходительство, я уже здесь три года, и кое-чего добился, но изменений в историческом процессе не вижу. А то, что Его Высочество Георгий Александрович не заболел, говорит о том, что изменения от моего попадания в ваш мир уже есть. Теперь бы ещё императора подлечить и российская история в этом мире пойдёт иначе. Вполне возможно, что удастся избежать многих бед.

— Да у вас, молодой человек, мания величия, — усмехнулся Дурново.

— Да нет у меня никакой мании! — отмахнулся я от несуразного обвинения. — Просто за три года моего пребывания здесь меня уже несколько раз пытались убить.

— Несколько раз? То есть ты хочешь сказать, что кроме этого сумасшедшего итальянца на тебя ещё кто-то покушался?

— Покушались и не раз, но, как говорится, бог миловал. Я по этому случаю даже целую теорию сочинил.

— Вот даже как! Любопытно послушать! — сказал Дурново.

— Я предположил, что всякое общество — есть определённая система со своими противоречиями и внутренними факторами развития. Я же стал внешним и случайным раздражителем, который внёс в систему некий хаос. Конечно, если бы я притих в уголке и не отсвечивал, то ничего бы не было, но я тихо сидеть не стал, и потому система старается избавиться от меня. Если это не удастся, то рано или поздно системе придётся меняться уже с учётом факта моего существования. Вот поэтому я и обрадовался, что Его Высочество Георгий Александрович оказался здоров. А по третьей моей записки…

— А вот это уже, юноша, не твоё дело! — перебил меня Дурново.

Я поднял раскрытые ладони на уровень груди, давая понять, что вопрос выбора невесты наследника меня никак не касается. Дурново же продолжал:

— Из твоей теории выходит, что для тебя ещё не всё закончилось.

— Боюсь, что вы правы Ваше Превосходительство, и мне нужно быть в столице предельно осторожным и не нарываться на неприятности. Я ведь, в силу обстоятельств своей прежней жизни в другом мире, не слишком привержен к чинопочитанию и уважению к сословным привилегиям, потому и не хотел ехать в Санкт-Петербург.

— Ну, то что ты дерзок не по возрасту и не по чину, мы с Арсением Владимировичем уже заметили. И потому нами принято решения предоставить тебе и твоей команде куратора, который постарается уберечь вас от необдуманных поступков, ну и поможет вам в организации показа ваших изобретений.

Дурново нажал кнопку и через несколько секунд в кабинете появился офицер в хорошо подогнанном мундире и с безупречным пробором на голове.

— Григорий Данилович, пригласите-ка ко мне Ивана Николаевича Прудникова.

Поименованный Григорием Даниловичем, чуть наклонил голову, обозначив, что приказ начальства понят и принят к исполнению. Проводив секретаря взглядом, Дурново вновь обратился ко мне:

— Что из своих изобретений вы привезли в столицу? Чем можете удивить Его Величество, ну и нас грешных?

— Привезли прототип радиотелеграфа. При испытании в Барнауле четкая связь была зафиксирована на расстоянии пяти километров, ну то есть вёрст, — поправился я.

Дурново на мою поправку лишь ухмыльнулся и сказал:

— Я знаю, что такое километр. Но пять километров, на мой взгляд, маловато.

— Согласен! Но это всего лишь прототип и возможности его улучшения и доработки просто огромны. Нужны лишь знающие люди, оборудование и главное деньги.

— Деньги! Деньги всем нужны, — вздохнул Директор департамента полиции. — Ладно, проведём испытания, и я доложу о них императору. Если ваш радителеграф работает, то представлю Его Величеству в нужном свете, а уж какое решение примет он мне неизвестно. Кстати, вы же не единственный изобретатель этих приборов?

— Разумеется, нет! Моя только идея и финансирование работ, остальное сделали барнаульские инженеры. А кроме нас, сейчас во всех цивилизованных странах, так или иначе идёт работа по созданию радио. У нас это — Попов Александр Степанович, в Америке — Тесла, в Италии — Маркони, о других я просто не знаю. Так что изобретение радио, дело коллективное, но Маркони первым получит патент и построит завод по выпуску передатчиков и приёмников, хотя было подозрение, что он воспользовался наработками Попова, который запантетовать своё изобретение не удосужился, ограничившись публикацией в научном журнале. По крайней мере, так это было в моём мире. Как будут дела обстоять здесь, зависит от нас.

— С радиотелеграфом всё понятно! Мне Арсений Владимирович докладывал, что вы сделали самолёт и даже несколько раз взлетали на нём.

— Это пока ещё не совсем самолёт, а всего лишь прототип. Мы его хорошенько погоняем, выявим проблемы, и следующий экземпляр будет гораздо совершеннее. Так что самолёт остался в Барнауле, но полёты и ещё кое-что мы продемонстрируем, надо лишь с подходящим полем в качестве аэродрома определиться, чтобы и от города недалеко и взлетать с него было удобно.

— Вот Иван Николаевич вам поможет и с аэродромом и с демонстрацией вашего радиотелеграфа. Но вы свои достижения продемонстрируете сначала только для нас и без излишней шумихи. Обо всём будет доложено Государю и он возможно сам захочет посмотреть на ваши полёты и наверняка пожелает с тобой побеседовать.

— Ваше превосходительство, а нельзя ли мою встречу с Его Величеством организовать, так чтобы о ней знало как можно меньше народа?

— Это не нам решать, — строго сказал Дурново и добавил. — Но Его Величеству о твой просьбе будет доложено. Кстати, с вами в столицу должна была приехать Новых Феодора, — прочитал он имя и фамилию ведуньи по бумажке, лежащей перед ним.

— Приехала! — кратко доложил я и добавил. — А вот она как раз и ставит главным условием — никакой огласки.

— Вот даже как! — не особо удивившись произнёс Дурново. Он хотел ещё что-то добавить, но вошёл секретарь.

— Ваше Превосходительство, Прудников ожидает в приемной.

— Пусть заходит.

Вошедший был несколько полноват. Одет хорошо и по современной моде, щёгольские усики и приветливое выражение круглого лица располагали к себе. Он казался добродушным и простоватым. Но быстрый взгляд брошенный им на меня, давал повод усомниться в его добродушии. Его глаза смотрели холодно и оценивающе.

— Вызывали, Ваше Превосходительство? — задал он необязательный вопрос.

— Вызывал, Иван Николаевич, вызывал. Ты сейчас чем занят?

— Арсений Владимирович поручил мне провести беседу с приехавшим в столицу Хруновым Фролом Никитичем, золотопромышленником из Сибири. Ну и так немного поработать с ним.

— А! Дуэлянт! Что там с его противником? — равнодушно поинтересовался Дурново.

— Состояние тяжёлое, но жить будет, так мне телефонировали наши московские коллеги.

— А этот значит, откупился и сбежал из Москвы от греха подальше. А чего же не домой в Сибирь?

Прудников покосился на меня, как бы спрашивая начальство можно ли говорить при мне и, получив разрешительный кивок, сказал:

— Как я выяснил, у него там проблемы. В Томске убит его давний подельник, некто Голубцов. Какие-то старые счёты, вот он пока и не спешит туда.

— Ясно! Хрунова оставь. Арсений Владимирович тебе замену найдёт, а пока вот познакомься — Алексей Софронович Щербаков, — представил меня Дурново. — Тоже сибиряк, а ещё предприниматель и изобретатель. Приехал в столицу по нашему приглашению. Тебе надлежит ему помочь, ну и проследить, чтобы никто его не обидел.

Прудников вновь посмотрел на меня, задержав взгляд и, придя к каким-то выводам относительно моей личности, ухмыльнулся.

— Рад знакомству, Алексей Софронович! — изобразил он добродушную улыбку.

— Взаимно, уважаемый Иван Николаевич, — ещё шире улыбнулся я.

Дурново и Мещеряков с видимой насмешкой следили за нами. Но слишком затягивать удовольствия взаимного расшаркивания Дурново не дал.

— Вы где разместились, господин Щербаков?

Я назвал гостиницу и адрес.

— Завтра с утра Иван Николаевич к вам подъедет, пока идите отдыхайте, завтра у вас будет хлопотный день, — выпроводил меня Дурново.

Попрощавшись я вышел, а Прудников остался получать соответствующую накачку. Ну и чёрт с ним! В конце концов, я и не надеялся, что меня оставят без внимания со стороны российских спецслужб. Скрывать мне нечего и даже наоборот есть много, что надо бы сообщить компетентным органам, но боюсь, никто меня особо слушать не будет. Ну и фиг с ними.


Выйдя на улицу, я огляделся в поисках извозчика, но пока ни одного водителя кобылы вблизи не наблюдалось, и я, не спеша, пошёл по направлению к месту своего временного проживания, в надежде, что извозчик мне обязательно попадётся. Шел и размышлял над случайно услышанной информацией о Хрунове. В Москве его припекло, так он в столицу подался, а значит, есть возможность на него поглядеть и возможно пощупать за вымя. Хотя это вряд ли; вспомнил я навязанную мне няньку в лице довольно упитанного сотрудника полиции Ивана Николаевича Прудникова.

Пройдя чуть больше сотни метров вдоль улицы и завернув за угол увидел вожделенный экипаж двигающейся мне на встречу. Остановив бородача, я уселся в пролётку и назвал адрес. Извозчик, обернувшись ко мне, сказал:

— Полтинник! Барин!

— Давай рули! Будет тебе полтинник, — заверил я кучера, устроившись поудобней и решив не заморачиваться размышлизмами о Хрунове, приготовился созерцать красоты северной столицы.

Если Барнаул я воспринимал, как разросшийся уездный городок, то будучи в Москве и Санкт — Петербурге, пришлось в полной мере ощутить погружение в прошлое. Да, даже в начале двадцать первого века в России встречались деревянные избы, старые кирпичные дома и разбитые улицы. Но сейчас я был в столице.

Где, привычное мне, уличное электрическое освещение? Хотя фонари, газовые или еще на каком-нибудь топливе в наличии имелись, но их было не много и по светлому времени они были погашены. Так что уровень освещённости главных столичных улиц мне пока остался не известен.

Где тротуары, выложенные плиткой и бесконечные чёрные ленты дорог, покрытых асфальтом? Урчание моторов заменяются ржанием лошадей, а ярко разукрашенные вывески завлекают прохожих. Уже ходят трамваи, но до скоростных метро очень даже далеко.

Если честно признаться, то я не большой знаток архитектуры. Нет, конечно, я не был совершенно равнодушен к красоте тех или иных зданий, но больше всё-таки ценил функциональность построек, нежели их внешний вид.

В общем, Санкт-Петербург конца девятнадцатого века, хотя и не разочаровал, но и не впечатлил. Видал в той жизни города и по крупней и благоустроенней. А впрочем, я придираюсь. Если не принимать во внимание некоторые мелочи, то главные проспекты и улицы стольного города Санкт-Питербурга выглядят вполне достойно.

Доехав до гостиницы и, заплатив довольному извозчику обещанный полтинник, пошёл к себе в номер. В коридоре встретил Петра Кожина и сказал ему, чтобы он созвал всех парней в ко мне. Через пятнадцать минут все кроме наших женщин собрались у меня. Я коротко рассказал о результатах посещения полицейского департамента.

— Вот такие дела, — заключил я свой рассказ и добавил. — Сегодня отдыхаем, а завтра у нас хлопотный день. Будем готовиться демонстрировать начальству департамента свои достижения. А сегодня можете отдыхать.


От идеи до работающего экземпляра долгий и продолжительный путь. Ещё больший путь изобретение проходит до коммерчески успешного предприятия.

Электрификация в дореволюционной России⁠⁠ https://pikabu.ru/story/yelektrifikatsiya_v_dorevolyutsionnoy_rossii_7589008

По уровню производства электроэнергии в 1913-м году Россия находилась на четвёртом месте (2,5 млрд. кВт*ч) после США, Германии и Великобритании (26, 8, 3 млрд. кВт*ч соответственно). За период с 1888 по 1914-й год количество электростанций городского значения выросло с одной до ста тридцати, а их суммарная мощность — с 505 до 150000 кВт.

Почему изобретение Лодыгина стало «лампой Эдисона» https://www.kommersant.ru/doc/6822124

Кто и когда изобрел лампочку: история создания и будущее технологии https://trends.rbc.ru/trends/industry/659e71d19a7947992f9fae3f

Па́вел Никола́евич Я́блочков (2 [14] сентября 1847, Сердобск, Саратовская губерния — 19 [31] марта 1894, Саратов) — русский электротехник, военный инженер, изобретатель и предприниматель.



Алекса́ндр Никола́евич Лоды́гин (6 [18] октября 1847, с. Стеньшино, Тамбовская губерния — 16 марта 1923, Бруклин, Нью-Йорк) — русский электротехник, один из изобретателей лампы накаливания (23 июля 1874 года по новому стилю), предприниматель.



То́мас А́лва Э́дисон (англ. Thomas Alva Edison; 11 февраля 1847, Майлан, штат Огайо — 18 октября 1931, Уэст-Ориндж, штат Нью-Джерси) — американский изобретатель и предприниматель, получивший в США 1093 патента и около 3 тысяч — в других странах мира.



Эрнст Ве́рнер фон Си́менс (нем. Werner von Siemens, более точный вариант транскрипции фамилии: Зи́менс; 13 декабря 1816 года, Герден, близ Ганновера, Нижняя Саксония, Германия — 6 декабря 1892 года, Шарлоттенбург, Германская империя) — немецкий инженер, изобретатель, член-корреспондент СПбАН, промышленник, основатель фирмы Siemens, общественный и политический деятель.


Загрузка...