Никогда не было, но вот опять. Попал 4

Глава 13

По площади, задрав кверху хоботы и трубя, шла колонна мамонтов. Я стоял на высокой трибуне смотрел на этих лохматых гигантов и охреневал, потому что рядом со мной Архипка с Платошкой затеяли спор. Архипка утверждал, что эти мамонты магаданские, Платоха же ратовал за то, что эти мамонты с Чукотки. Мол, магаданские мамонты мельче, а эти смотри какие здоровые. Шедший последним, огромный зверь вдруг повернул к трибуне и, вытянув хобот, схватил меня этим влажным хоботом за физиономию. Я замахал руками, пытаясь освободиться и открыл глаза. Надо мной нависло знакомое женское лицо. Мамонтов не было, впрочем, как и всего остального. Я же лежал в кровати укрытый одеялом.

— Очнулся? — Савватеевна, которую я не сразу узнал, поднесла к моим губам плошку, с каким то отваром. — Выпей лекарство.

Я хлебнул и закашлялся. Знахарка терпеливо дождалась, когда кашель перестал меня терзать, и заставила отварчик допить. Опустошив плошку, я откинулся на подушку и начал вспоминать, как я здесь оказался. Голова работала плоховато, но я, в конце концов, вспомнил всё. А главное, бьющегося в конвульсиях Стёпку-Бугра.

— Что со Стёпкой? — спросил я у знахарки.

— А что с ним может быть? Помер твой Степан, завтра хоронить будут.

— Помер? Отчего помер? — не узнал собственный голос я

— Нож, которым этот варнак иностранный его ткнул, отравлен был. Ранение хоть и тяжелое, но не смертельное, а вот яд на ноже другое дело. Тебе вот совсем немного досталось, но тоже чуть на тот свет не отправился. Спас тебя Стёпан и корсет, что ты на себя напялил.

— Это как?

— Самая большая доза Степану досталась, на корсете яд тоже остался, до тебя на ноже совсем мало яду дошло, вот и выжил. Завтра уже на ноги встанешь. Тут к тебе господин Мещеряков пришёл, поговорить хочет. Ты как? В состоянии с ним побеседовать?

— Приглашай!

Я приподнялся и принял полулежащее положение. Мещеряков вошёл и, закрыв за собой дверь, произнёс:

— Суровая женщина Феодора Савватеевна!

— Уже познакомились, Ваше превосходительство? — усмехнулся я.

— Поговорили… — неопределённо пожал плечами Мещеряков. — Скажи-ка Алексей…? Ничего если я тебя буду так называть?

— Да ради бога!

— Так вот скажи мне, Алексей, почему на тебя накинулся этот Скварчелупе?

— А он сам, что говорит? — попытался я соскочить со скользкой темы.

— Он уже ничего не говорит. Умер.

— Как это умер? Я же видел, как его урядник вязал? Вполне живой был.

— Как только ты на пол упал, так и он стал корчиться, а потом затих. Доктор Соломатин зафиксировал смерть.

— Доктор не сказал, отчего он умер? — окончательно обнаглев, принялся я допрашивать Мещерякова.

Тот усмехнулся, но любопытство моё удовлетворил:

— Сказал, что предположительно от отравления, но точный диагноз будет только после вскрытия.

— То есть доктор вскрытия ещё не делал?

— Не до того было. Сначала с тобой и с тем пареньком, которого тот ножом ткнул, возились. Потом поздно стало. Отложил доктор на сегодня.

— Чёрт! — выругался я. — Ваше превосходительство срочно пошлите кого-нибудь к доктору. Пусть один вскрытие не делает, а только в присутствии пары городовых.

— Городовые-то зачем? Или думаешь…! — протянул Мещеряков.

— Подозреваю! Слишком уж хорошо ватиканские попы в химии разбираются. — проговорил я.

— Евтюхов! — крикнул, быстро понявший мой намёк Мещеряков.

Дверь открылась и в комнату шагнул урядник Евтюхов.

— Урядник! Бери городового, этого Горлова, и бегом к доктору Соломатину. Будете присутствовать при вскрытии «варнака» иностранного.

Евтюхов нисколько не удивившись странному поручению лихо козырнул и исчез. Проводив того задумчивым взглядом, Мещеряков обратился ко мне:

— Ну, так какие соображения по поводу покушения на тебя?

Похоже, большой начальник несколько комплексует, что вверенная ему полиция не сумела уберечь меня от покушения. «И то верно! Ни царя сохранить для трона от внезапного покушения, ни мещанина на встрече, о которой все знали», — подумал я, но вслух не сказал. Зачем нарываться, но моментом воспользоваться надо.

— Скварчелупе не более, чем инструмент. О моей ликвидации решение приняли, скорее всего, на достаточно высоком уровне, — проговорил я.

— Неужели папу подозреваешь? — с иронией спросил Мещеряков.

— Разумеется нет. Вряд ли понтифик снисходит до такой мелочи как я. Но вот кто-то из его кардиналов, особенно если он связан с банкирами Ротшильдами, принять такое решение мог. Вы лучше прижмите этого Поцци, ведь именно он дал команду грохнуть меня.

— С Поцци и Сальвини будут разбираться в другом месте. Они утверждают, что Скварчелупе, вероятно, сошёл с ума.

— Это вряд ли! Этот парень с самого начала был запрограммирован на убийство, а Поцци лишь, если так можно выразиться, «спустил курок», сказав специальную фразу.

— Разве это возможно?

— Полагаю, что возможно. Подсаживают человека на наркотики и гипнотизируют, внушают некий набор слов, который и является командой к действию. А если его ещё и снабжают неким химическим веществом, приняв, которое можно некоторое время успешно изображать покойника, то успех его миссии гарантирован.

— Ну что же, возможно ты и прав относительно этого Скварчелупе. Но зачем тебя убивать?

— Поцци убедился, что я «вселенец» причём из будущего, и поскольку отказался ехать в их европейский рай, то был приговорён к ликвидации. Они опасаются, что я могу знать гораздо больше, чем им рассказал, а, значит, я опасен для их планов господства в этом мире.

— Неужели ты полагаешь, что такие планы у кого-то имеются? — засомневался Мещеряков.

— Имеются, конечно, но в том мире такие планы с завидным постоянством рушит Россия. Правда даётся это усилиями неимоверными. Вот и сейчас они проговорились, что русские опять воюют с их ставленниками. Так вот, если мне удастся воплотить кое-какие проекты, то возможно получится несколько изменить ход истории.

Мещеряков с изумлением и недоверием уставился на меня.

— Ты это серьёзно?

— Серьёзней некуда. Про авиацию я уже вам рассказывал. Думаю, года через полтора смогу сделать первый самолёт. Кроме того собираюсь сделать радиотелеграф. Разумеется не сам, а с помощью местных инженеров.

— Радиотелеграф? — Мещеряков явно не успевал за мной.

— Беспроводной телеграф. Используются электромагнитные волны открытые недавно Герцем. Над этим уже работает Попов Александр Степанович. По моему сейчас он преподаёт на минных курсах. Но я могу и ошибаться. Беда большинства наших учёных, это, сделав открытие, они тут же стараются растрезвонить о нём всему миру. Вот и с Поповым случится та же история. Он радио изобретёт, а воспользуется этим итальянец Маркони, который запатентует и начнет производить радиоаппаратуру. А мы будем у них покупать, вместо того, чтобы делать самим. Я хочу эту тенденцию зарубить на корню. А для этого мне нужна ваша помощь.

— Вот как! И в чём же она будет выражаться?

— Прежде всего, Забродин Алексей Иванович должен умереть.

Мещеряков сначала удивлённо вскинулся, но потом до него дошло. Он задумался и произнёс:

— Ну что ж, в этом есть резон. Я так понимаю, что ты должен воскреснуть под новым именем.

— Имя можно оставить прежнее, а вот фамилия должна быть другая, но не только, несколько лет мне нужно прибавить, чтобы я мог самостоятельно сделки совершать.

— Сделать это можно, но ты же хочешь оставаться в Барнауле, а тебя уже здесь знают под фамилией Забродин.

— А вот это не страшно. Подавляющему большинству обывателей совершенно все равно как меня зовут, остальные со временем привыкнут к новой фамилии. Главное, чтобы Поцци с Сальвини уехали с уверенностью, что «вселенец» Алексей Забродин умер.

— Ты думаешь, что они просто так уедут, после того, что здесь произошло? — произнёс Мещеряков.

— А почему нет? Что вы можете им предъявить? Да и нужно ли что-либо им предъявлять, тем более у них наверняка найдутся в столице защитники и покровители. Немного их здесь покошмарте, заставьте откупные заплатить родственникам погибших Степана Хорькова и Алексея Забродина, да и пусть едут с богом.

— Откупные? — удивлённо засмеялся Мещеряков. — Да как же их заставить?

— А пусть им Артемий Николаевич расскажет о нравах живущих здесь страшных «кержаков». Мол, спать не будут пока не отомстят за убийство родственников. Кровная месть или «вендетта» для них, мол, дело святое, но есть возможность, откупиться, «виру заплатить». Если рассказ их не проймёт, могу маленько пугнуть. Устроить имитацию покушения на них, с вашего позволения, разумеется.

По мере того как я излагал соображение, как развести бедных итальянцев на кругленькую сумму, брови большого начальника удивлённо ползли вверх. Наконец он расхохотался самым неприличным образом. Просмеявшись, спросил:

— И кому же они должны заплатить «виру» за убиенного Алексея?

— Мне! Алексею Щербакову тысяча восемьсот шестьдесят девятого года рождения. Именно я как самый младший взрослый в семье должен отомстить за убийство племянника.

— Значит, Алексей Щербаков двадцати или двадцати одного года!

— Лучше двадцати одного, то есть совершеннолетний, — уточнил я.

— Ну что ж, выправить тебе паспорт на имя Алексея Щербакова вполне возможно, но что ты можешь предложить взамен.

— Информацию разумеется. Да собственно вы её уже получили. Всё, что я рассказывал итальянцам происходило в том мире и вполне может произойти здесь. Лично про вас я сведений не имею, а вот начальнику вашему перлюстрация письма бразильского посла к некой даме может стоить карьеры.

— Что ты имеешь ввиду? — не понял Мещеряков.

Я рассказал анекдотический случай, произошедший с Петром Николаевичем Дурново в моём мире, когда тот по долгу службы прочитал письмо бразильского посла к некой даме, которая была любовницей самого Дурново. Прочитав послание Пётр Николаевич вспылил и устроил скандал. В результате с должности директора Департамента полиции его попросили.

Мещеряков улыбнулся и сказал:

— Петр Николаевич человек вспыльчивый, придётся его предупредить. Кстати а когда в вашем мире произошёл этот инцидент?

— Точно не помню, но еще при жизни Александра Третьего, — сказал я и поразился перемене в облике Мещерякова.

— Ты сказал при жизни….

— В нашем мире Император Александр Третий умер в 1894-ом году от почечной недостаточности. В моё время версий по поводу причины смерти Его Величества было несколько. Одна из них, что он был отравлен английскими агентами. Другая, что он надорвался когда держал крышу вагона во время крушения императорского поезда.

— Ты ещё об этом кому-нибудь говорил? — глядя на меня спросил Мещеряков. Этот взгляд не сулил мне ничего хорошего. Я пожал плечами и ответил как можно равнодушнее:

— Да никому не говорил.

— Точно!

— Никто этим вопросом не интересовался. Вы первый, — соврал я, припомнив, что говорил что-то подобное Савватеевне. Но Савватеевна дама не болтливая и вряд ли с кем поделилась этими сведениями. Так что про знахарку умолчим.

— Вот и помалкивай! Целей будешь, — пригрозил мне Мещеряков.

— Кстати! Есть возможность, если не вылечить императора, то, по крайней мере, продлить ему жизнь ещё на несколько лет, ну и великому князю Георгию Александровичу помочь.

— Как это? — как волк перед прыжком подобрался Мещеряков.

— Феодора Савватеевна не только суровая женщина, она ещё и целительница не из последних и наверняка смогла бы помочь. Но кто ж её допустит до царя.

— Ты это серьёзно?

— Очень серьёзно. Именно она дважды спасла меня от смерти.

— Хорошо! Я этот вопрос обдумаю, — после недолгого размышления сказал Мещеряков.

— Вы также над моими записками поразмышляйте, — напомнил я.

Тот рассеянно кивнул и вдруг спросил:

— А для чего тебе столько денег? Ты же с итальянцев двадцать тысяч получил.

— Хорошо, что напомнили. Вы не в курсе, куда делись ассигнации, которые оставались на столе. Их ещё Поцци в сторону отложил?

— По моему приказу отдали в «Горную аптеку» проверить на яд.

— Ну прямо камень с души! Не хватало, чтобы кто-нибудь траванулся. А насчёт денег? Двадцать тысяч это не деньги. Мне в течении трёх-пяти лет нужно раздобыть миллион, а лучше два. Я, знаете ли, в ближайшие пять лет три завода построить собираюсь.

Мещеряков скептически оглядел меня и, усмехнувшись, сказал:

— Вот даже как! И какие же заводы, если не секрет?

— От вас Ваше Превосходительство у меня секретов нет! А заводы будут называться «Моторный завод», завод транспортного машиностроения или сокращённо «Трансмаш» ну и «Радиозавод».

Я, конечно, немного стебался, называя барнаульские предприятия, реально существовавшие в том мире до «перестройки». С другой стороны, а почему бы мне и не назвать так свои заводики, которые я хочу здесь построить, после отмены кабинетских ограничений. Плохо, что не помню когда их отменили в том мире. А что если здесь ускорить этот процесс с помощью заместителя директора Департамента полиции господина Мещерякова? Скорее всего ничего не получится, но как говаривал один не безызвестный персонаж: «Попытка не пытка». А между тем, немного подвисший от моей технической продвинутости заместитель директора разродился вопросом:

— Что же ты собираешься выделывать на этих заводах?

— Выделывать — в смысле производить? — постарался уточнить я суть вопроса.

— Пусть будет производить, — согласился с моей трактовкой забавного слова «выделывать» Мещеряков.

— Моторный завод будет производить естественно моторы, в том числе и для самолётов. На «Трансмаше» будут делать первые в России автомобили. Прототип уже пытаются сделать местные инженеры. Радиозавод будет делать аппараты беспроволочного телеграфа.

— Но ведь вы его ещё не изобрели! Ты же говорил, что работы только начаты.

— Изобретут! Не сомневайтесь! Нечего там особо изобретать. Ничего сложного в той аппаратуре нет. Главное представлять, что это такое и вовремя тем изобретателям подсказать. Тут другая сложность. Работать на тех заводах будет некому. Какая никакая квалификация нужна. Поэтому у меня к вам будет предложение.

— Предложение? — неподдельно удивился Мещеряков.

— Да предложение и по профилю вашего ведомства. Одним словом я, предлагаю в окрестностях Барнаула организовать миникаторгу.

— Что! Каторгу! — не по делу возбудился большой начальник.

— Не каторгу, а миникаторгу. То есть малую каторгу.

— Что за фантазии? Зачем она вам?

— Вы не дослушали. На эту миникаторгу вы ссылаете заводских рабочих, техников и инженеров, которые выступают против существующих порядков. А здесь на месте мы их примем, немного подержим в скотских условиях, а затем предложим работу по специальности и вполне человеческие условия существования, особо отличившихся будем награждать. Например — еженедельным посещением борделя или ещё как-нибудь. Одним словом заставим их ударно трудиться на благо Империи.

— Однако! — только и смог вымолвить Мещеряков.

— Я ведь эту схему не сам придумал, — стал убеждать я большого начальника. — В том мире перед второй мировой войной такая схема была опробована и дала вполне положительный результат. Противники существующего порядка хорошо потрудились над его укреплением. Вот и нашим поборникам демократических свобод не худо будет поработать над укреплением монархии. Только всяких либеральных болтунов к нам ссылать не нужно. Так что подумайте над моим предложением.

Мещеряков покрутил головой поморщился и, наконец кивнул, соглашаясь подумать. Ну и то хлеб. Дальнейшее наше общение было прервано появлением урядника Евтюхова.

— Разрешите доложить, Ваше превосходительство! — четко произнес он.

— Докладывай урядник! — махнул рукой Мещеряков.

— Опоздали мы с Горловым.

— Как опоздали? — вскинулся большой начальник.

— Войдя в прозекторскую застали там доктора Соломатина, который кашлял и держался за горло, а на полу валялся труп Скварчелупе со скальпелем в шее. Доктор, когда прокашлялся и смог говорить, рассказал, что только он попытался сделать первый надрез, как труп ожил и схватил его за горло. Доктор оказался не робкого десятка и, спасая свою жизнь, воткнул свой скальпель в сонную артерию ожившего трупа. Одним словом прирезал доктор этого варнака Скварчелупе.

— Ну и слава богу! Главное доктор жив. Хорошо! Ступайте, урядник.

Подождав, когда урядник выйдет, Мещеряков обернулся ко мне. Я пожал плечами и произнес:

— Крепкие нервы у доктора Соломатина. Интересно, сможет он теперь делать вскрытия покойников?

— Сможет! — усмехнулся Мещеряков и сказав, что ему надо всё обдумать, поспешил со мной на сегодня распрощаться.

Василий Васильевич Верещагин, Письмо матери , 1901 год (Нарисовано во время поездки в САСШ)