Никогда не было, но вот опять. Попал 4

Глава 2

В понедельник я был намерен понежиться в постели, но дед не дал.

— Что валяетесь! Летна боль! Ишь лежебоки! — сердито пророкотал он

— Тятя, что случилось-то? — вставать не хотелось, но деваться было некуда. Пришлось.

— Ничего не случилось. Только Свирид с нашим домом закончил и спрашивает, чего ты там в своей «шантане» переделывать собирался.

— Так это замечательно! — подскочил я. — А где он?

— У Никанора сидит, а я за тобой пришел. Вы чего вчера устроили, летна боль? С утра бабы языками метут. Мол, бесы черные на красных крыльях летают. Того гляди конец света нагрянет.

Я изумлённо уставился на старого кержака, который прятал в своей роскошной бороде усмешку.

— Издеваешься! — пробормотал я одеваясь.

— Куды мне! Только ты теперь, когда снова полетать захотите, вспомни, как полсела собиралось на вас посмотреть, а тут город, народу-то всяко поболее будет. И полиция вас загребёт за «возбуждение в обывателях нездоровых побуждений», — явно кого-то процитировал дед. — А вот к попам тебе зайти надо, пусть подойдут и прилюдно святой водой обрызгают вас и вашу параплану.

Чёрт! А ведь дело говорит старый кержак. Могут, могут докопаться до нас блюстители благонравия в погонах и в рясах!

— Ну и что теперь делать? — растеряно произнёс я.

— Чё делать ты опосля решать будешь. Летна боль! А сейчас к Никанору иди. Там ждать тебя будем, — сказав это, дед направился в дом.

— Погоди тятя, — притормозил я старика. — Пойдём с нами. А то Свирид обдерёт меня как липку, а с тобой он не посмеет наглеть.

Дед откровенно заухмылялся:

— Не хочешь торговаться?

— Не хочу! И вот ещё. Там рядом с нашим домом ещё один дом продаётся, хочу его для Митьки прикупить, тот вроде жениться собирается. Так ты загляни, поторгуйся. Продавца Семён Хренов зовут.

Дед остановился посмотрел на меня подумал немного и сказал:

— Ладно, гляну!

Деда я с собой потащил почти зря. В помещении будущего «кафе-шантана» застали Мадам Иванову с Моней-Эммануелем и Арнольдиком. Для полного комплекта не хватало лишь литератора. Озвучив Свириду Решетникову, свои пожелания по реконструкции помещения и сцены, оставил его на растерзание любителей поторговаться. Сам же благополучно слинял, в твердой уверенности, что мадам с дедом, мозги «бригадиру» строителей заполощут основательно и скидку выбьют.

Довольный тем, что удалось часть работы свалить на Сару, я шагал по заснеженной улице и радовался хорошему дню, свободе и предстоящему безделью. Но как оказалось, радовался я напрасно. Когда подходил к дому, то навстречу мне вырулил городовой второго разряда Горлов Игнат Степанович.

— Здравствуйте Игнат Степанович, — весело поздоровался я. — Куда это вы так спешите?

— Дык, тебя ищу, Ляксей. Велено тебя в управу доставить.

— Вот как! — удивился я. — Кем это велено?

— Карл Оттович распорядился.

— Что прямо так и распорядился, мол, «арестовать и доставить»? — улыбаясь, спросил я.

Видимо или итальянцы нарисовались, или про полёты на параплане спрашивать будет.

— Да нет! Просил сообщить тебе, что ждут тебя в управе, — пошел на попятную городовой.

— Ждуут…! И кто ж меня там ждёт?

— Так знакомец твой, Гурьев Артемий Николаевич. Только он тебя припомнить не может, — сообщил Горлов, подозрительно меня рассматривая.

Это удар под дых. Говорила мама мне, что врать нехорошо, так не послушал я её. Заврался. Но кто же подумать мог, что этот Артемий в Барнауле появится так скоро.

Блин! «А не с итальянцами ли он приехал»? — вдруг осенило меня. А ведь точно. В прошлый раз Кешу Харина посылали, а сейчас кого посерьёзнее подтянули. Хорошо, что Горлов проговорился, и появление Гурьева сюрпризом для меня не будет, но надо Игната успокоить, а то вон как на меня посматривает.

— Да он, поди, и позабыл меня. Что ему какого-то деревенского пацана помнить, — беспечно сообщил я городовому. — Пойдемте Игнат Степанович, негоже таких людей заставлять ждать.

Я развернулся, пристроился к Горлову и мы как добрые приятели потопали в управу.

— Игнат Степанович помните, я вас про дом спрашивал? Не продал еще дом-то дядька Дермидонта?

— Не продал. Я говорил с ним о твоём интересе, ждет он тебя.

— Ну дом покупать я молод ещё. Деду скажу он зайдет, посмотрит. Если его устроит, то и купит.

Так, болтая, дошли до управы. Горлов любезно пригласил меня в кабинет к начальству, но зашёл первый и браво доложил, что приказание выполнено и Алексей Забродин доставлен. Граббе чуть поморщился и сказал:

— Хорошо Игнат. Иди, работай.

Потом глянул на меня, видимо хотел сгладить некоторую неловкость допущенную городовым. Но я не стал дожидаться когда он заговорит и заговорил первым:

— Здравствуйте. Карл Оттович! Здравствуйте, Артемий Николаевич!

Я узнал парня, что вчера на реке подбрасывал шапку при виде меня парящим над их головами. Граббе поздоровался и с интересом уставился на меня и Гурьева, который изумлённо на меня посмотрел и спросил:

— Разве мы с вами знакомы?

— Конечно знакомы, Артемий Николаевич! Но только заочно. Вы же прошлым летом в наше село наведывались и обо мне расспрашивали, а о вас мне рассказывала Феодора Савватеевна. Правда видел вчера я вас, да и вы меня тоже.

— Где же это? — произнёс недоверчиво Гурьев.

— Ну как же, Артемий Николаевич, вы так высоко шапку подбросили, что чуть не сбили меня, когда я над вами пролетал, а ещё и кричали, что-то не по нашему. Мне потом сказали, что это итальянский язык.

— Так это вы там на красном крыле летали? А девушка, что с нами на итальянском здоровалась, кто она? — несколько возбудился Артемий Николаевич.

— Катька Балашова, только она ещё девчонка, пятнадцать лет ей всего. Да вы её наверняка встречали в Сосновке, когда к Феодоре Савватеевне заходили.

— Не помню, — задумчиво произнёс Гурьев.

— Так что вам запоминать деревенских ребятишек. И знаете Артемий Николаевич, я должен просить у вас прощения. Я ваше имя использовал без вашего разрешения.

— Это как так? — нахмурился Гурьев.

— В прошлый приезд я познакомился здесь с купеческой вдовой Дарьей Александровной Зотовой и принял в ней участие, так как после смерти мужа у неё осталось двое детей и долги, к тому же она простудилась и болела. А ко всему прочему ей очень докучал её сосед, некто Хренов, который её домогался. Получив отказ, он стал требовать с неё деньги, которые по его словам, занимал у него муж Дарьи Александровны. Городовой Горлов Игнат Степанович с моей помощью этого Хренова разоблачил. Чтобы оградить Дарью Александровну от дальнейших посягательств я попросил Горлова присмотреть за семейством Зотовых и дабы придать вес своей просьбе сказал, что за неё просят очень влиятельные люди, а поскольку никого из влиятельных людей я не знал, то вспомнил как о вас рассказывала мне Феодора Савватеевна. Вот так и назвал вас.

— Да что вам за дело до этой купеческой вдовы? — вдруг спросил внимательно слушающий мой разговор с Гурьевым помощник исправника.

— Очень похожа Дарья Александровна на… — господи что я несу, вовремя спохватился я. Пришлось выкручиваться. — Впрочем, это не важно! Помочь женщине попавшей в беду долг любого порядочного человека. А Дарья Александровна, ко всему прочему, ещё и очень хороший художник. Ещё раз прошу у вас, Артемий Николаевич, извинения, готов понести любое наказание, только на дуэль меня не вызывайте.

Про дуэль сказал специально, нужно было сбить Артемия с серьёзного настроя и заставить хотя бы улыбнуться. Наверняка идея дуэли взрослого дворянина с крестьянским пареньком покажется ему до смешного нелепой. И действительно, Гурьев в изумлении уставился на меня, а потом захохотал.

— Отчего же я не должен вызывать вас на дуэль? — смеясь, спросил меня Артемий.

— Да боюсь я дуэлей этих до дрожи. Тут намедни в меня один варнак из пистоля пальнул и в ногу попал. Хорошо хоть вскользь пулька прошла, а нога все равно болит. Так уж давайте как-нибудь без дуэлей обойдёмся.

— Хорошо, я не буду вызывать вас на дуэль, — всё ещё посмеиваясь, сказал Гурьев, — но вы должны научить меня летать на этой вашей штуке и познакомить с бесстрашной «амазонкой».

— С Катькой познакомлю. А вот научить вас летать на параплане, так мы эту штуку называем, быстро нельзя, потренироваться нужно.

— Господа вы это обсудите позже. А сейчас вы Алексей мне объясните, что это за полёты такие, — вмешался Граббе.

— Охотно, Карл Оттович. Полётом, в строгом смысле, это назвать нельзя. По сути это мало чем отличается от катания на лыжах с горы. Только если в первом случае лыжи скользят по заснеженному склону под воздействием силы тяжести, то здесь, под воздействием той же силы, вы скатываетесь по воздушной массе, и роль лыж играет устроенное определённым образом крыло из шёлка. А суть одна — вы перемещаетесь из точки которая находится выше в точку, которая находится ниже. И никак иначе.

— Но как же? Я же видел, что вы все взлетали вверх! — воскликнул Гурьев.

— Ну, это как посмотреть. Всё зависит от системы координат.

— Что вы имеете ввиду?

— Если систему координат расположить на поверхности земли, в данном случае на дороге, то в определённый момент вы увидите, что параплан поднимается вверх по оси «Х», но если вы ту же систему координат расположите в воздушном потоке, то увидите что по той же оси «Х» параплан по прежнему снижается.

— Что-то слишком мудрено! — сказал вдруг Карл Оттович.

Заморочив бедным блюстителям порядка голову и видя, что до них не совсем доходит система относительности координат пояснил:

— Вчера для катания на параплане погода была почти идеальная. Не слишком сильный восточный ветерок дул перпендикулярно склону на вершине, которого мы и расположились. Встречая преграду, воздушный поток несколько уплотняется и поднимается вверх, за одним поднимает и нашу игрушку. В безветренную погоду пришлось бы после каждого полёта затаскивать параплан на руках.

Пока Граббе с Гурьевым молчали, осмысливая вываленную на их головы информацию, решил воспользоваться ситуацией и попытался выбить у полицейского чина разрешение на дальнейшие развлечения с парапланом.

— Карл Оттович, я с друзьями хотел бы и дальше тренироваться в катании на нашем крыле. Тем более охотников попробовать себя в этом новом развлечении уже достаточно. Вон даже и господин Гурьев не против прокатиться. Но вызывать нездоровую ажиотацию среди обывателей мне не хочется. Нельзя ли каким либо образом получить в вашем ведомстве разрешение на это дело. Тем более в будущем я хочу приспособить к параплану мотор, и тогда полет будет настоящим, то есть от направления ветра не зависящим и горка, чтобы взлететь не понадобится.

Граббе помедлил с ответом, поглядывая то на меня то на Гурьева и наконец произнёс:

— Я обдумаю вашу просьбу, посоветуюсь с городскими властями и потом дам ответ. Похвально, что вы проявляете благонравие и благоразумие. Но пригласил вас я не за этим. Вот посмотрите и по возможности прокомментируйте.

С этими словами он подал мне телеграфный бланк. Я, подозревая какой-то подвох, осторожно взял бланк и прочитал на полосках бумаги текст, смысл которого был прост. Барнаульской полиции предписывалось: первое — под благовидном предлогом задержать в Барнауле иностранцев, которых сопровождают тюменские полицейские Гурьев и Евтюхов; второе — доставить в Барнаул из села Сосновки Забродина Алексея и Новых Феодору Савватеевну и поселить в гостиницу. До приезда некого Мещерякова А. В. больше в отношении указанных лиц никаких действий не предпринимать.

Вот же Россия-матушка! Написал какой-то высокий чин доставить и, ведь, доставили бы и скорее всего под конвоем. А всего лишь большому чиновнику неохота ехать в какую-то зачуханную деревушку. Как там у вождя: «страшно далеки они от народа» вот и огребутся по полной лет через тридцать.

— Позвольте вопрос Карл Оттович?

— Спрашивайте, — разрешил помощник исправника.

— Мещеряков А. В. — это кто?

Тот посмотрел на меня как на человека сморозившего глупость, но ответил:

— Мещеряков Арсений Владимирович — один из заместителей директора Департамента полиции.

Вот как! Заплыла, значит, в наш тихий деревенский прудик пара щук с большой воды и начнут они из бедной козявки «голенище кроить». А тут ещё и Карл Оттович смотрит неприветливо, ответа ждёт.

— Большой человек! — констатировал я очевидный факт. — Так вы уже один приказ выполнили. Я в Барнауле, Новых Феодора Савватеевна тоже здесь. А если Артемий Николаевич приезжим итальянцем шепнёт, что Алексей Забродин, житель села Сосновки, находится в данный момент в городе и никуда уезжать не собирается, то и второй приказ будет выполнен. После этого сообщения вы их из города не выгоните. И скорее всего они предпримут всё, чтобы встретиться со мной в самое ближайшее время.

Граббе с нескрываемым удивлением, смешанным со скепсисом произнес:

— Да откуда же они о вас прознали, и что им от вас понадобилось такого важного, что даже из Рима в нашу глушь приехали?

— Полагаю, что им надо тоже самое, что и господину Мещерякову. А узнали они про меня из моего же письма, которое я год назад послал одному ватиканскому аббату.

Тут оба полицейских уставились на меня с изумлением и недоверием. Они, похоже, полагали, что подросток из глухой сибирской деревни не может, не то чтобы писать, а даже знать о существовании Ватикана и римского папы.

— А что так мелко, писали бы уж сразу самому папе римскому, — произнес, наконец, Граббе.

— Я бы написал, но тогда такой нужды не было, — без улыбки сказал я. — Давайте я вам расскажу с чего началась эта итальянская эпопея.

— Да уж сделайте милость, разъясните.

— Год назад, к Феодоре Савватеевне заявилась парочка этнографов из Итальянского Географического общества. По крайней мере, в их документах так и было записано. Правда, по виду и по поведению они больше походили на вульгарных бандитов, чем на учёных. Едва переступив порог, они потребовали, чтобы женщина продала им некий «ларец Парацельса». Когда та оказалась, то ребята повели себя очень нагло.

— Вы — то откуда это знаете? — решил уточнить Граббе.

— А я там был. Я, мой друг Архип Назаров и Екатерина Балашова как раз в это время находились в доме Феодоры Савватеевны, когда эти европейские наглецы в сопровождении некого Иннокентия Харина завалились к ней в хату.

— И что же вы там делали?

— Архипка с Катькой рецепты отваров записывали, а я в ступке растирал какой-то «жабий корень». Из этого корня очень забористый порошочек получился.

— Про порошочек вы в другой раз расскажете. Давайте об иностранцах, — оборвал мои разглагольствования помощник исправника.

— Да там ничего особо интересного не случилось. Просто когда они решили попугать девчонку, чтобы с её помощью сделать хозяйку посговорчивей, пришлось их на время лишить сознания и связать.

— Вот как! И кто же это сделал? — справедливо засомневался в правдивости моего рассказа Карл Оттович.

— Я и сделал. Понимаете, после того как несколько лет назад я не смог защитить свою мать, то стал сильно нервничать, когда кто-то пытается причинить вред близким мне людям. А когда этот урод хотел Катьку за косу ухватить, меня как переклинило. Опомнился — вижу: эти двое на полу валяются, а Кеша Харин только глазами лупает. Я тогда крикнул Архипке, чтобы тот за дедом сбегал, а сам ухват схватил и хотел на всякий случай Кеше на голове проборчик поправить, но не понадобилось.

— И почему же? — не удержался от вопроса Артемий Николаевич.

— Да ваш малохольный Кеша решил задержать Архипку, когда тот за дедом побежал.

— Ну и как, задержал?

— Задержал! На свою голову. Видите ли, мы с позапрошлого лета тренируемся с друзьями. Английский бокс изучаем, борьбу, ну и на турнике подтягиваемся. Архипка же из нас самый лучший в борьбе. Вот он и скрутил вашего Иннокентия как младенца, и если бы я его не остановил, то и руку бы ему сломал или вывихнул. А потом мы его связали и на лавку посадили. Иностранцев, всё еще не пришедших в себя, тоже связали. А после того как Савватеевна над ними поработала, они стали совсем смирные. К этому времени и дед мой подошёл, а у него не забалуешь. Тогда мы их всех и развязали.

— Как вы смогли справиться с этими двумя? — спросил Граббе. Похоже он не мне не верил и хотел подробностей.

— Да я и не помню почти ничего. Это потом Архипка с Савватеевной мне рассказали, что сначала я зачерпнул из ступки горсть толчёного порошка и кинул в глаза жлобу, который покусился на Катьку. Швырнул пестик в затылок другому. Потом заскочил на стол и врезал ступкой уроду по залитой слезами и соплями морде. Как я их не убил, не знаю. То ли головы у них крепкие, то ли сил у меня было тогда маловато.

— Вы сказали, что Новых над связанными иностранцами поработала. Что это означает? — докапывался до сути Граббе.

— Так она же экстрасенс сильный, — простодушно заявил я.

— Экстрасенс? — недоумённо спросил помощник исправника.

Чёрт! Они же, наверное, и слова-то такого не знают. Что там было? Медиум? Нет, это вроде с тем светом связываются — духов вызывают. Магнетизм? Точно магнетизм! Теория Мессмера!

— Ну да. Она же магнетизмом обладает. Вот и успокоила иностранцев флюидами.

— А почему она не воспользовалась своим магнетизмом до того как вы иностранцев избили и связали? — всё ещё сердился, не ожидавший ничего хорошего от приезда начальства помощник исправника.

— Точно не знаю, но полагаю, что хорошо зафиксированный итальянец, гораздо лучше поддаётся влиянию магнетизма, чем свободно размахивающий руками. Главное, что после всех этих перипетий, мы с иностранцами замирились, они приобрели то зачем приезжали и даже написали расписку в получении этого снадобья.

— И где же та расписка? — осведомился Граббе.

— Расписка у госпожи Новых. И если возникнет такая необходимость, будет предъявлена.

— С распиской ясно! Дальше-то что было?

— Поскольку мне показалось, что у нас здесь и своих варнаков хватает, а иностранные лишними будут, то я написал письмо тому, кто их к нам послал — некому аббату Бальцони. В письме я настоятельно попросил больше таких болванов к нам не присылать. Ну и кое-что им напредсказывал.

— Это всё ваши сны? — живо заинтересовался Артемий.

— В какой-то мере да. Но я бы не хотел вдаваться в подробности до приезда господина Мещерякова.

— Хорошо! — вдруг согласился Граббе. — Единственный вопрос. какое отношение вы имеете к некому Сивому?

— К Сивому! — засмеялся я. — Должен вас, Карл Оттович, разочаровать. К упомянутому вами Сивому я не имею никакого отношения. Скажу больше, скорее всего Сивого, как личности и «ивана» не существует. Я тут провёл своё небольшое расследование и выяснил, что слух про Сивого первым запустил, допившийся до белой горячки, Дермидонт Хренов. А ваши подчинённые, расспрашивая об этом Сивом людей, только способствовали распространению этих слухов. Ну а я лишь, как в случае с Артемием Николаевичем, воспользовался этим именем, чтобы придать себе вес в глазах начинающих бандитов.

— Так вы полагаете, что Сивый это выдумка? — скептически произнёс Граббе.

— Да я почти уверен в этом! Но если мне будет позволено дать вам небольшой совет… — замялся я, выжидательно глядя на помощника исправника.

— Совет? — непритворно удивился Граббе и насмешливо продолжил. — Ну что ж давайте ваш совет. Послушаем.

— Если этот Сивый не объявится, то создайте его. С помощью такой уловки вы сможете контролировать преступность, во вверенном вам городе, достаточно долгое время. Как говориться: «Не можешь предотвратить, возглавь!».

— Гм! — помолчав некоторое время, произнес помощник исправника. — Неожиданный совет. А вы не находите, что это попахивает провокацией.

— Карл Оттович, ведь это всего лишь совет. Вы можете плюнуть на него и забыть.

— Могу, могу…. — пробормотал задумчиво Граббе, но опомнившись сказал:

— Господин Забродин можете быть свободны. Артемий Николаевич и вы ступайте.

Оставшись один он взял со стола карандаш и, подвинув поближе очередное донесении попытался читать, но поймав себя на том что не понимает смысл прочитанного, отложил это занятие и пробормотав:

— Ишь, забыть! Не забывается! — и, отложив карандаш, крикнул. — Семенов!

— Пригласи-ка ко мне Кабанова Аркадия Захаровича. — сказал он явившемуся на зов уряднику.

Традиция.