Николай II

ГЛАВА 1 3 ПРЕДВОЕННЫЕ АФЕРЫ

Как рыба гниет с головы, так и все великие империи начинали разлагаться со столицы. Вспомним Рим IV века, Константинополь начала XV века. Нечто подобное происходило и в Петербурге в 1912–1914 гг. Понятно, что лучше современника об этом никто не скажет: «В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.

В городе была эпидемия самоубийств. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимавших кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно — роскошь и женщины. Разврат проникал всюду, им был, как заразой, поражен дворец»[70].

Это писал граф Алексей Николаевич Толстой. А теперь обратимся к воспоминаниям великого князя Александра Михайловича: «Все в Петербурге было прекрасно. Все говорило о столице российских императоров.

Золотой шпиль Адмиралтейства был виден издали на многие версты. Величественные окна великокняжеских дворцов горели пурпуром в огне заката. Удары конских копыт будили на широких улицах чуткое эхо. На набережной желтые и синие кирасиры на прогулке после завтрака обменивались взглядами со стройными женщинами под вуалями. Роскошные выезды с лакеями в декоративных ливреях стояли перед ювелирными магазинами, в витринах которых красовались розовые жемчуга и изумруды. Далеко за блестящей рекой с перекинутыми через воду мостами громоздились кирпичные трубы больших фабрик и заводов. А по вечерам девы-лебеди кружились на сцене Императорского балета под аккомпанемент лучшего оркестра в мире.

Первое десятилетие XX века, наполненное террором и убийствами, развинтило нервы русского общества. Все слои населения империи приветствовали наступление новой эры, которая носила на себе отпечаток нормального времени. Вожди революции, разбитые в 1905–1907 годах, укрылись под благословенную сень парижских кафе и мансард, где и пребывали в течение следующих десяти лет, наблюдая развитие событий в далекой России и философски повторяя поговорку: «Чтобы дальше прыгнуть, надо отступить».

А тем временем и друзья, и враги революции ушли с головой в деловые комбинации. Вчерашняя земледельческая Россия, привыкшая занимать деньги под залог своих имений в Дворянском банке, в приятном удивлении приветствовала появление могущественных частных банков. Выдающиеся дельцы Петербургской биржи учли все выгоды этих общественных настроений, и приказ покупать был отдан.

Тогда же был создан знаменитый русский «табачный трест» — одно из самых больших промышленных предприятий того времени. Железо, уголь, хлопок, медь, сталь были захвачены группой петербургских банкиров. Бывшие владельцы промышленных предприятий перебрались в столицу, чтобы пользоваться вновь приобретенными благами жизни и свободой. Хозяина предприятия, который знал каждого рабочего по имени, заменил дельный специалист, присланный из Петербурга. Патриархальная Русь, устоявшая перед атаками революционеров 1905 года, благодаря лояльности мелких предпринимателей отступила перед системой, заимствованной за границей и не подходившей к русскому укладу.

Это быстрое изменение форм собственности в стране, далеко опередившее ее промышленное развитие, положило на бирже начало спекулятивной горячке. Во время переписи населения Петербурга, устроенной весной 1913 года, около 40 тысяч жителей обоего пола были зарегистрированы в качестве биржевых маклеров.

Адвокаты, врачи, учителя, журналисты и инженеры были недовольны своими скучными профессиями. Казалось позором трудиться, чтобы зарабатывать копейки, когда открывалась полная возможность делать десятки тысяч рублей па марже купли-продажи двухсот акций «Никополь-Мариупольского металлургического общества».

Выдающиеся представители петербургского общества включали в число приглашенных видных биржевиков. Офицеры гвардии, не могшие отличить до сих пор акций от облигаций, стали с увлечением обсуждать неминуемое поднятие цен на сталь. Светские денди приводили в полное недоумение книгопродавцов, покупая у них книги, посвященные сокровенным тайнам экономической науки и толкованию смысла ежегодных балансов акционерных обществ. Светские львицы начали с особым удовольствием представлять гостям на своих журфиксах «прославленных финансовых гениев из Одессы, заработавших столько-то миллионов на табаке». Отцы церкви подписывались на специальные финансовые издания, и обитые бархатом кареты архиепископов виднелись вблизи бирж.

Провинция присоединилась к спекулятивной горячке столицы, и к осени 1913 года Россия из страны праздных помещиков и недоедавших мужиков превратилась в страну, готовую к прыжку, минуя все экономические законы, в царство отечественного Уолл-стрита!

Будущее империи зависело от калибра новых загадочных пришельцев, которые занялись судьбой ее финансов. Каждый здравомыслящий финансист должен был сознавать, что, пока русский крестьянин будет коснеть в невежестве, а рабочий ютиться в лачугах, трудно ожидать солидных результатов в области развития русской экономической жизни. Но близорукие дельцы 1913 года были мало обеспокоены отдаленным будущим. Они были уверены, что сумеют реализовать за наличные все ими приобретенное до того, как грянет гром…»

Замечу, что великий князь никогда не читал Алексея Толстого, а граф даже не знал о «Воспоминаниях» Александра Михайловича. Тем не менее они представили нам одну и ту же картину всеобщего разложения и затишья перед бурей.

Как уже говорилось, после Русско-японской войны началось перевооружение русской артиллерии, и иностранные банки вступили в борьбу за контроль над русскими пушечными заводами. Важную роль в этой борьбе играл и Русско-Азиатский банк, созданный в 1910 г. путем слияния Русско-Китайского банка и Северного банка. Обратим внимание, Северный банк был… петербургским отделением французского банка Societe Generale. Ну, а Русско-Китайский банк в значительной степени контролировался Парижско-Нидерландским банком и банком «Лионский кредит».

Русско-Азиатский банк к 1914 г. стал крупнейшим банком России, а к 1917 г. он контролировал свыше 160 русских заводов и фабрик. Во главе банка с 1910 г. бессменно стоял Алексей Иванович Путилов, дальний родственник умершего в 1880 г. основателя Путиловского завода Николая Ивановича Путилова.

В 1912 г. Русско-Азиатский банк установил свой контроль над обществом Путиловских заводов и за два года превратил его в организационный центр мощной военно-промышленной группы, куда также вошли товарищество Невского судостроительного и механического завода, Русское общество для изготовления снарядов и военных припасов, Общество русско-балтийских судостроительных и механических заводов, Общество механических гильзовых и трубочных заводов П. В. Барановского и ряд других предприятий.

Между правлением Путиловского завода и правлением завода Шнейдера было заключено секретное соглашение. Согласно ему правление Путиловского завода, а фактически — Русско-Азиатского банка должно было делать все, чтобы на вооружение русской армии принимались исключительно орудия системы Шнейдера. В свою очередь французы обещали передавать свои технические «ноу-хау» Путиловскому заводу.

В 1912 г. принимается «Программа судостроения для Балтийского флота», на которую предполагалось истратить 421,1 млн рублей. Причем если в 1912 г. было фактически израсходовано 6,5 млн рублей, то в 1915 г. — 59,8 млн, а дальше — по нарастающей. Для реализации программы 1912 г. требовалось свыше пятидесяти 356-мм (14-дм) орудий в 52 клб для четырех линейных крейсеров типа «Измаил», многие сотни 130/55-мм и 107/60-мм орудий для крейсеров и эсминцев.

Мало того, в 1911–1914 гг. были составлены проекты новых гигантских линкоров, вооруженных двенадцатью 406-мм орудиями. В августе 1911 г. Морское ведомство предложило крупным зарубежным артиллерийским фирмам сообщить, на каких условиях они «взялись бы построить в России орудийный завод», и уже к октябрю 1912 г. получили несколько ответов. Так, фирма Виккерса предложила создать завод крупных орудий «вдали от границ и в районе добычи топлива». Ее представитель П. И. Балинский начал переговоры с Морведом и министром финансов Коковцевым. Последний, по словам Балинского, «отнесся сочувственно к нашей идее, но поставил непременным условием участие в этом деле русских банков — Учетного и ссудного и Международного».

Естественно, что Русско-Азиатский банк не пожелал отдать своим британским конкурентам столь выгодный заказ.

Поэтому Русско-Азиатский банк предложил переоборудовать Пермский завод для производства корабельной артиллерии калибра 102–406 мм.

Тут следует сделать маленькое отступление. Еще в 1910 г. Горный департамент предложил модернизировать Пермский завод с тем, чтобы он мог выпускать 356/52-мм пушки, ну, а о 16-дм пушках тогда еще никто и не думал. Эти предложения одобрил Совет министров, и законом от 23 июня 1913 г. было определено отпустить средства для перевооружения Пермских пушечных заводов для изготовления предметов артиллерийского вооружения и оборудования полигона при заводе на общую сумму в 10 628 тыс. рублей. Замечу, что главная часть ассигнований в размере 4 831 тыс. рублей имела назначение установить на Пермских заводах оборудование для производства орудий самых крупных калибров до 12 единиц в год.

И вот теперь Русско-Азиатский банк и фирма Шнейдера потребовали пересмотреть это решение. Представители Русско-Азиатского банка 26 июля 1912 г. ходатайствовали перед правительством о передаче Пермского завода в аренду на 20 или на 36 лет специально организуемому ими обществу, которое и занялось бы переоборудованием завода, предрешенным правительством в 1910 г. Пополнив технические средства значительно устаревшего завода, арендаторы уже через полгода наладили бы выпуск в Мотовилихе 14-дм орудий.

Это предложение Русско-Азиатского банка об аренде «встретило возражение со стороны министра торговли и промышленности С. И. Тимашева, настоявшего на обсуждении вопроса в междуведомственном совещании. Тогда указывалось, что подобное предложение противоречит высочайше утвержденному плану», согласно которому «Пермские заводы должны быть переоборудованы за счет казны и не могут передаваться в частные руки»[71].

В борьбе за контроль над Пермскими заводами главным аргументом была не техническая выгода, а взятки. «В глазах думского деятеля Б. А. Энгельгардта взятка сыграла свою роль, когда правительство делало выбор между предложениями Виккерса и Шнейдера. Он слышал, что вел. кн. Сергей Михайлович на великосветском рауте, «не без оттенка зависти»… заявил: «Не знаю, который, Григорович или Сухомлинов, а хапнули здорово». Но и Сухомлинов в свою очередь говорил о великом князе: «Не знаю, кто тут хочет хапнуть? Сам Сергей Михайлович или его Кшесинская?»[72].

Британский инженер В. С. Фуллер утверждал, что поддержка Сухомлиновым проекта Виккерса — РАОАЗ была «куплена и оплачена. Виккерс, по меньшей мере, один раз уплатил министру 50 тыс. в 1913 г., а возможно — и еще не раз»[73].

Не осталась в долгу и фирма Шнейдера, которая заплатила 3 млн франков великой княгине Марии Павловне «за ее усердия» по лоббированию концессии в Морском ведомстве. Британский посол Дж. Бьюкенен 7 (20) марта 1913 г. доложил об этом Э. Грею секретной депешей. По его словам, представитель фирмы Шнейдера в то время «дневал и ночевал» у Марии Павловны.

На исход дела мог также повлиять и проживавший в Англии великий князь Михаил Михайлович, в 1910 г. бывший весьма дружен с Альбертом Виккерсом и коротавший с ним время на охоте и рыбалке. Замечу, оба занимали важные должности в масонских ложах.

Ну, а морского министра Ивана Константиновича Григоровича в петербургском «свете» именовали не иначе как «Вор Ворович». Советский историк К. Ф. Шацилло писал, что после 1921 г., оказавшись за границей, Григорович «не раз получал крупные суммы денег» от Виккерса и Э. Нобеля[74].

Мэтры истории обожают крылатую фразу: «История НЕ знает сослагательного наклонения». Но, тем не менее, попробуем представить, что было бы, если бы фирмы Виккерса и Шнейдера занялись реконструкцией Пермского завода. Собственно, и фантазировать тут нечего, достаточно взглянуть на историю Царицынского орудийного завода, принадлежавшего «Русскому акционерному обществу артиллерийских заводов» (РАОАЗ). Ну, а РАОАЗ находилось под полным контролем фирмы Виккерса.

Вопрос о строительстве частного артиллерийского завода был решен еще 5 ноября 1912 г на заседании Особого комитета под председательством министра финансов В. Н. Коковцева. Строительство завода в Царицыне было начато в 1913 г. По условиям контракта, заключенного 7 сентября 1913 г., РАОАЗ обязалось построить в Царицыне новый завод и выполнить заказ на морские и береговые орудия: 36 — 14-дм, 30 — 8-дм и 101 — 130-мм, всего на 10,6 млн рублей. Срок начала сдачи орудий был установлен 1 сентября 1915 г.

В начале лета жандармское управление Царицына доносило в Министерство внутренних дел: «Царицынский орудийный завод на июль 1915 года никакой продукции не производит. Директор завода, который одновременно является директором Сормовских заводов, В. П. Ивицкий в Царицыне не бывает. Постоянно проживает в Петрограде. Во главе завода стоит вице-директор Е. Г. Крушель… Он приглашен сюда с московского завода Бромлея, который никакого отношения к производству артиллерии не имеет. Руководство Ивицкого и Крушеля неблагоприятным образом отразилось на ведении дел». Но это обстоятельство не помешало акционерам в первый же год существования «несуществующего» завода получить без малого полмиллиона рублей прибыли и отчислить 2 р. 50 коп. дивиденда на каждую акцию[75].

Особое совещание по обороне государства направило в Царицын специальную комиссию. Доклад оной комиссии заканчивался словами: «В настоящее время израсходовано на содержание и оборудование завода (по кассовой книге) 20 миллионов рублей, но не может быть и речи об использовании его для нужд фронта»[76].

17 февраля 1916 г. у помощника морского министра вице-адмирала П. П. Муравьева состоялось первое заседание по вопросу целесообразности приобретения Орудийного завода. Совещание предложило: «Царицынский орудийный завод приобрести в казну Морским министерством с тем, что потребность Военного ведомства в крупнокалиберной артиллерии (пушки) будет удовлетворяться Морским ведомством»[77].

Значительная часть полученных из Англии станков для РАОАЗ была передана Сормовскому заводу, где началось производство 3-дм полевых пушек образца 1902 г.

Итак, к 7 ноября 1917 г. вопрос о приобретении в казну Царицынского завода так и не был решен. Ну, а 7 мая 1918 г. Совнарком постановил национализировать Царицынский завод.

Что же касается Путиловского завода, то, по признанию Алексея Путилова, его правление к августу 1914 г. довело дефицит до 33 млн рублей. И уже в феврале 1915 г. в Совете министров обсуждался вопрос о секвестре завода. Из-за ряда причин, в основном бюрократического характера, завод был секвестирован осенью 1916 г.