Николай II

ГЛАВА 8 ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

О направлении внешней политики Петра I, Екатерины И, Александра I, Николая I, Александра II и Александра III написано немало. Но что можно узнать о направлении политики Николая II? Увы, просто не было никакого направления. Точнее, политическая стрелка бессистемно вращалась под действием объективных и субъективных факторов, а в критические моменты (1897 г., 1914 г., 1917 г.) ее попросту трясло с периодом в несколько часов. Внешнюю политику Николая II можно сравнить лишь с политикой Павла I. Кстати, Николай был первым царем, благожелательно относившимся к Павлу.

Но даже по сравнению с Павлом у Николая во внешнеполитической области была «легкость в мыслях необыкновенная». «Однажды Индия станет нашей», — писал Николай отцу во время своего путешествия на Дальний Восток. И Александр III сделал на письме следующую пометку: «Думать об этом всегда, но никогда не говорить вслух».

В 1899 г. Англия напала на республику Трансвааль в Южной Африке. Николай II вполне благожелательно писал английской королеве Виктории: «Не могу высказать Вам, как много я думаю о Вас, как Вас должна расстраивать война в Трансваале и ужасные потери, которые уже понесли Ваши войска. Дай Бог, чтобы это скоро кончилось». Почти одновременно (21 октября 1899 г.) он написал письмо сестре Ксении: «Ты знаешь, милая моя, что я не горд, но мне приятно сознание, что только в моих руках находятся средства в конец изменить ход войны в Африке. Средство это — отдать приказ по телеграфу всем Туркестанским войскам мобилизоваться и подойти к границе. Вот и все! Никакие самые сильные флоты в мире не могут помешать нам расправиться с Англией именно там, в наиболее уязвимом для нее месте. Но время для этого еще не пристало».

Японцев же царь откровенно презирал и называл макаками. За несколько дней до войны он заявил японскому послу: «Япония кончит тем, что меня рассердит». О японской армии Его Величество изволили выразиться: «Все-таки это не настоящее войско, и если бы нам пришлось иметь с ними дело, то… от них лишь мокро останется». На балу на вопрос дамы, будет ли война, Николай изрек: «Войны не будет, поскольку я этого не хочу». А через пару часов пришло сообщение о нападении японцев на Порт-Артур.

12 января 1917 г. посол Англии Джордж Бьюкенен имел последнюю аудиенцию у царя. Вот как он ее описал: «Ваше величество! Позвольте мне сказать, что перед вами открыт только один верный путь, это — уничтожить стену, отделяющую вас от вашего народа, и снова приобрести его доверие». Император выпрямился во весь рост и, жестко глядя на меня, спросил: «Так вы думаете, что я должен приобрести доверие своего народа, или что он должен приобрести мое доверие?»

Представим на секунду, что хотя бы один из таких перлов выдал бы Ленин, Сталин или Брежнев. Да об этом сто лет долдонили бы «свободные» СМИ.

Термин «психологическая война» получил распространение лишь после Второй мировой войны, но психологическую войну вели еще античные государства задолго до нашей эры. Одной из важнейших составляющих успеха Екатерины Великой было блестящее ведение психологической войны. Немного упрощая, можно сказать, что основа психологической войны — это дискредитация противника во всех областях и обоснование справедливости и законности собственных действий.

После Екатерины II Россия до 1917 г. постоянно терпела жесточайшие поражения в психологической войне, причем не столько из-за мастерства противника, сколько из-за глупости или наивности своего руководства. Кому не нравится слово «глупость», пусть заменит его негибкостью ума, неспособностью просчитать последствия своих действий и т. п.

Поражение в психологической войне имеет далеко идущие последствия, которые могут сказаться через десятки лет. Так, поражение в психологической войне в 1854–1856 гг. стало одной из основных причин поражения в войне с Японией в 1904–1905 гг. Воспользовавшись технической отсталостью русской армии и флота, Англия и Франция в ходе Крымской войны получили полную свободу действий на море. Казалось бы, обладая абсолютным превосходством в силах и не имея причин для мести (не Россия начинала войну), союзные флоты должны были соблюдать нормы морского права. Случилось, естественно, наоборот — начался обычный разбой. За неимением крупных русских торговых судов союзники, как на Балтике, так и на Черном море, захватывали или топили шаланды, «полные кефали», и барки с зерном, принадлежавшие частным лицам. Я говорю, естественно, не потому, что английские и французские капитаны отличались особой жестокостью, их просто охватила жажда легкой наживы и полной безнаказанности. В 1854 г. союзная эскадра целый день громила торговый город Одессу, где до войны не было ни одного военного объекта. А в 1855 г. союзники прорвались через Керченский пролив и начали планомерный грабеж в незащищенных маленьких городках и поселках на берегах Азовского моря. Никаких войск там и в помине не было, а пострадало в основном частное, а не государственное имущество (потоплены баржи и люди, сожжены частные дома, амбары с товарами и др.).

Не лучше вели себя союзники и на Балтике. Вот что писали современники. «Между Ревелем и Нарвою высадились неприятельские стрелки, и когда единственными встреченными ими лицами оказались две бабы в поле, бросившиеся, разумеется, опрометью бежать, то стрелки сделали по ним залп и, убивши одну наповал, вернулись в свои шлюпки», «18 мая на рейде беззащитного Брагестада появились три английских парохода, зажгли городскую верфь и стоявшие в гавани купеческие суда, затем высадили до 100 человек десанта, который обшарил все магазины города и с «трофеями» возвратился к себе».

В июне 1854 г. 10 союзных кораблей появились в Белом море. Россия там не имела ни одного боевого корабля и почти никаких сухопутных войск. Первым боевым крещением союзников был захват двух людей (крестьянина Ситкина и мещанина Ломова) с грузом муки. 14 июня три союзных корабля захватили кочмару крестьянина Ильина с грузом трески. 29 июня английский винтовой корвет остановился против одинокой рыбацкой избушки между селениями Чаванским и Кузонемском. Два офицера и 15 матросов вломились в избушку, отняли у крестьянина Василия Климова ружье, три ножа, 50 саженей бечевы, 15 деревянных ложек, бумажный кушак, головной убор жены, прихватили с собой корову и теленка и ушли. 18 сентября во время отсутствия жителей, ушедших на рыбный промысел, английский десант сжег Екопский лопарский погост.

6 июля 1854 г. два английских парохода, вооруженные 28 пушками, подошли к Соловецкому монастырю и начали бомбардировку. Регулярных войск в монастыре не было. Но по призыву архимандрита Александра на защиту святыни встали монахи и местные жители. Монастырь начал отвечать из древних пушек времен Ивана Грозного и Алексея Михайловича. Английский капитан Омманей прислал ультиматум «командующему цитаделью» сдать «цитадель» и прислать свою шпагу. Отец Александр резонно ответил, что шпаги у него нет, а монастырь сдавать он не будет. После двухдневной бомбардировки и неудачной попытки высадить десант английские корабли ушли.

Чем же ответило русское правительство? Ну не было сил ответить контрударом, так почему бы ни закричать: помогите, грабят?! Почему не отправить в Европу фотографии сожженных деревень, убитых женщин и детей? Почему не представить нейтральным государствам и дипломатам ограбленных купцов и изнасилованных женщин? Увы, все было наоборот. Когда русские газеты начали писать о зверствах англичан и называть их пиратами, то министр иностранных дел Нессельроде (безродный космополит на русской службе) категорически запретил печатание таких статей. Не был поднят вопрос об английском пиратстве и на Парижском конгрессе в 1856 г. Мало того, Россия подписала несколько соглашений о войне на море, которые практически лишали ее права вести войну на коммуникациях Англии. А ведь у России была почти неуязвимая в моральном и политическом плане позиция — или прекращение пиратства английского флота и выплата компенсаций пострадавшим частным лицам, или отказ от участия в каких либо военно-морских соглашениях. На первое Англия никогда бы не пошла, а во втором случае уход с конференции такой великой державы не заинтересовывал ряд других стран и вполне мог привести к срыву любых соглашений по морскому праву. Во всяком случае, в любом варианте у России руки оставались свободными.

Надеяться, что когда-либо Англия будет соблюдать хоть какие-то правила войны на море, могли лишь умственно ограниченные и не знающие истории люди. Англичане громче всех кричали о морском праве, а сами нарушали его в 1914–1918 гг. и в 1939–1945 гг. куда больше, чем в Крымскую войну или во времена «королевских пиратов» типа сэра Фрэнсиса Дрейка.

Как же должен был воевать наш флот в Русско-японскую войну? Да так же, как и англичане с американцами в 1941–1945 гг. против Японии. В 1941 г. их адмиралы отдали приказ: «Sink them all» («Топи их всех»), что и было выполнено. Таким образом, англичане с американцами без предупреждения топили все торговые суда на огромных просторах Тихого океана от атолла Мидуэй до берегов Китая и от Новой Гвинеи до Камчатки. Их жертвами помимо японских стали сотни нейтральных судов, в том числе и несколько советских. И что, сейчас американцы скрывают этот разбой, стыдятся, извиняются? Ничуть нет. Бывший командующий подводным флотом США на Тихом океане адмирал Локвуд даже назвал свои мемуары «Топи их всех». О мирных же японских городах, испепеленных напалмом или ядерными бомбами, и речи нет. Хотя заметим, ни одна японская или германская бомба не упала на американские города.

В 1904–1905 гг. Япония играла почти без правил, а русский флот царь и его бездарные министры заставили играть по правилам, написанным англичанами.

Летом 1898 г. царь Николай решил начать борьбу за «обуздание гонки вооружений». 12 августа 1898 г. послам, аккредитованным в Петербурге, была вручена нота МИДа России, где было сказано: «Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелел мне обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем дворе, с предложением о созвании конференции в видах обсуждения этой важной задача. С Божьей помощью конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века». В ноте предлагалось заморозить на несколько лет личный состав и материальную часть сухопутных армий, установить процентное соотношение между численностью армии и численностью населения, а также между военными расходами и бюджетом каждой страны.

Ведущие страны Европы в это время активно готовились к войне, и их правительства заявили, что инициатива России представляет, по меньшей мере, несвоевременную акцию.

30 декабря 1898 г. русский МИД обратился к европейским государствам с новой нотой. В ней была разработана конкретная программа ограничения вооружений.

1. Соглашение о сохранении на известный срок настоящего состава сухопутных и морских вооруженных сил и бюджетов на военные надобности.

2. Запрещение вводить новое огнестрельное оружие и новые взрывчатые вещества.

3. Ограничение употребления разрушительных взрывчатых составов и запрещение пользоваться метательными снарядами с воздушных шаров.

4. Запрещение употреблять в морских войнах подводные миноносные лодки (тогда еще производились с ними первые опыты).

5. Применение Женевской конвенции 1864 г. к морской войне.

6. Признание нейтральности судов и шлюпок, занимающихся спасением утопающих во время морских боев.

7. Пересмотреть декларации 1874 г. о законах и обычаях войны.

Принятие начала применения добрых услуг посредничества и добровольного третейского разбирательства: соглашение о применении этих средств; установление единообразной практики в этом отношении.

Результатом второй ноты, с известной натяжкой, можно назвать совещание представителей 27 стран в городе Гаага (Голландия) летом 1899 г. Итогом деятельности конференции было учреждение действующего и поныне Гаагского международного суда и принятие декларации о запрещении разрывных пуль, метания взрывчатых снарядов с воздушных шаров, употребления снарядов с удушающими газами.

Трудно поверить, что Николай II или его окружение допускали хотя бы 1 % вероятности принятия 1-й или 2-й «миротворческих нот». В искренность царя никто не верил ни в России, ни за рубежом. Но и те куцые ограждения, принятые Гаагской конференцией, были крайне невыгодны России и дали возможность генералам-ретроградам тормозить развитие военной техники, тем более что, видимо, Россия была единственной страной, которая их соблюдала. Так, запрещение разрывных пуль привело к решению иметь минимальный калибр оружия для разрывных снарядов 37 мм. Применение разрывных пуль не могло дать существенного превосходства ни одной из сторон. А вот ограничение калибра орудия 37 мм фактически затормозило в России работы над развитием автоматических пушек.

На этом миротворческая деятельность Николая закончилась.

Историю России невозможно понять без анализа отношения Европы к Русскому государству. Говоря «Европа», мы подразумеваем правительства ведущих европейских государств, прессу и общественность (аристократию, ученых, писателей, капиталистов). К великому сожалению, ни русские, ни советские историки ни разу не попытались дать оценку отношения Европы к России в целом, хотя бы за последние 300 лет. Увы, это, скорее всего, делалось с умыслом, поскольку общая оценка оказалась бы крайне негативной. В Европе последние 400 лет царила русофобия, изредка прерываемая короткими периодами искусственного русофильства, связанного с необходимостью союза с Россией. Кстати, впервые спонтанные симпатии населения европейских стран к России возникли после 1917 г. Но это уже были симпатии не к России, а к ее социальным преобразованиям.

Негативное отношение Европы к России обусловлено десятками факторов. Главным из них являлось и является православие. Ведь именно православная Россия остановила крестовый поход католицизма на Восток. Нетрудно предположить, что, не дай Россия отпор крестоносцам на Неве и Чудском озере, католические миссионеры, а за ними и рыцарские ордена дошли бы и до Тихого океана. Недаром из глубины веков дошла до нас русская пословица: «Если б не хан Крымский, да не папа Римский».

Мешало русское православие и экономической экспансии Европы по Северному морскому пути, по Волге в Персию и т. д.

Важным фактором была и боязнь европейских правителей иметь рядом могущественного соседа.

Козырной картой в психологической войне против России было и российское самодержавие, доведенное до абсурда. Европейцы не могли понять, почему фасоны и цвет мужской и женской одежды, число лошадей в экипаже и тому подобное выбирает лично государь император. Не могло не вызывать отвращения у европейцев и стремление русских царей секретить неприятные для них, но известные всему миру факты. К примеру, об убийстве Павла 1 в России официально объявили через 104 года. Об Аустер-лицком сражении прессе вообще было запрещено писать. Из газет можно было узнать, что готовится большое сражение, а затем, через 3 недели молчания, было объявлено, что государь с войсками благополучно вернулся в Россию. Было, разумеется, и многое другое, что вызывало неприязнь к России.

В итоге русофобская пропаганда за несколько столетий создала образ врага, от которого постоянно страдают соседи.

До 1700 г. Россия не только была отрезана от морей, но и фактически находилась в экономической блокаде. Ее соседи решали, пропустить ли в Россию тот или иной груз, того или иного специалиста, едущего в Россию на службу, и т. д.

Естественно, что почти все русские цари, начиная с Ивана Грозного, вели борьбу за выход к морю. Но как только Россия добивалась успеха в конфликте со своим соседом, то немедленно следовало вмешательство других европейских стран. Так было от Ливонской (1558–1582) до Крымской (1853–1856) войны. В таких случаях Россия проигрывала и вынуждалась подписывать позорный мир.

Реальных успехов Россия достигла лишь тогда, когда крупным государствам Европы было не до нее. Характерный пример — Северная война 1700–1721 гг. В 1789–1796 гг. европейские государства были отвлечены Французской революцией, и Екатерина II сумела решить многие проблемы в Польше и Новороссии.

В 1807–1811 гг. Александр I, заключив союз с Наполеоном, сумел присоединить к империи Финляндию и Бесарабию.

Тут следует отметить очень интересный момент — Россия, участвуя в европейской коалиционной войне, могла решать свои проблемы (заключать выгодные соглашения, присоединять территории и т. п.) только в ходе войны. А вот по окончании ее бывшие союзники дружно объединялись против России. Так было в 1814-м, в 1918-м и в 1945 годах.

Так, был вероломно обманут Павел I, пославший Суворова и Ушакова восстанавливать права монархов и законные границы в Европе. А Англия и Австрия использовали русское пушечное мясо лишь для территориальных захватов, то есть для того, с чем призвали бороться Павла. Чего стоил один только захват Англией Мальты.

В 1812 г. Россия подвергается вторжению 600-тысячной армии Наполеона. Кстати, в этой армии этнических французов было меньше половины, а большинство составляли немцы, поляки, итальянцы, испанцы и др. Русская армия не только разгромила захватчиков, но и освободила Европу от Наполеона. Наполеон отправился в ссылку на остров Эльба, а союзники начали делиться добычей. Англия получила земли во всех частях света, Австрия существенно увеличила свои владения в Италии и на Балканах. И это притом, что английские войска предпочитали отсиживаться на острове, а Австрия была союзницей Наполеона до середины 1813 г. Что же попросила Россия, вынесшая основную тяжесть войны? Всего небольшой клочок земли — так называемое Варшавское герцогство. Это был плацдарм, с которого Наполеон начал войну против России. Кстати, и ближайший сосед герцогства — Прусское королевство — признал обоснованность требований Александра I.

И вот из-за небольшого клочка земли Англия, Австрия и поставленный русскими штыками на трон французский король Людовик XVIII подписали секретный договор против России. Эти страны планировали начать войну против России, если Александр I на Венском конгрессе не откажется от претензий на герцогство. Однако союзники рано сняли со счетов Наполеона, который с горсткой солдат высадился на юге Франции и через несколько дней без единого выстрела с триумфом вернулся в Париж. Престарелый Людовик XVIII позорно бежал, оставив на туалетном столике текст антирусского договора. Наполеон быстро изыскал способ доставить подлинник договора лично Александру I. Однако на Александра и на его недругов «полет орла»[53] навел панический страх. Тут было не до междоусобных разборок. Александр получил Варшаву и сжег текст договора в присутствии австрийского канцлера Меттерниха.

Здесь нельзя обойтись без небольшого отступления о судьбе Польши. В XIV–XV веках Польша и Литва захватили больше десятка русских княжеств, которые по территории существенно превосходили земли этнических поляков и литовцев. После унии между Литвой и Польшей (1386 г.) возникло огромное государство от Балтийского до Черного моря. В этом государстве поляки с литовцами составляли менее половины населения. Соответственно, большинство населения было православным, а меньшинство — католическим.

Постепенно в Польше уменьшается роль королевской власти и увеличивается роль крупных феодалов. С 1572 г. короли начинают избираться сеймом. Польские магнаты становятся практически независимыми царьками. Они имеют свои армии из нескольких сот, а то и тысяч солдат, свою артиллерию. Магнаты ведут сношения с иностранными государствами. Во времена Бориса Годунова и Василия Шуйского десятки тысяч польских панов огнем и мечом прошлись по русской земле, а польский король формально находился в мире с Россией и никакого отношения к войне, которую вели паны в течение пяти с лишним лет, не имел.

Карл XII и Наполеон в походах на Россию использовали Польшу как плацдарм, как базу снабжения и подготовки резервистов. Чванливые польские аристократки кидались в постель к каждому, кто шел войной на Москву, будь он хоть беглым монахом, Шкловским евреем или сыном корсиканского адвоката.

К началу XIX века процент дворян от всего населения Польши был существенно выше, чем в любой европейской стране. Почти каждый пятый поляк считал себя дворянином и не хотел работать, считая войну единственным достойным занятием. Большинство панов не имели крепостных и жили за счет подачек магнатов и грабежей.

Терпеть такое анархистское и опасное государство соседи Польши не пожелали, и в ходе нескольких разделов территория Польши была поделена между Россией, Пруссией и Австрией. После передела Варшава передавалась России. Ее западная граница стала самой мирной на целых 100 лет — с 1813 по 1914 год.

В 1853 г. Англия и Франция спровоцировали Турцию на войну с Россией. А вскоре и сами вступили в войну, прихватив с собой еще и Пьемонт (королевство в Италии). Россия потерпела поражение и была вынуждена в 1856 г. подписать Парижский мир, по которому она лишалась права держать военные корабли и береговые крепости на Черном море.

В 50-х годах XIX века против России ополчилась вся Европа, за исключением Пруссии, хранившей нейтралитет. Но всего через каких-то 15 лет ситуация изменилась коренным образом в результате Франко-прусской войны (1870–1871).

Царское правительство и генералитет ожидали быстрого разгрома Пруссии. На всякий случай в западных военных округах войска были приведены в полную боевую готовность — проигрывалась попытка воссоздания Наполеоном III Польского государства из частей Пруссии и России. Однако прусские генералы опровергли все прогнозы и наголову разгромили Францию. Пограничные французские провинции Эльзас и Лотарингия отошли к Германии. После разгрома Франции мелкие германские государства вместе с королевством Пруссия образовали Германскую империю.

Таким образом, Россия на западе получила сильного и воинственного соседа. Но этому соседу не было никакого резона нападать на Россию.

Во-первых, с первого же дня мира французские националисты заразили весь народ жаждой реванша. И Франция быстрыми темпами стала наращивать вооружение, готовясь силой отнять спорные провинции. Старый Бисмарк до последних дней предостерегал кайзера от войны на два фронта — против Франции и России.

Во-вторых, что Германия могла приобрести даже в случае удачи в войне с Россией? Привисленский край, населенный поляками? От незаселенного края немцы бы не отказались, но терпеть ораву буйных панов в полном комплекте (своих и русских) кайзеру явно не улыбалось.

Победа Пруссии развязала руки России почти во всех внешнеполитических делах. Канцлер Горчаков не преминул этим воспользоваться. И уже через несколько недель Россия, не сделав ни единого выстрела и не потратив ни единого рубля, денонсировала Парижский договор. На Черном море вновь началось строительство флота и береговых крепостей.

В 80-х годах XIX века Франция несколько раз оказывалась на грани войны с Германией, но угроза России начать мобилизацию отрезвляюще действовала на кайзера. Прекрасно понимая, что судьба Франции находится в руках России, французское правительство предприняло все усилия, чтобы заставить Россию подписать военный пакт с Францией, направленный против Германии. Как удалось заставить Александра III заключить этот невыгодный союз — тема особая, которая еще ждет своего исследователя.

27 декабря 1893 г. министр иностранных дел России Гире сообщил французам, что Александр III одобрил текст франко-русской военной конвенции. Замечу в скобках, что сам Гире был категорически против заключения этого союза.

Статья первая этой конвенции гласила:

«Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои наличные силы для нападения на Германию.

Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все свои силы для нападения на Германию».

Статья вторая устанавливала, что «в случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав Франция и Россия по поступлении этого известия и не ожидая никакого предварительного соглашения мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам». Далее определялось количество войск, которое будет двинуто Россией и Францией против Германии как сильнейшего члена враждебной группировки. Во время переговоров о содержании конвенции французская сторона добивалась, чтобы Россия поменьше сил направляла на австрийский фронт. Для французов было очень важно, чтобы возможно большее количество русских войск было брошено против Германии. Это вынудило бы германское командование отвлечь на восток больше сил с французского фронта. С утверждением военной конвенции франко-русский союз был оформлен.

Что получила Россия, подписав эту конвенцию? Обязательство Франции выступить на защиту России в случае нападения Германии? А зачем оно было нужно России? Во-первых, кайзер не строил планов похода на Москву, а во-вторых, если бы он, вопреки здравому смыслу, развязал бы войну с Россией, то Франции волей-неволей, и не по конвенции, а из-за собственных шкурных интересов, пришлось бы напасть на Германию с запада. Ведь, отбросив Россию на восток (о разгроме ее и речи не могло идти), кайзер на следующий день двинулся бы на Париж.

Некоторую выгоду Россия еще могла получить от этой конвенции, если бы одновременно была подписана аналогичная конвенция против Англии. То, что подобное секретное соглашение имело место, у автора не вызывает сомнений. Другой вопрос, было оно письменное или устное. И если письменное, то текст его уничтожен или хранится в секретных архивах?

25 июня 1891 г. на Кронштадтский рейд прибыла французская эскадра адмирала Жерве. Ради союза с Францией Александр III пошел на беспрецедентный шаг. При встрече эскадры он снял шапку во время исполнения французского гимна. В самой же России и до, и после этого за исполнение «Марсельезы» отправляли за решетку.

1 октября 1893 г. с ответным визитом на главную французскую средиземноморскую базу Тулон прибыла эскадра контр-адмирала Ф. К. Авелана в составе броненосца «Император Николай I», крейсеров «Адмирал Нахимов», «Рында» и черноморской канонерской лодки «Терец».

Обратим внимание: если франко-русский союз был направлен только против Германии, то почему русской эскадре не нанести визит в Гавр? Оттуда и легче погрозить бронированным кулаком кайзеру, господам офицерам ближе в Париж слетать, да и в угле огромная экономия, чем тащиться вокруг Европы в Тулон.

Французы сделали визит нашей эскадры национальным торжеством. В «Отчете по Морскому ведомству за 1890–1893 годы» говорилось: «Празднества следовали непрерывно. Начальник эскадры с командирами и многими офицерами посетили Париж, где также были устроены блестящие праздники в честь наших моряков». По окончании торжеств эскадра перешла в порт Аяччо на Корсике, откуда 22 октября направилась по традиции в «родной» Пирей.

Заключение русско-французского союза и визит русской эскадры в Тулон вызвали в Англии бурю негодования. В британской прессе сразу же раздались вопли о неспособности Англии контролировать ситуацию в Средиземноморье. Так, журналист Филипп Коломб писал: «Теперь мы почти изжили представление о том, что «первый удар» будет нанесен непосредственно по нашим берегам, и отчетливо осознали, что идеальный «первый удар» Франция при большем или меньшем содействии России нанесет нашему ослабленному флоту на Средиземном море. Битва, которой суждено будет определить судьбы Европы на века вперед, разыграется в Средиземноморье; я даже с уверенностью могу назвать конкретное место — недалеко от Гибралтара, неожиданно превратившегося в важнейшую базу флота, которому предстоит выдержать сокрушительное испытание»[54].

Ряд британских военно-морских теоретиков после подписания франко-русской конвенции предложили вообще вывести британский флот из Средиземного моря, а в случае войны заблокировать Гибралтар и Суэц. Британская пресса окрестила их «отзовистами». Однако победила точка зрения лорда Фишера, требовавшего удержать Средиземное море во что бы то ни стало.

В ход пошли дипломатия и деньги. Франция вступила в союз с Британией. И, судя по всему, французы заставили царя уничтожить все документы, связанные с планами ведения совместной войны с Англией.

Отношения с Японией будут рассмотрены в отдельной главе, а рассказ о внешней политике Николая II я завершу русско-турецкими отношениями. Сразу после Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Александр II утвердил план морской операции по захвату Босфора.

В 1883 г. в Николаеве и Севастополе закладываются три однотипных броненосца — «Екатерина II», «Чесма» и «Синоп». Несколько позже, в 1891 г., заложили близкий к ним по типу броненосец «Георгий Победоносец».

Все эти броненосцы отличало необычное расположение артиллерии. Шесть 305-мм пушек были расположены в трех барбетных установках — две на носу и одна на корме. Броненосцы всех стран были спроектированы так, чтобы обеспечить максимальную мощь огня на борт. Кстати, корабли даже характеризовались весом бортового залпа (точнее, весом снарядов). У русских же броненосцев типа «Екатерина II» на борт могло стрелять только четыре из шести 305-мм орудий. Зато вперед могли вести огонь четыре 305-мм пушки. Дело в том, что эти броненосцы были специально спроектированы для встречного боя в Проливах. Во встречном бою огневая мощь «Екатерины II» была, по меньшей мере, в два раза больше, чем у любого английского, французского или немецкого броненосца.

К концу века Черноморский флот по огневой мощи многократно превосходил турецкий флот. А корабельный состав флота показывал, что флот готовится к решительным наступательным задачам — высадке десанта и встречному бою в Проливах. Тем не менее вероятный противник — британская Средиземноморская эскадра — превосходил Черноморский флот по числу броненосцев. Так, в 1896 г. британская эскадра на Мальте состояла из 11 броненосцев.

Чтобы компенсировать превосходство англичан в броненосцах, русское командование планировало внезапный захват Босфора, а если повезет, и Дарданелл. Затем следовали заграждение проливов минами и установка на берегах тяжелых артиллерийских орудий.

Специально для этого был учрежден так называемый особый запас. Он создавался в условиях полной секретности, и даже в закрытых документах для высших офицеров его назначение по возможности не раскрывалось. Первоначально в составе «особого запаса» были тяжелые береговые орудия (штатные для береговых крепостей) и некоторое количество полевых орудий. Так, в 1894 г. только в Одессе в «особом запасе» состояло:

11-дюймовых (280-мм) береговых пушек — 5;

9-дюймовых (229-мм) береговых пушек — 10;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 190 пудов — 7;

107-мм батарейных пушек — 20;

9-дюймовых (229-мм) береговых мортир — 36.

Итого: 78 орудий.

Весной 1895 г. решили исключить из «особого запаса» И-дюймовые и 9-дюймовые береговые пушки, а иметь следующее число орудий меньших калибров:

9-дюймовых (229-мм) береговых мортир — 36;

9-дюймовых (229-мм) легких мортир — 20;

6-дюймовых (152/45-мм) пушек Кане — 10;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 190 пудов — 20;

6-дюймовых (152-мм) пушек весом в 120 пудов — 20;

57-мм береговых пушек Норденфельда — 10.

Итого: 116 пушек и мортир и 24 пулемета «Максим».

В 1896 г. на изготовление недостающих сорока четырех 9-дюймовых мортир, шести 6-дюймовых пушек Кане, четырех 57-мм пушек Норденфельда и 24 пулеметов «Максим» для «особого запаса» было отпущено сверх кредита 2 193 500 рублей. Вместо тяжелых 11-дюймовых пушек и 9-дюймовых береговых мортир, сборка и установка которых требовали больших временных затрат, в «особый запас» в середине 1890-х годов стали поступать 9-дюймовые легкие мортиры. Такую мортиру можно было перевозить на двух повозках по десять лошадей каждая и установить на деревянном основании за несколько часов. Но длина канала 9-дюймовой легкой мортиры была всего 6 калибров, а дальность стрельбы 3 км (для сравнения: дальность стрельбы гранатой 87-мм полевой пушки образца 1877 г. была 6,4 км). Тяжелое орудие с дальностью стрельбы 3 км было не пригодно ни для осадной, ни для крепостной артиллерии. Единственное место, где имело смысл применять такие орудия, — узкий пролив, где их 140-килограмовые снаряды, снаряженные 16,2 кг пироксилина, легко могли пробить палубы новейших английский броненосцев: 76-мм «Ройял Оука» или 65-мм «Центуриона».

Проводилась и другая «подготовительная работа». В середине 1881 г. капитан 2 ранга Степан Осипович Макаров был отозван с Каспия, где он командовал флотилией, обеспечивавшей боевые действия в Закаспийском крае, и был назначен командиром стационера «Тамань» в Константинополь. «Тамань» — маленький колесный пароходик постройки 1849 г., вооружение его состояло из двух малокалиберных 4-фунтовых пушек. Офицер уже успел флотилией покомандовать, а ему под начало какую-то лайбу! Что это — опала? С точки зрения дипломатии, командиром стационера должен быть лощеный аристократ с родословной как минимум до крестовых походов, пусть даже и никудышный моряк. А тут послали боцманского сына, получившего дворянство с очередным чином. Так что в переводе с «дипломатического языка» на общеобывательский это означало одно — очередной ляп МИДа и Морского ведомства.

На самом же деле Макаров должен был изучить возможности постановки минных заграждений в Босфоре. Позже советские историки придумают сказочку о том, что-де со скуки Степан Осипович начал изучать течение в Босфоре и т. д. В апреле 1882 г. в Стамбул из Одессы на почтовом русском пароходе были доставлены сфероконические мины Герца, правда, в инертном состоянии, то есть без взрывателей. И вот 29 мая 1882 г. Макаровым была произведена первая учебная минная постановка в Босфоре.

В депеше от 1 августа 1882 г. Макаров доносил управляющему: «Постановка мин в Босфоре вполне удалась. Мину несколько раз ставили и убирали на глубине до 30 сажен и на фарватере». (30 сажен — это 64 м, то есть предел глубины постановки для мин Герца.) Выяснилось, что отклонение минрепов мин от вертикали из-за течений в проливе было незначительным, и особых проблем при массовой постановке мин быть не до^гжно. Турки узнали об этом через сто лет.

В середине 1890-х годов вокруг Проливов вновь создалась взрывоопасная ситуация. 15 августа 1895 г. премьер-министр Великобритании лорд Р. Солсбери, выступая в английском парламенте, обрушился на султана Абул Гамида II с обвинениями в геноциде армян. Он заявил, что независимость Турции покоится на желании европейских держав сохранить эту независимость, но политика Порты по отношению к армянам может побудить Европу отказать султану в поддержке существования турецкого государства.

1 ноября 1895 г. министр иностранных дел Австро-Венгрии А. Голуховский поддержал Англию и предложил европейским державам ввести в Проливы эскадры, «невзирая на протест и сопротивление оттоманского правительства».

А. Нелидов, русский посол в Константинополе, 3 сентября 1896 г. телеграфировал в Петербург: «Я не могу не обратить самым настойчивым образом внимание императорского правительства на огромную опасность, которую представила бы для нас европейская акция на Босфоре, которая навсегда заперла бы нас в Черном море».

Аналитики русского Генерального штаба и Министерства иностранных дел, основываясь на поступавшей к ним конфиденциальной информации, загодя определили нарастание британской угрозы Босфору. Еще за месяц до выступления лорда Солсбери, о котором мы уже упоминали, 6 июля 1895 г. в Петербурге было собрано «Особое совещание» в составе министров: военного, морского, иностранных дел, русского посла в Турции Нелидова, а также высших военных чинов. В постановлении совещания упомянуто о «полной военной готовности захвата Константинополя». Далее сказано: «Взяв Босфор, Россия выполнит одну из своих исторических задач, станет хозяином Балканского полуострова, будет держать под постоянным ударом Англию, и ей нечего будет бояться со стороны Черного моря. Затем все свои военные силы она сможет тогда сосредоточить на западной границе и на Дальнем Востоке, чтобы утвердить свое господство над Тихим океаном».

5 декабря 1896 г. на совещании министров под председательством Николая II было рассмотрено решение о высадке в Босфоре. В совещании принимал участие посол Нелидов, горячо отстаивавший план вторжения. В соответствии с решением совещания Нелидов должен был дать из Стамбула условную телеграмму, которая послужила бы сигналом к отправке десанта. Командовать операцией назначили вице-адмирала Н. В. Копытова. В операции должны были принимать участие эскадренные броненосцы «Синоп», «Чесма», «Екатерина II», «Двенадцать Апостолов», «Георгий Победоносец» и «Три Святителя», крейсер «Память Меркурия», канонерская лодка «Терец», минные заградители «Буг» и «Дунай», минные крейсеры «Гридень» и «Казарский», а также 10 миноносцев и 30 малых миноносок.

Командиром сводного десантного корпуса был назначен генерал-лейтенант В. фон Шток. Численность войск «первого рейса» возросла по сравнению с прежним планом. В их составе теперь числилось 33 750 человек с 64 полевыми и 48 тяжелыми орудиями (из «особого запаса»). Вроде бы учли все, даже «3 версты железной дороги» собирались перевезти…

В целях дезинформации операция была замаскирована под большие учения, включавшие переброску войск на Кавказ.

Эскадра на пути к Кавказу должна была неожиданно повернуть на Босфор. Предусматривалось введение информационной блокады: «В назначенный момент внезапно прерываются все телеграфные провода Черноморского побережья с Европой». Эскадра же в ночное время форсирует Босфор и, пройдя до Буюк-Дере, становится на якорь (в тылу турецких береговых батарей). В это время посол Нелидов представит турецким властям ультиматум: немедленно передать России районы на обоих берегах Босфора под угрозой применения силы. Сопротивление турецких войск предполагалось подавить быстро, после этого русское командование должно было за 72 часа после начала высадки укрепить вход в пролив со стороны Мраморного моря. На берегах Босфора устанавливались тяжелые орудия «особого запаса», а «Буг» и «Дунай» выставляли поперек пролива заграждения в три ряда мин (всего 825 штук). Тут-то и пригодились бы сведения о течениях и глубинах, доставленные Макаровым. Кроме того, планировалось на обоих берегах пролива скрытно установить торпедные аппараты. Семьдесят два часа брались не с потолка — это был наиболее ранний срок прибытия английской Средиземноморской эскадры, базировавшейся на Мальте.

При таких условиях у британской эскадры практически не было шансов форсировать Босфор. Что же касается Дарданелл, то тут вопрос спорный — все зависело от быстроты продвижения русских и степени сопротивления турок. Естественно, Англия могла существенно усилить свою Средиземноморскую эскадру и послать в Турцию две-три пехотные дивизии. Но для этого потребовалось бы уже несколько недель или месяцев. И британцы к тому времени могли встретить на берегах Босфора не только второй эшелон русских войск, но и отмобилизованные войска из внутренних военных округов, а кроме 9-дюймовых мортир — десятки 11-дюймовых береговых пушек и 11-дюймовых мортир, снятых с береговых батарей Севастополя, Очакова, Керчи и Батума.

В случае расширения конфликта до глобальных масштабов русский Генштаб прорабатывал даже удар русских войск из Средней Азии в направлении Индии…

В общем, шансов на успех хватало. Тем не менее в последний момент вторжение было отменено. Почему?

Думается, решающую роль здесь сыграл субъективный фактор — непостоянство характера Николая II. По этому поводу министр иностранных дел В. Ламздорф записал в своем дневнике: «Молодой государь меняет точки зрения с ужасающей быстротой».

Противники десанта, конечно, приводили царю и объективные факторы. В частности, рассматривался вариант, при котором английский десант успевал захватить пролив Дарданеллы, пока русские занимали Босфор. Теоретически в этом случае русский флот запирался бы в Черном море. Но это только теоретически. Англия хотела захватить Дарданеллы, но только вместе с Босфором. Тогда английский флот мог бы угрожать русским берегам, как во время Крымской войны, а английская база в Босфоре была бы отделена от сухопутных сил русской армии Черным морем и британскими броненосцами. База в Дарданеллах рядом с русскими базами в Босфоре таила для англичан больше опасностей, чем выгод. Весь английский флот не смог бы помешать России скрытно перебросить за несколько дней крупные силы пехоты и артиллерии и захватить английскую базу с суши. Англичане пуще всего боялись прямого соприкосновения с русской пехотой как в Центральной Азии, так и в других местах.

Вторым аргументом против десанта была возможная международная изоляция России. Действительно, Англия, Франция, Германия, Австро-Венгрия не желали, чтобы Константинополь стал русским губернским городом. Другой вопрос, кто бы пошел воевать за Проливы. Ведь на дворе был не 1853-й, а 1896 год. Между Россией и Францией действовал союзный договор 1893 г., а взоры всех французов были прикованы к отнятым немцами в 1871 г. Эльзасу и Лотарингии. По той же причине Германия не могла послать войска в Проливы, чтобы одновременно не услышать «Марсельезу» на Рейне и «Соловей-пташечку» на Одере. А в войне против России без поддержки Германии Австро-Венгерская «лоскутная» империя не продержалась бы и пары месяцев.

Кстати, Николай II, с одной стороны, не использовал крайне благоприятную для России ситуацию 1896–1897 гг., а с другой — не отказывался от планов захвата Босфора до августа 1914 г.

Многие политики и генералы предупреждали Николая II и его министров о невозможности для России одновременно идти на конфронтацию с Германией, вести экспансию в Маньчжурии и Корее и пытаться захватить Проливы. После поражения в войне с Японией влиятельные русские политики и адмиралы убедили царя, что Проливы можно захватить, лишь ведя мировую войну в союзе с Англией и Францией. Рискну предположить, что подобная идея была инспирирована разведками Англии и Франции и масонской ложей «Великий Восток».

Действительно, Проливы можно было занять в ходе мировой войны, но только в том случае, если бы Россия вела пассивную позиционную войну против Германии и Австро-Венгрии, укрывшись за тремя линиями крепостей, копила силы, и, когда обе стороны на Западном фронте обескровили бы друг друга, внезапно высадила бы большой десант в Босфор. Ну, а то, что можно было за один рейс перевезти не 33 тысячи, а как минимум 200 тысяч солдат, доказал барон Врангель в ноябре 1920 г. Тогда за один рейс было перевезено 146 (!) тысяч человек, и это притом, что в ходе Первой мировой и Гражданской войн было утеряно или выведено из строя свыше половины тоннажа черноморских грузовых и пассажирских судов.