5 апреля 1797 г. Павел I издал закон о престолонаследии. Павел писал: «Дабы государство не было без Наследника. Дабы Наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать».
Впоследствии этот закон в несколько уточненной редакции был включен в Основные законы Российской империи.
Согласно закону от 1797 г. престол переходил, прежде всего, к старшему сыну царствующего императора, а затем — к его мужскому потомству. По пресечении потомства старшего сына престол переходит ко второму сыну императора, и соответственно, его потомству, затем к третьему сыну и т. д. Только когда пресечется последнее мужское поколение из рода, престол переходит к женскому поколению.
Нарушение закона о престолонаследии считалось тяжким государственным преступлением. Согласно статье 100 третьей главы Уголовного уложения: «Виновный в насильственном посягательстве на… порядок наследования престола… наказывается: смертной казнью».
Закон 1797 г. о престолонаследии успешно действовал 100 лет. Немецкие принцессы[40] исправно рожали царям большое потомство. Власти и население всегда знали наследника престола (цесаревича). Единственная оплошность — несвоевременное объявление наследником великого князя Николая Павловича вместо великого князя Константина Павловича — привела к восстанию декабристов.
К моменту вступления на трон Николая II наследников мужского рода было более чем достаточно. В стране имелось около двух десятков великих князей. Ко времени коронации Николая пишется картина — на переднем плане лихо скачет Николай II в форме кавалергарда, а за ним — десять упитанных великих князей. На ней, правда, нет братьев царя — 23-летнего Георгия и 16-летнего Михаила. Судя по всему, Высочайший заказчик не хотел видеть их рядом с собой.
Тем не менее закон о престолонаследии с занятием престола Николаем II автоматически установил и наследника — цесаревича Георгия. Наследник из Георгия был неважный — он постоянно болел и находился на курортах. Зато младший брат Михаил рос умным, физически сильным в отца, красивым юношей, любимцем всей фамилии Романовых. Существует версия, по которой умирающий Александр III просил Николая передать престол Михаилу после достижения им совершеннолетия.
18 июня 1899 г. скоропостижно скончался наследник цесаревич и великий князь Георгий Александрович. Манифест от 28 июня 1899 г. извещал о кончине последнего и гласил далее: «Отныне, доколе Господу не угодно еще благословить Насъ рождениемъ Сына, ближайшее право наследования Всероссийскаго Престола, на точномъ основании основнаго Государственнаго Закона о престолонаследии, принадлежитъ Любезнейшему брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу». Отсутствие в Манифесте слов «Наследник Цесаревич» в титуле Михаила Александровича возбудило в народе недоумение: по свидетельству автора текста Манифеста обер-прокурора К. П. Победоносцева, рано утром 29 июня он составил проект в двух вариантах (со словами «Государь Наследник Цесаревич» и другой — без), император утвердил второй вариант; по словам Победоносцева, Манифест возбудил «толки в городе и при дворе: как же это — нет Наследника?»
Монархисты всех стран, говоря о преимуществах монархии над иными формами правления, подчеркивают, что будущий монарх с самого рождения готовится к управлению страной.
Казалось бы, сам Бог велел молодого умного наследника престола привлечь к руководству и управлению страной. Но Николай II, мягко выражаясь, не любил брата. Внешне это почти никак не проявлялось. Но Николай с самого начала царствования твердо решил ни при каких обстоятельствах не передавать трон брату. Ему дали под начало эскадрон гвардейской кавалерии — командуй своими кирасирами и ни во что не лезь. Затем Михаила «повысили» — дали гусарский полк в глуши за 700 верст от Петербурга.
Думал ли Николай II об интересах 150 миллионов подданных, о судьбе огромной империи? Ведь достаточно одной бомбы террориста, и кто бы принял престол — командир кирасирского эскадрона?
Николай надеялся на любимую Аликс, но она упорно рожала только дочерей: 3 ноября 1895 г. — Ольгу, 29 мая 1897 г. — Татьяну и 14 июня 1899 г. — Марию.
Поздней осенью 1900 г. Николай традиционно находился на отдыхе в Ливадии. Там царь заболел.
23 октября 1900 г. император записывает в своем дневнике: «Ходил к морю и смотрел на прибой. Погода была солнечной, нехолодной. Поздравлял А. И. Пушкинас 10-летием на должности командующего войсками Одесского военного округа. Играл в теннис. Принял Турхан-пашу. Он привез от султана альбом с массой фотографий…»[41].
Следует заметить, что во время каждого приезда Николая II в Ливадию к нему прибывали посланники султана. Однако целью их визитов были не столько дипломатические переговоры, сколько «восточная ментальность» — турки по-прежнему считали Крым своей собственностью. А поскольку явных претензий не было, да и каждый раз привозились ценные подарки, государь принимал их. По мнению К. Ф. Ипатьева, именно через турецкий альбом император заболел тифом или получил иную инфекцию.
24 октября Николай II был активен, занимался государственными делами, принимал у себя Куропаткина. Но уже 25 октября записи в дневнике резко меняются: «Отвратительный день с осенним ветром. Утром гулял нехотя, т. к. чувствовал себя неважно. Принял Ламсдорфа. Лег спать рано».
Лейб-медик, престарелый Гирш, поставил диагноз — инфлюэнца (то есть простуда или грипп). Однако царю становилось все хуже. Вызванный из Петербурга профессор Военно-медицинской академии Попов изменил диагноз на брюшной тиф.
Майор Ипатьев ставит несколько иной диагноз: «В болезни Императора настораживает несколько фактов. Его болезнь по клиническим признакам никак не похожа на брюшной тиф. Более того, за все время болезни у него не ухудшался аппетит, он мог вставать и ходить по комнате. Изучая симптоматику болезни Императора, современные врачи-инфекционисты с большой долей вероятности утверждают, что эта болезнь вовсе не была брюшным тифом.
В силу большой контагиозности, брюшным тифом легко могли заразиться находящиеся в близком окружении Царя люди. Но ни в то время, ни после ни у кого из них признаки этой болезни не были выявлены. Наблюдавшие государя врачи Г. И. Гирш, Тихомиров и профессор Попов так и не пришли к единому мнению о том, что же стало причиной болезни. Однако весьма интересен тот факт, что подарок Турхан-паши — альбом, привезенный от султана, уже 26 октября при странных обстоятельствах исчезает из дворца Государя».
С 1 по 28 ноября царь находился в тяжелейшем состоянии. Врачи не исключали летальный исход.
Фактически Александра Федоровна взяла на себя управление государством. «По свидетельству «правой руки» министра Императорского двора А. А. Мосолова, императрица отдавала приказания непосредственно В. Б. Фредериксу и другим должностным лицам, «которые уже затем докладывали о полученных указаниях, причем добавляли, что государыня приказывала о своих распоряжениях не говорить. Все эти приказания передавались фрейлинами А. А. Олениной и С. Орбелиани княгине Е. Н. Оболенской.
Скоро, однако, этих фрейлин оказалось недостаточно, и императрица вызвала из Рима бывшую свою фрейлину княжну Марию Викторовну Барятинскую, с которой государыня, за три года перед этим, поссорилась. Княжна Барятинская, весьма умная и толковая барышня, тогда лет около тридцати, заняла при государыне место ее начальника штаба и всем управляла с большой энергией. Она устранила ненормальность положения, переговаривая с министром и со мной о всех желаниях государыни до отдачи приказаний. При ней эти желания незаметно стали переходить от вопросов, касающихся только так называемых «полковников от котлет», к вопросам, касающимся министров, чем граф Фредерикс ставился иногда в затруднительное положение»[42].
Императрица-мать в это время гостила у родных в Дании. Узнав о болезни сына, Мария Федоровна срочно отправила несколько телеграмм в Ливадию Александре Федоровне с предложением пригласить лучших европейских врачей к сыну и просила сообщить, когда ей лучше приехать. Александра сухо отклонила оба предложения. Присутствие в Ливадии императрицы-матери и свидетелей-иностранцев не входило в планы Аликс.
Ряд министров и генералов во главе с военным министром Куропаткиным (будущим «маньчжурским героем») начал подготовку к государственному перевороту. В случае смерти Николая они собирались возвести на престол пятилетнюю дочь Ольгу, а царица становилась регентшей. Однако премьер-министр Витте отказался присоединиться к заговору, за что заслужил пожизненную ненависть царицы. Михаила любила гвардия, да и вся Россия от аристократов до социалистов слишком хорошо знала прелести женского правления в XVIII веке, и страна вряд ли тихо приняла бы на престол пятилетнюю девицу. Таким образом, уже в 1900 г. Россия была поставлена на грань гражданской войны.
Тут следует обратить внимание на то, что Ливадия — не Санкт-Петербург, где династические споры в XVIII веке решала исключительно гвардия. Спору нет, рядом с Ливадией дислоцировались гвардейские части силою не более полка. Но сухим путем в Ливадию тогда попадали только через Севастополь. (Троллейбусного сообщения Симферополь — Ялта тогда, увы, не было, ну, а горные тропы не в счет.) Ливадийский дворец и все окрестные постройки расположены приблизительно в версте от моря и великолепно просматриваются даже с борта прогулочного катера — сам смотрел. А в хорошую оптику с марса броненосца видны и различия на погонах.
Таким образом, ситуация в Ливадии в случае смерти Николая полностью попала бы под контроль командования Черноморского флота.
Замечу, что позицию Черноморского флота в ходе династического кризиса определял не столько командующий флотом вице-адмирал С. П. Тыртов, сколько командир броненосца «Ростислав» капитан 1 ранга А. М. Романов. На службе капитан Романов вытягивался перед Тыртовым, а вне службы вице-адмирал вставал на вытяжку перед 34-летним великим князем и не имел права первым начать с ним разговор.
Как ни секретила Аликс с заговорщиками состояние царя, все детали происходящего немедленно докладывались великому князю. Дело в том, что имения великого князя Александра Михайловича Ай-Тодор и Харакс граничили с Ливадией, и августейшие соседи постоянно навещали друг друга. Ники и Сандро дружили с детства. Естественно, что средний и младший обслуживающий персонал этих имений имел чуть ли не ежедневное общение и родственные связи. Соответственно, болезнь царя или даже его невыход из дворца не мог остаться неизвестным в Хараксе и Ай-Тодоре.
Александр Михайлович занял резко отрицательную позицию по отношению к попытке государственного переворота. В случае коронации Ольги Александр Михайлович и его три брата могли слишком много потерять. Нетрудно догадаться, что в случае смерти царя Черноморский флот взял бы под контроль всех заговорщиков. А, как уже говорилось, по законам Российской империи даже попытка изменить порядок престолонаследия каралась смертной казнью.
Однако молодость и здоровье победили болезнь — Николай выздоровел. Зато императрица Александра Федоровна на всю жизнь возненавидела Александра Михайловича. Отношения же с царем у Александра Михайловича оставались хорошими, но о близкой дружбе, как раньше, уже и речи не было.
30 ноября царь возобновил записи в дневнике: «Сегодня чувствую себя бодрее, значительно окрепшим, в первый раз оделся и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Погода была солнечная и тихая. С какой радостию я снова вошел в свою комнату. В течение этих недель я не выходил из трех комнат Аликс».
Согласно Своду законов Российской империи, раздел I, глава четвертая: «По кончине Императора, Наследник Его вступает на Престол силою самого закона о наследии, присвояющего Ему сие право… Верность подданства воцарившемуся Императору и законному Его Наследнику, хотя бы он и не был наименован в манифесте, утверждается всенародною присягою».
Таким образом, присяга царствующему императору (Николаю II) включала в себя присягу наследнику (Михаилу), и в силу присяги каждый подданный империи был обязан выступить против любых иных претендентов на престол.
Однако через некоторое время по приказу царя обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев и министр юстиции Муравьев составили указ о том, что наследницей престола становится старшая дочь Николая II. Указ был секретным, и о нем знали даже не все министры. Так, например, Витте о нем по секрету рассказал Победоносцев.
Все же 150 миллионов подданных ничего не знали о заговоре Куропаткина в 1900 г. и о последующем секретном указе. По всей огромной империи попы, муллы и шаманы возводили молитвы за здравие царя Николая и наследника Михаила.
Из-за упрямства и эгоизма одного человека страна находилась в подвешенном состоянии. Всем известен афоризм: «История не терпит сослагательного наклонения». То есть какой смысл говорить о возможном ходе событий в той или иной ситуации? Где-то это справедливо. Что толку гадать, какое «счастливое будущее» нам готовили Столыпин, Керенский или Троцкий? Но, с другой стороны, только тщательный анализ возможных ситуаций позволяет отделить в истории случайное от закономерного. Не злая воля Ленина или масонов свергла царя. Он сам с первых дней своего царствования подкладывал мины под свой же престол.
И дело тут не только в вероятности возникновения гражданской войны. Слабость власти и непредсказуемость ситуации в случае болезни монарха во все времена порождали заговоры людей, близких к трону. В великосветских гостиных не могли не судачить: «А вдруг опять заболеет, или покушение эсеров, то кто? Великий князь Николай Николаевич? Великий князь Кирилл Владимирович? А может, все-таки Михаил?»
Наконец 30 июля 1904 г. у царской четы рождается долгожданный сын Алексей. Интересно, что крестным отцом Алексея стал не кто иной, как германский император Вильгельм II. Наконец-то Михаил перестал быть эрзац-наследником.
Однако радость августейших родителей была недолгой. 8 сентября 1904 г. царь записал в дневнике: «Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 час. они наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! Как тяжело переживать такие минуты беспокойства!
День простоял великолепный».
Это была страшная и неизлечимая болезнь — гемофилия. Заболевание вызывается отсутствием в плазме крови вещества, необходимого для ее свертывания. Для больного гемофилией любой порез, удаление зуба вызывает опасное для жизни кровотечение. Небольшой ушиб без повреждения кожного покрова приводит к обширным подкожным, внутримышечным и внутрисуставным кровотечениям. Для гемофилии характерны кровоизлияния в полости крупных суставов (коленных, голеностопных) с последующими тяжелыми изменениями в них, лишающими возможности человека передвигаться.
Больные гемофилией фактически становятся инвалидами. Наиболее тяжелые формы гемофилии обнаруживаются в младенческом возрасте. Более легкие обнаруживаются у подростков и взрослых людей. У человека, больного гемофилией с детства, специфика болезни неизбежно вызывает психические отклонения.
Своеобразной особенностью гемофилии является то, что ею болеют только мужчины, а передают болезнь только женщины.
Носительницей гемофилии оказалась царица Александра Федоровна. Когда Алисе было 12 лет, от гемофилии умер ее тридцатилетний дядя Леопольд. Еще раньше, когда ей было 2 года, от гемофилии умер ее старший брат, трехлетний Фридрих. В 1888 г. ее старшая сестра Ирена вышла замуж за принца Генриха Прусского и родила детей-гемофиликов.
Я специально подчеркиваю даты, чтобы читателю было ясно, что вся эта эпидемия гемофилии была среди родственников Аликс задолго до брака с Николаем.
Мария Федоровна не отходила от умирающего Александра III. Августейшую родню и придворных больше занимали интриги, чем стратегические интересы империи. В результате Алиса Гессенская стала русской императрицей.
К больному младенцу Алексею были вызваны лучшие медики России, которые единодушно поставили диагноз — гемофилия. Врачи начала XX века знали об этой болезни почти столько же, что и сейчас. О неизлечимости ее и дальнейших осложнениях было доложено императору.
Забегая вперед, скажу, что апологеты Николая II объясняют положение Распутина тем, что лучшие врачи не могли справиться с болезнью царевича, и только старец Григорий мог ему помочь. Допустим, что так. Но тогда напрашивается вопрос: как мог Николай предложить России такого монарха в столь бурный и жестокий XX век? Я же ограничусь цитатой из «Портала для людей с ограниченными возможностями здоровья»: «…до недавнего времени немногие люди с гемофилией доживали до зрелого возраста».
Чуть ли не до последнего дня царствования через дневник Николая и его письма к Аликс прослеживается основная идея оставить самодержавную власть в целостности любимому «бэби — солнечному лучу». Не было ни тени сомнения — а захочет ли народ видеть инвалида на троне?
В 1915–1917 гг. в письмах и дневниках царь неоднократно жаловался на сильнейшие боли в сердце. Остановка сердца 50-летнего мужчины, проведшего бурную жизнь, вполне реальна. Что же получила бы Россия? Психически неуравновешенную царицу и тринадцатилетнего больного ребенка? Неужели Николай не понимал, что в случае его смерти у этой пары нет ни единого шанса удержать власть в России? Видимо, у царя срабатывал синдром «скотского хутора»[43] — обязаны повиноваться, не посмеют поднять руку на хозяйское потомство.
Николай принимает решение засекретить болезнь царевича. Для нормальной страны это абсурд, идиотизм. Болезнь неизлечима и неизбежно будет прогрессировать. Тайну можно хранить недели, месяцы, но так или иначе начнется утечка информации. Поползут слухи и домыслы еще более страшные, чем скрываемая правда. В таком случае люди еще раз убедятся в лживости царя, сановников и всего строя.
Единственное логическое объяснение засекречивания болезни Алексея — это опять-таки синдром «скотского хутора». Скотина должна молчать, не рассуждать, не сплетничать и хором радостно мычать, когда дюжие дяди на руках вынесут на показ десятилетнего детину — их будущего хозяина.
Забавно, что все сочинители «жития св. Николая» от Ольденберга до Боханова яростно обрушиваются на придворных, либеральную интеллигенцию, журналистов и на народ вообще за «фабрикацию слухов и сплетен». Тот же Боханов пишет: «…осуждение Романовых, и в первую очередь Александры Федоровны, сделалось как бы «хорошим тоном». Развитию этого своего рода промысла способствовало два обстоятельства: замкнутость жизни венценосцев и безнаказанность инсинуаторов… И все оставалось годами неизменным: одни инспирировали сплетни, которые, не встречая никакого противодействия, охватывали все более широкие общественные круги, а другие старались делать вид, что выше сплетен, и все более обосабливались от этого враждебного мира».
Жаль, конечно, что господин Боханов незнаком с законами Российской империи, предусматривавшими суровое наказание за оскорбление царствующей династии. Причем оскорблением могла считаться любая информация о царе или великих князьях. Карался любой даже намек на царственных особ, вспомним ссылку писателя Амфитеатрова. Дошло до того, что полиция начала изымать из обращения дешевый календарь, на обложке которого была нарядная крестьянка, несущая на продажу четырех поросят. Кто-то углядел в этом намек на царицу и четырех ее дочерей.
А вот в печати стали появляться стихи за подписью «К. Р.». Лишь потом выяснилось, что их писал великий князь Константин Константинович. По этому поводу 14 марта 1900 г. А. А. Суворин (кстати, реакционер, а не большевик) записал: «Буренин позволил себе в фельетоне критически мягко отозваться о стихах К. Р. (великого князя Константина Константиновича). Е. М. Феоктистов призвал меня в Управление по делам печати: «Скажите Буренину, охота ему говорить о стихах К. Р. Министр очень недоволен. Пусть лучше пишут великие князья плохие стихи, чем баклуши бить».
Мало того, что нельзя было писать о семействе Романовых, было запрещено упоминать имя Распутина. Нельзя было критиковать выступления на сцене балерин — любовниц великих князей.
Так что за любые «сплетни» любой подданный империи мог надолго отправиться в места не столь отдаленные. Другой вопрос, когда обсуждение умственных способностей царя, психического состояния царицы, болезни наследника и личности Распутина приняло лавинообразный характер. Вот тут карательная машина забуксовала. Сотни тысяч писем по-прежнему перлюстрировались, стукачи сидели везде — от подпольных организаций до великосветских гостиных, но нельзя же было сажать всю Россию!
Любопытно: если бы какой-либо Боханов жил в то время, неужели ему было бы все равно, кто будет безраздельно властвовать над ним и его детьми — инвалид-гемофилик или безграмотный сибирский мужик? А вот русским людям сие было не безразлично. И вполне возможно, что Николай и Александра были единственными людьми, кто верил, что. Алексей будет самодержавно править Россией. Могли психически нормальный человек не беспокоиться, когда видел, как будущего неограниченного властелина его и его детей носят на руках на празднествах в честь 300-летия Романовых?
Была ли альтернатива Алексею? Да, и в нескольких вариантах. Читатель уже знает о великом князе Михаиле Александровиче — молодом, пышущем здоровьем мужчине. Он мог руками разорвать пополам колоду карт, а однажды на маневрах в Гатчине махнул шашкой так, что у нее отлетел клинок.
В семействе Романовых, да и в других царствующих домах, было принято очень рано женить наследников престола. Однако Николай II не только не спешил подобрать достойную жену брату, но и запретил ему жениться на принцессе Кобургской, с которой у Михаила был роман. Лишенный возможности вступить в брак с женщиной царственной крови, Михаил, в конце концов, увлекся красавицей Натальей Шереметевой. Наталья была н» только красива, но и умна, обладала сильным волевым характером и придерживалась довольно либеральных взглядов. Ее отец был известным московским адвокатом. До встречи с Михаилом Наталья успела побывать в двух браках: с миллионером Мамонтовым и гвардейским офицером Вульфертом.
В начале 1909 г. Михаил и Наталья решили пожениться и договорились со священником о венчании. Но Михаил, как, впрочем, и все родственники царя, был под колпаком у охранки. По приказу царя жандармы схватили священника и доставили его к генералу Герасимову. Генерал был лаконичен — он показал попу на видневшуюся из окна кабинета Петропавловскую крепость и сказал: «Вот видите, там уже многие кончили свою жизнь. Так я вам обещаю, что я вас там сгною».
Свадьба Михаила расстроилась, но вскоре Наталья оказалась в положении. Михаил и Наталья порознь выехали за границу. Однако наивная конспирация влюбленных не спасла их от слежки. По секретному приказу царя тот же генерал Герасимов инкогнито выехал в Париж в одном поезде с Михаилом. К операции помимо охранки было подключено Министерство иностранных дел.
«В Париже в мое распоряжение поступило 4 или 5 филеров из нашего парижского отделения», — писал Герасимов в своих мемуарах. Оцените простоту жандарма: «…из нашего парижского отделения», как будто речь идет о Тамбове или Жмеринке. «За великим князем удалось установить точное наблюдение — не то консьержка, не то кто другой из служащих их дома давали сведения о внутренней жизни. При всех поездках и выходах великого князя сопровождали агенты».
Таким образом, если бы парочка только вошла в церковь, то группа захвата должна была их взять и доставить в Россию. О способе транспортировки арестованных, морем или через Германию, Герасимов умалчивает, хотя наверняка все было организовано заранее. Ну чем не мафия?
Однако парочке удалось ускользнуть от погони на автомобиле. Михаил и Наталья прибыли в Вену, где их обвенчал православный сербский священник.
Разгневанный Николай лишил брата чинов, имущества и запретил возвращаться в Россию. Царское прощение Михаил получил лишь с началом Первой мировой войны. Михаил и Наталья вернулись в Россию. Николай позволил брату командовать кавалерийской дивизией, но отправил его как можно дальше — на второстепенный Кавказский фронт.
Замечу, что по российским законам женитьба на разведенной женщине, не принадлежащей к царственному дому, не закрывала Михаилу путь к престолу. Другое дело, что его дети от Натальи не могли стать наследниками престола.
Но это формальности, о которых, кстати, никто и не вспомнил в феврале 1917 г. Для народа и в 1911–1916 гг. Михаил по-прежнему был царевым братом, а либеральная интеллигенция в целом могла только приветствовать Наталью в качестве императрицы. Почему автор оговаривает «в целом», потому что лидеры масонов боялись волевого характера Натальи.
Но на Михаиле как на наследнике тоже свет клином не сошелся. У Николая под рукой имелась, по крайней мере, дюжина великих князей, каждый из которых до смерти был бы рад стать наследником престола. Среди них были весьма достойные кандидатуры, как, например, известный историк и либерал Николай Михайлович и главнокомандующий русской авиацией Александр Михайлович, которого справедливо именовали самым умным человеком из семейства Романовых. Я уж не говорю, что у Александра Михайловича, женатого на родной сестре Николая II Ксении, к 1917 г. было пять здоровых сыновей в возрасте от 15 до 20 лет (умерли они между 1968 и 1989 годами). И если царь мог издать тайный указ о передаче прав наследования Ольге, то открытый указ о назначении наследником какого-либо великого князя (после женитьбы в 1911 г. Михаила) вряд ли мог вызвать у кого-либо возражения. Разумеется, после опубликования медицинского бюллетеня о здоровье Алексея.
Если же Николаю так приспичило иметь на престоле свое потомство, то и тут могли быть варианты. У четырех царских дочерей могли родиться как больные, так и здоровые мальчики (гемофилия не всегда передается по наследству). В XVII–XIX веках в царствующих домах России и Европы было нормой выдавать принцесс замуж в 15–16 лет.
К старшей дочери Ольге сватались великий князь Борис Владимирович, а позже великий князь Дмитрий Павлович, но оба претендента были отвергнуты Александрой Федоровной. Нетрудно предположить, что и другие великие князья охотно бы стали зятьями Николая II. А дальше было бы проще простого — первый родившийся здоровый мальчик объявляется наследником престола.
Кстати, это не авторская фантазия. Многие монархи за рубежом поступали именно так. Тот же Наполеон I, не имея детей с первой женой Жозефиной, почти принудительно женил брата Людовика на своей падчерице Гортензии Богарне с целью получения наследника престола. Как известно, вторая жена Мария-Луиза родила Наполеону сына, тоже Наполеона, который и стал официально наследником престола. Однако и запасной вариант оказался нелишним. Сын Наполеона умер молодым, так и не достигнув престола. А сын Людовика и Гортензии в 1852 г. стал императором Франции Наполеоном III.
Если бы супруги не подошли друг другу — тоже не беда. Николай и Александра могли взять внука на воспитание, а супруги просуществовали бы и порознь. В начале века больше половины членов семейства Романовых жили не с законными супругами, а в фактических браках.
Почему же Николай II не пошел на такой вариант?
После Алексея императрица была не способна к деторождению. Алексей систематически болел и оказывался на грани летального исхода. Как тут не подстраховаться? Автор даже не заикается о варианте государя всея Руси Василия III — развестись с женой и вступить в брак с молодой принцессой (заметим, что в 1904 г. царю было только 36 лет).
К началу Февральской революции дочери царя Ольге шел 22-й год, Татьяне — 20-й, а Марии — 18-й. В те времена и в королевских, и в крестьянских семьях большинство девиц этого возраста были уже замужем, а оставшихся в девках звали перестарками. К великому сожалению, из десятков историков и писателей, исследовавших жизнь царской семьи, никто не попытался подробно разобраться, почему три красивые девушки, самые богатые невесты в мире, вдруг так засиделись в девках. И это притом, что империи был жизненно нужен здоровый наследник.
Ответ здесь может быть лишь один — родители не желали выдавать их замуж. Причин было много. Отдать дочь замуж за рубеж — не оберешься сраму, когда родится гемофилик. Выдать за великого князя из семейства Романовых — боялись усиления влияния родственников, а главное, не хотели создавать конкурента собственному «солнечному лучу».
Здесь опять интересы «солнечного семейства» возобладали над интересами «хутора», то бишь Российской империи.
В итоге все 23 года царствования Николая II в стране был перманентный династический кризис. Сам по себе династический кризис мог привести к гражданской войне только в случае смерти Николая II, но в сочетании с другими факторами он привел к падению царя и возникновению хаоса в стране.