Николай II

ГЛАВА 18 КРИЗИС ВЛАСТИ

Говоря о кризисе власти, я сделаю смелое допущение, опустив главу о деятельности большевиков, меньшевиков и эсеров.

Основных причин для этого две. Во-первых, читатель, интересующийся этим, достаточно информирован по старым и новым компетентным изданиям, а тех, кому это не интересно, не стоит отпугивать от книги описанием партийных программ, склок между большевиками и меньшевиками, разбором работ типа «Что делать?» и т. п.

Вторая, наиболее важная, причина заключается в том, что если в первой русской революции 1905–1907 гг. эти три партии играли существенную роль, то в период обострения кризиса власти в 1915–1917 гг. и в Февральской революции их роль, увы, несущественна. На авансцену русской и даже мировой истории большевики и эсеры выйдут лишь в марте — апреле 1917 г.

Николая II свергли четыре вектора силы, или, если хотите, четыре условные группировки — либеральной буржуазии, генеральская, великокняжеская и масонская. Почему условные? Да потому, что группировки не имели бюрократической организации и документации, свойственной, к примеру, партии большевиков.

Государственные перевороты можно разделить на три типа по конечному отношению их участников к содеянному. Первый тип — неудачный переворот. Например, те же декабристы оказались в Петропавловке, дружно покаялись и честно во всем признались. О таких переворотах писать легче всего — вся деятельность заговорщиков на ладони у историка.

Второй тип — полностью удачный переворот, после которого все участники и примазавшиеся хвалятся своими подвигами, безмерно преувеличивая их. Тут историку приходится отделять подлинные события от вымышленных, но делать это сравнительно просто.

Третий тип — удачный переворот, после которого по каким-то причинам все участники стыдятся его и открещиваются от участия в нем. В какой-то мере примером оного может служить смерть Павла I от апоплексического удара 11 марта 1801 г. Но и тут есть большие возможности для историка. Пусть все участники переворота официально молчали или открыто лгали, но в кругу близких знакомых они бахвалились содеянным и потихоньку составляли записки и мемуары для потомков.

Февральская революция в России представляет уникальный переворот в истории человечества.

К перевороту приложили руку все сильные мира сего. Николай остался в полном одиночестве, если не считать нескольких старцев-сановников и небольшого числа служак — армейских и полицейских офицеров. Участники переворота преследовали различные, порой взаимоисключающие друг друга цели. Проиграли все участники переворота. Причем «проиграли» — сказано слишком мягко. Значительная часть заговорщиков были убиты большевиками, а остальные вынуждены были эмигрировать. Борцы с царизмом, оказавшиеся в нищете в Париже, с тоской вспоминали свои имения, обеды у «Дадона», где они произносили тосты за русскую конституцию, нелегальные сходы, где им бурно аплодировали студенты и курсистки, родных и друзей, погибших в застенках ВЧК. В такой ситуации вряд ли тянуло похваляться участием в заговорах, в планировании цареубийства.

С другой стороны, это было опасно для здоровья и жизни. В Париже возник культ мученика Николая, и озверелые белые офицеры, не имевшие возможности отомстить красным, были рады отыграться на беззащитных эмигрантах. Впоследствии ими был до смерти забит Родзянко. Во Франции белый офицер стрелял в Милюкова, но его закрыл своим телом кадет Набоков.

В итоге большинство заговорщиков погибли или умерли, не оставив после себя воспоминаний или документов. Написанные же в эмиграции мемуары имели цель не рассказать потомкам, как было, а самооправдаться: я не знал, не делал, а если и делал, то совсем малое, хотел как лучше, и прочая, и прочая.

В большевистской России было сделано все, чтобы никто не узнал правды о Февральской революции. Вот что написано о Февральской революции в энциклопедии «Великая Октябрьская Социалистическая революция» (М., 1977): «Российский пролетариат, обогащенный опытом революции 1905—07 гг. и воспитанный на идеях большевистской «Правды», выступал в качестве гегемона и главной движущей силы Февральской буржуазно-демократической революции. Он возглавил общенародное движение против войны и царизма, повел за собой крестьянство, солдат и матросов. Его революционное мужество и стойкость в стачечном движении вдохновляли массы, втягивали в открытую борьбу с царскими властями. Вождем пролетариата была Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков) во главе с В. И. Лениным».

Короче, партия и Ленин возглавили, и баста. И кому какое дело, что все руководители партии, включая Ленина, Сталина, Зиновьева, Каменева и прочая, были в ссылке или эмиграции. Забавно, что не столь давно один из телеведущих сравнил генерала Рохлина с Троцким, который разлагал русскую армию в 1916 г. Ай да Лев Давидович, сидя в Нью-Йорке за 8 тысяч километров, через два фронта сумел разложить русскую армию.

Большевистские организации были крайне немногочисленны, зато до предела насыщенны агентами охранки. До революции работали на охранку член ЦК и редактор «Правды» М. Е. Черномазов (жалованье 200 рублей в месяц), член ЦК и руководитель фракции большевиков в IV Государственной Думе Р. В. Малиновский (500 рублей). Члены горкомов и слушатели ленинской школы в Лонжюмо получали поменьше — 100, 75 и 50 рублей. В образовавшемся после Февральской революции Совете рабочих депутатов состояло более тридцати осведомителей охранки, причем один их них был председателем, три — его заместителями, два — редакторами «Известий Совета рабочих депутатов» и т. д.

И такой огромный полицейский аппарат вовремя не предупредил правительство о подготовке большевиками захвата власти?

В течение 75 лет советские историки так и не сумели найти документальных свидетельств о причастности партии большевиков и Ленина к свержению царя. Возьмем, к примеру, собрание сочинений Ленина и посмотрим перечень его статей за ноябрь 1916 — февраль 1917 гг. Все они посвящены деятельности российской эмиграции и зарубежных социалистических партий. Нет не только статей о революции в России, но и даже о самой России.

Однако не подкрепленная фактами болтовня о руководящей роли Ленина и партии стала канонической версией Февральской революции, которую преподавали в школах и институтах с 1917 по 1991 г. Все документы, противоречащие канонической версии, изымались и уничтожались или прятались в закрытых архивах, где они лежат и поныне. Историки, прорабатывавшие иные версии, отправлялись в места не столь отдаленные. Это всем известно, и неудивительно. В стране Советов везде должно быть единомыслие.

Забавно другое. Версия большевиков о Февральской революции понравилась их противникам — части эмигрантов и «демократам», пришедшим к власти в 1991 г. Новые правители России были гораздо более прежних заинтересованы в сокрытии истории Февральской революции.

Раздоры в семействе Романовых начались буквально со дня вступления на престол Николая II. Иначе и быть не могло. Представим себе любую большую дворянскую или крестьянскую семью, где сильного, житейски умного главу семьи с тактичной, очаровавшей всех женой сменил тенденциозный, некомпетентный сын с истеричной женой. Николай хотел, чтобы в семье его почитали, как отца, а Александра позволяла себе нарушать этикет и вести себя как «кокандская ханша», что резко контрастировало с тактичной и умной вдовствующей императрицей Марией Федоровной.

Все началось с мелочей. К примеру, в 1896 г. Николай попросил своего дядю Владимира, командовавшего гвардией, дать офицерскую должность своему протеже. Владимир Александрович не счел нужным брать в гвардию этого персонажа. Обидевшийся племянник раздул из мухи слона: «Чтобы только не ссориться и не портить семейных отношений, я постоянно уступаю и, в конце концов, остаюсь болваном, без воли и без характера. Теперь я тебя не только прошу, но и предписываю исполнять мою волю».

В начале 1897 г. разразился новый скандал. Царская чета поехала на спектакль в Мариинский театр и решила в царской ложе заодно поужинать. К ним в ложу пришли великий князь Владимир с женой Марией Павловной (старшей) в сопровождении своих знакомых. Мария Павловна нарушила этикет и пригласила сопровождавших к столу. Николай и Александра возмутились и демонстративно покинули ложу. В тот же день царь в сердцах написал дяде: «Моя жена и я считаем это совсем неприличным и надеемся, что такой случай в той или другой царской ложе больше нс повторится! Мне было в особенности обидно, что вы сделали это без всякого разрешения с моей стороны. При Папа ничего подобного не случилось бы; а ты знаешь, как я держусь всего, что было при Нем. Несправедливо пользоваться теперь тем обстоятельством, что я молод, а также ваш племянник. Не забывай, что я стал главой семейства, и что я не имею права смотреть сквозь пальцы на действия кого бы то ни было из членов семейства, которые считаю неправильными или неуместными. Более чем когда-либо необходимо, чтобы наше семейство держалось крепко и дружно, по святому завету своего Деда. И Тебе бы первому следовало бы мне в этом помогать».

Как уже говорилось, конфликт царя с семьей дяди Владимира еще усилился из-за женитьбы в 1905 г. Кирилла, старшего сына Владимира, на герцогине Виктории Мелите Гессенской. Николай II был страшно возмущен. Полбеды, что Кирилл женился на своей двоюродной сестре — отец Виктории был герцог Эдинбургский, сын английской королевы Виктории, а ее мать — дочь императора Александра II. Беда в том, что Виктория Мелита была разведенной. Ее первым мужем был великий герцог Дармштадтский — родной брат царицы Александры Федоровны.

Конфликт между двумя дамами начался в бытность Виктории Мелиты великой герцогиней Гессенской. Еще не государыня всея Руси, а гессенская принцесса, Алиса была первой дамой герцогства до тех пор, пока Виктория Мелйта не вышла замуж за ее брата и не отняла у нее это почетное положение. Тогда Алиса в одночасье превратилась из первой дамы Гессена в ничто, в незамужнюю младшую сестренку герцога, и ситуация изначально была чревата конфликтами.

В 1905 г. все было наоборот. Алиса стала императрицей Александрой Федоровной, а супруга Эрнста-Людвига Гессенского — разведенной герцогиней.

Александра не пожелала видеть свою былую соперницу русской великой княгиней и потребовала от мужа жестоко наказать Кирилла. Николай не мог и не хотел перечить царице, и Кирилл был лишен всех чинов, наград, всего имущества и в 48 часов выслан из России.

На этом браке остановимся подробнее, так как именно от него пошли нынешние претенденты на русский престол. Согласно законам Российской империи «на брак каждого лица Императорского дома необходимо соизволение царствующего Императора, и брак, без соизволения сего совершенный, законным не признается». Там же согласно статье 134 потомки от такого брака «не пользуются никакими преимуществами, членам Императорского дома принадлежащими».

Позже об этом великий князь Кирилл писал: «Таким образом мне было дано понять, что я, по сути дела, поставлен вне закона».

Его отец великий князь Владимир Александрович в знак протеста подал в отставку с должности главнокомандующего войсками Петербургского военного округа. Салон Марии Павловны, матери Кирилла, стал центром великокняжеской оппозиции. Забегая вперед, скажем, что царь лишь в 1910 г. частично простил Кирилла и разрешил вернуться в Россию. Прилагательное «частично» тут очень важно. Царь признал законным брак Кирилла. Виктория Мелита стала великой княгиней Викторией Федоровной. Но своей резолюции от 15 января 1907 г., где сказано: «Признать брак Вел. Кн. Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие», царь не отменил.

Кстати, великий князь Кирилл должен быть устранен от престолонаследия и по другим статьям Свода основных государственных законов. Так, например, Виктория Мелита лишь спустя несколько лет после брака приняла православие и т. п.[90] Другой вопрос, что Николай II в 1910 г. определил официально и публично статус великого князя Кирилла, чем вызвал позже многочисленные споры и кривотолки «кирилловцев» и их противников в эмиграции.

С началом Первой мировой войны великий князь Кирилл был назначен командующим Гвардейским (морским) экипажем. Участвовать в боевых действиях и даже плавать на кораблях великий князь Кирилл боялся после того, как он вместе с вице-адмиралом Макаровым взорвался на броненосце «Петропавловск» в Порт-Артуре. Макаров погиб, а Кирилл Владимирович выплыл, что дало повод флотским острякам шутить, что «золото тонет, а г… обязательно всплывет».

Недовольные своей родней Николай и Александра обратились к…охранке. Слежку за своими родственниками эпизодически вели и другие русские цари, но Николай ввел тотальную систему слежки. Как уже говорилось, черный кабинет перлюстрировал всю без исключения переписку семьи Романовых. Причем с 1896 по 1915 г. выдержки из перлюстрированных писем доставляли только Николаю II, ас 1915 г. по указанию С. П. Белецкого аналогичную информацию независимо от царя стала получать и Александра.

Ранее прерогатива руководства наружным наблюдением за членами императорской фамилии принадлежала исключительно императору, но в ходе войны сама императрица начинает отдавать приказы о слежке за тем или иным великим князем. Ее приказы были незаконны, тем не менее строжайше выполнялись. Тот же Белецкий в своих мемуарах писал, что когда великий князь Михаил Александрович после пребывания на фронте приехал с супругой в Гатчину, Александра потребовала начать слежку за Михаилом, Натальей и их близкими знакомыми. Все сведения о Михаиле и его окружении немедленно сообщались Вырубовой для передачи императрице.

В конце 1916 г. великий князь Николай Михайлович в своем кругу заявил, что он не желает целовать руку императрице после Распутина. Об этом немедленно доложили Александре, и князь тут же был отправлен в ссылку в свое малороссийское имение. Атмосфера тотальной слежки раздражала семейство Романовых.

9 марта 1917 г. великий князь Кирилл Владимирович дал интервью газете «Биржевые ведомости»: «Разве я был спокоен хоть минуту, что, разговаривая с близким человеком, меня не подслушивают?»

Разумеется, главной причиной конфликта в августейшей фамилии было наследование престола. Ведь фактически все 23-летнее царствование Николая II страна не имела нормального наследника престола. Рождение долгожданного Алексея было величайшей радостью царственной четы, но это не только не улучшило, а, наоборот, резко ухудшило отношения с родственниками. После рождения Алексея Николай и Александра существенно сокращают общение с родственниками. Болезнь Алексея скрывают от всей августейшей фамилии, включая и бабушку. Смысл сокрытия болезни не поддается логическому объяснению. Разве что как синдром забеременевшей гимназистки — само рассосется. Но царю с царицей было хорошо известно, что гемофилия еще ни у кого не рассосалась.

Первые четыре года августейшая родня гадала, что происходит с Алексеем, но к 1908 г. его болезнь стала «секретом Полишинеля». Никто из родственников не сомневался, что Алексею не придется царствовать. Тогда кто? Браки Михаила Александровича и Кирилла Владимировича формально лишали их права на престолонаследие. Но официально об этом объявлено не было. Их имена по-прежнему стоят на первых листах «Придворного календаря» и других официальных изданий. А народ, да и значительная часть образованного общества не могли разобраться в тонкостях придворных взаимоотношений. Николай II всю жизнь как огня боялся публичных разговоров на тему престолонаследия и предпочитал положение неопределенности в данном вопросе. В результате чуть ли нс десяток великих князей мысленно примеряли на себя шапку Мономаха.

С 1894 г. зрела и набрала силу великокняжеская оппозиция, в 1915 г. переросшая в великокняжеский заговор, к котором в большей или меньшей степени участвовало все семейство Романовых. Вся без исключения августейшая фамилия безоговорочно одобрила убийство Распутина и взяла под защиту его убийцу, а через несколько педель столь же дружно одобрила отречение Николая II.

В ночь с 16 на 17 декабря во дворце князя Ф. Ф. Юсупова был убит Григорий Распутин. Каноническая версия убийства Гришки подробно описана в воспоминаниях Феликса Юсупова и растиражирована в десятках книг, пьес и кинофильмов. Согласно его версии, сошлись три хороших человека: великий князь Дмитрий Павлович, внук Александра И, князь Ф. Ф. Юсупов, первый богач России, женатый на племяннице Николая II Ирине, и В. М. Пуришкевич, лидер крайне правых в Государственной Думе, и решили избавить Россию от Распутина. К делу были привлечены два безмолвных статиста — доктор Лазоверт и поручик Сухотин.

Юсупову удалось ночью тайно заманить Распутина к себе во дворец, якобы для знакомства с женой Ириной. На самом же деле Ирина находилась в Крыму с матерью Феликса. Распутина Феликс повел в подвальную комнату, где был накрыт роскошный стол. Там хозяин потчевал гостя пирожными, которые Лазоверт начинил цианистым калием. Запивал пирожные Распутин отравленной мадерой. Тем не менее никаких последствий отравления заметно не было. Юсупову пришлось выстрелить из револьвера Распутину в сердце. Оставив Распутина лежать в подвале, Юсупов поднялся к остальным заговорщикам. Юсупов писал в мемуарах:

«Выполняя наш план, Дмитрий, Сухотин и доктор должны были сделать вид, что увезли Распутина домой, на случай, если тайная полиция все же за нами следила. Для этого Сухотин должен был выдать себя за «старца», надев его шубу, и уехать с Дмитрием и доктором в открытой машине Пуришкевича. Они должны были вернуться на Мойку в закрытой машине великого князя, чтобы забрать труп и увезти его на Петровский остров.

Мы с Пуришкевичем остались на Мойке. Ожидая возвращения друзей, говорили о будущем нашей родины, навсегда освобожденной от своего злого гения. Могли ли мы предвидеть, что те, кому смерь Распутина развяжет руки, не захотят или не сумеют использовать этот благоприятный момент? [Запомним последнюю фразу, она нам еще пригодится. — А. Ш.].

Пока шел разговор, меня вдруг охватило смутное беспокойство, и неодолимая сила подтолкнула спуститься в подвал, где осталось тело…

Потом случилось невероятное. Внезапным и сильным движением Распутин вскочил на ноги, с пеной у рта. Он был ужасен. Дикий вопль раздался под сводами, его руки конвульсивно хватали воздух. Потом он бросился на меня; его пальцы пытались сжать мое горло, как клещи впивались в мои плечи. Его глаза вылезали из орбит, кровь текла изо рта. Низким и хриплым голосом Распутин все время звал меня по имени.

Ничто не может передать ужас, охвативший меня. Я старался освободиться из его объятий, но был как в тисках. Между нами началась кошмарная борьба».

С трудом освободившись, Юсупов кинулся наверх по лестнице, зовя Пуришкевича. Распутину удалось выбежать во двор дворца, где его четырьмя выстрелами свалил Пуришкевич.

На выстрелы прибежал городовой, он узнал князя и спросил: «Ваше сиятельство, здесь стреляли. Что случилось?» Юсупов ответил: «Ничего серьезного, глупость. У меня вечером было небольшое собрание; один из моих товарищей немного перепил, забавлялся стрельбой и напрасно всех переполошил. Ничего не случилось, все в порядке».

Через какое-то время городовой вернулся, и тут Пуришкевича прорвало:

«— Ты слышал разговоры о Распутине? О том, кто замышлял гибель нашей родины, царя и солдат, твоих братьев? Тот самый, кто нас предавал немцам, слышал?

Городовой, не понимавший, чего от него хотят, молчал с тупым видом.

— А знаешь, кто я? — продолжал Пуришкевич. — Перед тобой Владимир Митрофанович Пуришкевич, член Думы. Выстрелы, которые ты слышал, убили Распутина. Если ты любишь родину и царя, ты сохранишь молчание».

Городовой ушел, сильно удивленный.

Вскоре великий князь Дмитрий Павлович, Сухотин и Лазоверт вернулись в закрытом автомобиле, чтобы увезти тело Распутина. Тело и шубу погрузили в машину, довезли до Малой Невки и сбросили под лед. Позже, при вскрытии тела, обнаружилось, что легкие Распутина были заполнены водой, то есть смерть его наступила от утопления, а не от огнестрельных ран или отравления.

Вот такая-то версия и стала канонической. Благородные патриоты, морщась, по-дилетантски убивают злодея. Все сие очень красиво, но малоправдоподобно. Начнем с того, что благородные джентльмены надругались над подвыпившим Распутиным («опустили», говоря на блатном языке), а затем профессионально оскопили его. Об этом писал один из наиболее информированных наших историков Н. Н. Яковлев[91], видимо, единственный из всех допущенных к акту вскрытия Распутина. Кстати, сам этот акт до сих пор не опубликован.

Вряд ли подходила для приманки Распутина Ирина Юсупова, племянница Николая П. Царица лично следила за передвижением своих родственников, и Распутин мог легко узнать о пребывании Ирины в Крыму. Великий князь Николай Михайлович, французский посол Морис Палеолог и ряд других историков утверждают, что на вечеринке у Юсупова присутствовали две дамы.

Секретарь Распутина Арон Симанович писал[92]: «Дальнейшие подробности потом сообщила присутствовавшая при убийстве и тоже стрелявшая двоюродная сестра Юсупова.

Участниками заговора были великий князь Дмитрий Павлович, оба сына великого князя Александра Михайловича, братья жены Юсупова, и Пуришкевич. Отец Юсупова и бывший министр внутренних дел Хвостов ожидали результатов убийства в другой части дворца. В убийстве Распутина принимали участие двоюродная сестра Юсупова и танцовщица Вера Коралли. Один из шуринов Юсупова находился спрятанным за портьерами в передней. При входе Распутина он выстрелил в него и попал ему в глаз. В упавшего Распутина стреляли уже все, только Вера Коралли отказалась и кричала: я не хочу стрелять».

Братья жены Юсупова — князья императорской крови Андрей и Федор, дети великого князя Александра Михайловича, внуки императора Николая I. В своих воспоминаниях Ф. Ф. Юсупов выгораживает родственников, утверждая, что Федор был в ту ночь с 16-го на 17-е во дворце великого князя Александра Михайловича, хотя и знал о заговоре.

К сожалению, нам так никогда и не узнать всех деталей происшедшего в ночь с 16 на 17 декабря во дворце на Мойке. Если, конечно, не найдутся какие-либо секретные документы в архивах президента и ФСБ. А пока остается констатировать, что самым красивым и «киношным» вариантом убиения была версия Юсупова, а самым логическим и простым вариантом — версия Симановича. В Распутина беспорядочно стреляли все. Не было никаких пирожных и мадеры с цианистым калием. А кто не верит, пусть сам попробует такое пирожное.

Но, думаю, важнее не кто и сколько раз выстрелил в Распутина, а зачем в него стреляли. У власти по-прежнему оставался некомпетентный человек, доверявший только своей жене. А Александра была целиком в плену у «темных сил». Живы остались и Вырубова, и Симанович, и Рубинштейн, и прочая нечисть. Ни Юсупов, ни Дмитрий Павлович не были такими дураками, чтобы не понимать этого. Наконец, родители Юсупова и старые великие князья Александр Михайлович и Павел Александрович были в курсе подготовки покушения. Разве они не понимали ситуацию? И ведь действительно, с убийством Распутина бардак в управлении страной не кончился, и ничего не изменилось. Те, кому было выгодно, уже стали готовить царице новых «святых людей».

А что ждало самих участников убийства Распутина? Великий князь Николай Михайлович утверждал, что царица потребовала немедленного бессудного расстрела убийц Распутина, и лишь Протопопов уговорил ее дождаться приезда Николая II. А пока по приказанию царицы генерал Максимович в нарушение всех законов империи арестовал Дмитрия Павловича и Ф. Ф. Юсупова во дворце великого князя. Убийцы Распутина знали, что им грозит смерть или, в лучшем случае, пожизненная ссылка в места не столь отдаленные.

Нет! Заговорщики не были наивными дилетантами. Просто убийство Распутина было удавшейся операцией большого неудачного заговора.

Вот что записал в дневнике 5 января 1917 г. (24 декабря 1916 г. по старому стилю) посол Франции: «В тот же день вечером (день погребения Распутина) крупный промышленник Богданов давал у себя обед, на котором присутствовали члены императорской фамилии, князь Гавриил Константинович, несколько офицеров, в том числе граф Капнист, адъютант военного министра, член Государственного совета Озеров и несколько представителей крупного финансового капитала, в том числе Путилов.

За обедом, который был очень оживлен, только и было разговоров, что о внутреннем положении. Под влиянием шампанского его изображали в самых мрачных красках с любезным русскому воображению чрезмерным пессимизмом.

Обращаясь к князю Гавриилу, Озеров и Путилов говорили, что, по их мнению, единственное средство спасти царствующую династию и монархический режим — это собрать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Государственного совета и Думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить императора ослабевшим, не справляющимся со своей задачей, неспособным дольше царствовать и возвестить воцарение наследника под регентством одного из великих князей.

Нисколько не протестуя, князь Гавриил ограничился тем, что сформулировал несколько возражений практического характера; тем не менее он обещал передать своим дядюшкам и двоюродным братьям то, что ему сказали.

Вечер закончился тостом «за царя, умного, сознающего свой долг и достойного своего народа…»

Вечером я узнал, что в семье Романовых великие тревоги и волнение.

Несколько великих князей, в числе которых мне называют трех сыновей великой княгини Марии Павловны: Кирилла, Бориса и Андрея, говорят ни больше ни меньше как о том, чтобы спасти царизм путем дворцового переворота. С помощью четырех гвардейских полков, преданность которых уже поколеблена, они двинутся ночью на Царское Село; захватят царя и царицу; императору докажут необходимость отречься от престола; императрицу заточат в монастырь; затем объявят царем наследника Алексея под регентством великого князя Николая Николаевича.

Инициаторы этого плана полагают, что великого князя Дмитрия его участие в убийстве Распутина делает самым подходящим исполнителем, способным увлечь войска. Его двоюродные братья, Кирилл и Андрей Владимировичи, пришли к нему в его дворец на Невском проспекте и изо всех сил убеждали его «довести до конца дело народного спасения». После долгой борьбы со своей совестью Дмитрий Павлович в конце концов отказался «поднять руку на императора»; его последними словами были: «Я не нарушу своей присяги в верности».

Гвардейские части, в которых организаторы успели завязать сношения: Павловский полк, расквартированный в казармах на Марсовом поле, Преображенский полк, в казармах у Зимнего дворца, Измайловский полк, в казармах у Обводного канала, гвардейские казаки, в казармах за Александро-Невской лаврой, и, наконец, один эскадрон императорского гусарского полка, входящего в состав гарнизона Царского Села.

Все происходившее в казармах почти тотчас стало известно охранке, и Белецкому поручено было начать расследование в связи со следствием, которое он производит по делу Распутина; главным его сотрудником в его розысках является жандармский полковник Невданов, начальник собственной его величества охраны, недавно заменивший генерала Спиридовича».

Частично это подтверждает и Ф. Ф. Юсупов: «Несмотря на то, что лишь члены императорской семьи имели право входа во дворец великого князя [Дмитрия Павловича], мы потихоньку принимали и других. Таким образом, многие офицеры явились уверить нас, что их полки готовы нас защищать. Они доходили до того, что предлагали Дмитрию поддержать возможное политическое выступление. Некоторые из великих князей считали, что следует попытаться спасти царизм, сменив царствование. С несколькими гвардейскими полками хотели идти ночью в Царское Село. Император будет вынужден отречься, императрица заключена в монастырь, а царевич объявлен императором при регентстве великого князя Николая Николаевича. Надеялись, что участие великого князя Дмитрия в убийстве Распутина прямо предназначало его возглавить это движение, и его упрашивали довести до конца дело национального спасения. Лояльность великого князя царю и царице не позволяла ему согласиться на подобные предложения».

О масштабах заговора свидетельствует и перехваченное МВД письмо княгини Зинаиды Юсуповой, адресованное великой княгине Ксении Александровне с сожалением, что «в тот день [17 декабря] не довели дела до конца и не убрали всех, кого следует…».

30 декабря (12 января по новому стилю) посол Палеолог записывает в дневнике: «Позавчера было совершено покушение на императрицу во время обхода госпиталя в Царском Селе, и виновник покушения — офицер — был вчера утром повешен. О мотивах и обстоятельствах этого акта — абсолютная тайна».

В своем дневнике Палеолог обязательно указывал на записанную ранее неверную информацию после получения достоверных данных. Однако к этому эпизоду он больше не возвращается. Достоверного подтверждения этого покушения мне найти не удалось, но это покушение очень вписывается в сложившуюся ситуацию после убийства Распутина.

Ф. Ф. Юсупов, расписывая в мемуарах свою версию убийства Распутина, частенько проговаривается, например: «Великие князья и некоторые аристократы составили заговор, стремясь устранить императрицу от власти и добиться ее удаления в монастырь. Распутин должен быть сослан в Сибирь, император смещен, а царевич коронован. В заговорах участвовали все, вплоть до генералов. Связи, которые английский посол сэр Джордж Бьюкенен поддерживал с либеральными партиями, вызывали подозрения, что он тайно работает на революцию».

На следующий день после убийства Распутина Юсупов заявил своему дяде, председателю Государственной Думы Родзянко: «С сегодняшнего дня мы все будем держаться в стороне от событий и предоставим другим заканчивать наше дело».

Наконец, великая княгиня Елизавета, сестра царицы и вдова великого князя Сергея Александровича, сказала Юсупову: «Не твоя вина, что последствия не соответствовали твоим ожиданиям. Это вина тех, кто не захотел понять, в чем состоит их долг».

Почему же сорвался «великокняжеский заговор»? Тут опять концы были спрятаны всеми заинтересованными сторонами. Скорее всего, у исполнителей не хватило духу «убрать всех, кого следует». Ведь за 300 лет правления Романовых деликатная фраза «Государь должен отречься» означала «геморроидальные колики» или «апоплексический удар». Этого хотели очень многие, но не хотели лично пачкать руки. Возможно, важную роль сыграла и быстрая реакция царя и царицы.

Утром 18 декабря 1916 г. в Ставке идет обсуждение весенней кампании 1917 года. Внезапно в зал входит дворцовый комендант Воейков и подает царю телеграмму от императрицы — убит Распутин. Николай молча встает и покидает совещание. Через час-два поезда, царский и свитский, мчатся на север. Назавтра в 6 часов утра на перроне вокзала в Царском Селе Николая ждала Александра с дочерьми.

Царь немедленно начинает перестановки в правительстве. Причем критерием годности считается не компетентность, а личная преданность монарху. Вместо А. Ф. Трепова был назначен новый премьер-министр старец князь Н. Д. Голицын, сменен военный министр, министры юстиции, просвещения. Из членов Государственного совета исключены («переведены в разряд присутствующих») 16 человек, взамен назначены 18 новых преданных людей. Заменен и председатель Госсовета И. Г. Щегловитов.

Из Петрограда началась массовая высылка… великих князей! Первыми под конвоем специально назначенных офицеров отправились «в места не столь отдаленные» убийца Распутина князь Юсупов — в свое имение Ракитное Курской губернии, а великий князь Дмитрий Павлович — на Персидский фронт. Из сосланных второй волны великих князей — Николай Михайлович в его имение Грушевку (Херсонской губернии), Кирилл Владимирович командирован в Мурманск, Борис Владимирович — на Кавказ.

Если учесть, что великие князья Михаил Александрович (брат царя) и Николай Николаевич (бывший главнокомандующий) находились вне Петрограда, то великокняжеская группировка была обезглавлена.

Фактически Николай II в конце декабря 1916 г. произвел контрпереворот. Тем не менее царь остается в Петрограде еще на два месяца, и только 22 декабря отправляется в Ставку в Могилев. И как только в Ставке обходились два с половиной месяца без гениального главнокомандующего?

Во Франции во времена Директории острили, что все военные заговоры начинаются с разговоров о любви к отечеству.

Генеральская оппозиция формировалась постепенно. Особенность таких аморфных организаций — легкость вовлечения участников и сложности для историка, пытающегося выявить масштабы и роль организации. Официально декламируемой целью военной оппозиции было доведение войны до победного конца, что, собственно, и соответствовало их служебным обязанностям. Традиционно самое уязвимое место любого заговора — вербовка новых членов. Но тут ситуация благоприятствовала заговорщикам. От невинных разговоров о любви к отечеству легко перейти к безобразиям в снабжении армии и к личности Распутина, еще шаг — и возникают вопросы «что делать» и «с чего начать».

Цели великокняжеской и генеральской группировок, в общем, совпадали — устранение с престола Николая, победоносное завершение войны, обеспечение России подобающего места в послевоенном мире. Причем генеральская группировка была согласна и на нового монарха из дома Романовых, и, с некоторыми оговорками, на республиканское правительство.

Генералитет и офицерство не могли не видеть безобразия, творившегося на фронте и в тылу. Необходимым условием войны является компетентное и централизованное руководство страной. А в России в 1915–1916 гг. была бесконечная череда смены министров и генералов. Отбор руководителей в ходе войны происходит в любом государстве. Но в жизнеспособных странах, например во Франции в 1793–1799 гг. или СССР в 1941–1945 гг., происходит отбор лучших и уход некомпетентных руководителей. Уходят в небытие руководители и генералы революционного времени или подхалимы и приходят целые плеяды талантов — Моро, Гош, Жубер, Буанопарте, Жуков, Рокоссовский, Еременко и другие. При Николае II происходило обратное — приходили все менее компетентные и все более старые министры (многим давно перевалило за 70). Могли ли их всерьез воспринимать генералы? В 1914–1915 гг. недовольные высказывались шепотом, а в 1916 г. — во весь голос. Вот, к примеру, официальное письмо от 26 августа 1916 г. начальника ГАУ генерала А. А. Маниковского генералу-инспектору артиллерии при верховном главнокомандующем (в Ставке) Е. З. Барсукову: «…ведь прав Родзянко — головы[93]-то ведь у нас действительно нет. Ну разве мыслимо было само подобное письмо, если бы существовала хотя тень настоящей власти? Ведь вся Россия исстрадалась от того сумбура, какой идет сейчас у нас в тылу… Ведь только «видимость правительства» заседает у нас в Мариинском дворце и всем ясно, что как там ни называйте и какими полномочиями ни снабжайте г-на Штюрмера — все же из него никак не получить того «диктатора», в котором так нуждается Россия и без которого ей угрожает опасность прямо смертельная. И неужели там у вас, в Ставке, этого не понимают?..»

Генерал Алексеев (фактический главнокомандующий армией) как-то обратился к царю с требованием назначить диктатора, то есть лицо, ответственное за снабжение армии и облеченное чрезвычайными полномочиями. Николай же категорически был против любых людей, облеченных властью и доверием народа. Он смертельно боялся каждого, кто мог посягнуть хоть на крупинку самодержавной власти. Он боялся Витте, Столыпина, великого князя Николая Николаевича, не давал церкви патриарха. Так какие же могли быть разговоры о военном диктаторе? Талантливых генералов и высших офицеров с прекрасными организаторскими способностями в России было с избытком. Например, Маниковский, Корнилов, Брусилов, а внизу сколько самородков, тот же будущий герой Гражданской войны генерал Слащёв. Назначить диктатором такого генерала, так он мобилизует все резервы страны на нужды фронта, наведет в тылу порядок и начнет успешные операции на фронте.

А какую роль будет играть при генерале царь, который 20 лет назад батальоном командовал и с тех пор никогда не управлял ни войсками, ни промышленностью? А куда деть богадельню, то бишь Совет министров? А царицу, которая везде сует свой длинный нос: от греческого вопроса до противогазов? А как же Аннушка и дорогой Григорий? Стал бы генерал-диктатор причесываться гребнем старца и разбирать его каракули с указаниями, где и когда наступать?

Нет, Распутин был красной тряпкой для всего русского генералитета. В манифесте болгарского царя о вступлении в войну с Россией прямо говорилось: «Клика Распутина объявила Болгарии войну…» Как говорится, дальше ехать некуда.

Генерал-квартирмейстер М. С. Пустовойтенко открыто говорил в Ставке о царе: «Разве он понимает что-нибудь из происходящего в стране? Разве он верит хоть одному мрачному слову Михаила Васильевича [Алексеева]? Разве он не боится поэтому его ежедневных докладов, как урод боится зеркала? Мы указываем ему на полный развал армии и страны в тылу ежедневными фактами, не делая особых подчеркиваний, доказываем правоту своей позиции, а он в это время думает о том, что слышал за пять минут во дворе, и, вероятно, посылает нас ко всем чертям…»

Но если царь не хочет изменений, то их можно произвести и без него. С этим соглашалось большинство генералов. Но как заставить отречься Николая? Ведь отречение императора не предусмотрено законами Российской империи. Начинаются разговоры о различных вариантах военного переворота.

За два месяца до Февральской революции генерал-лейтенант А. М. Крымов в частном отчете депутатам Думы о положении на фронте заявил: «Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен, и это на фронте чувствуют… Время терять нельзя…»

А может, стоит серьезно задуматься? Чинопочитание и патриотизм — не всегда одно и то же. Ведь тот же Николай II велел предать военному суду командиров кораблей 3-й Тихоокеанской эскадры, которые всего-навсего выполняли приказ командира эскадры адмирала Небогатова и сдали корабли японцам. Суд приговорил всех к смертной казни, а вот командира крейсера «Изумруд», нарушившего приказ и прорвавшегося сквозь строй японских кораблей, наградили.

Страна многое дает офицерам и генералам и вправе многое спросить с них. 12 марта 1801 г. они въезжали на лошадях на тротуары, прохожие бурно приветствовали их, скромные барышни лезли целоваться. Откуда-то появились запрещенные круглые шляпы и фраки. Петербург ликовал. Впервые после Петра I город был иллюминирован без всякого на то приказания начальства.

Умные офицеры могли также вызвать овации народа и поцелуи гимназисток как в 1900 г., так и в 1916 г. Кстати, в день отречения Николая II на вечернем балу в Петрограде великий князь Борис Владимирович на радостях танцевал запрещенное Николаем II танго.

Но, увы, увы… Все всё понимали, все возмущались, «под пламенем тирана мы пили вино как воду», а вот перчаток пачкать никто не захотел. Вот все скопом и угодили под колесо истории.

Над военными заговорщиками с середины 1916 г. начали смеяться обыватели обеих столиц. Вот характерная юмореска из газеты «Русская воля»:

Москва. Ну-с…

Петроград. Трус… А вы-с?..

Москва. Увы-с…

Однако было бы натяжкой говорить, что генеральский заговор свелся лишь к болтовне. И не будем зря обвинять генералов в трусости. Они сделали намного больше, чем положено для высшей меры по законам военного времени. Они, повторяю, лишь не хотели пачкать перчаток.

Так, например, из Петрограда потихоньку были отправлены на фронт все гвардейские части. Точнее, не части, а их личный состав, а взамен были присланы запасные нижние чины и офицеры военного времени, в основном вчерашние студенты и гимназисты. В батальоны новобранцев были вкраплены так называемые «команды выздоравливающих». Выздоравливающие рассказывали новобранцам об ураганном огне германской артиллерии, о газовых атаках, об огромных потерях. Ни те, ни другие ни под каким видом не хотели попасть на фронт.

Николай II о чем, о чем, а о своей безопасности никогда не забывал и приказал начальнику штаба генералу В. Н. Гурко поочередно отправлять кадровые гвардейские полки с фронта в Царское Село на «отдых». Однако это Высочайшее повеление срывалось по мелочам. То командиры частей попросят, чтобы их не лишали чести громить германцев, то отправят полк, а по дороге посадят в карантин — «не дай бог в Царском какую эпидемию устроят».

В январе 1917 г. царь потребовал у Гурко срочно прислать в Царское гвардейскую кавалерийскую дивизию, а Гурко под предлогом отсутствия места для размещения кавалерии прислал в Царское Село батальон Гвардейского экипажа. Батальон был морально неустойчив, а командиром его назначен великий князь Кирилл Владимирович.

К началу февраля 1917 г. генералы были готовы если не начать переворот, то, во всяком случае, присоединиться к нему.

Одна из великих тайн русской истории — роль масонов в Февральской революции. В первые 40 лет Советской власти на эту тему было наложено жесточайшее табу. Писать о масонах было запрещено, по крайней мере, применительно к XX веку. Поэтому рядовой советский читатель судил о масонах по роману «Война и мир».

В 1980-х годах в СССР получил распространение анекдот. Иностранный журналист спрашивает сотрудника МИДа: «Почему у вас нет в продаже черной икры?» Тот отводит его в гастроном на Смоленской и спрашивает продавца: «Сегодня кто-нибудь интересовался черной икрой?» «Нет». — «А вчера, а в течение квартала?». — «Нет». — «Вот видите, черная икра у населения спросом не пользуется».

Точно так же советские историки объясняли нам о масонах. Вот что писал М. К. Касвинов: «…Ленин ничего о масонстве не говорил. Черносотенная надуманность россказней о «всемирном масонском заговоре» столь очевидна, что великий вождь рабочего класса не считал нужным вдаваться в какой-либо их «разбор» или «анализ», оспаривать или опровергать их в каких-либо дискуссиях. Ленин, всю жизнь боровшийся против всех и всяческих козней врагов трудового народа, обличавший малейшие ухищрения буржуазии в ее политике обмана и эксплуатации трудящихся масс, не только ни разу не остановил своего внимания на масонстве — он не счел его даже достойным упоминания. В 55 томах произведений В. И. Ленина, охватывающих треть века ожесточенной борьбы за дело рабочего класса, самое слово «масонство» ни разу не употреблено».

Все просто. Нет масонов в трудах Ленина, значит, их в природе не было. От себя добавлю, что и в энциклопедии «Великая Октябрьская социалистическая революция» (М., 1977) о масонах нет ни слова.

Но вот грянула «перестройка». В открытой продаже появились отечественные и эмигрантские книги, где говорится об участии масонов в Февральской революции. Отрицать очевидные факты новым правителям стало очень тяжело. Тогда была выдвинута новая доктрина: да, что-то было, а что — неважно. А кто пытается в этом разобраться, тот красно-коричневый, антисемит и вообще «бяка».

Но мы все-таки будем «бяками» и попробуем хотя бы немного разобраться в масонском заговоре, используя свидетельства участников и очевидцев. Начнем с…Ленина. Да ведь он же ни разу не употреблял слово «масоны»! Ну и что? Так ведь и сами масоны своих соратников (подельщиков) масонами не называли, а выражались всегда как-нибудь иносказательно. Так вот что писал вождь: «Эта восьмидневная революция была, если позволительно так метафорически выразиться, «разыграна» точно после десятка главных и второстепенных репетиций; «актеры» знали друг друга, свои роли, свои места, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приемов действия»[94].

Эти слова Ленина были как кость в горле у советских историков. И тот же Касвинов разъясняет читателю, что-де «актеры» — это пролетариат. Нелогичность объяснения, я думаю, очевидна. Да и называть пролетариат «актерами» при Ленине было небезопасно: можно было и на Соловки загреметь. Увы, нам предстоит собственный поиск лиц, названных Лениным «актерами».

Масоны в России появились еще во времена Петра Великого. Масонами были многие из декабристов. Но история масонства XVIII–XIX веков — тема особая, и мы будем говорить лишь о масонстве начала XX века.

Документация о деятельности масонов XX века хранится у нас под семью замками в закрытых архивах, куда попадают или за большие деньги, или благодаря связям с сильными мира сего. Поэтому приходится писать о масонах в основном со слов самих масонов, как, например, Нины Берберовой, или немногочисленных историков масонства, таких как Б. Н. Николаевский или Н. К. Яковлев.

В конце XIX века в Париже пользовался успехом профессор юрист Максим Максимович Ковалевский. Между 1898–1902 гг. он вступает во французскую масонскую ложу «Великий Восток». При содействии Ковалевского к 1906 г. пятнадцать русских вошли в ложу «Великий Восток». Среди них были В. А. Маклаков, В. И. Немирович-Данченко, А. В. Амфитеатров, В. О. Ключевский, изобретатель П. Н. Яблочков, князь С. Д. Урусов, дипломат И. Лорис-Меликов (племянник министра Александра III), граф Орлов-Давыдов, присяжный поверенный М. С. Маргулиес.

В 1906 г. Ковалевский прибывает в Россию к открытию Первой Государственной Думы, куда он выбирается без особых осложнений. Через два года в Москве, Петербурге, Киеве, Нижнем Новгороде, Харькове и других городах, от Варшавы до Иркутска, было открыто не менее восемнадцати лож.

Масонские ложи в России в XX веке имели четкую политическую ориентацию. Их целью было свержение само-Державин. Масонская ложа была вне- и надпартийной организацией. Там могли встречаться руководители различных организаций и групп, причем не как представители своих движений, а как члены ложи, требующей от них братского отношения друг к другу.

К 1909 г. в масонские ложи входили многие сотни членов. Однако многих «братьев» руководство лож считало не пригодными для дальнейшей деятельности. Кроме того, возникли подозрения, что видный масон князь Давид Осипович Бебутов информирует о ложах Департамент полиции. Поэтому руководство масонов прибегло к своей классической тактике. В 1909–1910 гг. все масонские ложи в России были распущены. Большинству членов объяснили роспуск тем, что охранке стало известно о существовании лож, неизбежны репрессии, потому необходима самоликвидация.

На деле этот роспуск был фиктивным и являлся прикрытием для реорганизации масонских лож. После «чистки» действительными членами остались только люди вполне надежные и близкие по своим взглядам. Реформированные ложи приняли более замкнутый, конспиративный характер. Такая конспиративность была необходима не только в целях предохранения организации от преследования полиции, но и для сохранения тайны ее существования от деятелей левого лагеря, которых по тем или иным причинам в эту организацию не вводили. Это было необходимо для того, чтобы организация могла выполнить поставленную перед ней основную политическую задачу: в рамках масонских лож согласование, хотя бы в известной степени, деятельности лидеров различных политических групп могло проводиться успешно лишь постольку, поскольку эти группы не догадывались, что являются в некоторой степени объектами ведущейся втайне от них политической игры.

Историк масонства Б. И. Николаевский писал: «…тайна масонских лож охранялась теперь с величайшей осторожностью — приемы старой масонской конспирации для этого были привлечены на помощь опыту русского революционного подполья. Вся эта сторона масонства, которая была разработана за долгие годы его нелегального и полулегального существования, была восстановлена — конечно, в модернизированных, соответствующих духу времени, формах. В организации существовали клятвы, «испытания» новых «братьев», вопрос о каждом новом кандидате предварительно тщательно рассматривался в ложах, о нем собирали сведения не только в отношении его политической благонадежности, но и моральной выдержанности, стойкости, верности раз данному слову. Все то в масонстве, что противоречило требованиям строгой конспирации, было изгнано из обихода русских лож; так, например, было упразднено ведение протоколов о заседаниях, всякого рода письменное делопроизводство было вообще отменено; и едва ли не единственным документом, хранившимся в писаном виде, был статут русских лож; он хранился особенно тщательно, его давали для прочтения каждому новому члену после его принятия в ложу, но копий с него снимать не позволялось».

В 1917 г. принят устав масонов и был найден остроумный способ конспиративного издания его так, чтобы члены организации могли легально хранить свой устав. Устав был напечатан в виде приложения к книге Сидоренко «Итальянские угольщики» (якобы об истории итальянских карбонариев в 20-30-х годах XVIII века). А личный устав карбонария был настоящим уставом масонов. Понятно, что полиции было не до итальянских карбонариев, и цель была достигнута.

В 1912 г. в строжайшей тайне был сформирован «Верховный совет народов России». Уже через год секретарями Верховного совета стали А. Ф. Керенский, М. Н. Терещенко и Н. В. Некрасов. Замечу в скобках, в 1917 г. во Временном правительстве: Терещенко с марта по апрель министр финансов, а в мае — октябре министр иностранных дел; Некрасов был вначале министром путей сообщения, а затем министром финансов и заместителем председателя Совета министров; Керенский с марта — министр юстиции, с мая — военный и морской министр, а с июня — по совместительству и глава правительства. Как видим, со дня сформирования Временного правительства и до 25 октября 1917 г. эта «святая троица» находилась на ключевых постах. Уходили и приходили во Временное правительство октябристы, кадеты, трудовики, разные там эсеры, а масоны оставались.

По данным масона Н. Берберовой, в первый состав Временного правительства (март — апрель 1917 г.) вошли десять «братьев» и один «профан». «Профанами» масоны называли близких к ним людей, которые, однако, формально не входили в ложи. Таким «профаном» в первом составе Временного правительства оказался кадет П. Н. Милюков, назначенный министром иностранных дел.

Берберова пишет, что состав будущего правительства был представлен «Верховному совету народов России» уже в 1915 г. Берберова без лишней скромности приводит статистику: «Если из одиннадцати министров Временного правительства первого состава десять оказались масонами, братьями русских лож, то в последнем составе, «третьей коалиции» (так называемой Директории), в сентябре — октябре, когда ушел военный министр Верховский, масонами были все, кроме Карташова — те, которые высиживали ночь с 25 на 26 октября в Зимнем дворце и которых арестовали и посадили в крепость, и те, которые были «в бегах».

Масонам удалось вжиться и в среду военных. Но здесь они соблюдали особую конспирацию, и называть конкретные имена следует с большой долей сомнения. Так, среди масонов называют имена генералов Крымова, Маниковского, Поливанова. Некоторые авторы (та же Берберова) называют Алексеева и Родзянко. Интересно, что двоюродный брат генерала Рузского профессор Дмитрий Павлович Рузский был видный масон.

Членами масонской ложи были даже два великих князя — Николай Михайлович и Александр Михайлович (внуки Николая I). Интересна и судьба великих князей-масонов. Николай Михайлович с марта по октябрь 1917 г. пытался заниматься общественной деятельностью, контактировал с А. Ф. Керенским. Он даже собирался представлять Тамбовскую губернию, где у него было много имений, в Учредительном собрании, однако Керенский отговорил его. Во время апогея большевистского террора Николай Михайлович был расстрелян в Петропавловской крепости вместе с тремя великими князьями: Павлом Александровичем, Дмитрием Константиновичем и Георгием Михайловичем. Когда Русская Зарубежная православная церковь в 1981 г. причислила клику святых великомучеников всей династии Романовых, убитых во время революции, имя Николая Михайловича среди них не упоминается, и в его честь не было написано иконы. Эмигранты приписали ему и масонство, и то, что он любил называть себя социалистом.

Что же касается Александра Михайловича, то он до декабря 1919 г. был в Крыму, а затем на английском крейсере уехал в эмиграцию. В 1933 г. Александр Михайлович скончался на Французской Ривьере. В эмиграции он написал обширные мемуары, пользовавшиеся большим успехом, где, кстати, и упомянул о своем масонстве. Мало того, об этом он писал отдельные труды. Многие ругали Александра Михайловича за его просоветские настроения: так, он восхищался пятилетними планами, развитием авиации в СССР и т. п.

А были ли масоны среди большевиков? Вот уж вопрос на засыпку! Среди меньшевиков масоны, определенно, были. Это Чхеидзе, Гальперин, Гегечкори[95] и другие.

Николаевский упоминает среди масонов И. И. Степанова-Скворцова, где-то мелькает А. В. Луначарский. Петр Мультатули прибавляет к ним Г. И. Бокия, Л. Б. Красина, С. П. Середу[96]. Но это все мелочи.

Б. И. Николаевский обращает внимание на интересную информацию, появившуюся в журнале «Вопросы истории КПСС» № 3 за 1957 год. Там шла речь о письме из России большевика Н. П. Яковлева Ленину в Поронино. В журнале не приведен полный текст ни письма, ни ответа, а только скупые цитаты. Яковлев сообщает Ленину, что «в либеральных кругах намечается поворот влево», что отдельные представители этих кругов — «экземпляры, социальный вес и влияние которых измеряются многими миллионами рублей», делают попытку устроить нелегальные «встречи» общественных деятелей из кадетов и прогрессистов совместно с представителями левых партий с целью информироваться о настроениях в различных социальных слоях, чтобы «подготовиться к грядущим событиям».

Николаевский считает, что более чем вероятно, что инициатива «встречи» либеральных и социалистических кругов принадлежит масонам.

Ленин отвечает: «Дорогой коллега. За сообщение очень благодарю. Оно мне очень важно. По-моему, на указанных Вами условиях (каких — неизвестно) Ваше участие было вполне правильно и для дела (т. е. для большевиков) полезное».

Не будем строить домыслы и гадать на кофейной гуще, был ли Ленин масоном. Во всяком случае, какие-то отношения вольных каменщиков и вождя мирового пролетариата были. Не знать о роли масонов в мировой политике и особенно в русских делах Ильич не мог, и если помалкивал, то для этого были веские основания.

Видимо, единственный случай, где большевики открыто объявили о своем отношении к масонам, произошел в 1922 г. на IV конгрессе Коминтерна. Предоставим слово Нине Берберовой: «На IV конгрессе Коминтерна в 1922 г. <…> было во всеуслышание объявлено, что большинство французской радикал-социалистической партии принадлежит к ложам Великого Востока. Этот факт был обсужден после длинного доклада Троцкого, с многочисленными ударами кулаком по столу, где он несколько раз упоминал, что масонство необходимо вымести железной метлой — в России, во Франции и во всех других странах. Он говорил, что масонство — мост, соединяющий в мирном сожительстве классовых врагов, что недопустимо, когда есть классовое сознание.

«Масонство, — говорил Троцкий, — орудие обхода революции, усыпляющее сознание пролетариата, и рычаг буржуазного механизма».

В резолюции, принятой по его докладу, Конгресс единогласно вынес решение исключить масонов из Коммунистического Интернационала».

После этого в Советской России исчезли любые упоминания о масонах. Некоторых масонов в 1920—1940-х годах посадили, некоторых даже расстреляли. Но все подлинные или надуманные обвинения против них никак не были связаны с масонством.

Интересна судьба наиболее талантливого руководителя масонов профессора Н. В. Некрасова. Милюков, его коллега по Временному правительству, недаром назвал Некрасова «серым преосвященством». В начале 1918 г. Некрасов сменил фамилию и стал Голгофским и занялся кооперацией. Сидеть бы ему тихо, как Корейко, на мизерном жалованье. А он выдвинулся и стал одним из промышленных руководителей Татарии. В результате Некрасова опознали и 30 марта 1921 г. арестовали как бывшего министра Временного правительства. Некрасов был доставлен в Москву на Лубянку. На допросах Некрасов охотно рассказал о деятельности Временного правительства, о Февральской революции, но в основном то, что было известно как ВЧК, так и эмиграции. Как метко заметил Н. Н. Яковлев: «Некрасов описал верхушку айсберга политической деятельности своих единомышленников», скрыв все остальное. Говорить об устройстве масонских лож и называть фамилии масонов, оставшихся в Советской России, Некрасов не захотел. 24 мая 1921 г. последовала резолюция Ф. Э. Дзержинского: «Дело прекратить». Некрасов был отпущен. Заметим, что весной 1921 г. в ВЧК был новый пик расстрелов, однако неоднократно появлялись материалы о передаче (продаже?) масонских архивов за рубеж.

Павел Судоплатов, один из руководителей НКВД, в своей книге «Спецоперация» вскользь упоминает о планах Сталина в 1951–1952 гг. по ликвидации А. Ф. Керенского в США и по похищению в Париже родственников жены Берии. Возможно, это была лишь часть большой операции против зарубежного масонства. Со смертью Сталина подготовка всех этих мероприятий была прекращена.

Все это говорит о том, что у большевиков с масонами были очень сложные отношения, но что обе стороны всегда были кровно заинтересованы в недопустимости утечки информации.

Семьдесят лет нас учили, что по одну сторону баррикад находились пролетарии всех стран, а по другую — буржуазия всех стран. Увы, это было такой же «липой», как и пропаганда образца 1914 г. об Антанте — «Согласии» Англии, Франции и России. На самом деле Англия с XVIII века была величайшим антагонистом России. И это было понятно. Россия была главным препятствием для «владычицы морей» стать владычицей всего мира. Несколько иная ситуация была с Францией — в ее интересах было существование сильной России в качестве противовеса Германии и Англии. Тем не менее, несмотря на тесные военные и экономические отношения с Россией, правящие верхи, охваченные русофобией, желали ослабления и расчленения России.

У Франции и Англии были веские причины воевать с Германией. Оба государства стремились доминировать в Европе, уничтожить мощный германский флот (лишь немногим уступавший британскому), уничтожить торгового конкурента, разделить его колонии. Кроме того, Франция зарилась на Эльзас, Лотарингию и Рурскую область, принадлежавшие в 1914 г. Германии.

Естественно, России были чужды эти цели. Единственной реальной компенсацией за понесенные жертвы в войне с Германией, Австро-Венгрией и Турцией для России мог стать только контроль над проливами Босфор и Дарданеллы. Союзники это прекрасно понимали и неоднократно обещали Николаю II, а затем Временному правительству отдать после войны Проливы. Зато в нескольких секретных соглашениях правительства Англии и Франции договорились ни под каким видом не допустить Россию к проливам. Английский морской министр Уинстон Черчилль 5 марта 1915 г. предложил министру иностранных дел Эдварду Грево остроумный план. Англия и Франция должны были втянуть Грецию в войну. Это облегчалось тем, что греческие правящие круги мечтали о захвате Проливов. От греческой границы до Константинополя всего лишь около 350 километров. По планам Черчилля, Россия и Греция столкнулись бы в претензиях за Проливы и тут был бы внесен компромиссный вариант — передать Проливы под контроль Англии. В Дарданеллы вошли бы дредноуты «гранд флита», и дело в шляпе. Кстати, все так и произошло: сразу после подписания акта о капитуляции Турции британская эскадра вошла в Мраморное море и высадила десант в Константинополь.

Англия и Франция действительно втянули Грецию в войну (вспомним, как хлопотал старец по «греческому вопросу»), Но турки с болгарами по первое число всыпали грекам, и до конца октября 1918 г. война шла в глубине греческой территории.

Позорным поражением закончилась попытка англичан и французов захватить Дарданеллы в 1915 г. Понеся огромные потери, союзникам пришлось уносить ноги.

Зато русский флот безраздельно господствовал в Черном море. В Азиатской Турции наши войска взяли город Эзинджан и порт Трапезунд. Русская армия и флот готовили большой десант в Босфор.

А ведь «союзники» не только хотели воспрепятствовать продвижению России к проливам. Они планировали расчленение России. В частности, планировалось воссоздание Польши и независимых прибалтийских государств.

Формально царское правительство было готово после победы в войне создать Польское автономное государственное образование. Но в его состав должны были войти земли в районе Варшавы, а также земли, принадлежавшие до войны Германии и Австро-Венгрии и частично заселенные этническими поляками.

А вот союзнички хотели создания полностью независимого Польского государства, в которое вошли бы области, населенные преимущественно русскими, малороссами и белорусами. В принципе, союзники не возражали и против лозунга польских националистов: Речь Посполитая «от можа и до можа», то есть от Балтики до Черного моря.

В конце 1916 г. в Лондоне и Париже в кругах военных и политиков царило предвкушение скорой победы, до которой осталось несколько месяцев, а то и недель. Предполагалось, что Германия из-за нехватки продовольствия и сырья сдастся на милость победителя. Но что тогда делать с Россией? Ведь русская армия и флот к 1917 г. стали сильнее, чем в 1914 г. Ив случае победы речь пойдет не о расчленении России, а придется Проливы отдавать. Союзники оказались в положении попа, которому приходится подставлять лоб под щелбаны Балды.

Не исключали западные политики и другую ситуацию. Попав в трудное положение, кайзер капитуляции на западе мог предпочесть сепаратный мир на востоке. В первом случае пришлось бы отдавать германскую территорию — Эльзас, Лотарингию и Рурскую область, колонии, флот и т. д. А во втором случае имелся план, что Россию удовлетворят Проливы, то есть за мир будут платить не немцы, а турки.

Просчитывая ситуацию, политики Англии и Франции находят оптимальный, по их мнению, вариант — свергнуть самодержавие в России, установить республику с «демократическими» лидерами во главе. Не исключено, что многие из этих лидеров были «братьями» по ложам тем же западным политиканам. Правительства Англии и Франции выдали желаемое за действительное. Они считали, что падение самодержавия и приход к власти «демократов», с одной стороны, сохранит боеспособность русской армии и даст ей возможность довести войну до победного конца, а с другой — дестабилизирует страну так, что она не только не сможет воспользоваться плодами победы, но и не сможет удержать ряд территорий. Таким образом, западные политики одновременно ставили себе две взаимоисключающие цели.

С начала 1916 г. английский посол Джордж Бьюкенен и французский посол Морис Палеолог наладили интенсивные контакты с представителями всех трех групп заговорщиков — великокняжеской, генеральской и масонской. Послы вели переговоры на великосветских раутах и тайных совещаниях. Многие заговорщики открыто посещали посольства.

В отдельных случаях дело доходило до открытого вызова царю. Так, в конце мая 1916 г. посол Бьюкенен специально прибыл в Москву, чтобы наградить высшим британским орденом московского городского голову М. В. Челнокова. «Мэр» Челноков стал пэром, но одновременно он был еще и главноуполномоченным Всероссийского городского союза, а по данным Берберовой, и «братом высокой степени». Кстати, вместо занятий благоустройством первопрестольной Челноков в 1916 г. начал «челночить» в Ставку для переговоров с Алексеевым и другими генералами. Официально наградить заговорщика, которого подозревает правительство? Представим на секунду, если в 1970-х годах советский посол в Англии вручил бы Героя Советского Союза лидеру североирландских сепаратистов.

Бьюкенен и Палеолог благодаря знакомству с великими князьями и генералами получают самую конфиденциальную информацию о боевых операциях русских войск, о возможных кадровых перестановках в правительстве, о высказываниях царя и царицы. Такие беседы в любом государстве были бы сочтены изменой. Но для заговорщиков Бьюкенен и Палеолог не послы союзных государств, а союзники в борьбе против Николая II. В присутствии послов начинаются и разговоры о вариантах переворота, но ни Бьюкенен, ни Палеолог не прерывают собеседников. Фактически послы Англии и Франции становятся участниками заговора против монарха, при котором они аккредитованы. Причем Бьюкенен больше общался с заговорщиками из думской среды, промышленниками и юристами. А Палеолог больше предпочитал аристократические салоны, тот же салон великой княгини Марии Павловны. Кроме того, Палеолог регулярно встречался с верхушкой польской аристократии князем Станиславом Радзивилом, графом Иосифом Потоцким, графом Адамом Замойским и т. д. Разумеется, ясновельможные паны не собираются участвовать в заговоре против Николая, их интересуют последствия. В спокойной обстановке французского посольства паны вместе с любезным хозяином уже делят на части Российскую империю.

Кое-какая информация о деятельности послов союзников доходит и до охранки. Анна Вырубова позже в своих мемуарах пишет: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против их величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями. Государь добавил, что он намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров. Просить же об отозвании Бьюкенена государь находил неудобным: «Это слишком резко», как выразился его величество».

А вот что вспоминает в эмиграции княгиня Палей, вдова великого князя Павла Александровича, одна из самых активных заговорщиц в великокняжеской группировке: «Английское посольство по приказу Ллойд-Джорджа [премьер-министра. — А. Ш.] сделалось очагом пропаганды. Либералы, князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и т. д., постоянно его посещали. Именно в английском посольстве было решено отказаться от легальных путей и вступить на путь революции».

Сам Джордж Бьюкенен в 1924 г. оправдывался: «..многие все еще думают, что я был ее [Февральской революции] основной пружиной, что именно я дергал за веревку и пустил се в ход. Даже после моего возвращения в Англию в начале 1918 года это обвинение неотступно меня преследовало, и мне никогда не удавалось сбросить его с себя. Некоторые из моих прежних русских друзей все еще смотрят на меня с подозрением, а некоторые из них даже повернулись ко мне спиной, как к косвенному виновнику несчастий, выпавших на долю их родины и их последнего императора».

Итак, против императорской четы сплотились все: семейство Романовых, верхушка генералитета, Государственная Дума и бесчисленные городские и промышленные буржуазные организации. Координация действий этих разнородных сил осуществлялась масонскими ложами и посольствами «союзных держав». Дело шло к развязке.