Новый порядок (Часть II)

Глава 48

VIII

Битву чемпионов проводили всего в одну финальную партию в гробовом молчании. Боялись даже кашлянуть из зала, чтобы не отвлечь.

Первая же ставка составила по двадцать тысяч.

Крупье сдал карты.

Начались торги и проходили медленно, вдумчиво.

Ставки поднялись до сорока тысяч.

Игроки сменили карты: Йозеф Вортрайх четыре, Пристерзун — три.

Два менталиста, знающие друг о друге, почувствовавшие друг друга и «увидевшие» друг друга, вышли из укрытий. Гаспар переместился к Звонку, заглянул в его карты.

Поднимай, шепнул он стремлением рискнуть.

— Пять тысяч, — сдвинул стопку фишек Пристерзун.

Вортрайх поразмыслил, ритмично барабаня пальцами по столу.

Лента, тянущаяся к нему из темноты, скользнула по зеленому бархату, над картами, напряженными руками, фишками, поднялась по лацкану жилетки противника, оплелась вокруг шеи, изогнулась, как самая настоящая змея, и вонзила клыки Звонку в мозг.

На долю секунды позже, чем Гаспар «ударил» ее наотмашь. Грубо, хлестко.

В толпе кто-то напряженно вздохнул.

Змей оскалился, бросился на Гаспара. Менталист поймал его. Змея бешено «щелкнула» челюстями возле самого «лица», упрямо подбираясь все ближе.

Хэрр Напье в темноте оперся о свою пассию, тяжело задышал, крепко зажмуриваясь.

— Десять тысяч, — объявил Йозеф Вортрайх, приняв решение.

Александр Пристерзун осторожно заглянул в свои карты, лежащие на краю стола рубашкой кверху.

Гаспар увернулся, отскочил в сторону. Змей пролетел сквозь невозмутимого крупье, который зябко передернул плечами, словно в душном, прокуренном зале подул холодный ветер. На миг его охватили нехорошие мысли, захотелось задаться вопросом «Что я тут делаю?», а может, заехать кулаком по столу или кому-нибудь по уху. Но он сдержался и не подал вида. Просто усталость, такое бывает…

Змей заложил вираж в пространстве и снова кинулся на Гаспара. Менталист извернулся и дал гаду оплеуху. Неизящную, неуклюжую, но очень действенную.

— Двадцать тысяч, — твердым голосом объявил Пристерзун в тишине.

По залу прошел шепот. Вортрайх снова погрузился в раздумья.

Змей раздулся, уплотнился, увеличился, свился кольцами, разворачиваясь на Гаспара, и распрямился, придавая себе скорости. Навалился, проносясь сквозь крупье, которого охватила тоска и злоба за даром потраченную жизнь, спеленал менталиста, сдавил его гибким «телом». Гаспар в зале закачался.

— Тридцать тысяч, — решился Йозеф Вортрайх.

Даниэль удержала его. Соседи по сторонам с неодобрением покосились. Чародейка виновато улыбнулась, пробормотала на лондюноре, что любимый устал.

Звонок прикрыл глаза, обдумывая свой ход.

Гаспара сдавило. Если бы в его «я» были кости — захрустели бы. Противник был слишком силен, обладал слишком крепкой волей, гасящей, ломающей сознание. Даже захоти очень сильно, Гаспар не смог бы победить, и он принял единственное решение, которое мог принять, — сбежал.

Ввалился в свое тело, мучительно застонал сквозь зубы, хватаясь за голову. По лбу, вискам и шее струился холодный пот, лился за ворот и сбегал противной струйкой между лопаток по спине. Во рту стоял привкус крови. Гаспар хлюпнул носом. Даниэль протянула к нему руку, но он небрежно отмахнулся, утер сочащуюся из ноздри кровь тыльной стороной ладони. Приложил трясущиеся пальцы к виску, судорожно вздохнул, зажмурился, до скрежета стискивая зубы, и вновь оказался над игорным столом.

Змей жадной пиявкой присосался к Пристерзуну. Сделал именно то, на что Гаспар рассчитывал, но счет шел на секунды.

Он сосредоточился, хоть это было сделать очень сложно, нашел в пространстве вьющуюся ленту и пронесся над ней, единственно заботясь о том, чтобы не задеть и никак не выдать себя, пока менталист слишком увлечен, ковыряясь в сознании Звонка.

Все заняло лишь пару секунд, но казалось таким длинным путем, после которого останется только бессильно рухнуть и проваляться в беспамятстве несколько дней.

Но он нашел. Нашел его.

Тот стоял во мраке, подпирая колонну. Мужчина средних лет, худой, невысокий, с сединой в густых темных волосах, со скуластым лицом с крупным носом, на котором держались круглые очки. Лицо казалось смутно знакомым, но Гаспару было не до того, чтобы вспоминать.

Он замер у самой головы противника, так, чтобы менталист не мог его почувствовать. Вскользь попробовал коснуться чужого сознания — как и рассчитывал, оно было закрыто, и настолько крепко, что биться можно до посинения.

Но несмотря на надежную защиту, менталист сейчас был слаб, блуждая сознанием в чужом рассудке. И именно здесь было самое уязвимое место. Тут, где он совершенно не ждет нападения.

— Тридцать пять тысяч, — поднял ставку Пристерзун.

Гаспар физически наклонился, уронил голову на грудь. На пол упало несколько капель крови. Даниэль торопливо поднесла ему к носу платок.

Ментальная проекция Гаспара занесла руку. Ладонь вытянулась в ту самую ржавую пилу, которая столько лет скребла и пилила ему череп изнутри.

Змей, выскользнув из головы Александера Пристерзуна, уже расположился на плече Йозефа Вортрайха, у которого возникла абсолютная уверенность, что у выскочки напротив две…

Гаспар ударил.

Неожиданный удар был несильным, но этого хватило.

Лента завибрировала, задрожала, как натянутая бечева, надорвалась у самого основания. Чужой менталист распахнул обезумевшие от страха глаза, раззявил рот, сипло всасывая воздух, взялся за лоб. На висках вздулись вены. Он оперся на колонну, но ноги не удержали, и менталист сполз на пол, где глухо завыл, колотясь от крупной дрожи. Стоявший рядом охранник в черном сюртуке наклонился к нему, но тот лишь слепо отмахнулся локтем и уткнулся лбом в подтянутые к груди колени, издав утробный рык.

Гаспар из последних сил метнулся к хмурому Йозефу Вортрайху, вперившемуся напряженным взглядом в рубашки своих карт.

Две пятерки, шепнул ему Гаспар, растворяясь бесплотным духом. У выскочки две пя…

Зрачки Вортрайха сузились. Это единственное, что выдало его реакцию, но никто этого не заметил.

— Сорок тысяч, — поднял ставку он.

— Уравниваю, — поразмыслив, ответил Звонок.

— Ставки достигли лимита, — объявил крупье. — Вскрывайте карты, господа…

— Нет, — лягушачьи улыбнулся Вортрайх. — Предлагаю повысить. Пятьдесят тысяч.

— Но позвольте, — вмешался крупье. — Хэрру Пристерзуну нечем ответить…

— Позвольте, пожалуйста, помолчать, — жестко прервал Вортрайх, не глянув в его сторону. — Это все-таки мой турнир и это я устанавливаю здесь правила. Ну так что, хэрр Пристерзун, — гипнотизируя Звонка взглядом, сказал он, — как насчет пятидесяти тысяч?

Звонок облизнул пересохшие губы.

— Но мне и вправду нечем ответить, — робко возразил он.

— Если только кто-то не одолжит вам, — произнес Вортрайх и обернулся в онемевший зал. — Господа, найдется среди вас смельчак, готовый одолжить нашему чемпиону еще десять тысяч?

Зал не ответил.

— Что? — самодовольно усмехнулся Вортрайх. — Неужели никто? А что насчет вас, хэрр Напье? — отыскал он в расступающейся толпе Гаспара.

Тот запрокинул голову, зажимая платком нос. Вортрайх как будто не заметил этого.

— Охотно, — гнусаво и приглушенно рассмеялся Гаспар. — Если вы одолжите мне десять тысяч, я легко одолжу их хэрру Пристерзуну.

— Вот как? — Вортрайх перед лицом ладони домиком и подумал. — Ну хорошо, я согласен. Однако же, — он пригладил волосы, широко улыбаясь, — это ведь несерьезно, хэрр Напье. Давайте поднимем еще немного. Скажем, до восьмидесяти, а?

— Это еще тридцать тысяч? — уточнил Гаспар, осторожно шмыгая носом.

— Неужели вы не располагаете такой… скромной суммой для человека вашего порядка?

— Конечно, располагаю! — оскорбленно заявил Гаспар. — Но не при себе, разумеется.

— Тогда что нам терять? Я одолжу вам сорок тысяч, а завтра… то есть сегодня, скажем, вечером вы мне их вернете. Это если, конечно, удача отвернется от нашего чемпиона, — добавил Вортрайх, извиняясь, — в чем лично я сильно сомневаюсь.

Чемпион, мнением которого никто уже не интересовался, тоже в этом сомневался, гораздо сильнее кого бы то ни было в зале. Ему лично хотелось все бросить и убежать как можно дальше отсюда.

— Не вижу никаких проблем, хэрр Вортрайх. Я всегда держу слово, — заверил Гаспар.

Толпа зашумела. Кажется, кто-то от чувств подавился окурком сигары. Только Даниэль осталась равнодушна к происходящему. Она стояла с прикрытыми глазами, дышала ровно, держа Гаспара под локоть.

— Я в этом даже не сомневаюсь, — скупо улыбнулся Вортрайх и повернулся к белому, как мел, Звонку. — Итак, восемьдесят тысяч. Неплохо, хэрр Пристерзун? Ваш выигрыш увеличился в четыре раза. Что вы будете делать с такими деньгами, уже решили?

Чемпион не ответил. Руки у него тряслись.

— Ставки возросли до восьмидесяти тысяч! — безразлично объявил крупье. — Ставок больше нет. Господа, вскрывайте карты!

Йозеф Вортрайх взял свои карты и выложил их перед собой.

Две шестерки.

Звонок спазматически вздрогнул, тяжело сглотнул. Трясущимися пальцами сгреб свои карты с края стола, взял их в руки, едва не выронив. Качнулся, от нервного напряжения едва не теряя сознание, но все-таки удержался, поставив локти на стол, и бросил карты перед собой.

— Пара девяток! — провозгласил крупье. — Хэрр Пристерзун победил в битве чемпионов!

Вортрайх сперва решил, что ему послышалось.

— Что ты… — прошипел он, привстав из-за стола. Глянул на карты Звонка и бессильно упал на стул.

Зал взорвался ликованием. Но Александер Пристерзун этого не слышал. Он плыл. Его мутило. Сил, чтобы осознать свою победу, у него не нашлось.

В толпе началось движение. К Гаспару потянулись руки. Кто-то тряс его за свободную. Кто-то хлопал его по плечу, толкая Даниэль.

— Не делайте резких движений, — вполголоса посоветовал кто-то в самое ухо.

IX

— Долго нам тут еще торчать? — пробормотал Бруно, тряся затекшими ногами.

— Тха, — кисло хмыкнул Эндерн, развалившись у стены. — Блаженного спроси. Он у нас сигнал, сука, сраный ждет.

Бруно мрачно глянул на неподвижную в темноте фигуру сигийца.

— Уж скоро ночь кончится, а мы, как мудаки, тут… — буркнул Маэстро. Очень хотелось курить, но оборотень запрещал, чтоб «позицию не засветить».

— А че сразу как? Мудаки, сука, и есть, — невесело хихикнул Эндерн.

Бруно побродил взад-вперед, разгоняя кровь, затем, кряхтя и охая, присел на корточки рядом с полиморфом.

— Почему мы сразу туда не полезли? — спросил он. — Света нигде нет. Никого там нет. Этот Напье Нытьен сказал, что все внизу сидят, в карты режутся. Так взяли бы втихую влезли, пока никто не видит, втихую забрали что нать, втихую ушли — и все, делов-то!

— Это потому, — широко зевнул Эндерн, — что Напье дорогой наш, сука, Нытьен — идиот. А в его идиотской башке слева пусто, а справа — полно идиотских планов, которые ему ну что твой скипидар в жопной дырке покоя не дают. И вот ежели ему, сука, справа ебнуть, идиотские планы в пустоту вываливаются, а на выходе — пиздец, который мне обычно разгребать. Ну и вам теперь до кучи. Добро пожаловать в клуб мудаков. Ты счастлив? — оборотень ткнул Бруно локтем. — Не слышу радости.

— Угу, — ворчливо протянул тот, — до усрачи.

— То-то же, — нахохлился Эндерн.

— Идем, — сказал бесшумно выросший перед ними сигиец.

Оба почти никак не отреагировали.

— Че? Уже? — недовольно бросил полиморф.

— Да.

— Давай еще подождем, а то мало ли, — едко произнес Эндерн.

— Охрану вызвали вниз, — сказал сигиец. — Наверху осталось только трое.

— Так бы сразу! — оборотень вскочил, поправил перекинутую через плечо сумку. — Че, сука, встал? Бегом!

X

Эндерн возился с замком уже несколько минут. Стоял на одном колене перед дверью черного входа клуба хефлигов и очень сильно матерился, утыкав замочную скважину проволокой и отмычками. И хоть не в полный голос, а едва слышным шипением, у Бруно на спине волосы дымом стояли от страха и волнения. Ему казалось, что шорохи, звон и шепот слышит вся улица Шлейдта, а в самом клубе на уши поднялась вся охрана и уже бежит на звук с парой увесистых аргументов против ночных воров.

Бруно нервно притопывал ногой по мраморному крыльцу и никак не мог взять в толк, зачем вообще его взяли с собой. В детали его не посвящали. Он знал только, что мутная компания, в которой они с сигийцем вдруг оказались, надумала что-то стянуть из клуба. Но если и можно было представить худшего вора на этом свете, Бруно обязательно попросил бы его подвинуться и уступить место. Уж кем-кем, а настоящим, матерым преступником Маэстро никогда бы не смог стать, он и на каторгу загремел лишь потому, что нанялся когда-то матросом не на то судно. Так, мелкий жулик, обманом вытягивавший мелочь у прохожих.

— Ну давай, сука, — сквозь зубы прошипел Эндерн, мучая замок, — давай уже, падла! Не выебывайся, а то ломом переебу!

Замок как будто испугался угрозы, щелкнул и поддался. Эндерн выдохнул и встал на ноги. Сигиец, терпеливо дожидавшийся окончания процесса, шагнул к приоткрытой двери. Бруно попытался представить, что творилось у «блаженного» в голове. Небось, предпочел бы вынести дверь, чтоб даром не терять время, но Маэстро стал замечать за ним странную и несвойственную покладистость уже пару недель и терялся в догадках, кто на него так повлиял.

Тот приоткрыл дверь пошире и бесшумно растворился в темноте. Эндерн похлопал Бруно по плечу и подтолкнул к входу в клуб, а затем вошел следом.

Бруно перешагнул порог очень осторожно, боясь, что шаги разнесутся эхом по всему зданию. Но звук получился мягким, едва слышным. Маэстро на ощупь шагнул чуть глубже в полной темноте, уткнулся в спину сигийца. Немного поколебавшись, все же достал из кармана небольшой кристалл, который дал ему Франсуа Напьен. Бруно энергично потряс его, зачем-то подул, зажав в руках: кристалл засиял мертвенно-бледным, голубоватым светом, разгоняя мрак и разгораясь все ярче.

Сигиец обернулся. В свете кристалла его неподвижное лицо показалось мертвым, а бельма совсем уж демонически-потусторонними. Прокравшийся мимо Эндерн покосился на Бруно с неодобрением, но ничего не сказал.

Маэстро огляделся. Черный ход вел в узкий, длинный изолированный коридор, весь увешанный шамситскими коврами. Ковры устилали и пол до самой лестницы в конце коридора. Бруно попробовал прикинуть, сколько его жизней только тут лежит и висит, и снова столкнулся с проблемой, что не знает таких чисел.

Сигиец молча зашагал по коридору, безошибочно ориентируясь в темноте. Как и обычно, шагов его Бруно не услышал. Эндерн указал пальцем, приказывая идти следом. Маэстро приглушил голубой свет ладонью и послушно засеменил по мягким коврам. Ноги от волнения слушались неохотно, но он все-таки шел, внимательно прислушиваясь.

Хоть клуб молчал, лишь изредка нарушая тишину вибрирующим гулом откуда-то снизу, Бруно на это не велся. Он был уверен, что рано или поздно обязательно кто-то выйдет откуда-нибудь, и тогда начнется… Нет, определенно надо было остаться на улице, на стреме стоять. Даже если бы кто-то и заметил бы его, он всегда смог бы отбрехаться, в худшем случае получив пинок или подзатыльник. А отсюда живым хрен выберешься, если что. Рука сама собой потянулась к пистолету, но Бруно одернул ее.

Они поднялись по лестнице.

На втором этаже ждал очередной коридор, чуть шире предыдущего. Справа были запертые двери, слева — панорамные окна, за которыми спала ночная Анрия. Здесь было гораздо светлее из-за аллеи уличных фонарей — улица Шлейдта была хорошо освещена. Бруно спрятал кристалл в карман, испугавшись, что случайный прохожий заметит свет, которого в клубе быть не должно. Откуда случайному прохожему знать, что в клубе должно быть, а что нет — Бруно вычеркивал из своего уравнения.

А вот ковров на втором этаже не было. Маэстро поставил ногу на лакированный паркет и весь сжался от гулкого цокота каблука. Бруно чуть язык не прикусил, замер. Шедший сзади Эндерн толкнул его, Бруно закачался, полетел на пол. Оборотень удержал его.

— Иди спокойно, булдыга, — громко шепнул Эндерн. — Все чисто — блаженный бы предупредил. Только, сука, не ори.

Бруно хотел пожаловаться, что им-то хорошо говорить, но не стал. Кое-как унял нервную дрожь, утер рукавом проступивший пот и шагнул на пятку. Немного постояв и выждав, когда эхо пропадет, Бруно попробовал пойти с носка. Получилось значительно тише. Так он и двинулся дальше по стенке, огибая вазоны с раскидистыми растениями на постаментах. Бруно боялся представить, насколько нелепо выглядит, но все-таки представлял. И до того ярко у него это вышло, что не рассчитал, поставил ногу неправильно, пошатнулся, ловя равновесие, и схватился за ближайший вазон. Постамент не выдержал нового веса, накренился. Бруно удержал его, но горшок все равно соскользнул. Маэстро приготовился к грохоту и звону разбивающейся о паркет керамики.

Вазон просто завис, куст печально свесил листья.

Сигиец стоял, протянув руку. Эндерн бесшумно прошмыгнул мимо, подхватил вазон. Толкнул постамент, принуждая поставить его ровно, вернул горшок на место, погрозил Бруно кулаком. Маэстро хотел ответить, но не стал, испугавшись, что начнет выговаривать во всю глотку. Лишь вздохнул.

Через несколько шагов коридор кончился дверью в кабинет. Эндерн без слов пристроился у замка, открыл еще одну сумку на поясе и достал оттуда отмычку.

Сигиец, не считая нужным отчитываться, тихо исчез. Бруно не сразу и заметил, как и когда это произошло. Просто повернулся в коридор и увидел, что они с Эндерном остались вдвоем, а вокруг — полумрак и тишина, нарушаемая только шорохом и скрежетом шебаршащих в скважине отмычек. Оборотень отдался взлому замка целиком и полностью и, что удивительно, молча.

Бруно прислонился к стене, дожидаясь, когда все закончится, и, наверно, на пару мгновений задремал, потому что в себя его привел очень громкий щелчок, чуть не вызвавший остановку сердца, — настолько был неожиданным.

Эндерн поднялся с колен, толкнул дверь внутрь кабинета, шмыгнул носом и хотел переступить порог.

Из полумрака протянулась рука и крепко взяла оборотня за плечо, втягивая обратно в коридор.

— Блаженный, блядь! — тихо выругался Эндерн.

Бруно поморгал, не понимая, откуда в коридоре следом за рукой взялся сигиец.

Тот оттолкнул Эндерна еще дальше от двери, достал из ножен меч. Подошел к порогу и коснулся пола за ним. Лезвие наполнилось внутренним тусклым белым светом. Сигиец провел острием, начертил какую-то фигуру. Потянуло мерзким, химическим дымом. Бруно не смог охарактеризовать эту вонь, но она была настолько едкой, что пришлось побыстрее зажать нос, хотя это уже не помогло: в ноздрях засвербело. Бруно весь зажался, крепко сдавил нос руками, зажмурился и чихнул, аж в ушах стало больно. Но хоть получилось почти бесшумно.

— Ты говорил, что тут, сука, безопасно, — прошептал Эндерн.

— Говорил, — сказал сигиец, — что с высокой вероятностью тут безопасно.

— Высокой-хуекой, — проворчал оборотень. — Чего еще ждать?

— Ничего. Больше сигнальных печатей нет.

Сигиец прошел в кабинет. Эндерн за ним. Бруно подступил к двери последним, посветил себе под ноги. На полу все еще исходилась едким дымом странная геометрическая фигура, вписанная в круг. Маэстро задержал дыхание и на всякий случай перепрыгнул колдовскую ловушку.

Окно в кабинете было плотно занавешено. Свет исходил только от кристалла в руке Бруно.

— Дверь закрой, — прошептал из темноты Эндерн.

Бруно охотно послушался.

Сигиец уверенно прошел за стол, отодвинул глубокое кресло и встал у стены. Пошарил по ней рукой, обводя ладонью квадрат. Затем поднес к стене меч. Лезвие вновь наполнилось белым светом.

Он медленно, напрягая руки, прочертил острием тот же квадрат, отчетливо видимый в голубоватом свете кристалла тлеющим линиями. Запахло горелой бумагой. Затем потянуло уже знакомой вонью, еще более едкой. Бруно чихнул раньше, чем успел среагировать. Эндерн бросил на него злобный взгляд.

— Я не виноват! — гнусаво оправдался Маэстро, зажимая нос. Оборотень приложил к губам палец.

У стены что-то ярко вспыхнуло. Сигиец резко отвернулся, закрывая лицо.

— Драть тебя кверху сракой! — выругался Эндерн. — Что еще?

Сигиец не ответил, сбивая и задавливая рукавом плаща занявшиеся огнем обои.

Покончив с этим, он дочертил последнюю сторону квадрата, вставил острие меча в стену и надавил, как рычагом. Открылась дверца. Сигиец запустил внутрь руку.

Через несколько минут он выгреб на стол содержимое скрытого сейфа. Среди содержимого оказалось несколько пачек денег, конверты, бумаги, пара папок, кое-какая золотая мелочевка, резная табакерка, отделанная слоновой костью и несколько розыскных пермитов Ложи. Сигиец взял табакерку, потряс — внутри что-то перекатывалось. Он открыл ее, высыпал на стол несколько колец и медальон, вроде бы медные. Эндерн бегло просмотрел пермиты. Выглядывавший из-за его плеча Бруно успел заметить пару знакомых лиц — среди них точно был ван Геер, Адлер и Гирт ван Блед, остальных он не знал. Затем они на пару с сигийцем просмотрели несколько писем, вскрыли пару конвертов. К некоторым сигиец принюхался, запустил руки в папки.

— Это то, что ищем? — спросил Эндерн.

— Возможно, — сказал сигиец.

Оборотень бросил одно из писем на стол.

— Ладно, потом разберемся, — махнул рукой он. — Есть там еще чего?

— Нет.

— Ну, тогда и нехер тут торчать, — решил Эндерн и принялся с поразительной быстротой складывать добычу в сумку. Маэстро успел заметить, как одна из денежных пачек крайне ловко перекочевала полиморфу в карман. Бруно только хмыкнул, не решившись ничего говорить.

Собравшись, Эндерн сделал то, чего Маэстро не ожидал вовсе — снял сумку и накинул ремень ему на шею.

— Не понял, — моргнул Бруно.

Оборотень нехорошо усмехнулся и расстегнул ворот куртки, выудил из-под нее цепочку медальона, с которым почти никогда не расставался. Снял и надел на шею Бруно поверх ремня сумки.

— Не… не понял, — повторил Маэстро.

— Так и задумано, — буркнул полиморф, поправляя на Бруно сумку. — Ты это, в Бога веришь?

Маэстро растерялся, насторожился, втягивая голову в плечи.

— Нет. А надо?

— Хочешь целиком остаться — надо.

— Господи Единый Вседержитель, помилуй раба Твоего грешного, — забормотал Бруно, — убереги от лукавого да не введи в искушение…

— Во, — похлопал его по плечам Эндерн, — молодец. Вот так и продолжай.

К сожалению, на этом все знания молитв у Бруно заканчивались. Но он слышал, что главное не слова, а рвение.

— Господи Единый Вседержитель, помилуй раба Твоего грешного… — повторил он, вцепившись в сумку в ожидании чего-то ужасного.

— Respondendum, — четко проговорил оборотень.

— Го

Бруно исчез.

Это было не так страшно. На самом деле он даже почти ничего не почувствовал. Лишь на мгновение провалился в темноту.

споди! — закончил Бруно уже в совсем другом месте, вися в воздухе.

А потом его догнали поотставшие чувства и пара частей тела. Все разом.

А потом опомнилась и сила притяжения.

Бруно завизжал.

XI

— Господа! — тяжело поднявшись со стула, проговорил Вортрайх чуть севшим голосом. — Прошу сохранять спокойствие! Дело в том, что на нашем турнире произошло небольшое недоразумение, но мы его немедленно уладим. Верно, хэрр Напье? — Вортрайх строго глянул на Гаспара.

Их с Даниэль вывели под руки из расступившейся толпы на помост и развели в стороны подальше друг от друга. Гаспара поставили ближе к Вортрайху.

— Всенепременно, — рассмеялся менталист. Капля крови упала на жилетку.

Вортрайх подозрительно глянул на качающегося, бледного и мокрого от пота, с залитой кровью верхней губой Гаспара.

— Скажите, хэрр Напье, — Вортрайх заложил руки за спину, — когда это вам пришло в голову нас всех обмануть?

— Наверно, — шмыгнул носом, харкнул и сплюнул на пол кровь Гаспар, — в тот же момент, когда это пришло в голову и вам, хэрр Вортрайх.

— Не понимаю, о чем вы.

— Не понимаете? — усмехнулся менталист. — Тогда почему бы не спросить вашего друга?

— Какого друга?

— Да вон того, что где-то там, — неопределенно кивнул в темноту Гаспар. — Ах да, он же не ответит — ему сейчас немного не до того.

Парень в черном сюртуке крепко сжал его плечо, намекнув, что вести себя надо повежливее. Не понимающие ничего гости подняли шум, вертясь по сторонам.

— Хватит, хэрр Напье, кривляться! — прикрикнул Вортрайх. — Я уже все знаю. Мне известно, что вы не тот, за кого себя выдаете, и что балуетесь чтением чужих мыслей.

Чья-то кузина потрясенно ахнула. Кто-то из числа все всегда знающих наперед горячим шепотом подтвердил, что догадался обо всем сразу и давно, просто не решался об этом открыто заявить.

— Почему же балуюсь? — тихо рассмеялся Гаспар, шмыгая носом. — Я в этом вполне неплох.

— Рад, что вы не собираетесь отрицать этого, — лягушачьи улыбнулся Вортрайх. — Это делает вам честь. А вот нарушение правил нашего турнира — нет.

— Это потому, что у вас монополия на нарушения, хэрр Вортрайх?

Он пропустил издевку мимо ушей, никак не отреагировав. Пристерзун сидел за игорным столом и хлопал круглыми от изумления и страха глазами.

— Полагаю, — Вортрайх заложил ладонь между пуговиц жилетки, — оговоренной суммы у вас, конечно же, не имеется?

— Нет.

— А я вам ее одолжил, — вздохнул хозяин клуба. — Ну и что же нам теперь делать?

— У меня есть одно предложение, хэрр Вортрайх.

— Внимательно слушаю.

Гаспар поднял подрагивающую руку и сразу же почувствовал предупреждающий укол в спину, хотя его уже тщательно обыскали. Менталист показал, что во влажной ладони ничего нет, и осторожно запустил ее в карман жилетки, достал часы на золотой цепочке. Настороженный Вортрайх внимательно проследил за его движением.

— Почему бы вам не приказать вашим людям убрать оружие, — Гаспар открыл часы, нажав на кнопку, — отойти с поднятыми руками, а вам не проследовать за нами в ближайший околоточный участок?

Вортрайх каким-то непостижимым образом умудрился деликатно улыбнуться, хищно оскалиться, выпучить глаза, прищуриться и сохранить при этом почти спокойное лицо. И все это почти одновременно.

— Да вы шутник, хэрр Напье, — потряс он пальцем.

— Увы, — шмыгнул носом Гаспар. — Я не шучу — у меня очень скверное чувство юмора. Я настойчиво предлагаю подумать над моим предложением. У вас есть минута, — он показал циферблат часов.

— Хм, — хмыкнул Вортрайх, — что же случится, если я не отзову своих людей, а минута пройдет?

На пол с мягким звоном упало золотое колечко с пальца Даниэль. Чародейка стояла с прикрытыми глазами и перебирала пальцами, стягивая с них украшения.

— Тогда в эту самую дверь, — Гаспар повернулся к выходу, поморщив от натуги и боли белое лицо, — войдет ваш человек и сообщит пренеприятнейшие известия, что ваш клуб окружен силами анрийской полиции и дожидается сигнала о штурме.

В зале сделалось тихо.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Вортрайх. — Очень смешно, хэрр Напье!

— Хэрр Вортрайх, я уже сказал, что не шучу, — произнес в тишине менталист слабым, но твердым и уверенным голосом. — Меня зовут Гаспар Франсуа Этьен де Напье, я — магистр-следователь Комитета Следствия Вселандрийской Ложи чародеев и нахожусь здесь по прямому приказу моего начальства с целью оказания помощи силам охраны правопорядка города Анрия. Я уполномочен оповестить вас, гражданин, что с этого момента вы находитесь под арестом, и настойчиво рекомендую вам, вашим людям и всем присутствующим не совершать резких движений и не оказывать сопротивления во избежание неприятных эксцессов.

— Что ты такое несешь? — рявкнул Вортрайх. — Ты совсем спятил?

Гаспар выдохнул — долгая речь сжирала последние силы. Он еще держался на ногах лишь потому, что его держали за плечи.

— Возможно. Но ваше время вышло, хэрр Вортрайх, — Гаспар осторожно поднял руку и демонстративно закрыл часы.

И точно секунда в секунду в дверь отчаянно забарабанили кулаком.

Стоявший на входе охранник открыл ее — в зал ворвался бритый наголо человек в черном сюртуке, что-то шепнул коллеге на ухо, затем пробежал в темноте до помоста, перелез через ленту ограждения и подступил к Вортрайху.

— Вы издеваетесь⁈ — рявкнул тот, выслушав донесение. Черный сюртук помотал головой. — Так, никого не выпускать! — приказал Вортрайх. — Ты, ты и ты — за мной! Если это какой-то цирк, я лично сдеру с тебя шкуру! — погрозил он Гаспару и спустился с помоста.

Принесший вести «сюртук» напоследок нехорошо зыркнул на менталиста и молча последовал за хозяином клуба. В толпе усилился нервный гомон. Кто-то хрипло призывал к порядку, не особо заботясь о вежливости.

— Гражданин, — вяло повел плечом Гаспар, когда Вортрайх скрылся за дверью, — вы так обяжете, если перестанете колоть меня чем бы там ни было. А лучше всего сдайтесь на милость имперского правосудия. Сотрудничество с властями выступит смягчающим обстоятельством на суде и поможет скостить срок. Несильно, но все-таки…

— А если нет? — огрызнулся охранник.

На пол упало последнее кольцо — у Даниэль остались свободные руки. Она открыла глаза, заполненные потусторонним бирюзовым светом. Чародейка напряглась всем телом, сжалась. В темном зале ослепительно, с грохотом сверкнуло. Державший чародейку мордоворот в черном сюртуке вылетел с помоста и исчез где-то в темноте.

Прежде чем кто-то успел что-то сообразить, Даниэль вскинула руки, крутя ладонями. Под «сюртуком», который сторожил Гаспара, закрутился спиралью воздух. Громилу подкинуло к потолку. Чародейка качнулась, махнув руками — и человека просто сдуло. Гаспар зашатался, мотнулся, схватился за край игорного стола, падая на пол. Даниэль закрутилась, взмывая в воздушных потоках к потолку. Подул сильный ветер, взметнул скопившийся на полу мусор и швырнул в ближайших к помосту людей, сдул со стола фишки и карты. Александр Пристерзун упал со стула. Крупье заполз под стол. Руки парящей чародейки заискрились, с них сорвались шипящие молнии и ударили в пол, оглушительно грохоча, сверкая и отгоняя людей от помоста.

Поднялся вой, визг и крик. Люди ломанулись к дверям, сметая с пути всех и все подряд.

Но Гаспар уже не видел, что произошло дальше — от удара об пол он потерял сознание.

XII

Гаспар мучительно застонал. Не сразу, но все-таки почувствовал прохладные ладони на своих щеках. Все, буквально все тело болело, ныло и стенало. Кажется, внутри что-то лопнуло.

Он с трудом продохнул, издав сиплый скрип. Приоткрыл глаз. Едва спала мутная пелена, Гаспар разглядел размытое лицо. Проморгавшись, он узнал в этом лице Даниэль.

Было светло. За чародейкой виднелся знакомый потолок в комнате дома Геллера.

Прошло еще немного времени, прежде чем Гаспар смог нормально дышать без слез.

— Только… — просипел он, облизнув пересохшие губы, — не говори, что я… снова два дня…

— Не скажу, — улыбнулась Даниэль, гладя его прохладной ладошкой по щеке. — Всего лишь несколько часов.

— Все… получилось?..

— Должно же хоть раз.