I
Даниэль сидела у окна с книгой на коленях вытянутых ног. В доме Геллера имелась скромная библиотека, но исключительно технической литературы по основам колдовства, естествознанию, инженерии, машинерии, артефакторству или проводимости куприта. Чародейка взяла первую попавшуюся о свойствах саламанова кварца и преломлении магических потоков и уже пару часов листала страницы, больше обращая внимание на плохо читаемые заметки на полях, сделанные рукой Механика, который едва ли не в каждом абзаце находил ошибку или ставил под сомнение выдвинутый автором тезис.
Чародейка перелистнула страницу и сразу же наткнулась на яростно зачирканный абзац и резюме карандашом: «ПОЛНАЯ ЧУШЬ!! ЛЮЦИДУМ НЕ! ВСТУПАЕТ В РЕАКЦИЮ С ТРУБКОЙ ЛИСТАДА!» Пробежавшись глазами донизу, чародейка нашла еще одно замечание, но не успела с ним ознакомиться. С кровати у стены комнаты донесся слабый шорох.
Даниэль подняла голову и на секунду обомлела: Гаспар упрямо ворочался, борясь с простыней.
Чародейка вскочила, бесцеремонно бросив книгу на пол, подлетела к кровати. Гаспар поднял на нее потухшие глаза, отметил ее присутствие. Пошевелил ногой, запутавшейся в простыне, сделал еще несколько движений, все более настойчивых. Даниэль улыбнулась, наблюдая за его возней, поплотнее запахнула халат и присела на край кровати.
— С возвращением, — ласково произнесла она.
Гаспар снова глянул на нее, более осмысленно. Облизнул сухие губы и причмокнул. Затем попробовал согнуться, но лишь мученически сморщил лицо. Даниэль сокрушенно покачала головой и протянула ему руки, помогая сесть.
— Не так резко, — предупредила она.
Гаспар был липкий от пота, холодный, несмотря на жару и духоту в комнате. И от него страшно разило, но это чародейку мало заботило. Главное, что он наконец-то очнулся и уже проявляет ребячество, а значит, кризис миновал. Наверно, не вытерпев бесконечного занудства.
Гаспар раздраженно, со злостью все-таки скинул влажную простыню, липнущую к телу, почувствовал себя свободнее. Даниэль широко улыбнулась, на миг скосив вниз глаза. Менталист почуял неладное, шлепнул себя по голой груди, склонил голову, затем равнодушно глянул на чародейку и, шмыгнув носом, смущенно натянул простыню на бедра.
— Ой, ну все, — усмехнулась чародейка. — Можно подумать, я чего-то там не видела. Да и кто, по-твоему, за тобой два дня с тряпкой ходил, а?
Гаспар с хрустом поскреб черную щетину на щеке.
— Д-два?.. — хрипнул он.
— Ага, два, — кивнула Даниэль.
Менталист взъерошил сальные волосы, качнулся, и его повело. Чародейка подхватила его, мягко, но настойчиво укладывая на подушку. Гаспар прикрыл глаза, болезненно морщась. Приоткрыл рот, но ничего не сказал. Даниэль поднялась, налила из кувшина на стуле в изголовье кружку воды и напоила приподнявшегося на локте Гаспара. Менталист глотал с жадностью, хлюпая и обливаясь.
Напившись, он улегся на спину, перевел дух.
— Я жив, — констатировал Гаспар чуть окрепшим голосом. — Ты тоже. А Эндерн?
— Жив.
— Значит…
— Да.
— Как?
— Это действительно первое, что тебе хочется узнать? — с нескрываемым упреком спросила Даниэль, натирая шею цепочкой.
— Говори, — потребовал Гаспар.
— Ох, так и дала бы тебе по лбу, да, боюсь, сломаю! — вздохнула чародейка. — Ты все равно не поверишь.
— А ты… постарайся…
Даниэль дернула цепочку. Нет, определенно, умирающим и беззащитным он нравился ей гораздо больше.
— Да что там стараться? — пожала плечами чародейка. — После того как он вырубил тебя и отхлестал по заднице меня, явилась моя… сестричка. Они немного позабавились, довели друг дружку до истощения, а Эндерн его скрутил.
— И все?
— Прости, что так скупо описала мордобой. Я сама помню не очень хорошо. И честно скажу, вспоминать не хочу.
— Где он? Вы его допросили? Я сам хочу его допросить! — возбужденно пробормотал Гаспар, силясь встать.
Даниэль удержала его, положила ему на покрытый испариной лоб ладонь.
— Т-с-с-с, — сказала чародейка. — Не напрягайся так.
Гаспар упрямо заворочался, сбрасывая чужую руку.
— Я хочу допросить его, — отчетливо повторил он, лихорадочно блестя глазами.
Даниэль наклонилась, очень близко к его бледному лицу. Гаспар не любил это ее движение — обычно оно не сулило ничего хорошего.
— А я хочу в Картахо, — заявила чародейка ровным голосом. — Там сейчас отличная погода, говорят. И пару рабов-мустаимов с фаллосами ниже колена тоже хочу.
— Не смешно, — стушевался Гаспар.
— Я и не смеюсь. Ты два дня провалялся в коме, только что очухался и уже куда-то ломишься. Ты совсем больной, Гаспар, на голову. Лежи и не дергайся, иначе привяжу к кровати и буду кормить с ложечки, — зловеще посулила Даниэль. — Чем-нибудь особо мерзким. О, баландой Геллера, например.
Гаспар тяжело сглотнул. Он сразу вспомнил особое блюдо крайласовца — полужидкую кашу, залитую топленым свиным жиром, от одного вида и запаха которой начинало мутить.
— Мне нужно хотя бы увидеть его… — все же настаивал он, щенячьими глазами глядя на чародейку.
— Ой, дурак упрямый, — обреченно вздохнула Даниэль, разогнувшись. — Ничего тебе не нужно. Это уже вообще не наша забота. Пока ты прохлаждался, — сказала она, поправляя полы халата на коленях, — папочка дал новые указания свернуть операцию и возвращаться в столицу. Он был очень недоволен нашей инициативностью и рвением.
Гаспар некоторое время молчал, напряженно глядя в потолок.
— Предсказуемо, — глухо констатировал он.
— Нет, не предсказуемо, — возразила Даниэль, уделяя все внимание халату. — Тебе повезло, что ты в коме лежал, иначе он прямо на месте тебя взглядом испепелил бы. В общем, — чародейка решила, что колени достаточно прикрыты, — как только окрепнешь, мы едем домой, прихватив с собой нашего дьявола, с которым он сам разберется.
Гаспар повозился, приподнимаясь на локтях.
— Я все равно хочу увидеть этого… дьявола, — не унимался он.
— Господи боже, — закатила глаза Даниэль, теряя терпение. — Хватит нудить — не увидишь ты его!
Менталист испуганно втянул свинцовую голову в плечи.
— Почему? — робко спросил он.
— Потому что его нет!
— То есть?
— Он ушел.
— Как?
— Ножками, через дверь, — фыркнула Даниэль.
— Почему вы его не остановили?
— А как, по-твоему, я должна была это сделать? — сердито проворчала чародейка. — Раздеться, лечь, раздвинув ляжки, обложиться жареными свиными колбасками и поставить между сисек кружку пива?
Гаспар уставился на нее, нахмурился, прикрыл веки. На бледных губах заиграла ребяческая ухмылочка.
— Спустись на землю, дорогуша, — скрестила на груди руки Даниэль, — а то перевозбудишься от фантазий и опять в кому впадешь. В отличие от тебя на него это не подействует — я проверяла.
— Вы должны были хотя бы попытаться…
Даниэль нагнулась, грозя кулаком, готовая ударить Гаспара по лбу.
— Послушай, баран упертый, — зло зашипела она. — Я… ну, та другая я… даже не удалось с ним справиться. На него не подействовали обструкторы. И все-таки он два дня, — Даниэль для убедительности показала на пальцах, — просидел в подвале, ни разу почти не шелохнувшись. Один раз сделал исключение, чтобы проглотить варево Геллера, и снова выключился. А сегодня просто встал, как ни в чем не бывало, и сказал, что уходит. Его не остановило даже охранное поле с кучей цифр. Он его даже не заметил!
— То есть вы его просто отпустили… — бессильно выдохнул Гаспар, едва дослушав.
— Я взяла с него слово, что он вернется.
— С каких пор ты стала такой наивной?
— Я не наивная, Гаспар, — чародейка с силой дернула цепочку на шее. — Мы оставили в залог пару его вещей, к которым он испытывает нежную привязанность. Да и Эндерн за ним приглядывает.
— Думаешь, Эндерн его вернет? — поинтересовался менталист, особо выделив имя полиморфа голосом.
Даниэль состроила недовольную рожицу, мигом распознав сарказм.
— Я думаю, — сказала она равнодушно, — его вернет мое обещание помочь найти Машиаха.
Гаспар приподнялся, не скрывая удивления.
— Вы узнали, где он? — спросил он с надеждой.
— Нет, конечно. Но обещать не значит помогать, верно? — лукаво подмигнула Даниэль.
— А если он поймет, что ты его обманула?
— А я его не обманывала.
— Не понял.
— Ну и хорошо, что не понял, — Даниэль нежно похлопала Гаспара по груди, приказывая лечь, и поднялась. — Отдыхай. Пойду соображу тебе что-нибудь поесть и растрясу Механика, чтобы воды организовал. Я не брезгливая, но, — она демонстративно принюхалась, — тебе не мешало бы помыться.
Гаспар пристыженно подтянул простыню и сжался на кровати.
— Стой, — окликнул он чародейку. — А куда этот дьявол ушел?
II
— Вот сука! — проворчал Эндерн. — Какого хера я поперся за тобой⁈
— Не доверяете, — повернул на него голову сигиец.
— Я тя не спрашивал! — огрызнулся оборотень.
— А кого?
— Мамашу твою! Как ты меня, сука, расшифровал?
Эндерн вышел из дома Геллера раньше сигийца и следил с ближайшей крыши, куда тот направится. Сигиец под словом «идти» подразумевал именно то, что сказал, и прошел около трети Анрии из Веселой Бездны до Лявилля часа за три-четыре. Эндерн летел за ним, а когда это стало невозможно, полиморф держался неподалеку, постоянно меняя облик, чтобы не показаться два раза на одной улице с одним и тем же лицом. Сигийца он не терял из виду дольше пары секунд. Однако три квартала назад, уже в Лявилле, вышло так, что они разминулись — сигиец просто растворился на полупустой улице. Сперва оборотень взбесился. Делалось тошно от мысли, что он то ли стареет, то ли тупеет и теряет хватку, потому как все чаще его сбрасывают с хвоста. Но Эндерн быстро успокоился и с мстительным злорадством решил, что так даже к лучшему. В конце концов он оказался прав, и этот лось с мордой отсталого сбежал. Эндерн развернулся с мыслью поймать первую попавшуюся карету и обрадовать чародейку «непредсказуемыми» новостями, но… очень долго матерился на всю улицу, столкнувшись с сигийцем нос к носу.
Дальше они пошли вместе. Полиморф обиженно молчал, в любой момент готовый пустить в ход выбросные ножи — меч Механик починил, но не отдал, сославшись на то, что нужно переделать механизм и усилить конструкцию. Сигиец же не проявлял никаких признаков хоть чего-нибудь, просто шел вперед.
— Ты меняешь внешность, — сказал сигиец. — Твоя сули остается прежней.
— Ах ты ж жлоб глазастый… — проскрипел Эндерн, сверкая желтыми глазами.
— Ты мог сразу пойти со мной, а не следить.
— Тха, и куда б ты меня завел?
— В гостиницу «Спящая сельдь».
В отличие от Даниэль Эндерн не горел особым желанием общаться с сигийцем все эти дни и удачно избегал этого. Он вообще считал, что, раз Паук отдал приказ везти того в столицу, надо было обмотать его тремя слоями цепей, сунуть кляп в пасть, запихнуть в ящик и забыть о его существовании. Однако у чародейки вдруг появились другие планы, и это полиморфу очень не нравилось. Он считал — и не без причины, — что у этих идиотов, с которыми приходится возиться, давно уже один мозг на двоих и если что-то случается с одним идиотом, его место тут же занимает вторая идиотка, и наоборот, дабы не нарушался баланс идиотизма во вселенной.
— Слышь, я — не Графиня, — злобно прорычал Эндерн. — Может, она и повелась на твою пресную рожу и охуенные истории, а меня не наебешь. Я тебе ни на полдюйма не верю!
— Почему люди все усложняют? — спросил сигиец.
— Потому что жизнь, сука, пиздец какая сложная, — философски ответил полиморф, ухмыльнувшись. — Без сложностей никак.
— Ты создал себе сложности, которые привели к тому же результату, к которому привело бы их отсутствие.
— А? — недовольно протянул Эндерн.
— Ты все равно идешь со мной в гостиницу «Спящая сельдь», — сказал сигиец. — Получается, склонность людей к усложнению происходит от отсутствия рациональности мышления и неумения распоряжаться своим временем и силами?
— Поговори мне, блядь! — огрызнулся Эндерн. — Я где рацинальный, а где и башку могу отхерачить!
— Не можешь.
— Уверен? — хищно оскалился оборотень.
Сигиец не ответил. Оборотень был значительно ниже ростом, но это не мешало ему чувствовать себя с ним на равных. Он чуть выгнул кисть, потягивая тросик спускового механизма ножен. В правом рукаве куртки тихо звякнула напряженная пружина. Сигиец не обратил на это внимания. Он смотрел Эндерну в глаза. Щека со шрамом дрогнула, искривив губы, что можно было расценивать как угодно. Эндерн предпочел никак не расценивать.
Полиморф кивнул, предлагая идти дальше. Сигиец молча зашагал.
— Ты мне вот чего скажи, если б на Лодочной наша истеричка на тебя не залупнулась, ты бы че, в натуре развернулся б и съебнул? — спросил Эндерн, немного погодя.
— Нет.
— Тха! — рассмеялся оборотень.
— Я бы спросил, кто виновен в смерти Франца Ротерблица, а потом развернулся б и съебнул, — сказал сигиец.
— Да че у тебя за любовь-то с ним, сука, такая?
— Уже сказал: он должен был расшифровать письма Вальдера Ратшафта.
— А тебе в башку не попадало, что он мог тебя наебать?
— Нет.
— Ну и зря, — набычился Эндерн. — Нас он наебал и конкретно. Мне сразу торчок этот не понравился, но кто меня, сука, слушает! Ежели б он сразу сказал, что ты — его кореш драгоценный, столько б херни не пришлось воротить!
— Жизнь пиздец какая сложная, ведь так? — сказал сигиец.
— Тха, — усмехнулся оборотень несколько добродушнее, — а ты быстро учишься.
Сигиец остановился.
— Пришли, — сказал он.
Эндерн посмотрел на фасад «Спящей сельди», стоявшей через дорогу на Т-образом перекрестке. Обычное двухэтажное здание с чердаком старой застройки, каких в Анрии много. Вся улица была примерно одинаковой, местами некоторые дома сохранились даже получше. Если бы не вывеска над дверью, легко спутать с обычными жилыми, первые этажи которых занимают бакалейные лавки, мелкие пекарни или мастерские надомников. В Лявилле хватало портных, ткачей, столяров, плотников и прочих рукоделов, которые не могли составить конкуренцию фабрикам, но пользовались определенным спросом у анрийцев. В этом районе была даже гедская община и вроде бы пара артефакторов, о которых вскользь упоминал Геллер. Через несколько улиц городские виды сильно менялись — там Лявилль граничил с Модером и начинались прифабричные кварталы, примыкающие к заводу «Гутенберг-Фишер», чьи дымящие трубы были видны уже отсюда.
Эндерн сунул руки в карманы куртки, сплюнул на дорогу.
— Значит, тута твои корешки засели, — хмыкнул он.
— Нет, — сказал сигиец, уставившись на гостиницу.
— Чего?
— Их там нет.
— Откуда… — раздраженно начал Эндерн и прикусил язык, заметив блеск серебряных бельм сигийца. — Куда ж они делись?
— Не знаю. Там чужие.
— Тха, это ж общественное заведение, — нравоучительно проговорил полиморф, — конечно, блядь, там чужие!
— Их пятеро, — сказал сигиец, проигнорировав кривляния Эндерна. — Двое внизу. Трое наверху. Там, — он указал на окна на втором этаже в правом крыле гостиницы.
— И че?
— Это наши комнаты. Кроме нас, хозяина и служанки в них никого не пускают. Чужаки что-то ищут. Возможно. Отсюда не определить точно.
Эндерн потер небритый подбородок. В том, что этот черт видит в темноте и сквозь стены, Эндерн уже убедился лично. Как и в том, что он почти безошибочно определяет чей-то настрой.
— Может, твои кореша сдристнули? — предположил он. — А комнаты уже сдали?
Сигиец немного помолчал, всматриваясь серебряными бельмами в гостиницу.
— Хозяин и служанка тоже в общем зале, — сказал он наконец. — Держатся вместе. Напуганы. Сильно. Один из чужаков ведет себя агрессивно. Вероятнее всего, пьян.
— Все понятно, — Эндерн подбоченился, — пьяный дебош, эка невидаль.
— Здесь не бывает пьяных дебошей. Клиенты у хозяина постоянные, но ни одной сули не знакомо.
Сигиец оборотню не нравился. Он не доверял ему и не собирался доверять. Но внезапное чувство заставило заколебаться.
— Ну и чего ты себе думаешь? — спросил Эндерн.
— Ничего.
Сигиец шагнул. Оборотень среагировал мгновенно, выставив руку.
— Так, стоять! — скомандовал он. — Куда собрался?
— Выяснить, что происходит.
— А если то самое?
— Что самое?
Эндерн утробно хрипнул от охватывающего его раздражения.
— Шухер конкретный да шпана с перьями, — пояснил полиморф сквозь зубы. Сигиец, вернув глазам обычное состояние, посмотрел на него с обычным своим видом барана перед новыми воротами. Постоянно смотрел так, когда что-то было выше его понимания. — Под ребра тебе напихают. Не думал об этом?
— Нет.
— Да я, сука, заметил: думать — вообще не по твоей части! — зло бросил Эндерн. — Забыл, что твоя кочерга у нас?
— И кинжал.
— И кинжал, ага. А ты собрался лезть туда, где засели пятеро и роются в твоих шмотках?
— Да.
— А если они тебя ждут?
— Не исключено.
— И ты лезешь туда без оружия?
— Моя кочерга осталась в вашем доме, — сказал сигиец. — Возвращаться за ней слишком долго.
Эндерн схватил его за рукав и толкнул в закоулок между домами. Сигиец не сопротивлялся.
— Ну-ка пойдем-ка пошушукаемся, — прошипел оборотень. — И горе тебе, блаженный, если ты меня все-таки наебать удумал.