Новый порядок (Часть II)

Глава 50

V

В одной из комнат дворца с видом на Фалькенфесте были потушены все свечи. Уютную, интимную обстановку поддерживал лишь огонь в тихо потрескивающем дровами камине. Длинные, изломанные тени дрожали на стенах, увешанных множеством картин и портретов, свет искрился и переливался в хрустале люстры под потолком, на котором был выложен мозаикой сюжет с по-античному озорными ангелочками-карапузами, выглядывающими из-за облаков. Отсветы пламени играли на лицах сидящих перед камином мужчины и женщины. Брата и сестры.

Фридевига по привычке подула на чашку горячего чая в руках. Манфред сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрел в огонь. Чародей был непривычно тих и серьезен.

— Ты отправил Ривье письмо с поздравлениями? — культурно отхлебнув чаю, нарушила молчание госпожа консилиатор.

— Нет, а надо?

— Конечно, — улыбнулась Фридевига. — Максимилиан уже отправил. Я тоже. Остался только ты.

Манфред поморщился.

— Фрида, из всех идей, что приходили тебе в голову, эта самая дурацкая. Если я поздравлю его, это обязательно расценят как casus belli.

— Не капризничай, — строго произнесла госпожа консилиатор. — Война закончилась. Двадцать седьмого июля народная армия Конвента победоносно вступила в Сирэ, а народ празднует триумфальную викторию республики.

— А разве мы не должны призывать на голову Ривье гнев дьяволов Той Стороны за попрание священных устоев угодной Господу Богу монархии? — подкрутил кончик бороды Манфред.

— Нет, — подула на чай Фридевига. — Более того, я даже подумываю внести на ближайшем заседании Собрания предложение о возвращении Ложи в Тьердемонд.

— С чего бы вдруг? — насторожился Манфред.

— Не одобряешь?

— Удивляюсь.

— С чего бы вдруг? — передразнила Фридевига. — Ложа ушла из Тьердемонда в знак протеста против начавшейся гражданской войны, но обещала вернуться, как только тьердемондцы перестанут убивать друг друга. Равновесию не принципиально, будут они королевскими подданными или же гражданами республики.

— Платят они за оказание дополнительных магических услуг и магические товары одинаково, — усмехнулся Манфред, и тень на лице заострила его черты. — Да и слишком накладно закупать приштонский куприт по экспортным ценам после вывода имперских войск из Монтани.

— Твой цинизм неуместен, Манфред, — холодно сказала госпожа консилиатор, отставив чашку на столик между кресел. — Ложа больше не может спокойно смотреть, как миллионы людей лишены защиты от магического вмешательства.

— Ах, Фрида! — возвел очи горе чародей. — Вечно забываю о твоем горячем сердце, спрятанном под толщей обжигающего льда.

— К тому же, — проигнорировала издевку Фридевига, — Ривье отказался от полномочий диктатора и объявил, что республикой будет управлять парламент и всенародно избранный президент.

— Осталось только определиться, кого они там объявят народом, — буркнул Манфред, глядя в огонь.

— Выборы пройдут в следующем году. Ривье очень не хотел, но его настойчиво упросили выдвинуть свою кандидатуру наравне с кандидатами от брефов, фреров и либеров.

— Вот только не у каждого кандидата есть стотысячная народная армия, которая вынесла на штыках нас, альбарцев, льюизонов Филиппа и нордомейнских кардотвиров, — заметил Манфред. — И нет ручного мальчишки, от которого за последний год наполучали подзатыльников Альбрехт фон Беренхолль, Руис Ортега-и-Гальос, Клод Перрен Карно и Ристерд О’Кланк. Этому мальчишке достаточно только сказать «Вперед», — чародей величественно махнул рукой, повторяя излюбленный жест полководцев, увековеченных художниками, — чтобы эта армия пошла, куда ему захочется. И он это сделает, дорогая сестра, едва добрые люди намекнут ему, что выборы не совсем честные.

— Ты драматизируешь, — сложила руки на коленях Фридевига. — Ривье не настолько глуп, чтобы развязать еще одну гражданскую войну. Тьердемонд этого не выдержит. Тем более что у него остался нерешенным вопрос Нордомейна, с которым он увязнет на долгие годы. Ты знаешь, Евгений-Силентий уже заверил Делавея, который вдруг стал ярым монархистом и добрым другом несчастного Филиппа, что Эдавия окажет всяческую материальную и финансовую поддержку, если Республика не откажется от посягательств на суверенитет и независимость кьяннского народа, незаконно отобранные без малого двести пятьдесят лет назад.

— А-а-а, — с пониманием протянул Манфред, — наш известный вселандрийский миротворец и ценитель свобод. Интересно, — изобразил он задумчивость, — сколько за десять лет миротворства он заработал на продаже оружия конвентинцам и льюизонам во имя мира и свободы?

— Ты забыл, что оружие хранит мир? — улыбнулась Фридевига. — А Эдавия действительно запланировала мирную конференцию на октябрь. Силентий приглашает в Меддию всех королей и императора, отметившихся в тьердемондской войне, чтобы они уже уладили свои разногласия… и получили массу поводов для новых. Так что ты зря беспокоишься о Ривье. По крайней мере, в ближайшие несколько лет.

— Фрида, дорогая моя, наш Клод Эдмон Ламбер де Ривье, которому не хватает только когномена «Никатор», беспокоит меня меньше всего, — серьезно проговорил Манфред.

— А что тебя беспокоит?

— Кроат.

— Кроат? — переспросила Фридевига.

— Да, Кроат, — подтвердил Манфред. — Это такой полуостров За Горами, может, ты о нем даже слышала? Он всего-то кормит Империю своим хлебом.

Госпожа консилиатор тихонько фыркнула себе под нос.

— Что же не так с Кроатом? — спросила она.

— С ним все так, за исключением маленького кусочка, который откусил от него покойный Яфар-Мурад, отец нынешнего Мекметдина. Кабир был бы не прочь заполучить себе его весь.

— Кабир откажется от Кроата ради союза с Империей, — убежденно проговорила Фридевига. — Сулейман уже двенадцать лет пытается сблизиться с Ландрией. Иронично, что именно к Империи он обратился, когда потребовалось очистить Гарнунское море от пиратов после кабиро-имперских войн. А теперь настала пора узаконить наши отношения.

— Точно, — наставил палец Манфред. — Но давай представим, что этот союз по каким-то причинам не заключат.

— Представляй, — великодушно разрешила сестра. — Это ты у нас известный фантазер, а я тихонько послушаю.

Манфред сел в кресле ровно. Протянул руку к чашке с чаем, но передумал.

— Давай представим, — начал он, глядя на Фридевигу, — что Бейтешен не очаровал Мекмед-Яфара, никаких соглашений с Империей Кабир не подписал. Значит, султану придется начать переговоры с кем-нибудь другим. Например, с поморами. Это может стать и с большой долей вероятности станет очень выгодным союзом, в котором два сильных государства переделят Ландрию За Горами между собой. Тогда Кабир легко начнет войну с Кроатом, несмотря на все недовольные ноты имперских дипломатов. А они будут их слать — никому не хочется сидеть без хлеба. Орсаг будет вынужден объявить войну Кабиру, ведь Кроат и Орсаг состоят в оборонительном союзе. Тем самым орсагский король развяжет руки поморской цесарице, и та объявит ему войну, да под благовидным предлогом: поморы давно посматривают в сторону Орсага, мечтая освободить угнетаемые братские народы Ставоны. Но тогда и кайзеру придется объявить войну цесарице, ведь мы уже три года в оборонительном союзе с Орсагом. Но тогда и сверский король не останется в стороне. По данным разведки, буквально сразу после поражения наших войск под Вьюпором Фредерик и Кристина-Елизавета заключили не такое уж тайное соглашение, по которому Норлид, в случае начала военных действий Империи против поморов, обязуется открыть военные действия против кайзера, у которого из союзников остается только Альбара. Но, во-первых, Альбара и Тьердемонд все еще решают вопросы владения колониями в Салиде, а во-вторых, где Альбара, а где Кроат и Орсаг? Тем более что между Альбарой и Кроатом лежит Эдавия, где правит наш известный миротворец, который во имя мира, а не из меркантильных интересов, конечно же, блокирует все свои порты, наложит на Хуана торговое эмбарго и обратится к Ту-Джаррским пиратам, что для альбарских магнатов станет пострашнее нашествия Альмукадов. А довольство магнатов для Хуана поважнее проблем Фридриха.

Фридевига выслушала с ледяным спокойствием.

— Думаешь, мы на пороге новой войны?

— Мы всегда на пороге новой войны, Фрида. Все постоянно хотят повоевать за что-нибудь, ведь война — это бизнес, пожалуй, самый прибыльный из всех, что я знаю. Бизнес, где прибыль подсчитывается в кронах, а убытки — в жизнях. А еще этот мир такой маленький, в нем всего так мало, а всех так много, и с каждым годом всех становится больше и больше, а всего — меньше и меньше. Им все труднее и труднее поделить этот несчастный мир, чтобы никто не остался обиженным. Пройдет еще несколько лет, и на карте не останется белых пятен и свободной земли, тогда уже не получится поделить так, чтобы все остались довольны. Искренне надеюсь не дожить до того дня. Последнее, что хочу знать, — как наши владыки решат все переделить, какими средствами и под какими предлогами и лозунгами.

Фридевига немного помолчала, допила свою чашку чая, задумчиво глядя в камин. Гидроманты обычно не испытывают любви к противоположной стихии, однако госпоже консилиатору нравилось смотреть на огонь.

— Хм, — наконец прервала молчание Фридевига, — а давай представим, Фред, что именно мы и не хотим союза Империи и Кабира. Что бы ты сделал, чтобы не допустить его?

Манфред поставил локоть на подлокотник, подпер голову, глянул на сестру с тоской и широко зевнул.

— Если бы я обладал таким же скудным воображением, как политики, — проговорил он скучающе, — я бы просто задумал

VI

убить шаха?

Гаспар резко сел на кровати и схватился за голову. Даниэль глянула на него из-под опущенных ресниц, борясь с желанием дать себе по губам. Надо было держать язык за зубами, дабы избежать излишней драматичности, грозящей апоплексическим ударом. Хотя ситуация была все равно тупиковой: если молчать, Гаспар начнет возбуждаться от недомолвок, если говорить — от переизбытка чувств. Иногда так хотелось всадить ему куда-нибудь шприц с парализующим зельем, чтобы насладиться тишиной и спокойствием.

— Именно, — вздохнула чародейка. — Тот самый гениальный и простой великий план, о котором должны были объявить Морэ и ван Геер на сорванном нашим наивным душесосущим психопатом съезде Энпе.

Гаспар потер висок, болезненно щуря левый глаз и морща физиономию.

— Ротерблиц был уверен, что покушение планировалось на Бейтешёна, — натужно проговорил он.

Даниэль подсела ближе, протянула к нему руку, запуская пальцы в волосы на затылке.

— Еще четыре месяца назад Энпе планировали вооруженный мятеж в Анрии, — сказала она. — Через Штерка закупали оружие и подготавливали вооруженные отряды по всему городу. Уже была назначена дата выступлений, но… Два месяца назад они все переиграли и внезапно нацелились на срыв переговоров с Кабиром — разработали целый план по замене одного из членов кабирской делегации, который должен был убить нашего министра. Но, — Даниэль сделала очередную выразительную паузу, массируя пальцами голову Гаспара, — несколько недель назад планы снова резко поменялись, и целью покушения стал сам Мекмед-Яфар.

— Дай-ка угадаю, — сказал менталист, — после смерти Морэ?

— После смерти Морэ, — повторила чародейка. — Он был последним, кто мог помешать Лереру, и Лерер убрал его, скормив Ротерблицу и нам одну большую липу…

—…чтобы после убрать нас руками нашего наивного душесосущего психопата, которому тоже скормил одну большую липу.

— Точно. Но наш психопат повел себя непредсказуемо и спутал Лереру все планы.

— Перед этим чуть нас всех не перебив, — напомнил Гаспар.

— Именно что чуть, дорогой мой, — пробормотала Даниэль.

— Лерер… — напряг память менталист.

— Это тот человек, с которым встречался Вортрайх, — подсказала чародейка. — Вернее сказать, несколько разных людей. Он обговаривал с ними детали сотрудничества.

— Которое началось полтора года назад, когда кто-то начал бессовестно бросать в Штерка деньгами через «Вюрт Гевюрце».

— А полгода назад к Штерку пришел этот самый Лерер с предложением стать хозяином всей преступности Анрии.

— Если Штерк поможет в покушении на кабирского шаха.

Даниэль улыбнулась. В последнее время они слишком часто общались мысленно, и это выливалось в странную манеру заканчивать друг за друга фразы. Чародейка не определилась — раздражает это ее или даже нравится.

— Это лишь часть их совместных замыслов, — сказала она. — Энпе по-прежнему планируют в Анрии вооруженное восстание, под шумок которого Штерк собирается вырезать всех остальных боссов Большой Шестерки. Сигналом к восстанию должен послужить обстрел фрегата «Шамбайяд», который встанет на рейде у форта Зеевахт. Комендант уже получил хорошую прибавку к скорой пенсии за то, что полуночный залп совершенно случайно произведут из заряженных ядрами пушек и под ватерлинию любимого корабля султана, который он одолжил любимому брату для путешествия на встречу с будущими ландрийскими друзьями.

— А убийство?

— А убийство или хотя бы покушение станет отличным поводом для международного скандала, который будет греметь несколько лет и очень надолго разорвет все дипломатические отношения Кабира и Империи. Ну или…

— Ну или они просто хотят войны, — закончил за Даниэль Гаспар, чуть поджав губы.

Он не заметил, как откинулся назад и оказался на ее груди. Чародейка умела делать это вне зависимости от темы разговора. Гаспар просто подчинялся умиротворяющим и расслабляющим движениям прохладных пальцев, ритмично массирующих за ушами, затылок, виски, шею. От этих движений по телу пробегали приятные мурашки, а боль несколько отступала.

— Я не знаю, чего они хотят, — вздохнула Даниэль. — Я знаю, что Анрия — крупнейший и важнейший порт, на котором держится две трети имперской внешней торговли на Гарнунском море. Через Анрию в Империю текут товары не только из Кабира, Эдавии, Альбары, но и зерно из Кроата. Поэтому в Анрии находятся крупнейшие на Южном Берегу зернохранилища. В анрийском речном порту, на левом берегу Мезанга, по которому зерно транспортируют до озера Рунд, а оттуда — в порты Риназа и по всей Империи. Если в городе начнутся беспорядки, произойти может что угодно. Например…

— Например, пожар в зернохранилищах, — закончил за нее Гаспар. — Тогда помещики Зейдена и Флахланда просто озолотятся.

— Или озолотится кто-нибудь другой, — загадочно проговорила чародейка. — Например, некая прозорливая компания, которая предвидела возможный дефицит зерна, заранее скупила все имеющиеся запасы и заключила контракты на закупку нового урожая по фиксированным ценам.

— Боже, спасибо тебе за спрос и предложение! — сонно пробормотал менталист. — И благослови спекулянтов и финансовых аферистов. Что бы человечество без них делало…

Даниэль уже обрадовалась, что ей почти удалось усыпить непутевого мальчишку, у которого выработалась настоящая зависимость от мазохизма. Оставалось только убаюкать и по-матерински чмокнуть в макушку. Но обрадовалась преждевременно.

Гаспар заелозил по ней, поднялся, снова чувствуя, как начинает пульсировать острая боль в глубине черепа.

— А если Сулейман еще и объявит нам войну, — проговорил он через силу, — имперской торговле на Гарнунском море почти полностью придет конец. Его флот перетопит все наши торговые лоханки. Особенно те, которые идут с Кроата.

— Если будет, откуда идти, — пожала плечами Даниэль. — Что помешает Кабиру начать войну с Кроатом и вообще отрезать Империю от внешних поставок зерна?

— Кайзеру придется ввязаться в нее и вновь отправить своих солдат умирать где-то далеко и не очень понятно, за что.

— Для полного комплекта нужна только чума.

— Мне кажется, войны и голода вполне себе хватит. Голодным и уставшим людям много не надо.

Гаспар взъерошил волосы.

— Я тебе уже говорил, что ты гораздо умнее, чем хочешь казаться, Аврора? — натужно улыбнулся он.

Чародейка наклонилась к нему и шлепнула указательным пальцем по губам в наказание за в очередной раз упомянутое имя, о котором не хотелось вспоминать.

— От думанья морщины появляются, — многомудро проговорила она, — а ты видел у меня хоть одну морщину хоть где-нибудь? Вот то-то же. Ничего я не придумывала, а просто очень внимательно выслушала хэрра Вортрайха, которому захотелось исповедоваться мне. Кое-что додумал Райнхард. Может, он и наивный психопат, но в его голове есть что-то такое, что позволяет ему просчитать массу разных вариантов с поразительной точностью. Жаль, что он пользуется такой головой только тогда, когда нужно проломить стенку.

Гаспар болезненно скривился.

— Когда у нас пройдет встреча с кабирским посольством? — прошипел он.

— Через неделю, — подсказала Даниэль.

— Мы должны попасть в Люмский дворец.

Чародейка глубоко вздохнула, крепко обняла и устроила голову на его плече.

— Гаспар, неужели ты забыл, что мы еще месяц назад должны были выехать из Анрии в столицу? Неужели ты забыл, что папочка обещался с тобой сделать, если ты еще раз займешься самодеятельностью?

— Нет, не забыл. Он может меня хоть на куски резать. Сразу после того, как мы сорвем планы Энпе. Или хотя бы попытаемся.

— А о нас ты даже не подумал?

— Мы столько сил и времени потратили, чтобы взять Энпе за жопу, а ты предлагаешь в двух шагах остановиться и трусливо постоять в стороне? — возмутился Гаспар.

— Не обвиняй меня в том, чего я не говорила, дорогуша, — не подняла головы Даниэль. — Я знала, что ты сразу вскочишь и побежишь спасать мир. Поэтому мы уже обдумывали, что делать дальше.

— Мы? — растерялся менталист.

— Ну, я, Эндерн и Райнхард.

— И что? — фыркнул он. — Вы придумали, как попасть в Люмский дворец?

Даниэль отстранилась, поправила ему растрепанные волосы.

— Да это как раз, — сказала она, высовывая кончик языка от усилий привести Гаспара в мало-мальски эстетичный вид, — самое простое.

VII

— Райнхард.

Он повернул к ней голову.

— Послушай, все, что Геллер сказал, — правда?

— Не знаю.

— Ты же видишь, когда люди врут.

— Он искренне верил в то, о чем говорил.

— Хотя какая уже разница — мы все равно теперь бездомные. Честно признаюсь, я даже рада. Геллер и Механик, конечно, милы, но их гостеприимство стало уже приедаться. Я готова потерпеть парочку дней в приличной гостинице, где можно помыться по-человечески, а не… не важно, в общем. И тобой у меня будет время заняться.

— Что это значит?

— Удивительный мой, ты себя хоть раз в зеркале видел?

— Нет.

— Я даже не сомневалась. Меня окружают три неотесанных мужлана, которые совершенно за собой не следят и одеваются черте как!

— Внешность не имеет значения.

— Еще как имеет! Если думаешь, что я пущу тебя к Шарлю в таком виде, то думаешь зря. И не смотри на меня так. Как, по-твоему, мы должны попасть в Люмский дворец?

— Через дверь.

— Ага, а если не пустят, то перерезать всех, кто встанет на пути? Мы должны спасти шаха, а не помочь его убить. Или ты не видишь разницы?

— Нет. Он меня не интересует.

— Ах да, как же я могла забыть. Тебя интересует только Машиах. Знаешь, если бы я имела на тебя хоть какие-то виды, я бы уже сама давно выцарапала этому Машиаху глаза.

— Почему?

— Из ревности. Ненавижу, когда мужчины так интересуются кем-то, кроме меня.