Новый порядок (Часть II)

Глава 32

III

— Манфред? — зазвенел металлом безжизненный голос из вокса.

— Фрида? — ответил он. — Вот уж не думал услышать тебя, дорогая сестрица. Ведь ты не должна знать активатор этого вокса…

— Манфред, ты один? — перебила его Фридевига.

Чародей оглядел сидевших на сиденье напротив Адису и Максимилиана.

— Да.

Вокс немного помолчал, монотонно шумя и тихонько поскрипывая.

— Приезжай. Срочно, — отрывисто произнесла Фридевига, и вокс умолк.

— Хм… как интересно, — пробормотал Манфред.

Чародей потер большим пальцем лоб, задумчиво глядя на плоскость восьмигранной коробки. Захлопнул ее и сунул в карман.

— Ну что ж… — хмыкнул он. — Планы меняются. Адиса, будь так любезен.

Мустаим молча занес огромный кулак и оглушительно бухнул в стенку кареты за собой.

IV

Фридевига фон Хаупен привыкла ни в чем себе не отказывать. Это касалось и жилья. Жилья — в первую очередь. Если дом не является самым роскошным и красивым, в чем тогда вообще смысл богатства и власти? Будь у нее возможность, госпожа консилиатор выстроила бы себе дворец напротив Гольденштернского. И такой, чтобы дом императорской семьи казался несчастной халупой. Однако даже владычица всея Ложи не могла позволить себе всего, чего желала, поэтому приходилось довольствоваться личным дворцом, окна которого выходили на Фалькенфесте — древний неприступный замок на Аурумском острове в излучине Риназа, служивший резиденцией королей и императоров больше восьмисот лет.

Лишь девяносто три года назад императоры переехали в купленный у какого-то барона замок в тридцати милях от столицы, подальше от суеты разросшегося шумного и грязного города. Вскоре тот замок стараниями именитых ландрийских архитекторов и стал Гольденштернским дворцом. Это было одно из двух достижений в короткой жизни и еще более коротком правлении кайзера Иоанна, сына великого Ландрийского Льва, завоевавшего Шамсит. Вторым было рождение будущего императора Вильгельма Первого.

V

Смутное предчувствие и туманная догадка посетили Манфреда, едва он переступил порог «ледяного» дворца. Манфред был не самым желанным гостем у сестры, а сейчас, когда семейное гнездышко Фридевиги стало узилищем любимого сына, сюда не пускали никого.

Его пустили без вопросов, велев оставить прислугу.

Манфреда провели в левое крыло, где располагались спальни. Чародей шел, чувствуя тяжелое, давящее поле охранных и защитных сигилей и печатей, гасящих любое чародейство, кроме хозяйки дворца.

Было необычайно тихо. Даже по меркам дома Фридевиги фон Хаупен.

Манфред увидел сестру в конце коридора.

Чародейка стояла возле стрельчатого окна. Даже дома она носила закрытые по горло платья с длинным рукавом темных тонов. Разве что позволяла себе распускать светло-русые волосы.

Фридевига курила изящную, тонкую трубку, бесцельно глядя в окно и обнимая себя под грудью свободной рукой. Окутывающий чародейку дым в лучах вечернего солнца приобретал необычные оттенки. Судя по запаху, Фрида курила не табак. Судя по пепельнице на подоконнике — далеко не первую трубку.

Манфред приблизился. Чародейка не отреагировала. Если бы не обстоятельства, он залюбовался бы точеным профилем сестры.

— Фрида? — позвал он, коснувшись ее плеча.

Фридевига повернулась не сразу. Ее лицо было белым, как мел. Глаза пусты. Только вблизи Манфред заметил, что рука сестры едва заметно подрагивает.

— Что произошло?

Чародейка сделала долгую затяжку, выпустила в потолок облако опиумного дыма, медленно протянула руку к пепельнице и постучала о краешек, выколачивая пепел. Тяжело вздохнула и молча взглянула на высокие двери, ведущие в спальню.

Манфред без слов шагнул к ним, распахнул и заглянул в спальню.

То, что он увидел, уже нисколько не удивило.

На широкой постели под балдахином лежал Пауль фон Хаупен-Ванденхоуф. Абсолютно и полностью голый, раскинув ноги и бесстыже хвастая обмякшим срамом завидной длины и толщины. Рядом лежала белокожая, рыжеволосая кудрявая девушка, на которой из одежды были только изумрудные сережки да золотая цепочка с кулоном между пышных грудей. Оба лежали с безмятежными лицами переутомившихся любовников и, казалось, крепко, прямо-таки мертвецки спали.

В буквальном смысле — Пауль фон Хаупен-Ванденхоуф, самый молодой бывший адъютор Собрания Ложи и теперь уже и бывший магистр шестого круга, был абсолютно и полностью мертв.

Манфред потянул тяжелый, спертый воздух, пропитанный смертью.

— Давно? — обернувшись на Фридевигу, спросил он.

— Три часа назад, — глухо ответила чародейка.

— Ты вызвала некромантов?

Фридевига отрешенно посмотрела на брата и зло усмехнулась.

— Что ты стоишь? — повысил голос чародей, пытаясь достучаться до размякшего рассудка сестры. — Зови их немедленно!

— Не кричи на меня, Фред, — тихо пробормотала Фридевига, приложив ладонь ко лбу, и прислонилась к стене.

Если бы Манфред не знал свою сестру, то первым бы делом решил, что Фридевига, отупев от шока и опиума, собралась не подпускать никого к любимому сыну даже после смерти. Но он ее знал слишком хорошо.

Манфред прошел в спальню, приблизился к постели и склонился над племянником. Мертвое лицо Пауля было довольным до жути, словно рыжая девка затрахала его до смерти. Чародей подкрутил кончик бородки, сунул трость под мышку и бесцеремонно оттянул веко племянника, заглядывая в остекленевший глаз. Знакомых признаков яда примо антистес не заметил.

Он уже было разогнулся, но вдруг принюхался. Манфред склонился еще ниже, приоткрыл Паулю рот. Хоть и не сразу, но чуткий нос первого мастера Ложи распознал едва уловимый, почти не слышимый, редкий даже в его практике запах. Запах миндаля и корицы.

Хал-нисиан. «Сон забвения», первым делом убивающий мозг.

Манфред быстро глянул на мертвую любовницу Пауля. Слабая надежда сразу же пропала, едва чародей обратил внимание на низ ее живота, на склеившиеся от засохшего семени волосы на лобке. Девка умерла, не успев подмыться. Тоже приняла хал-нисиан и активно скакала на любимом племяннике, чтобы ускорить эффект яда. Оба лишь на минуту прикрыли глаза, незаметно для себя провалились в сон и уже не проснулись.

Манфред раздраженно поморщился. Фридевига вызвала его два часа назад. К тому времени Пауль и его любовница были уже час как мертвы. Даже самый опытный некромант не вытянет из них ничего существенного.

— Фрида… Фрида… — тяжело вздохнул Манфред, вернувшись в коридор. — Как ты допустила это?

Фридевига обняла себя под грудью, безразлично посмотрела на брата и не ответила. Плечи заметно вздрогнули.

— Кто его подружка? — Манфред кивнул на спальню. — Ты хорошо ее проверила?

Чародейка вновь промолчала.

— Нехорошо, — протянул Манфред, барабаня пальцами по навершию трости. — Я бы сказал, очень плохо. Фрида, — он глянул на сестру исподлобья, — я же предупреждал, чтобы ты не тянула. Но нет, тебе не хотелось давить на любимого сыночка! Лучше трахать с ним на пару шлюшек из личного маминого цветника. Вот он, результат, Фрида, ты довольна? Если бы ты прижала паршивца или, раз уж материнское сердце не может терпеть, позволила мне…

Эхо звонкой и хлесткой пощечины оборвало Манфреда и разнеслось по пустому коридору. Чародейка тяжело, шумно задышала, затряслась, сощурилась, в аквамариновых глазах запылала ненависть и холодная ярость.

Манфред ощупал щеку языком изнутри, погладил ладонью.

— Справедливо, — отметил он, с пониманием кивая. — А теперь, если ты кончила истерику…

Манфред жестко перехватил ее руку у самого лица.

— Нет, Фрида, — холодно сказал чародей. — У тебя есть право только на одну пощечину. На вторую я отвечу. Никогда не забывай об этом.

Госпожа консилиатор вырвалась, задрожала, прикрыла ладонью лицо и отвернулась.

— Возьми себя в руки, — приказал Манфред. — Пауля ты не вернешь. Из его разлагающейся головы уже ничего не вытянешь. Нам остается только сесть и подумать, что со всем этим делать. Пойдем, — чародей коснулся плеча сестры, — попьем чаю с лимоном. И поговорим.

Фридевига, пряча лицо, повернулась, протянула руку к кисету, лежавшему на подоконнике возле пепельницы.

— А это, дорогая моя сестрица, — Манфред мягко сжал ее ладонь, — оставь-ка лучше здесь. Тебе на сегодня хватит.

VI

— Пауль мертв, — медленно проговорил чародей, откинувшись в мягком кресле с высокой спинкой.

Фридевига глянула на него поверх чашки с парящим чаем.

— Сколько еще раз, Манфред, — тихо сказала сестра, — ты это повторишь?..

Чародей подался вперед:

— Ровно столько, сколько потребуется, чтобы ты приняла это и смирилась.

— Думаешь, мне станет легче?

— Мне нужно, чтобы ты начала трезво соображать.

— Я всегда соображаю трезво, Манфред, — возразила Фридевига.

— Да ну? — едко усмехнулся примо антистес, подставив кулак под подбородок.

Чародейка стиснула дрогнувшими пальцами чашку, чай замерз, покрываясь ледяной коркой. В глазах Фридевиги вспыхнул злой аквамариновый огонь.

— Только посмей сказать мне еще раз, что мой сын мертв! — прошипела она.

— Хм-м-м… — Манфред окинул сестру оценивающим взглядом. — Нет, не посмею.

Болтавший ножками карлик сунул за ухо карандаш, вырвал страницу из блокнота и спрыгнул с кушетки возле окна просторной гостиной. Манфред снова откинулся в кресле, заложив ногу на ногу, и внимательно следил, как Фридевига ставит чашку с перемороженным чаем на столик, разделявший брата и сестру. Это была уже третья чашка, которую постигла подобная участь. Слуги, видимо, были научены опытом и давали взбешенной хозяйке до пяти попыток попить чаю.

Максимилиан доковылял до кресла Манфреда, молча подергал того за рукав. Чародей обернулся.

— О, благодарю, Максим, — сказал он, взяв протянутый листок, и кивнул, отпуская карлика к ожидавшему у дверей Адисе.

— Его и вправду зовут Максимилиан или ты, как обычно, издеваешься? — Фридевига сложила на коленях руки и проводила коротышку глазами.

— Да, — буркнул Манфред, увлеченно читая записку.

— Что значит «да»?

— Да значит «да», Фрида, — отвлекся он и хитро улыбнулся. — Это одно из тех маленьких, совершенно случайных совпадений, когда мне не нужно прилагать никаких усилий, чтобы над кем-нибудь поиздеваться. Но я ценю Максима отнюдь не за портретное сходство с нашим гарантом Равновесия и процветания Ложи, — Манфред наклонился, положил записку на стол и передвинул ее к сестре пальцами. — Взгляни.

— Что это? — Фридевига с сомнением покосилась на записи.

— Лист бумаги, очевидно, заполненный каллиграфическим, хорошо читаемым почерком Максима, — пояснил Манфред, когда дверь в гостиную тихо закрылась за Адисой и Максимилианом.

Госпожа консилиатор гневно нахмурилась и недовольно поджала губы.

— Просто прочти, Фрида, — тяжко вздохнул чародей, цокнув языком.

Фридевига осторожно взяла листок за край двумя пальцами, нехотя поднесла к лицу и бегло прочитала несколько строк.

— Чье-то чистосердечное признание?

— Одного юного террориста, — Манфред поставил локоть на подлокотник, огладил бородку, — которого вот-вот должны перевести на допрос в Комитет Равновесия.

Фридевига недовольно прищурилась. Инстинкты полновластной хозяйки, которая должна знать все самой первой, взяли верх.

— А ты, значит, его уже допросил, — скривила губы она.

— Ну что ты, Фрида! — возмутился чародей. — Ты же знаешь, как я ненавижу допросы. Мы просто, — Манфред виновато стушевался, — побеседовали, а он почувствовал необходимость раскаяться…

— Что, получив от гедского астролога украденные из хранилища талисманы возврата, — зачитала Фридевига, — он и его сообщники намеревались…

— При помощи неизвестного соучастника, — поправил ее Манфред, наставив палец.

— При помощи неизвестного соучастника, — согласно кивнула чародейка, — проникнуть в Гольденштернский дворец и совершить покушение… — она запнулась, беззвучно шевеля губами. — На герцога Сольнеро… посла Альбарской короны…

— И на барона Ларса Платена, посла норлидского короля, — добавил Манфред, не выдержав тишины. — Но ты читай, Фрида, читай дальше.

Фридевига погрузилась в чтение, то хмурясь, то округляя глаза. Манфред терпеливо молчал, слушая тиканье часового шкафа, размеренно отмечающего убегающие секунды.

— Они намеревались устроить взрыв в Гольденштернском? — жестко сказала она.

— Да, — подтвердил Манфред. — А еще в Брешском замке Вендена. И в Хохбургском дворце Аузента. В кастельвадском Альтвадуме, Винтерпаласте Нойенорта. В Фалькенфесте и в бреннском Миттебурге. Но, скажи-ка, Фрида, тебя ничего не смущает?

— Кроме того, что кто-то хочет взорвать всю Империю? — усмехнулась госпожа консилиатор, отложив лист бумаги.

Чародей закатил глаза, сделав кислое лицо.

— Если бы ты была, — он задумчиво покрутил кистью, — скажем, заговорщицей и планировала государственный переворот, свержение правительства, очередную войну, et cetera, cetera, но твои планы из-за череды случайностей внезапно рухнули, чтобы ты сделала?

— Я не заговорщица, Манфред, — Фридевига налила в пустую чашку чаю из фарфорового чайника, — мне сложно судить. Наверно, — она пожала плечами, — убрала бы всех свидетелей и причастных, которые могли бы указать на меня, и затаилась бы на какое-то время.

— Ты неправильная заговорщица, Фрида, — поморщился Манфред.

— Почему? — спросила Фридевига, манерно подув на парящую чашку.

— Потому что несколько недель назад один не в меру упрямый и настойчивый магистр-дознаватель КР распутал дело о краденых талисманах возврата, — сказал Манфред в потолок. — А гедский астролог угодил в лечебницу для душевнобольных на содержании Ложи. Затем Пауль фон Хаупен-Ванденхоуф при многочисленных свидетелях угодил под домашний арест. И тем не менее, — Манфред посмотрел на сестру, — сегодня некий молодой человек явился в лавку того самого гедского астролога за крадеными талисманами. А спустя несколько часов твой сын…

Фридевига отпила из кружки и спокойно посмотрела брату в глаза.

— Моего сына убили хал-нисианом, — проговорила она не менее спокойно. — Клонишь к тому, что Пауль и был тем неизвестным соучастником?

Чародей расположился в кресле поудобнее и немного помолчал, слушая тиканье часов.

— Я клоню к тому, Фрида, — наконец сказал он, — что довольно странно осуществлять планы, когда твои противники о них знают или догадываются. А теперь, дорогая моя госпожа консилиатор, вспомни, сколько за пару месяцев доблестные магистры «каэр» и жандармы имперской жандармерии выловили террористов, намеревавшихся что-то где-то взорвать?

Фридевига задумалась.

— Думаешь, тебе подсунули очередную липу?

— О нет, юноша был искренен. Искренне верил, что подрыв нескольких послов, дворян и чиновников свергнет действующий режим.

Фридевига поставила чашку на стол и сложила перед лицом ладони.

— Так что ты предлагаешь?

— Абсолютно ничего! — чародей хитро заблестел глазами.

— Манфред…

— Ну разве что, — смущенно потупился он, — предлагаю тебе выступить перед Собранием… когда приведешь себя в порядок. Тебе стоит объявить, что в Ложе зрел заговор, про возвратники упомянуть не забудь. Пауль… пусть будет двойным агентом, который копал под заговорщиков и героически погиб, исполняя долг перед Равновесием. Но перед смертью успел выяснить главное направление удара заговорщиков и несколько имен причастных…

Пальцы и губы чародейки почти не дрогнули.

— Зачем тебе это нужно?

— Я хочу, чтобы в каждой газете писали об успехах Комитета Равновесия, имперской жандармерии и лично госпожи консилиатора и ее героического сына. Неплохо было бы пустить слухи о корнях заговора в теле Ложи…

— Хочешь, чтобы нам устроили очередные чистки, как в девяносто шестом?

— Справедливости ради, Фрида, — серьезно сказал чародей, — если бы тогда Ложу как следует вычистили, многое из того, что происходит сейчас, не произошло бы.

— Смешно это слышать от тебя.

— Рад, что поднял тебе настроение, — покорно склонил голову Манфред.

— Полагаю, у тебя и список причастных найдется? — осведомилась Фридевига.

— Нет. Но что обычно делают в таких случаях?

— Понятия не имею, — призналась госпожа консилиатор.

— Назначают причастных, конечно. Скажи-ка, кто из Собрания тебе больше всего не нравится?

Фридевига нехорошо улыбнулась.

— Ну, Фрида, ты слишком предсказуема, — разочарованно протянул Манфред. — Я надеялся, ты меня удивишь.

Чародейка покачала головой.

— Что ты опять затеял, Манфред? — утомленно проговорила она.

— Фрида, Фрида… ну я же не из тех, кто что-то затевает, — со всей невинностью сказал примо антистес. Фридевига фыркнула. — Просто общественность обожает ссоры, скандалы, заговоры. Когда внимание общественности приковано к чьим-то ссорам и скандалам, ей нет больше ни до чего дела… Кстати, от твоей Эльзы нет никаких вестей?

— Нет. Уже неделю.

— И от моих балбесов тоже ничего не слышно уже пару дней. Мне это очень не нравится, — сердито проворчал Манфред. — Очень не люблю справляться об их здоровье.