»?Ему же 23 декабря, 1888 г. нет. Дующий в шаблон Татищев, осел Михневич и равнодушный Буренин - вот и вся рос*
сийская критическая сила. А писать для этой силы не стоит, как не стоит давать нюхать цветы тому, у кого насморк. Бывают минуты, когда я положительно падаю духом. Для кого и для чего я пишу? Для публики? Но я ее не вижу и в нее верю меньше, чем в домового: она необразована, дурно воспитана, а ее лучшие элементы недобросовестны и неискренни по отношению к нам. Нужен я этой публике или не нужен, понять я не могу. Буренин говорит, что я не нужен и занимаюсь пустяками. Академия дала премию - сам чорт ничего не поймет. Писать для денег? Но денег у меня никогда нет, и к ним я от непривычки иметь их почти равнодушен. Для денег работаю вяло. Писать для похвал? Но они меня только раздражают. Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхваливали мой «Припадок» во-всю, а описание первого снега заметил только один Григорович, и т. и т. д. Будь у нас критика, тогда бы я знал, что я соо и ставляю материал - хороший или другой, все равно что для людей, посвятивших себя изучению жизни, я так же нужен, как для астронома звезда… я теперь, Вы и проч. похожи на маньяков, пишущих книги и пьесы для собственного удовольствия. Собственное удовольствие, конечно, хорошая штука, оно чувствуется, пока пишешь, а потом?» Ему же, 30 декабря 1888 г. Москва.
…«Прошлое у него прекрасное, как у большинства русских интеллигентных людей… Настоящее всегда хуже прошлого. Почему? Потому что быстро сменяет утомляемость. Человек сгоряча, едва спрыгнув со школьной скамьи, берет ношу не по силам, берется