О Чехове

85

И чуть не час решал, в каких штанах поехать к Толстому. Сбросил пенснэ, помолодел и, мешая, по своему обыкновению шутку с серьезным, все выходил из спальни то в одних, то в других штанах: - Нет, эти неприлично узки! Подумает: щелкопер! И шел надевать другие и опять выходил, смеясь:

- А эти шириною с Черное море! Подумает: на хал!

Вернувшись, он сказал:

- Знаете, это какое-то чудо, нечто невероятное! Лежит в постели старик, телесно вполне едва живой, краше в гроб кладут, а умственно не только гениаль ный, сверхгениальный!

Говорить о литературе было нашим любимым делом: без конца Антон Павлович восхищался Мопассаном, Флобером, Толстым, Таманью Лермонтова.

- Вот умрет Толстой, все пойдет к чорту! - повторял он не раз. - Литература? - И литература.

Но тут он ошибался, литература уже начала идти «прахом» и при жизни Толстого.

К концу марта приехал из Москвы Телешов, а из Одессы прибыл Нилус, который начал писать портрет

Антона Павловича. Чехов был в хорошем настроении, ожидая приезда из Петербурга Ольги Леонардовны. Я привез «Дети Ванюшина».

Единственный настоящий драматург, - говорил Чехов.

Он часто говорил: о о

- Какие мы драматурги! Единственный, настоящий драматург - Найденов; прирожденный драмаSL. _^ _ _ о тург, с самой что ни на есть драматической пружиной внутри. Он должен теперь еще десять пьес написать и девять раз провалиться, а на десятый опять такой успех, что только ахнешь! И, помолчав, вдруг заливался радостным смехом: Знаете, я недавно у Толстого в Гаспре был. Он еще в постели лежал, но много говорил обо всем и обо мне, между прочим. Наконец я встаю, прощаюсь. Он задерживает мою руку, говорит: «Поцелуйте меня», и, поцеловав, вдруг быстро суется к моему уху и этакой энергичной старческой скороговоркой: «А все-таки пьес ваших я терпеть не могу. Шекспир скверно писал, а вы еще хуже!»