Обычная история

Глава 18

Кэт

Доверие… В отношениях все от него отталкивается. И в сексе тоже. Наверное, поэтому я позволяю Таиру то, что никому и никогда не позволяла. Даже Реутову. Это, оказывается, так просто — когда не надо думать о том, как выглядишь, чтобы понравиться, не пытаться казаться лучше, потому что он все равно не испугается, не додумывать, не гадать о том, что будет потом. Просто бездумно идти за ним. И каждой клеткой чувствовать, что происходит с тобой в этот самый момент. Так отчаянно остро его проживая…

Сухие шершавые руки. Горячие жадные губы… Сбившееся обжигающее дыхание, заставляющее топорщиться пушок у кромки роста волос.

Слишком тесно. Слишком непривычно. Хочу еще.

С губ рвутся чувственные грудные стоны.

— Расслабься, — шепчет, задевая губами висок. Настолько тяжелый. Каменно-твердый. Ставший родным так быстро.

Пока не отстранился, ловлю его губы. Хочу, чтобы поцеловал. Таир на секунду теряется, но, быстро сориентировавшись, перехватывает инициативу. Чужой вкус растекается на языке терпкой мятой. Это немного шокирует.

Валеев обхватывает мою шею ладонью, тянет на себя, не разрывая поцелуя, наполняющего меня абсолютной уверенностью в правильности происходящего. Сознание обволакивает чувственным туманом. Закидываю руку ему на шею. Царапаю ноготками короткий ежик на затылке. Не прекращая растягивать меня сзади, второй рукой Таир с возросшим нетерпением мнет грудь, ласкает живот и спускается к истекающим влагой складкам. Мне кажется, я сейчас кончу просто от того, что он рядом. В этом моменте все идеально — вкус Таира, его исключительный аромат, огромное, нависающее надо мной тело, невероятно сильная энергетика… Меня охватывает восторженное безумие. Эмоции душат, держат во все нарастающем напряжении, заставляя по-детски всхлипывать и скрести ногтями его мощные покрытые короткими темными волосками бедра, подталкивая двигаться дальше.

— Вдохни поглубже и расслабься, ладно?

Это больно. Дыхание обрывается.

— Тщ-щ-щ, вот так, Кать. Уже почти.

Своим взмокшим виском чувствую его. Тесно, душно, жарко, больно. Не-вы-но-си-мо. Погружаясь в меня плавными глубокими толчками, рычит… То и дело сбиваясь, гладит меня между ног, чтобы отвлечь от раздирающей боли. Мелькает истеричная мысль — на хрена я на это согласилась?! Всхлипываю, закусываю губу. Дышу глубоко, чтобы унять неприятные ощущения. Когда он, насадив меня на себя, будто на кол, с утробным стоном, сотрясающим грудь, глубоко во мне разряжается.

Кряхтя, как столетняя бабка, кое-как отползаю в сторону. Бросаю на Таира опасливый взгляд, но тут же забываю обо всем плохом. Потому что он так и стоит на коленях, опираясь одной рукой в матрас, дрожа всем телом, и это невероятно чувственное и в то же время трогательное зрелище. Веду по бронзовой блестящей от пота коже. Густые ресницы трепещут, нижняя губа закушена, лицо искажено. Моя разбившаяся самооценка собирается воедино, как молекулы ртути в шарики.

Почему-то хочется прижать Валеева к груди и пожалеть, как ребенка. Может быть, потому что есть ощущение, что Таир совершенно не был готов к обрушившимся на него эмоциям. И они его просто вынесли, на хрен, разобрали на атомы. Приятно. Но есть ощущение, что прямо сейчас ему лучше побыть одному, дабы справиться со своими переживаниями без лишних свидетелей. Тихонько соскальзываю с кровати и убегаю в ванную. Черт! Как же больно. Даже походка изменилась. Иду враскоряку, как долбаная гусыня, глуша рвущиеся с губ смешки.

Становлюсь под душ. Тщательно моюсь, безучастно наблюдая за тем, как по стенке ручьями стекает вода. Вот это да! Вот это я отличилась! Просто с ума сойти.

Напор тропического душа ощутимо ослабевает. Настороженно оборачиваюсь. Таир стоит у раковины, намывая побывавший во мне член. И тоже на меня нет-нет да и косится. Жалеет? Почему-то мне не хочется, чтобы жалел…

Демонстративно не таясь, выхожу из душа. Обматываю грудь полотенцем. Подхожу вплотную к Валееву, отмечая, как чуть удивленно распахнулись его глаза. Протягиваю руку к дверце шкафчика за его спиной, открываю, беру с полки флакон "мирамистина". Глаза Таира становятся совсем уж круглыми. Смеюсь от того, насколько это все же непривычное зрелище.

— Побрызгай. Все же анал без презика — так себе идея.

— А ты в этом большой специалист? — ворчит будто между делом, отнимая у меня бутылочку.

— Да нет. Я сегодня девственности лишилась, Таир.

Смотрит так, что очередной смешок умирает в груди, не родившись. Тело охватывает странная дрожь. И только-только схлынувшее желание опять пачкает ляжки.

— И даже не кончила, — констатирует Таир, досадуя, что не довел меня. Он серьезно вообще? Во дает! Впрочем, неудивительно, что он привык по любому поводу в первую очередь с себя спрашивать. Это бич серьезных начальников. Ч-черт. Как трогает…

— Шутишь? Кто кончает в первый раз?

Валеев, до этого преспокойно вытирающий моим пыльно-розовым полотенечком для лица свой не то чтобы опавший член, вскидывает на меня тяжелый взгляд.

— Это намек, что будет второй?

— А ты бы хотел?

— Ты же знаешь, что да, — подталкивает меня к выходу.

— Ну, тогда можно повторить. Не сейчас, конечно.

— Да уж сейчас это было бы слишком.

Оборачиваюсь. Он что, меня дразнит? Да-а-а… Смешно. И тепло так… На душе в кои веки тепло. Толкаю Таира в бок. Уф! Все же какой он твердый! Будто каменный. Я бы не нашла лучшего варианта на роль второго после Реутова мужчины, даже если бы очень постаралась, дала объявление и провела многочисленный кастинг.

Мысли о бывшем привычно отзываются неприятным сосущим ощущением под ложечкой. Настроение стремительно портится.

— Эй! Куда?

— На кухню? — хлопаю глазами.

— А кончать ты вообще сегодня не собираешься? — хмыкает.

Не пойму. Он что, серьезно?

В глазах — темень. Лицо обострилось, во взгляде появилось что-то неуловимо хищное. Пока я хлопаю, как дура, глазами, Таир осматривает гостиную, куда мы переместились, и подталкивает меня к креслу.

— Может, не надо? — пищу я, сама не зная, чего боясь. Валеев лишь насмешливо на меня смотрит. Тянет руки к узлу на груди, развязывает полотенце. Будто под гипнозом, наблюдаю за всем, что он делает. Моя промежность намного ниже его лица, а он и так на коленях. Не собирается же он… Одной рукой Таир закидывает себе на плечо мою ногу, другой — раскрывает мои и без того изрядно помятые складки. Значит, собирается, да? Д-а-а-а-а.

Его губы там — это что-то. И пальцы, и… Как же хорошо, мамочки! Не сдерживаясь, ору. Топлю тишину в бессвязных причитаниях, хриплых стонах, в потоке каких-то несдержанных глупостей, хлюпающих звуках его безостановочно снующих во мне пальцев. Как же хорошо! Как невыносимо прекрасно и чувственно… Тело колотит, ляжки дрожат, пятка, упирающаяся в его мокрое от пота плечо, соскальзывает. Мы смеемся, зависнув одной ногой над пропастью.

— А-а-а!

Да! Просто невероятно. То что нужно, и даже больше. До искр из глаз. По правде я бы предпочла менее интенсивные ощущения.

Слабость во всем теле. Даже не знаю, в реальности ли я взмываю вверх, или так кажется. Под спиной пружинит матрас. По штанге карниза шоркают кольца — Таир зачем-то отодвигает тюль. Плыву на волнах угасающего удовольствия. Я опять мокрая. И опять надо в душ, но где взять силы, чтобы дойти до ванной?

Уснуть не дают.

— Эй! Хорош косить под труп, — хмыкает за спиной вернувшийся Валеев.

— Я не кошу. Я правда…

— Ну да.

Проникает внутрь уверенным сильным движением. Значит, не показалось — все же за презервативом сходил.

— Слушай, как-то подозрительно быстро ты восстановился…

— Ой, да заткнись, — смеется. — Твой медленнее?

Зря он о нем вспомнил. Валеев это тоже понимает, да. Чертыхается. Толкается сильнее, настойчивей. Как если бы он надеялся вытеснить этим из моей головы мысли о другом. К моему безмерному удивлению, я успеваю кончить вместе с Таиром. Это уже не все разрушающее на своем пути удовольствие, оно вообще немного иное. Но так тоже хорошо!

Не хочу его отпускать. Укладываюсь на грудь, закинув ногу ему на бедро. Вздыхаю.

— Ну что?

— Пипец, Таир. Задница болит, поясница тянет. Не удивлюсь, если у меня пара новых грыж — ты же как слон. А еще твоя шерсть содрала, кажется, с ранок все корочки…

— Дай посмотрю! Нет, нормально все, — сообщает, прежде чем поцеловать меня в ямочку на пояснице. — Как слон, — передразнивает.

— Большой! Мне, кстати, тоже в зал надо, — бормочу, зевая во весь рот. — Покажешь какие-то упражнения? Или мне инструктора лучше нанять?

— А ты в пять утра встанешь?

— Никогда не пробовала. Наверное.

— Ну, тогда покажу, — чувствую, что улыбается. Здорово, что ему хорошо. Меня несказанно радует, что я смогла хоть так отплатить за его доброту.

Вымотавшись, засыпаю.

Не знаю почему, но вид сидящего в лучах утреннего солнца на моей кухне Таира по-настоящему изумляет. Застыв в проходе, хлопаю ресницами.

— Доброе утро.

— Доброе.

Я думала, он уйдет.

Пытливо вглядываюсь в красивые карие глаза. Казалось, с приходом нового дня все изменится, но… Нет. Ни сожаления, ни стыда, ни понимания, что делать дальше. Как, впрочем, и у него. Судя по задумчивому виду.

— Жалеешь, что изменил жене?

— Не поздно ли ты об этом спрашиваешь? — подкуривает сигарету.

— Один — один, — признаю очевидное я. — Кофе будешь?

— Да. Давай. По поводу зала ты не шутила?

— Нет, — оборачиваюсь за спину.

— Тогда сегодня подойдешь со мной к Яременко. Он посмотрит твои снимки. Сориентирует по упражнениям. А я прослежу, чтобы ты их правильно выполняла.

— Окей.

— Напишу тогда, как появится минутка. Больничный когда планировала закрывать?

— Доктор сказал, что в пятницу уже можно.

— М-м-м… Отлично. А на выходные что думаешь делать?

— Дочку заберу, — пожимаю плечами. — А у тебя какие планы?

— Домой съездить, — отворачивается Таир. Киваю. Не выспрашиваю. И даже не злюсь. Нет у меня такого права. Хотя, наверное, я бы хотела повторить вчерашнюю ночь, когда полностью оклемаюсь.

— Круто. Самолетом? Или машину погонишь?

— Машиной, да.

— Осторожнее там, — ставлю перед Таиром чашку.

— Ага. Спасибо, Кать.

Дурацкий все-таки разговор. Как неродные. Хотя мы ими никогда, наверное, и не были. Так, придумали себе что-то… А теперь вроде хочется его поцеловать, но не знаешь толком, имеешь ли на это право. Вроде хочешь спошлить, чтобы разрядить обстановку, но не уверен, а стоит ли. Блин.

— Так, надо идти.

— Давай, — вяло машу рукой, провожая взглядом широкую спину. Почему-то хочется плакать… Бесит.

— Чуть не забыл.

Неужто меня поцеловать?

Вздернув бровь, наблюдаю за возвращением Валеева.

— Вот, — протягивает мне тубу мази.

— Это что?

— Кать, ну… не тупи. Помажь там.

— Серьезно? Мазь от геморроя? — хохочу. — Таи-и-и-ир!

Блин, и смешно, и опять чертовски трогательно. Вот такой он, да. Мужик, который всегда ответит за последствия собственных действий, какими бы эти самые последствия не были. Это не Реутов.

— Смешно ей, — хмыкает.

— Ну, ведь и правда, обхохочешься. Ладно, давай сюда, — хрюкаю. — Даже спрашивать не буду, откуда она взялась в твоей аптечке. Или мне надо беспокоиться?

— Что тебе надо, так это перестать нарываться.

— А то что?

— А то нарвешься, Кать.

— Боюсь-боюсь!

Закатывает глаза и уходит. С улыбкой смотрю ему вслед, чувствуя, как нахлынувшее веселье отступает под натиском возвращающейся тоски. Надо чем-то заняться, чтобы не думать. Не вспоминать… Когда кто-то рядом — это всегда легче сделать. Может, Сашке позвонить? Или выйти к озеру, вывалиться на шезлонге, подставив лицо жаркому солнцу?

Эх. Все-таки не поцеловал… Ну и ладно. Зато мазь, вон, от геморроя принес. Это же надо! Воспользоваться? Оно не настолько плохо, но и не хорошо. Так что, может, и впрямь поможет. Хм… Жесть.