Миша
— Агу, уа-а-а.
С улыбкой смотрю на перевернувшуюся со спины на живот… дочь. Дочь, мать его так. Мою дочь, прикиньте? Страшно довольная собой Машка балансирует на вытянутых перед собой руках и беззубо улыбается. Слюни рекой текут по подбородку, кофточка, которую я не так давно сменил, опять намокла — хоть снова переодевай. А мелкой хоть бы хны. Сияет, то старательно размахивая конечностями, то выпячивая зад. И ведь невозможно ей не улыбнуться в ответ. Совершенно ведь невозможно.
— Да вижу, вижу. Классно выходит, Маняш. Спи давай, поздно.
Десятый час, ага. А ее непутевая мамаша где-то лазит. Свидание у нее, видите ли. Свидание! Первое время я думал, эта сука меня разводит. Но потом увидел ее с каким-то бугаем в нашем кафе. Он ей что-то рассказывал, а эта сидела, развесив, как дура, уши. И такое блаженство у нее на лице было. Будто этот стареющий мудак ей и впрямь пиздец как нравился.
Признаться, когда я поставил Ташу в известность, что готов с ней разделить заботы о нашем ребенке, я никак не предполагал, что она так буквально это воспримет. Но она меня прям за яйца взяла, да. Чуть ли не график у нас теперь — сегодня я сижу с Машкой, завтра она. Ибо ей тоже нужно свободное время. То на то, чтобы заскочить в салон, то на свидание, ибо «А что такого, Миш? Я родила, а не записалась в монахини».
— Уа-а-а!
Напевая под нос что-то из Нирваны, похлопываю мелкую по заду, укачивая. Глаза у нее мои. Только сонные-сонные. В сердце от этого горячо. Не думал, что этот крохотный червячок займет так много места в душе. Глажу круглую щечку. Харю Машка наела приличную. По сравнению с тем, какой крошечной она была, когда родилась, сейчас она прямо-таки упитанная. Хватает ручонкой меня за палец, тащит в рот.
— Ух ты. Да там, кажется, зубы! — восхищаюсь я своему открытию. И даже какую-то гордость испытываю от того, что их обнаружил я. А не ее маманя, которая совсем охренела, похоже! Десять часов. Не затянулся ли ужин? Впрочем, если они решили перевести свидание в горизонтальную плоскость… Ар-р-р.
Особенно бесит то, что я сам на это подвязался! Все в том же разговоре. Ради дочери мы попытались без нервов договориться, как будем жить. Таша будто между делом спросила, хочу ли я жить с ними семьей. Я, естественно, отказался. Договорились, что с этого момента мы просто родители. Все остальное — в прошлом. Потому что одно дело ебать в хвост и гриву доступную бабенку, и совсем другое — мать своего ребенка. Нет, я на такое не подписывался. Да и Таша, к удивлению, поддержала мысль, что с этими больными отношениями надо заканчивать. Даже предложила мне дружбу, на которую я, естественно, с облегчением согласился. И все меня поначалу устраивало. Но ровно до того момента, когда я понял — она не шутила. Все — для нее означало все.
Наконец, ключ в двери проворачивается. Осторожно соскользнув с кровати, выдвигаюсь горе-мамаше навстречу. Щелкаю выключателем.
— Ох! — касается ладонями горящих щек, испуганно выпучив глаза. А те горят, потому что, сука, их кто-то явно натер щетиной.
— Развлеклась? — оскалился я, чувствуя, как в груди разрастается, подпирая горло, что-то страшное, черное…
— А, да! Отлично погуляли. Уже весной пахнет, замечал?
— То-то я смотрю, ты как кошка мартовская. Трахалась уже с ним?
Таша каменеет, стащив с себя пальто. И я еще сильнее завожусь, увидев ее наряд.
— Не очень понимаю, каким боком это тебя касается.
Кажется, это называется «маленькое черное платье». И каким-то чудом оно охуенно на ней сидит. Она вообще непозволительно… охуенная. С этими волосами, плечиками круглыми. Сиськами размером с небольшие арбузы. Бля… Я, конечно, сам много раз просил ее что-то с собой сделать, но это уж слишком! Нахер мне надо, чтобы все на нее пялились?! И этот ее… Да я просто готов убить его. И ее. Потому что нехрен сверкать как лампочка!
— Трахалась?! — дергаю за руку.
— А ты со своими сосками?
— При чем здесь…
— При том. Ты же не думал, что я буду сидеть у окошка, мечтая, когда ты ко мне опять снизойдёшь, нагулявшись? Или думал? — с распухших от поцелуев с другим губ Таши срывается понимающий смешок. У меня буквально забрало падает.
— Смешно тебе? — рычу.
— Да не очень-то, — так же внезапно серьезнеет Таша, каким-то усталым движением поникших плеч сбрасывая мою руку. — Так уж вышло, что ты отец моего ребенка. Значит, не чужой человек. Мой тебе совет, Миш, обратись к психологу. Тебе не помешает разобраться в себе.
— И это говоришь мне ты? Человек — ходячий комплекс?
Таша отшатывается. Ч-черт. Ну, вот почему так? Я же не хотел ее обидеть! Только не так!
— Над своими комплексами я работаю, Миш. И весьма успешно. Раньше я себе простить не могла, что не соответствую твоим высоким стандартам. Но ведь не в этом дело, правда? Все ровно наоборот. И корень нашей проблемы заключается в том, что это ты никак себе не простишь, что твои стандарты… такие.
— Ты охренела? — хриплю, задыхаясь от осознания, что она, похоже, раскопала мой самый большой секрет.
— Разберись в себе, Миш. Вряд ли ты будешь счастлив, бесконечно подстраиваясь под чьи-то стандарты.
Она меня слабаком считает. Охренеть. Думает, мне не хватит силенок отстоять свое право видеть рядом ту, кого я посчитаю нужным?!
«А разве это не так?» — пищит тоненький голос.
Сжимая и разжимая кулаки, стою, как немой, посреди комнаты. И ни одного слова не могу из себя вытолкнуть. Не могу ее даже послать! В обнимку с гребаными выводами, которые вдруг на нее снизошли.
— Иди домой, Миш. Поздно уже.
С психом толкаю дверь. Но вовремя опомнившись, в последний момент подставляю руку, гася собственное же усилие. Еще не хватало Машку разбудить своей истерикой! Вылетаю на площадку. Так же тихонько прикрываю дверь в свою квартиру. Душ. Спать. Но сон не идет, хоть тресни.
На работу плетусь как сонная муха. Прихожу, когда все уже в сборе. Одного Тая нет.
— Он к Таиру пошел. По личному, — объясняет Свин.
— Что так?
— Съехать хочет.
— В Тай? — ухмыляюсь, косясь на Ташу.
— Да нет. Пока в квартиру отдельную.
— Только хрен ему кто ее предоставит, — пожимает плечами Вещий. — Сейчас со свободными хатами напряженка. Много народа набрали.
Тай возвращается спустя четверть часа. Как всегда в последнее время, хмурый.
— Пролетел как веник над Парижем, — бурчит он, отвечая на все вопросы сразу, и утыкается в код. Ребята тоже погружаются в работу. Да и меня закручивает то одно, то другое. Но мысли все равно вертятся вокруг вопроса, который, по Воланду, всех испортил. Зыркаю то на Ташу, то на своего потенциального пасынка.
Я ведь реально об этом думаю, да?
О том, чтобы попробовать с ней навсегда? Просто признать — да, у меня, ребят, такое видение красоты. Не нравится? Да и похуй. Кому какое дело?! Я лет пятнадцать с этим живу, скрываю что-то… А зачем? Для чего? Что и кому доказывая? По-настоящему близкие нас поймут. А на мнение остальных здоровому самодостаточному человеку вообще должно быть фиолетово. Тут, конечно, Таша права. Сучка… Вцепилась в яйца железной хваткой и не отпускает.
Ближе к вечеру, не давая себе передумать, иду к Таиру.
— Я к Таше съеду. Отдай мою хату Таю.
— Одумался, значит, — весело кивает шеф. И это что-то новенькое — его довольная физиономия. В последние пару месяцев он ходит мрачнее тучи. — Хорошо. Но если ты не против, в твою квартиру перееду я. А Таю тогда мою отдадим.
— Да мне пофиг, в общем, Усманыч. А че так?
— Душа требует перемен, — пожимает плечами.
Я бормочу что-то невнятное, вроде «ну как знаешь», и выбегаю за дверь. У Таира в жизни какое-то дерьмо, видно, происходит, но мне сейчас хоть бы со своим разобраться. Сердце грохочет в ушах, в теле и мыслях легкость — аж ведет… Откидываюсь на стену, чтобы не растянуться прямо посреди коридора. Из меня будто вынули заржавевший штырь, на котором держались мои идиотские установки, и я поплыл без весел.
Она же права. Во всем права. Выходит, я не один год (только представьте!) сам от себя бежал. Бежал от чувств, от Таши… От решений, которые давно напрашивались. Вел себя как скотина. А она, любя, теперь я это тоже, блядь, понимаю, мне подыгрывала. Может, переступая через себя, а может, это еще предстоит выяснить, ей действительно нравилась моя грубость.
На нетвердых ногах возвращаюсь в кабинет. Таши нет.
— Мать за Машкой в ясли спустилась.
— Ясно. Ты давай, собирай вещи, Тай, я квартиру тебе выбил.
— С чего вдруг такие жертвы? — дерзит, ё-моё, пасынок.
— Я к вам переезжаю. Таир — в мою квартиру. Ты — в его. Может, слышал? Чем дальше живут родители — тем лучше.
— Хера с два. Ты прости, Мих, но матери моей приличный мужик нужен.
— И чем же я неприличный?
— Да ты ей сколько мозги ебал?! Сколько она плакала, когда ты с шалавами всякими таскался?!
Да? Ч-черт.
— Я тупой осел. Признаю. Теперь все будет по-другому. Обещаю. Я… люблю твою мать.
Вот и все. Вот я и произнес это вслух. И ничего, небо не рухнуло. Наоборот, стало еще на порядок легче. И горло защекотали признания. Будто это первое «люблю» прорвало огромную, давно переполнившуюся дамбу. Я готов орать, повторяя это снова и снова… Пипец, как бомбит. Сердце вот-вот просто, на хрен, из груди выпрыгнет.
— Давно ли? — презрительно кривит губы Тай, но я вижу, что мои слова в него попадают. И пылит он скорее для проформы.
— Давно, Тай. Ты понял, что делать.
Вылетаю из кабинета. В лифте едва не подпрыгиваю. Поспеваю вовремя — Таша как раз застегивает замочек на Машкином желтеньком комбинезоне с забавными мартышечьими ушками.
— Забыл что-то? — приподнимает брови.
— Пойдешь за меня? Да? Нет?
Мелкая, завидев меня, во весь рот улыбается. И руками отчаянно машет — возьми, мол, возьми! Ну, а мать ее чего медлит?!
— Замуж, что ли?
— А куда еще? Бля, Таш, не тупи.
Подходит впритык, удерживая нашу дочь на руке. И-и-и как шлепнет меня по губам.
— Не матерись при дочке.
Охренеть. Просто охренеть. Но какого-то черта такой стояк в ответ на этот ее удар образуется!
— За это я тебя накажу, — сощуриваюсь, потирая щеку. — Пойдем.
— К-куда? Наказывать? — дрогнув, губы Таши растягиваются в улыбке. Красивая она — просто пипец.
— Нет. С этим придется повременить. Тай сейчас наверняка дома, собирает манатки.
— А зачем?
— Съезжает он, — поясняю, забирая из рук почти жены дочь.
— Так квартиры же нет.
— Говорю же — не тупи! Я к тебе съезжаю. Таир — в мою, Тай — к Таиру.
Мы ждем лифта. Таша стоит, выпрямившись по струнке, будто кто-то воткнул кол ей в спину. И только подбородок какого-то черта дрожит. Дверь отъезжает в сторону.
— Ты что, серьезно, что ли? — сглатывает Наташа.
— На счет чего?
— Брака, — ведет плечом. — Переезда…
— Ну конечно, Таш… — в глотку будто толченого стекла насыпали. — Что скажешь?
Я наверняка причинил ей столько боли, что сейчас, наконец, осознав, что для меня значит эта женщина, как мальчишка, до икоты боюсь быть посланным.
— Мой мужчина обычно не слишком интересуется моим мнением.
— Потому что он дурак? — сиплю я.
— Нет! — вскрикивает Таша. — Потому что он очень тонко чувствует мои желания, — добавляет, мучительно покраснев.
— Я унижал тебя.
— Если это просто слова… То ничего страшного. Мне… Я…
— Нравится это? — затаив дыхание, сжимаю Ташин подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. А она закрывает их и кивает. Да…
— В самом деле?
Кивает активней.
— Не для того, чтобы угодить мне, больному ублюдку?
— Я в терапии, Миш, — наконец, смотрит прямо. — Если ты действительно не думаешь обо мне так, как называешь во время сексуальных игрищ, я только за… Против грубых слов я ничего не имею. Это заводит.
Господи. Ну, вот и как мне дотерпеть до дома?