Глава 17. Чудо-цитадель

Стоило Нималии отвлечься, как начинало казаться, что жизнь идёт своим чередом. Она вновь хлопотала над котлом, в котором закипал бульон из костей и промёрзших овощей. Отец то и дело подходил, заглядывал через её плечо, чавкая листом дурмана. Ценности в указаниях Бертольда было немного, ведь Ним и сама знала, когда варево стоило помешать. Но от них на душе становилось тепло. Прямо как дома.

Арбо тоже предпочитал сидеть поближе к горячему очагу. Помогать он не спешил и лишь вполголоса читал содержимое единственного свитка, который Лисы по его просьбе выпросили в "Старом Мельнике". Очередные поучения прорицателей. А вот Вийм появлялся всё реже. Смурной старший брат продолжал приглядывать за больным Бассом, пусть последний и пытался всячески его спровадить. Младший из сыновей не любил признавать свою слабость — пусть и вполне объяснимую — даже перед собственной семьей. Всё шло своим чередом.

Но Нималия была не дома. За стеной этой кухни ждал не полный завсегдатаев зал «Пёсьей Морды». Только жуткая горная крепость, взявшая в заложники здравый смысл восьмерых из них.

Этой ночью девушка долго не могла уснуть, и дело было не в твёрдой плите, служившей ей кроватью. Напротив, ложе оказалось весьма удобным, если застелить его прихваченным из бассельской таверны одеялом. Крепость оказалась тёплой, но от того не менее жуткой. Само её наличие в толще Аллеверских холмов призывало целый рой сомнений. Ним надеялась, что тревога уйдёт с восходом солнца, но твердыня осталась такой же пустой и неприветливой.

Весь первый день прошёл в тишине. Будто бы Лисы заключили негласный договор, по которому каждый отдавал предпочтение собственным мыслям и не торопился ими поделиться. Такая обстановка лишь усилила тревогу Нималии, ведь в её разуме не осталось ничего, с чем девушке хотелось вновь повидаться.

К вечеру она решила занять себя готовкой. Готовых припасов трактирщик выдал предостаточно — очень уже его порадовали прощальные подарки Лис — но так Ним могла отвлечься на знакомое дело. Тем более, рядом с общим залом на пятом ярусе нашлась полноценная кухня. Разве что тяжёлый котёл пришлось тщательно оттирать от поистине вековой пыли, но, к удивлению Нималии, и тут нашлись помощники.

С самого утра она избегала встреч — и тем более, бесед — со старыми знакомыми. Благо, крепость оказалась для этого достаточно большой. Химера и сам не стремился пообщаться с подругой, не поддержавшей его на голосовании, так что его почти не было видно весь день. Ладаим то и дело натыкался на девушку в коридоре, а его многозначительные взгляды преследовали её. Но она не была готова к этому разговору.

К счастью, новые знакомые не оставили Нималию наедине с кипящим котлом, так похожим на её собственные мысли. Вдова и Вереск сами вызвались помочь с супом и уборкой. Теперь, пока Ним продолжала намешивать ароматное варево, её новые помощники раздобыли ветошь и оттирали белёсую пыль со старой мебели.

— Как думаешь, сколько этому столу лет? — проговорил Вереск. С особо въевшимися пятнами он боролся ногтем.

— Откуда ж мне знать? — с улыбкой ответила Вдова, разобравшись с очередным стулом. — Может год, а может — тысяча.

— Да ну тебя, — бывший часовой фыркнул. — Тысячи лет назад и мира-то не было.

— С чего ты взял? — удивилась Ним.

— Год сейчас какой? — Вереск выпрямился и постучал указательным пальцем по виску. — Семьсот восьмой сейчас.

— От Звездоявления, — поправила Вдова. — Это значит, что семьсот восемь лет назад ваши предки сбежали из Альдеварра и увидели Далёкую Звезду. Но ведь и до этого время было. Альдеварр, Годаран — все они появились раньше.

Ваши предки? Не твои? — переспросила Нималия, отложив половник.

— Ну да. Я ведь из Брекка, — Лиса села на вычищенный стул и вздохнула. — Это летарцы пришли из-за моря, когда Годаран разбил их империю. Вместе с анорцами, меранийцами и остальными. Бреккцы всегда тут были, насколько я знаю.

— У меня, кстати, был к тебе личный вопрос, — вспомнила Ним. — Если ты не против, конечно.

— Зависит от того, насколько он личный, дорогая.

— Почему тебя назвали Вдовой? Ты же, наверное, совсем молодая была, когда пришла в Приют.

— Мне было шестнадцать, — женщина горько усмехнулась. — Как будто бы о другой жизни говорю, если честно. Тогда, тридцать лет назад, первые Лисы могли сами выбрать новое имя, и все выбирали что-то внушительное или страшное. Новым поколениям Настоятель уже не дал такого шанса, но старички отыгрались, как могли. Арброк стал Химерой, а Клюверт — Коршуном. Я же назвалась в честь своей соседки из Фебера. Её муж умер на войне с Годараном. Ей носили еду, подарки, помогали по дому и запрещали с ней спорить, потому что она была вдовой уважаемого воина. Мне захотелось такого же уважения, раз уж я осталась одна, а потом прозвище как-то прижилось. Если тебя это как-то смущает, можешь звать меня по имени. Иштава.

— Ого, — оценил Вереск, разглаживая складки на лбу. — Иштава? Красиво. У меня вот раньше не было своего имени.

— Это как? — удивилась Нималия.

— Я вырос в застенской ночлежке, там это нормально. Теперь вот Вереском стал, да и привык.

— Так не пойдёт, — рассмеялась Вдова. — Давай выберем тебе настоящее имя.

— Да ну, вы что? — Вереск покраснел и сосредоточился на пыли.

— Она права, — поддакнула Ним. — Я бы и сама своё поменяла, да отец не поймёт.

— Ну, я подумаю, конечно, — Вереск стиснул губы, но улыбка всё равно его пересилила.

В глубине пятого яруса, у лестницы, раздались приглушённые разговоры, походившие на споры. За ними последовал гулкий топот, и в комнату явился Вийм. Лицо старшего брата раскраснелось, а челюсть ходила из стороны в сторону. За его спиной прошмыгнул Калач, но даже не остановился, чтобы поздороваться.

— Здравствуй, братец, — протянул Арбо, не отрываясь от свитка. — Можешь сопеть потише?

— Заткнись, — рыкнул Вийм. — Видел кто-нибудь Химеру?

— И тебе привет, — отозвалась Ним, ответив брату язвительным прищуром.

— Видели или нет?

— Он тебе зачем? — поинтересовалась Вдова. Улыбка исчезла с её лица.

— Хочу узнать, какого хрена происходит в этой норе. Ним, ты видела, чем отец весь день занимается?

— Ходит туда-сюда, а что?

Вийм покосился на сестру, а потом на дымящий котёл перед ней. Он медленно подошёл и наклонился так, что его нос почти коснулся кипящего варева. Лицо его скривилось так, будто перед ним была, по меньшей мере, выгребная яма.

— А это ещё что за нахер? — шикнул старший брат.

— Это суп, дорогой, — объяснила Вдова снисходительно.

— Вижу, что суп! Ты чего, сеструх, кашеварить уже начала? Всё, дом новый нашли, а про старый забыли?

— Не хочешь — не ешь, — Ним швырнула половник на вычищенную ей же тумбу. — Это для Басса, вообще-то.

— Ему покой нужен и нормальная кровать! В Люведенне, раз уж Басселя у нас больше нет!

— Слушай, чего тебе этот Люведенн так сдался? — заговорил Вереск. — Ты там был хоть раз? Я вот слышал, что дыра та ещё. Горняки да караванщики.

— Химера, кстати, наверху, — добавила Вдова. Она распрямилась и положила руки себе на талию. — Иди, поговори с ним, и перестань плевать в наш суп.

Вийм медленно водил челюстью и исподлобья рассматривал опытную лису. Наорать на сестру — дело плёвое. Но укоризненная фигура Вдовы отбивала желание спорить и у тех, кто был готов накричать даже на герцога. Её широкие чёрные глаза почти не моргали, а грудь медленно вздымалась и опускалась. Иштава преодолела тридцать Лисьих лет и осталась жива. Химера же как-то сказал, что год в Приюте равнялся трём в обычной жизни. Как знать, какая тьма могла дремать за этим уставшим лицом с мягкими чертами и едва заметными морщинами?

Старший брат сдался. Он, конечно, чертыхнулся себе под нос, но и нападки прекратил. Вийм зашагал прочь из кухни, и вскоре его сапоги затопали по лестнице, что вела на верхний ярус.

— Он совсем сошёл с ума, — выдохнула Ним. — Нам ещё между собой поругаться не хватало.

— Полностью согласен, — бросил Арбо в ответ. Он наконец перестал притворяться, что ничего не слышит. — Поэтому попрошу меня в это не вмешивать.

— Удобно устроился, — шикнула девушка и подошла к столу. — Угомонил бы братца своего.

— Он и твой братец. Не то чтобы он и неправ. Много хорошего нам Лисы принесли?

— Вот как? — Ним нависла над Арбо. — И зачем ты тогда здесь засел? Они же душегубы, так? Кроме тех случаев, когда они спасают твою жопу.

— Я просто хочу выжить, — брат наконец отложил свиток. — И желаю всем нам того же, даже если это значит, что придётся ещё какое-то время пожить вместе с душегубами. А ты, сестрёнка, лучше подумай, чем мы сами так прогневали Далёкую Звезду. Кстати, посмею напомнить, что и ты голосовала против Химеры. Чего теперь воздух сотрясать?

— Я голосовала не против Химеры, а за то, чтобы уйти из этой норы! Но папа прав, и если Бассу здесь станет лучше…

— Как будто папа ни разу не ошибался.

— Да пошёл ты вместе с Виймом.

Нималия достала одну из чаш, любезно предоставленных трактирщиком Микелом, и наполнила её супом. Ароматный дым щекотал ноздри. Давно опустевший живот застонал вместе с самой Ним, но сначала нужно было позаботиться о последнем брате, который этого заслуживал.

Бережно, словно хрупкую статуэтку, она пронесла суп сквозь пятый ярус и спустилась на один уровень вниз. В этих комнатах разместилась вся её семья, дабы оставаться рядом даже в таком тёмном месте. Лишь Вдова составила им компанию за пятой дверью, оказавшейся свободной, когда Вийм подселился к Бассу.

Ним постучалась и услышала гулкий кашель в ответ. Стало быть, Басс не спал. Девушка вошла в комнату и поприветствовала младшего брата. Тот приподнял дрожащую руку и медленно помахал.

Выглядел Басс ещё хуже, чем накануне. Его кожа побледнела, но на лбу проступили багровые пятна. Пот крупными каплями стекал по лицу, из-за чего служившая ему подушкой серая мешковина пошла мокрыми пятнами.

— У тебя чашка дымится, — слабо произнёс Басс. — Что это там?

— Это суп, дурилка, — Ним попробовала улыбнуться, но вид измождённого брата сковал её губы.

— Во дела, — Басс приподнялся на своём ложе и тут же захлебнулся кашлем. — Тут и супы подают? Чудо-цитадель, однако.

— Супы тут я подаю, — девушка присела на край кровати и протянула ему чашу. — И только тем, кто хорошо себя ведёт. А таких нынче мало.

— Да ну? — Басс отпил ароматного бульона и сморщился. — Ух, горячо. То, что надо. Спасибо, сеструх.

— Да брось ты. Рада поговорить с нормальным человеком. Арбо — это Арбо, да и Вийм совсем с ума сходит, — Ним запустила руку в волосы. — Смурной он, как туча. Хуже, чем когда мама заболела.

— И полночи материт Химеру.

— Химера тоже хорош…

— Все мы хороши, Ним, — голос брата слабел. — Нахрена теперь выяснять, кто лучше? Надо… Надо выживать и всё.

— Получается у нас хреново.

— Это ты так думаешь.

— Потому что так и есть!

— Не-а, — Басс слизал капли супа с отросших усов. Каждое новое слово из его уст звучало всё тише. — Ты опять думаешь, что нам приходится хуже всех. Ошибаешься.

Ним перевела взгляд на низкий потолок. Она не в первый раз слышала от брата такие обвинения. Стоило ей пожаловаться, как Басс тут же вспоминал о тех, чьи лишения казались ему куда серьёзнее. Когда прошлой осенью крыша протекла прямо над её кроватью, он напомнил ей о бедолагах, чьи дома сгорели в последнем пожаре. Отчасти, он бывал прав. Но как смерти десятков Лис в павшем Приюте делали её горе менее значительным?

— Это ведь не состязание, — промолвила девушка себе под нос.

Басс выпил ещё немного супа и провалился в сон. Нималия вытащила наполовину опустевшую чашу из его обмякших рук и поставила на пол. Она ещё немного посидела подле брата. Басс хрипел при каждом вдохе, то и дело постанывая. Его пальцы стиснули шерстяное покрывало, а зубы заскрипели.

Ним с трудом осознавала, что этот измученный холодной тюрьмой и лихорадкой человек был её братом. Весёлым Бассом, с юношеской прытью готовым разнять любую потасовку в «Морде», успокоить её саму и даже поставить на место отца, когда тот ошибался. Болезнь оставила от него лишь уставшего, некогда молодого человека, который нуждался только в покое и заботе. Его же собственная семья предпочитала жаловаться на судьбу и костерить тех, с кем волей случая оказалась повязана кровью.

— Отдыхай, братишка, — шепнула Ним и убрала мокрую от пота прядь с лица Басса. — Я скоро вернусь.

Девушка забрала чашу и вернулась в коридор. На нижнем из обжитых ярусов Лисы раздобыли какие-то липкие комки с иссохшими фитилями. Хлыст с Бертольдом заключили, что предназначались они для округлых кованых чаш, что крепились к стенам по всей крепости, и служили фонарями. Теперь мрачное подземелье стало хоть немного светлее.

Нималия брела к лестнице, что вернула бы её на кухню. По этим коридорам она старалась идти быстро и не оглядываться: слишком уж зачастили со своими появлениями стремительные тени. Здесь они мерещились ей у каждого угла, пусть Ним и понимала, что виной тому была пляска огня в чашах. Иногда тени появлялись с шорохом, будто старый ботинок цеплял шершавый пол, и даже глухим шёпотом. Стоило девушке сдаться и обернуться, как тени исчезали, оставляя за собой лишь пустой коридор.

Но не в этот раз.

Из проёма, что вёл в небольшую общую комнату четвёртого яруса, показалась сутулая фигура. Её глаза сверкнули в полумраке, а нога в высоком сапоге сделала шаг. Лишь оказавшись в свете ближайшего очага, фигура приняла знакомые очертания.

— Ладаим, твою мать! — воскликнула Ним. Чаша с остатками супа вырвалась из дрожащих рук и эхом разлетелась по коридору.

— Прости, — виновато буркнул Крысолов. Он сел на корточки и принялся собирать черепки. — Не хотел тебя напугать.

— Зашибись просто, — девушка потрясла головой. — Ты меня караулишь?

— Я не специально, — Ладаим сгрёб ближайшие осколки в ладони и поднялся. — Просто отдыхал в гостиной, а потом услышал тебя. Вот, решил поздороваться.

— Ну, здравствуй, — Ним прикусила губу. Злиться на Крысолова оказалось непросто. — И чего ты тут отдыхаешь один? Даже свет не зажёг.

— Огниво у Химеры, — тивалиец пожал плечами. — А он со мной не горит желанием разговаривать. Как и ты, кстати.

— Чёрт, Ладаим…

— Пойдём, присядем?

Крысолов выложил осколки чаши на стол посреди тёмной гостиной, а сам уселся на древний пыльный диван. Комната, что располагалась точно под этой, была куда больше, так что Лисы с удовольствием проводили время в ней. Ним не желала к ним присоединяться, но и в гостиной своего яруса ещё не появлялась.

— Ты что-то хотел? — осторожно спросила девушка, расположившись на второй половине дивана.

— Не знаю, — бросил в ответ Крысолов. Его глаза сверкали в полумраке, точно кошачьи. — А ты?

— Ладаим, давай не будем сейчас…

— А когда будем. Ним? — пальцы тивалийца со скрипом терзали обивку дивана. — Я думал, мы друг другу открылись тогда, в Серой Пристани.

— Мы переспали, да… — девушка ощутило странное покалывание по всей коже, когда произнесла это вслух.

— Вот-вот. И часто у тебя такое происходит?

— Нет, Ладаим, — твёрдо сказала Ним — Нечасто.

— И у меня. Наверное, что-то это значит? — Крысолов подался вперёд так сильно, что Ним почувствовала его дыхание. Дыхание с лёгкими нотками пойла из закромов «Старого Мельника». — Ты ведь знаешь, какую бездну я пережил?

— Знаю. Вся моя семья её пережила.

— Я не про Серый Бастион. Я про то, что было после.

— Тогда откуда мне знать, если вы ни хрена не рассказываете? Хлыст отмалчивается, Химера пургу несёт. Уж просвети, что там было.

— Не рассказываем, Ним, потому что сами не знаем, как это объяснить. И знаешь, что? Пока мы снимали Химеру с виселицы, пока бежали от стражи через переулки, пока какая-то хрень громила здания посреди пожарища, я не боялся, что умру. Я боялся, что тебя больше не увижу. Или что тот раз, с тобой, окажется моим больным сном, а я так и не узнаю, правда ли он был. Конечно, я бросился к тебе, как только мы перешли реку. А ты…

Голос тивалийца задрожал, и Ним отвернулась. Она прекрасно понимала, что сделала.

— А я отвернулась, — только и выдавила девушка.

— Отвернулась, да, — горько повторил Крысолов. — Вот я и не знаю, что и думать. Химера не разговаривает со мной. Ты разве что с криками не убегаешь. Остальные мне не друзья даже. Вот и сижу тут один.

— Ладаим, — Ним проглотила подступивший ком и взяла тивалийца за руку. Она была всё такой же костистой, с грубой кожей на ладони, как она и запомнила. — То, что было в Серой Пристани, было по-настоящему. И искренне. Это то, чего я хотела — и хочу.

Ей ответил глухой смешок, переходящий в фырканье.

— Не похоже, — сказал Крысолов. — Скажи честно, тебе стало стыдно?

— Мне не стыдно, — Нималия поднялась, но руку Лиса не выпустила. — Мне ещё никогда не было так хорошо, и я хочу, чтобы это повторялось снова и снова.

— Но что тогда не так?

— Не на глазах же у всей моей семьи! — в глазах девушки зарябило от слёз. — Ты не помнишь, как мои братья к вам относятся? Вийм и в нормальное время обещал начистить морду любому Лису, кто посмотрит на меня. А сейчас он на пределе. Из-за дома, из-за тюрьмы, из-за Басса. Да и я тоже, Ладаим. Я глаза боюсь закрыть, чтобы не видеть этих поганых снов. Чуть усну — опять вижу жирдяя из стражи и как он кошмарит весь мой дом. А тебе что снится? Зелёные луга и бабочки?

Крысолов убрал ладонь из её рук и провёл по своей щеке. Ним сразу отметила приятный шорох его щетины. Обычно Ладаим брился начисто, пусть старая бритва и оставляла на смуглом лице полоску тёмных порезов. В суматохе последних дней Лису было не до красоты, но так он приобрёл ещё более мужественный и зрелый вид.

— Что мне снится? — хмыкнул Крысолов. — Я уже не особо понимаю, где сон, а где — нет. По ночам вижу Тивалию, как я её запомнил. Там тепло, там спокойно. Пока не приходит Химера. Он всегда появляется во сне, и город начинает гореть. Как думаешь, что это значит?

— Это значит, что ты слишком много о нём думаешь, — Ним запустила пальцы в волны чёрных волос на затылке Ладаима. — Ты пытаешься мне что-то сказать о своих чувствах, но через слово говоришь о нём.

Крысолов сдался и подтянул девушку к себе. Спустя долгих два дня разлуки их губы снова встретились. Нималия обхватила шею тивалийца и навалилась на него всем телом, чтобы не дать ему и шанса вырваться. За аркой, в коридоре, в любой момент мог пройти отец или даже Вийм. Ох, что уже он устроит, если увидит их вместе.

Но Вийм не появлялся, и даже вездесущие тени перестали мелькать по краям поля зрения Ним. Наверное, им хватило такта не мешать изголодавшимся по родственной душе возлюбленным посреди пожарища старой жизни.

Загрузка...