Один экспедиционный сезон пришлось мне работать в таежных районах Восточной Сибири. Бригада состояла из пяти человек, передвигались по тайге пешком, иногда верхом на лошадях, в бригаде имелось пять лошадей. В конце каждого месяца выезжали в деревню Тымбыр, в эти же числа приезжал начальник партии из Тайшета, забирал у нас авансовый отчет. Мы закупали продукты на месяц, завьючивали их на лошадей и отправлялись в далекую таежную глухомань заниматься своими топографо-геодезическими работами. Деревня Тымбыр небольшая, вытянулась вдоль речки в одну улицу. Местные жители нам посоветовали обратиться к Бабаю, у него все приезжие останавливаются.
Усадьба Бабая находилась на отшибе, поодаль от всех домов. Добротный большой дом, просторный двор, пустующие конюшни, сараи и баня на самом берегу речки. Бабай оказался добрый по натуре человек, очень гостеприимный. Наш проводник Егорыч быстро разговорился с хозяином, у них когда-то пересекались жизненные пути, оба работали в одной экспедиции, но в разные годы, вспомнили общих знакомых, ночные костры, экспедиционные маршруты, таежные трагедии и даже повариху Семеновну, которая скиталась с этой экспедицией с пятнадцати лет и до самой глубокой старости.
В деревне о Бабае нам рассказывали легенды о его таинственных магических волшебствах. Бабай жил в этом доме со своим старшим братом Хусаином, дом был на две половины. Жили два брата большими татарскими семьями. В период, когда богатых раскулачивали, попали и эти две семьи в этот разряд. Приехали из Тайшета революционно настроенные представители власти на обозах. А лошади, запряженные в телеги, никак не пошли в открытые ворота Валеевых. Храпят, ржут, становятся на дыбы, своей разгневанностью готовы разломать тележные оглобли и убежать с этого места. Местные селяне тогда говорили, что Бабай заколдовал двор. Так и не смогли заехать во двор. Пришлось зерно, муку, крупу — все в мешках выносить и загружать за воротами. Со всеми амбарными запасами забрали и старшего брата, его больше и не видели, доходили слухи, что Хусаина отправили на стройку в Магнитогорск, и там он вскоре умер от желтухи. Во дворе плакали дети обеих семей, их рев слышно было по всей деревне. На плечах Бабая осталось две семьи с малолетними детьми. Стали садить много картофеля — это был главный продукт питания. Бабай промышлял в тайге, в то время в лесу еще много было дичи.
Однажды Бабай привел из тайги медведя-пестуна, обучил его в упряжке и возил из леса дрова, заготовил дров на много лет.
Раскулачивание подходило к концу. Как-то раз приехали те же самые представители власти в Тымбыр, ехали на обозе в дальнее соседнее село, прихватила ночь, заехали к Бабаю заночевать. У всех остальных в деревне дома маленькие, а команда большая, просторный двор и свободные конюшни. Лошадей и скот в тот раз угнали полностью. Переночевали, утром стали запрягать лошадей, а они все в пене, мокрые, потные, горячие, раздраженные, как будто они всю ночь в скачках участвовали. Старший предложил воздержаться запрягать, дать хотя бы высохнуть лошадям, но остальные настаивали уезжать из этой проклятой ограды. В это время пришел председатель недавно созданного сельсовета и пояснил, что Бабай — колдун, он может сделать так, что ваши лошади при выезде перевернут телеги и убегут, оставив всех вас калеками. Председатель рассказал, как недавно Бабай двух бандитов уму-разуму научил. Заехали два верховых мужика к нему ночевать, а утром решили его обокрасть внаглую. Забрали швейную машинку, два ружья, шубы, даже топор с пилой прихватили, приглядели телегу, оставшуюся после раскулачивания, загрузили все забранное добро, пригрозив хозяину, уехали. Разъяренные, очумелые лошади галопом выскочили из ворот и помчались вдоль улицы с сумасшедшей скоростью. На краю деревни чубатого, который был в седле, лошадь сбросила, он лежал у изгороди одного из домов с поломанной ключицей и открытым переломом ноги.
Переезжая через речку за деревней, вторая лошадь с громким ржанием бросилась в сторону, перевернула телегу, вывернув курок, и умчалась с передком от опрокинутой повозки. Подоспевший Бабай с сыновьями вытащили из воды окровавленного бандита, придавленного телегой к каменистому дну реки, но откачать его не удалось. Семья Валеевых забрала из речки свои вещи, а в сельсовете появились проблемы: что делать с искалеченным бандитом и его напарником — трупом. В дальнейшем выяснилось, что налетчики оказались отъявленными разбойниками, за которыми уже давно охотилась милиция.
Полевой экспедиционный сезон подходил к концу. Мы выехали из тайги, поселились, как обычно, у Бабая. Двух рабочих отправили в Минусинск, на расчет, а оформлять полевые измерения мне помогал студент. Егорыч готовил все оборудование для отправки, потом он должен сдать в колхоз лошадей, но это недели через две, так как нужно было осуществить некоторые обследования, они рассчитаны без ночевок. Бабай попросил увезти его на одну ночь на солонцы для ночной охоты, которые располагались в 15 км от деревни, в тайге. Поездка на охоту каждый день откладывалась, Бабай выжидал, когда подует восточный ветер, уповая, что у изюбря очень развито обоняние и слух, а скрадок сооружен в западной части солонцов. Зрение у этого животного слабоватое, он даже может не обнаружить глазами стоящего, затаившего человека. Бабай прекрасно владел всеми таежными приемами и знал все звериные тонкости, он даже отказался взять на охоту Егорыча, хотя Егорыч слыл знатоком в числе местных охотников. Бабай объяснил, что там лишние люди не нужны, а утром просил приехать всех помочь вывозить из тайги мясо. В конце концов, Егорыч поехал с Бабаем на лошадях. Перед отъездом Бабай смазал каким-то зеленым раствором ружье, сапоги, сменил даже нижнее белье, чтобы не было запаха пота. Забрал какие-то узелки с собой, и они уехали.
Вернувшись, Егорыч рассказал, что на солонцах они проделали большую подготовку. Перед наступлением темноты Бабай приспособил гнилушки на деревьях, которые находились за тропой на высоте полтора метра. Гнилье, которое привез ночной охотник, он заготовил специально летом, оно светится ночью, словно светлячки. Если по тропе проходила самка изюбря, она меньше ростом, или другие животные ниже светлячков, их Бабай из скрадка не замечал, а если пойдет изюбрь, то он своим огромным туловищем будет перекрывать светлячки один за другим, пересекая их. А здесь уже Бабай успеет рассчитать движение богатыря и вовремя нажать на спусковой крючок своей двустволки. Последние годы Бабаю не приходилось бывать на этих солонцах, кроме него никто не знает про этот солончаковый уголок. Раньше, когда росли дети, Бабай каждую осень приходил сюда на охоту, убивал изюбря, утром приходили сыновья и помогали выносить мясо, которого хватало на целый год. По заключению Бабая мясо изюбря гораздо лучше, чем конское, тем более он умел его хорошо коптить, вялить, солить и даже консервировать. Потом разъехались дети на учебу и в деревню больше не вернулись, вскоре умерла жена, у самого стали болеть ноги, поэтому давно Бабай не бывал на солонцах. А в этот раз, когда представилась возможность поехать на охоту, Бабай взбодрился, суетливо стал готовиться и, кажется, даже помолодел. Хотя мы сомневались, что в такую темную осеннюю ночь можно кого-то застрелить, тем более Бабаю летом исполнилось восемьдесят лет.
Чуть свет мы все трое на пяти лошадях отправились на солонцы. Студент иронизировал, что сегодня отведаем свежего мяса, я в душе тоже сомневался, но старался не подавать виду, а Егорыч относился вполне серьезно к этой затее, он взял с собой даже топор разрубать тушу и вьючные сумины, которые у нас имелись для перевозки на седлах различных грузов в тайге. Половина пути шла по хорошей тропе, а остальную часть маршрута осуществляли по старым затесам.
У кромки небольшого обрыва горел большой костер. Бабай, стоя на коленях, срезал с костей мясо и складывал в кучу, высотою со стол. Мы удивленно смотрели на Бабая, на его умелые бывалые руки, которые без суеты, большими пластами резали мясо, отшвыривая оголенные кости. Он все уже сделал, осталось упаковать мясо во вьючные мешки и загрузить на седла. Так мне и не удалось посмотреть ночную охоту, а увидел только результат ночного дозора и снайперских глаз Бабая.
Стояли ясные, теплые дни ранней осени — это было настоящее бабье лето. Мы все находились во дворе. Не хотелось заходить в дом, хотя нужно было заканчивать камеральную обработку материалов. Вдруг калитка открылась и во двор по-хозяйски вошла светло-русая девушка в удлиненном платье, облегающем тонкую талию, она приветливо кивнула головой, со всеми поздоровавшись, из ее рук вырвался черноволосый мальчик лет 5—6 и бросился к Бабаю, тот забрал малыша и пошел с ним в сарай. Оттуда они вышли с рогаткой. Бабай поднял с земли маленький камушек, защемил его в основании резинки, прицелился, натянул и камушек звякнул о ведро, стоящее у забора. Мальчишка схватил подарок и начал увлеченно атаковывать ведро. Светлана, как она представилась, с Бабаем уединились в доме. Иногда из дома доносился мягкий голос девушки, читающей письмо. Вскоре девушка вышла, забрала Салавата, мы здесь уже успели познакомиться с ним, даже сажали его верхом на лошадь. Малыш упирался, не хотел уходить, слезно уговаривал разрешить покататься ему на лошади. Светлана объяснила, что ей должны сейчас привезти с лесоповала тяжелобольного человека, поэтому она никак не может остаться и возможно, его придется сопровождать в районную больницу. Девушка работала в деревне фельдшером.
Бабай рассказал нам увлекательную историю знакомства со Светланой. Как-то раз Бабай нашел в тайге, на берегу речки, лосенка с переломанной передней ногой. Связал его, так как он пытался скакать, опираясь на окровавленную сломанную ножку, и сразу падал. Сделал Бабай из березы волокушу, погрузил сосунка и притащил во двор. В то время дома был старший сын Салават. Он окончил лесотехнический техникум и работал в местных лесах, занимаясь сбором смолы. Сын увидел маленького беспомощного лосенка, отправился к фельдшеру, которая совсем недавно приехала работать в деревню. Через несколько минут они пришли вдвоем, фельдшер обработала открытый перелом, уложила кости, отец с сыном удерживали лосенка, чтобы он не дрыгался, затем загипсовали ногу и связали лосенка так, чтобы он даже не помышлял вставать. Лосенок у Светланы стал первым на деревне пациентом. Так Салават познакомился со Светланой. Целый месяц выхаживали лосенка. Кормили корой молодой осины, различными кустиками, травой, хлебом с солью, но и, конечно, молоком. Через 40 дней гипс сняли, развязали ноги, лосенок начал ходить по двору, затем Салават со Светланой увели теленочка в тайгу, а он за ними пришел обратно в деревню. Было ясно, что отправлять его в тайгу опасно, он стал очень доверчивый к людям. Салават связался с областным зоопарком, через неделю приехали представители и с великой благодарностью лосенка забрали.
Салават со Светланой стали дружить, на Покров день, это 14 октября, наметили свадьбу, а за неделю до свадьбы Салават трагически погиб в тайге. Бабай не стал рассказывать ситуацию гибели, и мы не стали бередить, вызывать тяжелые воспоминания. Потом у Светланы родился сын, она назвала его Салаватом. Теперь, как появляются письма от детей Бабая, Светлана приходит и читает их Бабаю, он сам читать не умеет. Вечером Бабай наложил в ведро мяса и унес Светлане.
Накануне отъезда хозяин приготовил прекрасное национальное блюдо из свежего мяса, и в этот прощальный вечер чаепитие с ароматными таежными травками, чагой и медом затянулось до полуночи. Студент поинтересовался, как же сумел Бабай заколдовать лошадей, когда ночевали бандиты у него. Бабай усмехнулся, проводя жилистой обветренной рукой по своей редкой бороденке, и рассказал.
Душевная борьба за справедливость у Бабая проявлялась еще в детстве, он не мог мириться с различными аморальными поступками. Постепенно в душе накапливался потенциал самозащитных свойств. В сознании происходило незримое воссоздание элементов борьбы за справедливость. Бабаю запомнились в школе слова учителя, который процитировал строчки А.С. Пушкина: "Нет правды на земле. Но правды нет и выше". Эти слова запали в душу навсегда. Когда началось раскулачивание, в то время молодому Бабаю было непонятно, почему все забирали? Они работали всей своей семьей, с темной и до темной, никого никогда не нанимали. Бедными оставались сельчане, которые работали через пень-колоду, больше сидели на лавочке, созерцая работающих. Такая несправедливость вырабатывала в сознании меры самозащиты.
В день раскулачивания приехали верхом на лошадях трое вооруженных, заставили открыть ворота. Бабай открыл ворота и незаметно измазал их медвежьим салом, через несколько минут подъехал обоз, лошади во двор, почуяв медвежий запах, не пошли, их и уговаривали и били, они храпели, ржали, но во двор их завести не удалось. Бабай незаметно смазал медвежьим салом седла, которые были на лошадях, привязанных к забору, и взбесившиеся лошади оборвали поводья и, храпя, убежали. Вся деревня собралась, глазея, как раскулачивают Валеевых, мальчишки взобрались на заборы, самые любопытные залезли даже на конюшню. Бабай мимоходом бросил в конюшню кусочек медвежьего сала, растоптал его и приоткрыл дверь. Разъяренная лошадь, выскочила из конюшни, сбила мужиков, таскающих мешки, рассыпалось зерно по всему двору, это зерно после отъезда обоза семья подмела и использовала для посева нового урожая. Лошадь кое-как поймали. Забрали все: двух лошадей, корову с телкой, а свиней татары никогда не держали. Так остался тогда Бабай без старшего брата с огромной семьей, а когда обоз приехал переночевать к Валеевым, Бабай был на пределе срыва. Сдерживало одно, если его убьют или арестуют, то семья не выживет. Бабай вечером бросил в конюшню рыбьи потроха, он знал, что на их запах сбегутся со всей округи ласки — это маленький хищный зверек, длиною всего 20—25 см, туловище очень тонкое, зимой белого цвета, а летом сероватого. Любимое занятие ласки — заплетать косички на гривах лошадей. Деревенские лошади воспринимают это спокойно, а городские лошади испытывают неприязнь и начинают отбиваться, прыгать, бегать, и так всю ночь, а ласки уцепятся за гриву и занимаются своим плетением, но в таком случае красота плетения нарушается. Тогда и оказалось, что лошади утром были все взмыленными.
С приехавшими бандитами вначале все было нормально. Вечером угостили их. Они потребовали самогона, Бабай объяснил, что он не выпивает вообще, и самогон никогда не варил. Они пошли в деревню, принесли выпивку и всю ночь пили. Под утро Бабай прокрался на кухню и услышал, что они собираются забрать швейную зингеровскую машинку, мясорубку и все остальное. Затем загрузить на телегу, которую они приглядели во дворе, и уехать. Постояльцы спорили или убить хозяина или поджечь дом. Услышав такое, хозяин вылез в окно, обильно смазал оглобли телеги и седло медвежьим салом и возвратился в дом. Вступать в сражение с разбойниками было бесполезно, так как они были обвешаны ножами, ружьями и оба ружья хозяина были уже у них. Чуть рассветало, разбойники загрузили все награбленное на телегу, предварительно хозяина связали и заперли в сарай. Как только запрягли лошадь, а другую оседлали, они, словно сговорились, начали храпеть, дергаться в разные стороны, испуганно ржать и с места запрыгали галопом. Разбойники не успели зажечь дом, и даже кое-что не загрузили на телегу.
Бабай признался нам, что никогда и никому не рассказывал о магических действиях некоторых таежных приемов, которые пришлось использовать в жизни в качестве самозащиты.
В дальнейшем, работая начальником экспедиции, мне довелось заскочить на несколько минут в Тымбыр к Бабаю. Он встретил меня как самого большого друга и с радостью рассказал, что его племянника назначили директором школы, он приехал с женой и двумя детьми, поэтому с ними Бабаю живется хорошо. За воротами меня ждала машина, я взял из машины радиоприемник «Спидола» и подарил Бабаю. Прощаясь, мы обнялись, и я увидел на смуглом лице Бабая слезы — это слезы радости и расставания. Я сел в машину, вытер свои мокрые глаза, помахал Бабаю, и мы уехали.