Осенние затяжные дожди приостановили полевые работы. Оставались небольшие объемы в бригадах, для завершения нужно было пять-десять дней хорошей погоды. На самом отдаленном участке от населенных пунктов работал опытный топограф Николай Антонович Ступин. Объект находился на водоразделе между Енисеем и Обью, в этих заболоченных таежных местах зарождалась река Вах. Бригада работала без лошадей, пешком. К концу полевого сезона в бригаде осталось всего два рабочих. Передвигаться по тайге после двухнедельных дождей было очень сложно. Под кирзовыми сапогами, которые разбухли от перенасыщенной влаги, хлюпала вода, внутри сапог тоже чавкала вода. С ветвей деревьев слезливо скатывались крупные прозрачные капли, добавляя влагу в чрезмерно напоенную землю и на промокшие ватные телогрейки. Оголенные лиственные деревья приготовились к суровым морозам. Птицы покинули таежную глухомань, оставив осиротевшие деревья в тоскливом одиночестве. По утрам болотные лужицы покрывались тонким льдом, мороз прихватывал землю, но еще не настолько крепко, чтобы можно ходить, не проваливаясь.
В конце концов Николаю удалось проложить последний высотный ход, а теперь предстояло выходить на базу партии, продукты закончились, все лишнее оставили в тайге. Бригада решила соорудить плот и по реке Вах спускаться — это самый оптимальный выход из такого сложного положения. В последние дни топограф почувствовал, что сильно ослабли рабочие, очень часто останавливались на отдых. Два дня назад закончились последние сухари. Имелось ружье, но в опустевшей осенней унылой тайге не было ни единой птички. Накануне удалось застрелить белку, сварили ее, поделив кусочки мяса и бульон. В этой тайге даже никакой ягоды нет. Пытались рыбачить, но на реке появилась шуга, и, конечно, на клев рыба не шла.
Плот сделали добротный, старший рабочий Панфилович имел хороший опыт, ему приходилось вязать плоты и сплавлять лес по малым рекам к Оби. Подготовили весла, шест и с утра отправились в плавание. Повалил густой снег. Плот продвигался по реке вместе с шугой, находясь в плотном окружении мелкого рыхлого льда, который обычно появляется перед ледоставом. Дул пронзительный холодный ветер.
Большая часть берегов находилась в воде, даже многие стволы прибрежных деревьев были затоплены. По реке плыли кусты, деревья с вывороченными корневищами, особенно много ветвистых скоплений прибавлялось с притоков многочисленных речек, которые впадали в реку Вах. В течение летнего сезона бригадиру пришлось дешифрировать эту реку и ее берега, поэтому он знал, что река очень коварная, поэтому крепко держал в руках весло, а вторым управлял Панфилович. Скорость течения была очень приличная, иногда плот разворачивало, и он стремительно направлялся в изгиб берега или на стволы деревьев очередного острова, то есть спокойного плавания не поучилось, о котором мечтали землепроходцы, но физических затрат зато не требовалось, которые приходилось испытывать при переходах по тайге.
Рассчитали, что за четыре дня можно доплыть до ближайшей деревни, а там есть знакомый рыбак, который на лодке сможет довезти до базы партии. Первый день проплыли удачно. Хотя на одном из крутых поворотов реки еле-еле сумели отгрести от подводного камня, который мог бы разбить плот. Вечером вскипятили воду, заварили березовой чагой, напившись горячего чая, улеглись спать. Утро не порадовало скитальцев: выпал глубокий снег, берег реки обледенел. Привязанный плот находился в окружении замерзшего льда, хотя середина реки продолжала жить своей жизнью. По воде со свинцовым отражением устремлялись вниз по течению заснеженные сучья деревьев, сгустки мха, снежные нагромождения — все это с большой скоростью проплывало мимо замерзших берегов, которые, леденея, начинали принимать устойчивость зимнего покоя. С небольшими усилиями бригаде удалось раздолбить ледовый панцирь и, отталкиваясь шестом, направить плот в водный поток русла реки.
Весь второй день дул шквалистый ледяной ветер — это первый признак, что наступает ледостав, значит, совсем скоро произойдет замерзание реки. Ветер своим порывом посваливал местами огромные деревья, корни которых оказывались подмытыми водой осенних дождей, стволы вмерзали в береговую часть, а вершины их достигали середины реки, порою эти препятствия создавали большую угрозу. День подходил к концу, наступали сумерки, решили плыть до самой темноты, хотелось завтра добраться до деревни.
Из-за крутого поворота реки плот бурным течением подхватило и понесло потоком воды в темную бездну — это оказалась гигантская лиственница, перегородившая русло реки. Заторное дерево сбросило всех с плота, люди барахтались в ледяной воде, хватаясь за обледеневшие сучья лиственницы. Стремнина в своем бурном потоке увлекла плот вниз по течению, оставив в темноте тонувших скитальцев. Окровавленные и исцарапанные Николай и Панфилович, цепляясь за ветви перегородившего дерева, выплывали, пробираясь к берегу. Рабочий Максим успел выпрыгнуть на дерево и остался даже сухим, хотя руки и лицо были исцарапаны, промочил только до колена ноги.
В полной темноте все трое выбрались на берег. У Максима в кармане оказались сухие спички — это и спасло всех троих, особенно Николая и Панфиловича. Разожгли огромный костер. Бригадир в первую очередь просушил все карты и журналы, которые находились в полевой сумке через плечо, затем взялись за одежду. Максим снял свою сухую одежду, передав ее коллегам. Николай прыгал вокруг костра поочередно то на одной ноге, то на другой, вытряхивая остатки воды из ушей. Снег со льдом набился в уши при падении с плота, теперь заложило уши и не проходит. Голодные, промокшие, они мечтали о горячем чае, но котелок утонул, как и все остальное, в том числе спальные мешки, теодолит. Всю ночь сушили одежду, поочередно спали у костра. Хотелось быстрее высушить промокшие телогрейки, конечно, прожгли их, образовались дыры на всей одежде. Панфилович даже поджег свою бороду с одной стороны. Николай пытался прогреть уши, прикладывая горячую золу из костра.
Утром, на рассвете, отправились пешком, груза никакого не было. Исхудавшие страдальцы медленно пробирались по заснеженному берегу, земля не замерзла, ноги проваливались в мокрую землю, леденели от снежной воды. С деревьев сваливался снег, растаивая на одежде скитальцев. Под ногами булькала леденистая масса. Главная проблема — это коченели ноги. Останавливались очень часто. На одной из остановок отказался идти Максим, объяснив, что стер ноги. Бригадир знал, что категорически нельзя оставлять одного в тайге — замерзнет, тем более и спичек нет, израсходовали накануне, с большим трудом мученики тогда вечером развели костер. Окоченевшие пальцы рук не разгибались, топора не было, чтобы где-то отщипнуть сухую щепочку. Максим сохранившимся ножом сумел настрогать лучинок у сломленного сухого дерева и, в конце концов, удалось разжечь костер, и спички закончились. Рас: считывали за один день осилить это расстояние. Николай снял с себя рубашку, разорвал, сделал сухие портянки Максиму, и они вновь отправились в путь. Впереди шел Николай, за ним Максим, Панфилович был замыкающим. Останавливались на отдых очень часто.
Панфилович стал уговаривать бригадира оставить их с Максимом на берегу, а самому идти быстрее в деревню и отправить за ними рыбака Данила. Николай объяснил, что рыбак не сможет проехать на лодке по шуге, а сам знал, что остаться сейчас в тайге — это на погибель, поэтому шли с большими передышками. Ватники от снега промокли. Прожженная и продырявленная огнем одежда напиталась снежной водой и становилась очень тяжелой. Николаю не давало покоя колющая боль в ушах, то в одном, то в другом ухе стреляло. Пронзительный ветер дул в уши, добавляя и обостряя боль.
Вечерело. Николая охватила грусть. Идти ночью невозможно. Нужно останавливаться на ночлег, без спичек можно замерзнуть. Такие случаи в экспедиции уже были. Топограф вспомнил про свою одинокую мать, проживающую в деревне, про жену, которая находилась в декретном отпуске в ожидании девочки (по словам врачей). Навеяло предчувствие предстоящей ночи — голодные, мокрые, уставшие, в такой ситуации едва ли удастся выжить. Рабочие уселись на замшелое поваленное дерево, и идти дальше отказались наотрез. Бригадир тоже не мог передвигаться, но не поддавался расслаблению, не хотелось оставаться здесь навсегда, хотя наступали минуты безразличия и отчаяния. Николай решил пройти в распадок, где журчал ручей. Выйдя на склон, топограф увидел на небольшой полянке охотничью избушку. Николай от радости заорал на всю тайгу: «Парни, сюда, здесь охотничья изба, ура!».
Откуда-то появились силы, все бросились к избушке. По обе стороны, вдоль стен, были сооружены нары, на которых могли уместиться четыре человека, посредине стояла железная печурка. На полках нашлись спички, немного сухарей, упакованных в стеклянные банки, даже вермишель, сахар, чай, соль и рыболовные крючки с леской. В печке оказались дрова, то есть стоило зажечь спичку, и через несколько минут повеяло теплом. Во всех сибирских охотничьих избах поддерживается такой обычай. Николай знал все охотничьи избушки на своем объекте, все их нанес на новую создаваемую карту, а эту избу он не знал, так как она расположена за его пределами, на соседнем объекте. На печке стоял закопченный чайник, солдатский котелок, на полках алюминиевые миски, кружки и деревянные ложки.
Первый раз за целую неделю бригаде удалось поесть горячей пищи и отведать настоящего чая. Поужинав, скитальцы развесили свою одежду на просушку, здесь даже для этих целей имелись специальные вешала и были вбиты колья для просушки обуви. После такого трудного маршрута все быстро заснули. Топограф долго переворачивался с боку на бок: болели уши, очевидно, сильно их застудил.
На второй день со свежими силами удалось быстро добраться до деревни. Закончился полевой сезон. Топограф Ступин всю зиму занимался лечением ушей. Врачам удалось в какой-то степени восстановить слух бывалому топографу, но не в полной мере. Тот полевой сезон на реке Вах Ступину стал роковым — лишился слуха. Врачи запретили заниматься полевыми работами, поэтому пришлось переключиться на камеральное производство. Вначале Ступин занимался редактированием топографических карт, а затем возглавил редакторский отдел.
Каждый полевой сезон старший редактор Николай Антонович Ступин с большим удовольствием выезжал с контролем на проверку в полевые бригады, стараясь побывать в самых отдаленных экспедиционных подразделениях — это придавало ему сил и вдохновения до следующего года.