Операция "Рагнарёк"

— Откуда ты знаешь, что не рассердится?

— Надеюсь. А потом, это ведь все несерьезно. По важным поводам я ей не лгу.

Войцех помолчал, лицо его просветлело.

— Когда она мне сказала, что ждет ребенка, — начал он слегка охрипшим голосом, — у меня все слова в глотке застряли. Я сидел там, как вкопанный, и какую-то ахинею нес. Даже помню, как в тумане. Сижу, глазами хлопаю, во рту пересохло, а в голове назойливо мысль долбится: «Скажи ей, что это величайшее, неимоверное счастье. Что теперь она стала тебе еще дороже. Что только теперь ты понял, в чем смысл человеческой жизни…». Хорошо ума и совести достало не солгать. Ведь тут ей важна была правда, а не слова красивые. Враз бы догадалась, ложь разглядела. Вовек бы не простила…

— Значит, ты мне посоветуешь...

— Значит, все-таки, Бранка, — подмигнул вмиг излечившийся от меланхолии Шемет, — Тебе я врать не советую. Ты не умеешь. Не учили.

— А тебя учили?

Войцех бросил на Диззи оценивающий взгляд.

— У тебя до Бранки девушек много было?

— Десятка два. Это если не считать подружек на ночь. Хотя, вообще-то, теперь все они не считаются. Я даже лица не все помню, не то, что имена.

— Повезло тебе вовремя родиться, — засмеялся Шемет, — все само в руки плыло, знай, хватай и пользуйся. А в мое время девушки почти взаперти сидели и оттуда замуж выходили. Нет, были, конечно, крестьяночки свеженькие в поместье и хористки с танцорками. Но в них толком и не влюбишься, поговорить они могут только о новом шарфике да о том, как грехи совместные им одним замаливать приходится. Вот и получалось, что для любви только дамы замужние годились.

— А мужей не боялся? – с интересом спросил Диззи.

— Мужья свое в юности отгуляли, знали, как дело обстоит, — хохотнул Войцех, — Только полный болван мог надеяться, что голову от рогов убережет, когда в тридцать пять семнадцатилетнюю девицу за себя брал. А лет через десять, как понимаешь, даже самая благонравная дама начинала супругу помощь в любовных делах подыскивать.

— А каким боком это к нашему разговору?

— Да правым. Или левым. Порядочная дама тем и отличалась, что любовника выбирала с умом, умела себя поставить так, чтобы в свете слухи не пошли, и так просто свои бастионы не сдавала. Полагалась длительная осада. Страсти, безумства, полные тоски письма в разлуке, целая наука была, от старших товарищей к юнцам переходила.

— И дамы не догадывались, что все это ложь? – не поверил Диззи.

— Они не догадывались, — хмыкнул Войцех, — они точно знали. Это были правила игры, которые они и придумали, а от мужчин требовалось их соблюдать, иначе приз доставался другому игроку. Ну, может, конечно, юные девицы и не знали. Но тут я не знаток – не в моих это правилах девушек губить. Иногда ведь в прямом смысле – монастырь или могила. Мне вдовы нравились.

Он поглядел на Диззи, словно пытаясь вернуться из прошлого в настоящий момент, уцепившись взглядом за приятеля.

— А потом литераторы сыграли с читающей публикой дурную шутку, — заметил он, — Все, что было игрой, в романах происходит всерьез. Мы же и есть романтики, Диззи. Мы все это придумали, а последующие поколения приняли нашу елочную мишуру за блеск истинных чувств, а шоколадные денежки – за звонкую монету. Вот нежные девы и ждут своих романтических героев. А их не только нет, их и не было никогда.

Он решительно тряхнул головой.

— А у Мелисенты – будет! Если я могу сделать это для своей девочки, почему бы и нет? Вот тебе не советую. Бранка враз догадается, только хуже будет.

— Но… — Если ты… Получается, чтобы понять, настоящая ли у тебя любовь, по тому, в каких словах ты о ней рассказываешь…

— Невозможно, — подтвердил Войцех, — а у тебя она настоящая, можешь не сомневаться. Видел я, как ты на нее смотришь. И знаю, как ты ее из лап Цимисха вырвал. Страшно было?

— До чертиков, — даже теперь у Диззи от страха клацнули зубы, — но за нее было страшнее.

— Значит, любовь, — утвердительно кивнул Шемет, — ее по поступкам узнают, не по словам. На свадьбу-то позовешь?

— Мы еще не решили, собираемся ли вообще когда-нибудь…

— Решили-решили, — рассмеялся Войцех, — просто пока еще сами об этом не знаете.

* — Витэ – так сородичи называют кровь, которой питаются

Часть пятая

108. Вашингтон. Федеральный округ Колумбия. Не для прессы

Картер припарковал серый Форд в паре кварталов от унылого паба, где по вечерам собирались мелкие и мельчайшие винтики государственного механизма, полжизни промечтавшие о яркой политической карьере за перекладыванием ничего не значащих бумажек в департаментах и отделах. В « Just A Pub» Малкавиан не бывал никогда, но к заведению направился уверенной походкой завсегдатая, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.

Полумрак, густой от сигаретного дыма и кислого пивного запаха, окутывал стойку и высокие табуреты перед ней, лип к экрану большого телевизора, где беззвучно сражались за овальный мяч неопознанные команды, заползал под брюхо деревянным столам с грязными ножками, плотными комьями забивал все углы.

Поездка заняла у него часа два – Картер крутился по городу, проверяя наличие хвоста. Не слишком обычное занятие для преуспевающего адвоката, но именно за умение вести дела, требовавшие подобной осмотрительности, он и получил в свое время вечную жизнь.

Вандервейден смахнул крошки со стола рукавом и без того не блещущей чистотой джинсовой куртки и заказал пинту светлого. От теплого пива крутило желудок, и тошнота подступала к горлу, но Картер стоически глотал бледно-желтую жидкость.

Его собеседник появился десятью минутами позже, озираясь по сторонам и нервно одергивая на себе явно непривычную флисовую толстовку. Картер поморщился. Стоило лезть из кожи вон, если вторая сторона плюет на элементарные правила безопасности?

— Добрый вечер, мистер Вандервейден, — мужчина присел за столик и жестом подозвал официанта, — пинту светлого, пожалуйста.

— Картер. Без фамилий. Вряд ли кто-то нас слушает, но все же... Вечер? Возможно.

— Что возможно, мис... Картер?

— Что вечер будет добрым. Это во многом зависит от вас, Питер.

Они разговаривали негромко, медленно прихлебывая пиво. Флешка, взрывоопасность которой Вандервейден затруднялся определить в тротиловом эквиваленте, за это время перекочевала под столом в руки Питера. Тот слегка побледнел, но спрятал «бомбу» в карман.

— Я сделаю, что смогу, Картер, — заявил он, — но результата не обещаю. Вообще.

— Зачем же вы ее взяли? – усмехнулся Картер. — Продать нельзя, хранить опасно.

— Затем, что я действительно собираюсь приложить все усилия, но не уверен, что противная сторона не сделает больше.

— У вас проблемы, Питер?

Мужчина понурил голову.

— Вы предлагаете выгодную сделку, Картер. Оппоненты действуют иначе. Они не предлагают ничего, но кое-что могут забрать. Жизнь, если быть точным. Я не очень представляю себе, зачем мертвецу деньги.

— Зато я себе это прекрасно представляю, — улыбнулся Принц.

— Ох, Картер, извините, я не подумал...

— Бывает. Что же, в таком случае я собираюсь удвоить награду.

— Мис... Картер... Я не уверен, что этого будет достаточно.

— А я уверен, — отрезал Вандервейден ледяным голосом, — Наши оппоненты предлагают вам вашу жизнь. Я собираюсь предложить вам контрольный пакет «Сансэт лимитед» и вашу жизнь в придачу. Прямая выгода, Питер.

Питер поперхнулся пивом, и оно полилось через нос, смывая с лица остатки респектабельности и солидности. Картер терпеливо ждал, пока он прокашляется.

— Что случилось с вашим прежним контактом, Картер? – тихо спросил Питер. – Вы делали ему точно такое же предложение?

— Несчастный случай, — пожал плечами Вандервейден, — от них, знаете ли, никто не застрахован.

Его предыдущий контакт, человек, чьи связи в верхах далеко превосходили возможности Питера, всего два дня назад был найден в туалете ресторана с перерезанным горлом. Картеру пришлось действовать быстро и грязно. На встречу в костюме Джона Старбака, а так же в его теле и с его лицом, явился представитель Клана Ассамитов, и Вандервейден уже успел наговорить лишнего, когда ментальное сканирование, просто по привычке запущенное в самом начале разговора, все-таки дало результат, пробив защиту самозванца. Куда и как давно подевался истинный Старбак, для Картера так и осталось загадкой, поэтому всю это историю действительно можно было считать несчастным случаем.

После него Принц и усилил меры безопасности при встрече со следующим по списку влиятельным лицом.

— Видимо, выбора у меня нет, — вздохнул Питер, — я передам проект наверх. Но должен предупредить, аргументы в пользу нового закона, даже в случае, что дело дойдет до слушаний, недостаточно убедительны.

— А видеозапись попытки путча? – нахмурился Вандервейден.

— Ее, скорее всего, объявят государственной тайной, опасной для публичного распространения. Если дело дойдет до референдума, этот козырь так и останется в рукаве. Надо бы подстраховаться, Картер. Народу нужны сильные эмоции, сухие цифры на него впечатления не произведут.

— У вас есть только возражения, Питер, — презрительно усмехнулся Принц, — или предложения тоже?

— Надо бы организовать утечку информации в прессу. Ваш боевик не годится, Картер, его показ на телевидении объявят государственной изменой. Я думаю, что головы, которые в таком случае полетят, вам еще пригодятся.

Картер согласно кивнул.

— Я подумаю, что с этим можно сделать, Питер.

— Хорошо. Только, пожалуйста, поторопитесь, Картер. Сессия не за горами, и моя жизнь снова будет стоить дороже этого дерьмового пива только после того, как все тайное, наконец, станет явным.

— Вы навели меня на хорошую мысль, Питер, — усмехнулся Вандервейден, — за пиво плачу я.

***

Пашек брезгливо поморщился.

Он всегда считал себя консерватором и хранителем традиций. Но все должно иметь свои пределы, в особенности дурной вкус и дешевые театральные эффекты. В подземелье Кафедрального собора — промозглая сырость и угольно-черная тьма, тихое шуршание невидимой паутины под громадными волосатыми лапами гулей-пауков. От низкого сводчатого потолка отдавалось эхо просачивающейся сквозь кладку ржавой воды, пахнущей старой кровью, но голоса звучали приглушенно, словно утопая во влажной вате.

Учитывая, что «древнему» готическому зданию, на самом деле лишь недавно стукнуло полвека, по мнению Ярослава, от средневековой мрачности вполне можно было отказаться в пользу комфорта и современного дизайна.

— Ты бы хоть свечу зажег, Полонья, если уж на электричестве экономишь, — с отвращением в голосе произнес Пашек, — я и в темноте тебя прекрасно могу разглядеть.

Архиепископ выдал пару старинных каталонских ругательств, за каждое из которых любой филолог, специализирующийся на Испании времен Реконкисты, с готовностью отдал бы годовое жалование, и оранжевый свет свечи заплясал на его обожженном солнцем лице, окрашивая кожу в тон сырого мяса.

Екатерина торопливо подняла опущенный шарф. Оба собеседника видели ее не только с открытым лицом, но и раздетой догола, и ей еще повезло, что не с содранной кожей, поскольку возлежала она в этот момент не на ложе любви, а на пыточном столе. Ей горько подумалось, что такой опыт, пусть и полученный с разницей в век, почти единственное, что есть у них общего.

Но Бруха ошиблась.

Застарелая ненависть ядовитой пеной бурлила на поверхности котла, вырываясь то взаимными оскорблениями, то сведением давних счетов. Но кипевшее в нем варево медленно, но верно, соединяло разнородные интересы Камарильи и Шабаша в густую похлебку еще недавно немыслимого союза.

— Пастухи могут объединиться с волками, — заявил Ярослав, — чтобы их не загнали на бойню вместе со скотом. Эти безумцы летят навстречу Окончательной Смерти на крыльях ночи. И нас пытаются за собой утянуть.

— Они надеются получить прощение старых грехов, — напомнила Екатерина, — и начать с чистого листа.

— Они собираются сдаться на милость Скота! – в бешенстве заорал Доминго. – Принять их законы и их правосудие!

— Насколько я знаю, убийство при кормлении отнесут к разряду «неумышленных», или «по неосторожности». Голод посчитают смягчающим обстоятельством. Преступления, совершенные до принятия закона, спишут, — подтвердил Пашек, — но к ритуальному расчленению девственниц, скорее всего, отнесутся предвзято.

— Как и к грязным финансовым махинациям Вентру, или политическим авантюрам Бруха, — парировал Полонья, — мы все не без греха.

— Это не имеет значения, — вмешалась Екатерина, — даже если сейчас простят всё и всем, кто даст гарантию, что через поколение они не передумают? Пролитую кровь в жилы не загонишь. Выйдя из тени, в нее не вернешься.

— Говорить ты умеешь, — сквозь зубы процедил Доминго, — но в делах я тебе больше не доверяю.

— Ты сам собираешься лезть в Нью-Йорк? – с иронией спросил Пашек. — Тогда можешь довершить начатое мной в Лондоне. Думаю, тут тоже имеется солнечный колодец.

Екатерина опустила глаза, чтобы скрыть сверкнувшую в них ненависть.

— Официально союз еще не заключен, — напомнил Архиепископ, — в совете Кардиналов сидят подозрительные и ненавидящие любые перемены Древние, ничуть не лучше, чем в вашем Внутреннем Круге. В этих условиях новая битва за Нью-Йорк может только подлить масла в огонь раздоров.

— Все главари бунтовщиков сейчас там, — возразил Пашек, — если и не все, то многие.

— Марлена донесла, что Фьялар и его клика вернулись, — кивнула Екатерина.

Полонья медлил с ответом. Пашек злорадно наблюдал, как на обычно невозмутимом лице закаленного бойца читались все его тревоги и сомнения.

— Я облегчу тебе задачу, — он улыбнулся, демонстрируя белоснежные клыки, — дам кое-какой совет. Вэйнврайт.

— Лорд Регент, — в голосе Екатерины слышался явственный сарказм, — один из верных псов Принца Картера и инициаторов бунта.

— Потому-то он и подойдет, — кивнул Пашек, — он вне подозрений.

— Тремере никогда не бывают вне подозрений, — хмыкнул Полонья, — но, возможно, он подойдет. Как ты собираешься вынудить его перекинуться на другую сторону? У тебя есть средства повлиять на него?

— У меня нет, — рассмеялся Ярослав, — я – Бруха, как наша будущая посланница.

Он небрежным жестом тонкой руки указал на Екатерину.

— А вот у Совета Семи – есть. Вэйнврайт связан кровавыми узами с Капеллой в Вене. И они поделились ниточкой от этих уз.

Он достал из портфеля хрустальный фиал, наполненный густой темной жидкостью.

— Лорд Вэйнврайт будет неприятно удивлен, — осклабился Полонья, — жаль, не я это увижу.

— Принеси мне Нью-Йорк, Екатерина, — сквозь зубы процедил Пашек, — и ты получишь свободу.

— Это мы еще поглядим, — рассмеялся Доминго.

— Будьте вы оба прокляты! – подумала Екатерина, принимая фиал из рук Пашека.

***

— Военная активность русских в этом регионе подтверждается данными оперативного наблюдения, — темноволосый мужчина в сером костюме выложил на стол пачку слегка размытых фотографий, — они переходят все границы!

— Пока эти границы не государственные, — заметил его собеседник, — нам остается только оперативно наблюдать.

— Для подобных ситуаций и существует концепция превентивного удара!

Хозяин кабинета еще раз проглядел снимки и отодвинул их от себя.

— Ваша точка зрения мне понятна, Ричард. Но не убедительна. Пока.

— Я не понимаю, чего нам бояться? Хуже и так некуда. Страна переполнена генетическим мусором, экономика разваливается, система управления буксует. Небольшая ядерная война одним махом способна решить все эти проблемы. Лучшая часть населения, разумеется, укроется в подземных городах. Если мы их построили – их надо использовать. Иначе, это выброшенные на ветер деньги.

— Разумно. Я учту ваше мнение при выработке новой политической линии. Но еще не завтра. Мне нужны доказательства, которые я мог бы предъявить Конгрессу. Ваши фотографии, извините за откровенность, для этого не годятся. Мой сын Фотошопом владеет лучше, чем ваши люди.

— Мне кажется, что компании, вложившие деньги в строительство, не ограничились этой инвестицией. Кажется, существовали какие-то договоренности? Или я ошибаюсь? Видимо, мне следует уточнить это с руководством…

— Да, конечно, — промямлил собеседник, как-то сразу ссутулившись, — я помню, кто давал деньги на избирательную кампанию. И то, откуда они появились, тоже. Но вы поймите… Я, все-таки, не могу вот так, прямо, привести ваши аргументы публично. Принесите мне доказательства, которые выдерживают хотя бы поверхностную проверку.

— Доказательства появятся, можете не сомневаться, господин Президент.

— Вот тогда мы и вернемся к обсуждению, — Президент поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция подошла к концу, — обязательно.

Зиад с ненавистью поглядел на свое отражение в стеклянной двери шкафчика у выхода из президентского кабинета. Уже месяц, как по решению Совета Старцев Аламута он занял место (и тело, разумеется) советника Президента по национальной безопасности. А воз и ныне там. Даже прямая подмена, вместе с унаследованным от расчлененного и растворенного в собственной ванной предшественника влиянием, пока не приносила желанного результата. Великий День приближался, и сроки истекали.

Оставалось надеяться, что его коллега при российском Президенте окажется успешнее в своих стараниях надавить чужими руками на пресловутую красную кнопку. Неважно, кто нажмет ее первым. Результат будет один.

При мысли о том, какие последствия этот результат будет иметь для его Клана и его новых союзников, Ассамит, наконец, улыбнулся.

109. Пресс-релиз. Мидгард. Разное

Герцог Джереми Бомайн сидел в Сидх Меадха и сжимал оправленный в серебро рог так, словно это боевое копье. Даже здесь он не снял сияющего панциря и поножей, а шлем и латные перчатки лежали перед ним на столе. Фионнбар, одетый в синюю мантию шелкового бархата, выглядел рядом с величественным кузеном хрупким юношей.

— Мы не можем тащить в Грезу каждую банду, — сердитым басом пророкотал Герцог, — а в Банальности большая часть моих воинов – программисты, фермеры и студенты. Есть пара бывших десантников. Но этого мало.

— А горные кланы? – недоуменно спросил Князь. – МакГрегоры, Огилви, Стюарты?

— Раскол прокатился по Шотландии сильнее, чем по Эрину, — мрачно ответил Джереми, — они не верят. А я не могу допустить, чтобы орки разорили какую-нибудь деревню, только для того, чтобы они вспомнили, кто живет с ними рядом. Мой дом истекает кровью, кузен. Скоро верить будет не в кого.

— Брунгильда говорила…

— Кто?

— Брунгильда. Вампир из клана Гангрел.

— Ты веришь словам дохлого кровососа?

— Я верю словам очевидца, Джереми. И нового союзника. Я подписывал Конвенцию и от твоего имени, если, конечно, ты все еще признаешь решение Совета Князей.

— Я погорячился, — Герцог отхлебнул из рога, утер пену с губ и кивнул, — продолжай, кузен. Что там говорит твоя Брунгильда?

— В Норвегии орки напали на поселок лесорубов. Она была там, когда это случилось. Им помогли, Джереми. Цверги. Не только для нас открылась завеса.

— Я мог бы отправить посольство в Норвегию, — задумчиво процедил Джереми, — но это долго. И я вовсе не уверен, что Подгорный Король станет с нами говорить. Они не фейри. Цверги и альвы – часть этого мира, их зачарованные королевства и скрытые поселения не в Грезе.

— Когда-то и в Шотландии…

— Нет, — отрезал Герцог, — я бы знал. Уже не один век прошел с тех пор, как в горах видели цвергов. Но, если другого варианта нет, придется обратиться за помощью к Дому Скатах. Норвегия – это их вотчина. Может быть, они сумеют договориться с цвергами.

— И, может быть, подгорные врата между анклавами еще действуют, — пожал плечами Фионнбар, — а может быть, и нет. В любом случае, у Дома Скатах найдется, чем заняться на своей территории.

— Стало быть, будем держаться, сколько сможем, — Джереми стукнул кулаком по столу, и эль плеснул из рога на темный дуб столешницы, — нам не привыкать.

Фионнбар не отвечал, глядя в очаг, где на душистых поленьях плясало веселое пламя. В отблесках огня ему виделось величие давних битв, забытых человечеством сначала ради рабской веры в посмертное воздаяние, а затем и ради веры в науку, начисто отрицающей любую мечту, не вписывающуюся в диктуемую учеными текущую картину мира.

И недавний рассвет, не опаливший того, кому так горячо желала победы его дочь, Принцесса Мая. Страстный порыв, в едином желании сливший людей и Китейнов. Улыбка на иссеченном морщинами лице старика О’Райли и твердо сжатые губы лерда Мак Ллира.

— Тебе не придется сражаться в одиночестве, — объявил Князь, поднимаясь из-за стола, — нам понадобится три дня на сборы. Продержитесь?

— Думаю, да, — улыбнулся Герцог, — проблема не в силе орков, а в количестве мелких отрядов. Мы не можем разорваться. И настоящих воинов среди нас почти нет. Впрочем, Дом Фионна тоже не из «Морских Котиков» в Банальности состоит.

— Я говорю не только о Доме, — возразил Фионнбар, — иначе мы выступили бы уже завтра на рассвете. Донован Мак Ллир соберет всех, кто может и захочет сражаться. В нас верят, кузен. Впервые за долгие века. И мы не можем их подвести. Возможно, твои горцы, глядя на сынов Эрина, тоже вспомнят славное прошлое.

— Я почти верю в это, — прошептал Джереми, — но как ты собираешься это сделать? Им нужно оружие, обмундирование, транспорт…

— С оружием нам помогут, — уверенным голосом заявил Князь, — мы не зря подписывали Конвенцию. А транспорт… Тоже достанем, но это будет долго.

Он снова взглянул в очаг, и решение пришло само.

— Мы проведем их по Серебряной Тропе, — объявил он.

— Но… — в голосе Герцога послышался легкий намек на страх, которого воин Дома Бомайн не испытывал прежде за всю свою долгую жизнь, — ты понимаешь, что такое количество Детей Осени может разорвать ткань Грезы в клочья? Это опасно. Нет, это безумно, кузен.

— Только безумная мечта стоит воплощения, кузен, — рассмеялся Фионнбар, — если я не ошибаюсь, веря в них, — Греза устоит. А если я неправ – она не стоит того, чтобы за нее держаться. Мир меняется. И только от нас зависит, в какую сторону.

***

В Подгорных чертогах было светло, как днем, от многочисленных смолистых факелов. Под высоким потолком Тронного Зала сияла кованая люстра в тысячу свечей, зажженных к приходу гостей. Радсвинн, сын Нипинга, сына Регина из Дома Модсогнира восседал на троне, вырубленном из живого гранита в незапамятные времена и отполированного до блеска на сиденье и подлокотниках десятками Подгорных Королей. Мужская линия не прерывалась никогда, и Радсвинн, в чьих жилах текла кровь Первого Цверга, с гордостью исполнял свой долг перед подземным народом.

На короле была простая кольчуга, легкий полушлем с ободом, украшенным бериллами и опалами, не слишком-то напоминал корону, но разложенная на коленях серебряная борода и грозный взгляд черных глаз из-под седых кустистых бровей придавали ему поистине царственный вид.

Гости – рыжебородый гигант Кнут Олсен, сельский староста Мемурубу, одетый в красную парку и горные ботинки, и сероглазый темноволосый Ши с рублеными чертами лица – Конунг Дома Скатах, Сигурд Стойкий, в вороненом панцире и плаще с собольим подбоем – сидели на простых деревянных табуретах. Здесь, под горой, дерево ценилось дороже золота, и предоставленные гостям драгоценные сиденья были знаком уважения и гостеприимства.

Олсен хмурился, рассказывая, как пытался обратиться сначала к властям фюльке, а, когда там его подняли на смех, то добрался даже в Осло. Но сельского старосту ни до одного облеченного реальной властью чиновника так и не допустили. Зато в соседних поселках даже фотографии смотреть не стали, поверили на слово. Олсен и за пределами Мемурубу славился прямотой и честностью, а так же стойкой гражданской позицией, до последнего отстаивая интересы лесорубов и фермеров в конфликтах с экспортерами леса и прочими представителями большого бизнеса. В результате ближайшие коммуны спешно занялись организацией отрядов самообороны, а Кнут, избранный на тинге херсиром, отправился в горы, договариваться с подгорным народом о взаимопомощи, а заодно и о торговом сотрудничестве.

Дарин, Строр и Харис, сидящие рядом на каменной скамье в знак признания их заслуги в заключении столь неожиданного и сулящего немалые выгоды союза, довольно усмехались, глядя, как старый Радсвинн торгуется за каждое бревнышко, за каждую лисью шкуру, скупо отмеривая золото и драгоценные камни из подгорной сокровищницы. Обрушение финансового рынка человеческой цивилизации в планы Подгорного Короля совершенно не входило.

В мастерских и кузнях мастера-цверги уже разобрали на мелкие детали принесенную Олсеном двустволку. Впрочем, сам Кнут предостерег их от слишком торопливо налаженного массового производства, посоветовав дождаться возможности скопировать более современные образцы, подогнав габариты под малый рост цвергов.

Сигурд пробовал было возражать, заявляя, что орки – Зло древнее, и честь требует сражаться с ними дедовскими методами. Но под саркастическими взглядами Радсвинна и Олсена слегка стушевался, и объявил, что его подданные за пределами Грезы тоже сменят топоры и мечи на что-нибудь более эффективное.

— В любом случае, орков бить – честь невеликая, — пояснил он свое решение, — но дело нужное.

— Вот-вот, — с усмешкой добавил Кнут, — тараканов, конечно, можно и башмаком по счету давить, но дихлофосом травить сподручнее.

Радсвинн молча наблюдал, как увлеченные обсуждением стратегии и тактики совместных действий гости спорят и соглашаются, недоумевают и восхищаются, негодуют и радуются. И думал о том, что орки появились как нельзя вовремя. И новый союз будет не только заключен, но и скреплен боевым братством и единым духом к тому неотвратимо грядущему дню, когда откроются Врата Ночи.

***

Ксюша и Балла выбрались из кабины грузовика на полпути между рынком и мебельной фабрикой. Деккиро уже вторую неделю пропадал в городе, обучая местных рабочих тонкостям работы с деревом, и девушки решили воспользоваться попуткой, загруженной кадками с душистым таежным медом и ящиками с малиной, чтобы навестить его.

— Ты обещала с Нёкки поговорить, — напомнил ей водитель.

— Угу, — кивнула Ксюша и почему-то смутилась.

История любви вихрастого племянника бабы Кати, Кольки, и шаловливой дриады многим ее городским приятелям показалась бы смешной. Девушка и сама чуть не расхохоталась, когда парень, краснея и заикаясь, притащился к ней с рассказом о своей беде. Ксюшу он выбрал в наперсницы за городское образование и нетривиальное мышление. Местные девахи его просто со свету бы сжили насмешками.

На субботних танцах Колька не сводил глаз с тоненькой зеленоволосой девушки в тунике из глянцевых листьев. И танцевала она всем на зависть, с томительной грацией, с воздушной легкостью. И пахла лесными цветами и свежей листвой. И целовалась самозабвенно, нашептывая в покрасневшее ухо словно вышедшие из старинной сказки слова…

Вот только дриады, все до единой, были девушками. И рождалась новая дриада только с рождением дерева, да и то, далеко не каждого. Жила его жизнью, питалась его соками, помогая расти выше и сильнее других деревьев. Вместе с деревом и умирала.

Когда до Кольки дошло, что для дальнейшего развития отношений тело любимой просто не приспособлено, было уже поздно. Парень влюбился по уши, и, по собственным словам, готов был всю жизнь мучиться, но свою Нёкки ни на кого бы не променял.

Ксюша, слегка смущенная такой откровенностью, в конце концов, пообещала поговорить с дриадой и показать ей в сети несколько картинок, наглядно иллюстрирующих просьбу, с которой сам Колька к любимой обратиться стеснялся.

За месяц, прошедший с того дня, как сельчане попробовали волшебного эля, Пархомовка превратилась совместными усилиями в подобие пасхальной картинки – разноцветные заборчики, чистенькие дома вдоль посыпанных свежим песком улиц, свежая зелень грядок и довольное мурлыкание отъевшихся на свежих сливках кошек.

Студенты-геологи уже вернулись в родной Ростов, но Ксюша с Лизой решили задержаться в сибирской деревне до конца каникул. Во-первых, общение с альвами и дриадами все еще дарило им ощущение попадания в сказку. Во-вторых, занятно было поглядеть, с какой скоростью народ способен возродить чуть не из пепла родное село, если сообща захочет это сделать.

Но на Пархомовке перемены не остановились. Птичьи стаи несли вести от одного таежного поселка бейли к другому. Все больше становилось деревень, лесных хозяйств, маленьких городков, стоящих в стороне от больших трасс, где в магазинах и кафе неожиданно появлялся новый сорт эля, после которого люди, оглянувшись вокруг, брались за возрождение родного края.

Петровск местами еще носил следы запустения, но работы по восстановлению города велись полным ходом. Молодежи пока было маловато, хотя до Ксюши доходили слухи, что все чаще парни и девушки, сбежавшие из «неперспективных» сел и городков в поисках лучшей жизни, возвращаются домой.

В здании бывшей городской администрации, откуда чиновники частью разбежались сами – заниматься чем-то хоть отдаленно приносящим пользу, частью были разогнаны, по вечерам иногда собирался местный совет, избранный на городской сходке. Собрания происходили по мере необходимости, если касались вопросов, важных для всего Петровска. В остальное время на верхнем этаже дежурила пара-тройка ребят из добровольной дружины во главе с Ван-Палычем, избранным на роль то ли шерифа, то ли участкового. О названии должности все еще велись дебаты, но исполнял ее Ван-Палыч исправно, лично раздавая подзатыльники разошедшимся в клубе на танцах парням или объясняя редким заезжим туристам правила общежития.

Вот и сейчас Ксюша слышала, как с первого этажа бывшей Администрации гремит его густой бас.

— А ну, положь куртки, кому сказал!

— Так они же бесплатные! – обиженно произнес молодой мужской голос.

— Тебе носить нечего? – сурово вопросил Палыч.

— Нечего, — с вызовом ответил невидимый нарушитель порядка.

— Ну, пусть возьмет одну, — подала голос Женя, бывшая продавщица в сельпо, а теперь заведующая «Народным добром», — жалко парня, замерзнет же зимой.

— Одну, а не три, — проворчал Ван-Палыч, выволакивая на крыльцо парня в узеньких джинсах и розовой футболке и подталкивая его к стоявшей на другой стороне улице машине, — и катись отсюда, пока я добрый. У нас тут бездельников не любят.

Ксюша улыбнулась. Рыжая куртка из дубленой кожи, с бисерной вышивкой и бахромой, сооруженная местной артелью, уже лежала в комнатке, которую подружкам выделила баба Катя, дожидаясь зимы, чтобы покрасоваться на улицах Ростова.

На фабрике кипела работа. Вместо импортного ДСП рабочие, восстановившие стены и отладившие старенькие станки, перешли на местную древесину, полностью сменив ассортимент продукции.

Увлеченный разговором Деккиро заметил их не сразу.

— Ты почувствуй дерево, — объяснял он столяру, державшему в руках рубанок, — коснись его, погладь. Позволь ему понять твою нужду, объясни, что не зря, не для пустого дела срубили его в самом соку, что красота его в новую форму перельется, что оно добрую службу сослужит.

— Это вы, альвы, можете, — недоверчиво процедил столяр, — а у нас ваши колдовские штучки не пройдут.

— Да нет в этом никакого колдовства, — улыбнулся Деккиро, — только любовь к делу своих рук.

Он покачал головой, вспоминая, каким мусором были забиты склады фабрики к его приезду.

— Ты чего хочешь? – спросил он. — Чтобы твою работу на свалку вышвырнули, когда на нее мода пройдет? Чтобы люди почаще за новой мебелью бегали? Тогда опилки с клеем и прочая ерунда, которая продержится пару лет, подойдет. А дерево – оно сотни лет живет. Его стыдно убивать ради такого. Ты такой шкаф должен сделать, чтобы всю жизнь глаз радовал, чтобы до смерти послужил, чтобы внукам передать, а они бы радовались, деда с бабкой вспоминали, да и тебя, столяра-краснодеревщика, добрым словом поминали. Вот тогда и дерево не зря срубили, и ты жизнь не зря прожил.

— Понимаю, — вздохнул мужчина, нежно проводя рукой по дубовой доске, — будет шкаф. Всем на загляденье.

Ксюша улыбнулась и окликнула Деккиро, тут же бросившегося обнимать ее и Баллу.

110. Улица Седова. Ленинский район. Ростов на Дону. Маша

В Ростов-на-Дону путешественники добрались только на следующий день после полудня. Несмотря на то, что ехали, всю дорогу сменяя друг друга за рулем, скорость держали небольшую, не только, чтобы поберечь Победу, но и с тем, чтобы ни одна полосатая палочка не взлетела им навстречу. Демонстрацию иностранных паспортов сотрудникам ГИБДД Маша считала безответственным склонением представителей правоохранительных органов к взятке.

Поначалу Саня, первые две сотни километров увлеченно споривший с Бобби о технологии изготовления холодного оружия, согласился допустить за руль только его. Попытавшись как можно деликатнее донести до Маши свою точку зрения на женскую манеру вождения. Но после того как Зоя Сергеевна вполне невинным тоном поинтересовалась, относятся ли все приведенные аргументы и к ней тоже, вопрос о допуске дам к штурвалу был снят.

Воронеж они обогнули по объездной, в гостиницах и мотелях паспорта тоже демонстрировать не хотелось. Но километрах в пятидесяти к югу решено было, все-таки, сделать небольшой привал. Увлеченная разговорами компания спать по очереди не хотела, каждый считал, что именно в этот момент упустит самое интересное.

На стоянке было темно. Единственный фонарь горел тускло, а потом и вовсе, чуть помигав на прощание мутно-желтым глазом, отправился на покой. Рядом с Победой приютился на ночь Рено «Логан», но больше машин не было – ночная трасса осталась во владении спешащих в обе стороны дальнобойщиков.

Разбудил их громкий скрежет поддетой снаружи фомкой задней двери. В глаза ударил свет фонаря, и усатая морда просунулась в салон. Другой мужчина, с одутловатым лицом, которому он старательно придавал свирепое выражение, ударил монтировкой по стеклу водительской двери. Осколки крупкой брызнули на Саню, из неглубокой царапины на щеке показалась кровь.

Третий мужик стоял прямо перед машиной, нацелив на водительское сиденье дробовик. Было ли оружие заряжено, или их собрались только попугать, выяснять не пришлось. Саня распахнул дверь, отшвырнув толстомордого на пару метров, в тот самый момент, как Бобби вывернул кисть усатого, перехватывая нож. Уроки Делии по выживанию на улицах даром не пропали. Владелец дробовика изумленно выпучил глаза, когда невидимые путы накрепко примотали его руки к торсу. Его мясистый нос чуть не расплющило приложившимся к нему стволом. Маша чуть улыбнулась, мысль, что стеклянная преграда не мешает направлять потоки, пришла ей в голову относительно недавно.

Бобби и Саня, получившие пару секунд передышки, выскочили из машины. Из кустов за стоянкой вывалили еще двое, не столь внушительных, но вооруженных финками, парней. Маша, наскоро закрепившая плетение Воздуха на самом опасном противнике, слегка придерживала остальных. О файерболлах и прочих пиротехнических эффектах можно было забыть – к окну «Логана» на пару секунд прилипла любопытная детская мордашка, тут же оттащенная вглубь родительской рукой.

По той же причине остались в Победе и скимитары, которые так и не понадобились. С Машиной подмогой Саня и Бобби довольно быстро разделались с не ожидавшими сопротивления противниками. Те отделались относительно легко – ни переломов, ни кровоточащих ран, только синяки и ушибы. Врагов связали их же брючными ремнями. Маша и Зоя вышли из машины, присоединившись к решению сложного вопроса – что же делать с пленниками.

Из Рено выбрался невысокий молодой мужчина в очках. Его испуганная жена выглядывала в открытую дверь, удерживая в салоне двух рвущихся поглазеть на приключение сорванцов, лет семи и пяти. Пара везла детей в первый раз поглядеть на море, и отец семейства долго извинялся перед соседями по стоянке за то, что не пришел на помощь. Извинения были приняты легко, но в обмен на дружескую услугу. Мужчина согласился позвонить в полицию через полчаса и сообщить о происшествии, заявив, что не только не запомнил номеров подвергшейся нападению машины, но даже толком не разглядел ее марку.

До Ростова ехали уже почти без остановок, только раз перекусив в придорожном кафе. В Южную столицу они добрались слегка вымотанными, но Саня настоял на том, чтобы по дороге к нему домой прокатить их хотя бы по Большой Садовой – главной улице города, нарядной и шумной. Город гостям понравился. Европейская архитектура конца девятнадцатого века мирно соседствовала с достижениями эпохи конструктивизма, почти столичный шик – с южной широтой души. Зоя Сергеевна вспомнила свою давнюю мечту посетить Ростовский драматический театр, знаменитый не только своей необычной архитектурной формой, напоминающей трактор двадцатых годов, но и актерской школой. Маша пообещала ей найти время на культурное времяпровождение, но, по правде сказать, далеко не была уверена, что ей удастся сдержать слово.

Дом по улице Седова находился почти в самом центре Ростова. За заросшими старыми деревьями двориками и покосившимися развалюхами с давно не белеными ставнями совсем близко маячили многоэтажки, но здесь жизнь текла медленно и лениво, словно двадцатый век, едва наступив, так и не удосужился устремиться навстречу двадцать первому. Победа прошуршала по разбитому асфальту, местами переходящему в грунтовку, и свернула на дорожку между густыми акациями.

Хозяйскую руку Сани можно было разглядеть уже у ворот, выкрашенных бирюзовой краской. В просторном гараже Победу поджидал ее рабочий напарник, Газик с брезентовым верхом. Возить мешки с углем и железные болванки в дедовской любимице было несподручно. Рядом с гаражом возвышалась труба новенькой кирпичной кузницы, к которой лепился аккуратный угольный сарайчик. Сам дом, хотя и старой постройки, выглядел чисто, окна, прикрытые резными ставнями, сидели в кирпичных стенах ровно, черепицу на крыше меняли не так давно, на двери, рядом с современным замком, красовалась старинная медная ручка.

— Мать я в станицу к тетке услал, к сестре ее, — сообщил Саня, отпирая дверь, — небезопасно тут стало с этими приезжими. Я, конечно, невеликая птица, но вдруг тот тип, у которого ножик выпал, меня запомнил? Наведается еще, пока меня дома нет, мать перепугает. Ну его.

Об отце Саня старался не упоминать, и Маша решила не лезь парню в душу. Мать года два как вышла на пенсию, и с радостью переехала из малогабаритной квартиры в дальнем районе в частный дом. Ради маленького огорода и цветочной клумбы во дворе она готова была мириться даже с отсутствием коммунальных удобств. Но Саню такой архаизм совершенно не устраивал, и всего за пару лет он не только провел прямо в дом водопровод и канализацию, но и установил там настоящую ванну.

Весь нижний этаж дома занимала одна большая комната, к которой и примыкала ванна. Кухня, гостиная, мастерская – добротная простая мебель и верстак прекрасно уживались рядом. В комнате пахло деревом и немного олифой. Наверх, в обустроенные на бывшем чердаке спальни, вела прилепившаяся к стене лестница, под которой на широких деревянных полках в образцовом порядке был разложен рабочий инструмент.

— Зоя Сергеевна, я вам с Машей в маминой комнате постелю? – предложил Саня. — Кровать у нее широкая, разместитесь. Или вам раскладушку лучше?

— Разместимся, — кивнула Маша и с тоской поглядела на Бобби. Заставлять кого-то ночевать на полу в гостиной-мастерской было неудобно, а уж предлагать Зое разделить комнату с Саней – тем более.

Бобби вздохнул и подхватил сваленные у порога сумки, направляясь наверх.

Пока гости приводили себя в порядок с дороги и разбирали вещи, Саня смотался в магазин, до отказа забив холодильник продуктами. Посетовал, что магазинные овощи и фрукты с базарными не сравнить, пообещал с утра исправить упущение, и, оставив Машу с бабушкой готовить ужин, потащил Бобби в кузню. Впрочем, Бобби и не думал упираться, экзотическая профессия Сани восхищала его до глубины души.

О том, как ему такая идея пришла в голову, Саня рассказал уже по дороге. В багажнике Победы лежали парные клинки для глефы, изукрашенные по сияющему голубизной металлу причудливой вязью тонкого узора. Восторги Бобби в их адрес, впрочем, оказались сильно преувеличенными, клинки были сугубо декоративными, боевой заточки не выдерживали. Но Саня промышлял и настоящим оружием, а еще более того – латным и кольчужным доспехом, спрос на который у ролевиков из богатых столичных семей и их родителей, стремившихся придать своим апартаментам «настоящий аристократический стиль» оставался неизменным.

Львиную долю заказов Саня получал от «Мосфильма», для исполнителей главных ролей в исторических драмах доспехи и оружие требовали неотличимые от исторических прототипов, но чтобы смотрелись как новенькие. Экзотическое боевое оружие тоже пользовалось успехом, мало где его производили на продажу без предварительного заказа.

Саня Кузнецов, еще до армии частенько гостивший у родственников в казачьей станице и не вылезавший там из кузницы, где все еще ковали коней и правили старинные шашки, с удивлением обнаружил, что из необычного хобби можно сделать совсем неплохую профессию. Денег поначалу было мало, разница между продажей квартиры с удобствами и покупкой развалюхи вся ушла на строительство кузни и первый инструмент. Но дело быстро пошло в гору, и уже через пару лет он сумел привести в порядок дом и обзавестись кучей необходимых в работе приспособлений.

Холодный горн был вычищен, мехи не дышали, в коробах, стоявших у стены, Бобби с удивлением обнаружил поломанные ножи, напильники и прочие заводские изделия.

— На что тебе этот металлолом? – хмыкнул МакГи.

— Так из него и кую, — Саню, казалось, удивил вопрос, — я же не сталевар, а кузнец. Плавить металл самому – это ж завод надо открывать оружейный, а не мастерскую.

— А как же старые мастера? – не унимался Бобби. — Я читал, японцы по году сталь в горшках с углем томили, чтобы достичь совершенства.

— Не совершенства, а хоть какого-нибудь качества, — рассмеялся Саня, — в Японии руда бедная, из нее, без годового томления, не то, что меч, ножик приличный не скуешь. Я, когда малой был, тоже думал – вот раньше мастера были! А их как были единицы, таких, которые по-настоящему хорошие клинки делают, так и есть. Знаешь, из чего знаменитые кавказские кинжалы ковали? Из шеффилдских напильников, которые им из Англии везли. Сталь хорошая, вот и клинок хорош. А дураки про секреты мастеров болтают.

— Так что же получается? – покачал головой Бобби. — Что мои толедские скимитары с завода лучше, чем в кузнице откованные?

— Хорошие у тебя клинки, — заметил Саня, — настоящие, боевые. В деле пробовал?

— Приходилось, — скупо ответил Бобби, — но ты не ответил.

— Это смотря, конечно, какой кузнец, — вздохнул парень, — есть настоящие мастера. Но их мало. А на заводе – стандарт, и сталь всегда одинаковая, и станки высокоточные, и вообще… Технология. А у нас все на глазок.

Он вытащил из короба клинок со следами молота.

— Вот, гляди, свищ тут. Плохо прокован. Одна из первых работ, держу, чтобы не забывать, как я нос задирал, когда понял, что могу меч отковать. Я с тех пор учился, конечно. И книжки читал, и на заводы ездил поглядеть, и к людям знающим. Но все равно, до того, чтобы Златоустовские шашки переплюнуть, мне еще учиться и учиться. А не у кого.

Бобби задумался. Если вспомнить, то, кроме своих скимитаров, он вблизи как следует разглядел только Бен-Грефилль и адамантитовые эспады Делии. Гномья сталь из Свартальфхейма и зачарованные в Перекрестке мечи. Не совсем обычный образчик кустарной работы, кто спорит.

Воспоминание о Бен-Грефилле натолкнуло МакГи на мысль.

— Ошибаешься, — он хлопнул Саню по широченному плечу и заговорщически подмигнул ему, — найдется для тебя учитель. Он, правда, от дел сейчас отошел, но, надеюсь, не откажет.

— И кто такой? – недоверчиво спросил Саня. — В России живет?

— Живет в Нью-Йорке, сейчас находится в Сан-Франциско, — рассмеялся Бобби, — но ты не переживай. Молотом орудовать его учили не там. Так что будет твоим учителем Фьялар Бруниссон, собственной персоной.

— Это кто? – мрачно поглядел юный кузнец — Имя знакомое.

— Вот этот, — Бобби достал телефон и открыл фотографию, на которой они с Машей стояли рядом с Фьяларом и Делией. Дроу была без парика, в кольчуге и с эспадами у пояса, а Фьялар в косухе, но с рукоятью Бен-Грефилля за спиной – фото было сделано после очередной тренировки.

— Так это ж этот… Из «Ульфберта»… – охнул Саня. — Недавно их диск купил. Музыка у них боевая, точно. А ты его знаешь, да? А это кто с вами?

— Миссис Делия Бруниссон, — ухмыльнулся Бобби, — свартальв из Перекрестка проездом через Асгард. Ты попал в хорошую компанию, Саня.

111. Сохо. Манхэттен. Нью-Йорк. Фьялар/Уэйнсберг. Пенсильвания. Даниэль Аронс

Накануне они репетировали, и музыканты разошлись перед самым рассветом. Но уже через пару часов Фьялар проснулся и, воспользовавшись редкими минутами свободного времени, с нетерпением открыл лежавшую на прикроватной тумбочке книгу. Суждения, высказанные в ней, казались гному столь четкими, вескими и неоспоримыми, что каждой строчкой, как драгоценной находкой, хотелось немедленно с кем-нибудь поделиться.

— Ты еще спишь? – гном слегка толкнул в бок пошевелившуюся во сне Делию.

— Да, а что? – дроу тихо вздохнула, заметив в руках у Фьялара книгу. – Давай, давай, тирань. Я потерплю.

Фьялар, не обращая внимания на жалобный вздох, зачитал приглянувшийся пассаж.

— «Война является актом насилия и применению его нет предела; каждый из борющихся предписывает закон другому; происходит соревнование, которое теоретически должно было бы довести обоих противников до крайностей. В этом и заключается первое взаимодействие и первая крайность, с которыми мы сталкиваемся».

— Ну да, — зевая, ответила Делия, — так и есть. Стоило для этого меня будить?

— Да я тут кое-что вспомнил, — нетерпеливо ответил Фьялар, — эльфийский трактат по стратегии, который меня в юности чуть не наизусть зубрить заставляли. До сих пор помню, тролль его мать. «Всякий должен понимать, что только тот победит, кто в душу не допускает зла и избегает сражения до тех пор, пока не становится оно вовсе неизбежным. Не будь жесток ко врагу, а будь милосерден, тогда и его сердце размягчится, и поймет он, что миром решить дело всяко выгоднее будет, к вящей Высоких славе».

— Паучий потрох! – фыркнула Делия. – И как ты только хоть чему-то полезному научился, после такой зубрежки?

— Мозги включил, — довольно ответил Фьялар, — ладно, спи дальше. А я еще Клаузевица почитаю. Для дальнейшего самообразования.

Но почитать у него не вышло. Из студии аппетитно пахнуло жареной курицей, начиненной грибами и приправленной душистыми специями. Фьялар, отложив книгу, спустился вниз, влекомый восхитительным ароматом. Курицы на столе не обнаружилось, зато там стояла большая глиняная миска, полная пирожков с капустой. Гном, сглотнув слюнки, протянул руку…

— Пирожок положи на место, босс, — раздался за спиной голос Диззи, — они не для еды.

— А для чего? – сон от удивления как рукой сняло.

— Для научного эксперимента, — гордо ответствовал Диззи, проходя к кухонной стойке, — кофе и яичница через четверть часа. Можешь будить Делию.

Фьялар с улыбкой покачал головой и повернулся к лестнице. Навстречу ему из ванной вышла Бранка, в длинном купальном халате и с полотенцем на голове.

— Вы когда вернулись? – спросил гном.

— В шесть утра. Диззи гнал как сумасшедший, чтобы курица не остыла.

— И какой смысл, если на завтрак все равно яичница? – пожал плечами Фьялар. – Ладно, разбирайтесь. Пойду, Делию подниму. Не одному же мне страдать от запаха недоступной еды.

После возвращения из тура прошла пара недель. К радости Фьялара, ничего экстраординарного за это время не случилось, и они получили долгожданную передышку. Репетиции шли по намеченному графику, дружеские посиделки не напоминали военный совет, городские сплетни не внушали беспокойства. Разве что за Криса – Синди неожиданно объявилась в Нью-Йорке, открыв салон вышивки на Пятой Авеню. Но даже это послужило всего лишь предметом для дружеских шуток, не более.

Через неделю после возвращения Делии позвонил Брюс МакГи, и Фьялар слегка дернулся. Но речь шла всего лишь о долгожданной сдаче нормативов, и из Лэнгли дроу вернулась, сияя счастливой улыбкой и новеньким нагрудным значком. Значок, впрочем, уже через пять минут перекочевал в ящик комода в спальне, вместе с «тридцать восьмым». Фьялар оружие, несмотря на мирные времена, предпочитал держать поближе к двери, в обустроенном на такой случай маленьком сейфе.

Бранка сразу после приезда завела разговор о своих обязанностях телохранителя, и Фьялар, чуть было не приняв все это за чистую монету, начал объяснять, что у себя дома он сам вполне справится с обеспечением собственной безопасности. Но вовремя подоспевшая Делия заверила девушку, что лишних мер безопасности не бывает, и посетовала, что единственная свободная комната с окнами занята Диззи. Так что Бранке, если она серьезно относится к своим обязанностям, придется с Диззи эту комнату разделить. Сообразивший, в чем дело, Фьялар горячо поддержал дроу, и Волчица, слегка смущенная, перетащила вещи в студию тем же утром.

А два дня назад Диззи и Бранка, по настоянию Брэндона, укатили в Вулфстон. Мать Бранки, Брианна, хотела лично выразить парню благодарность за его действия в Грин-Вэлли. Диззи справедливо подозревал, что это не главное, но отпираться не стал. Из гостей они вернулись утром, поскольку Диззи, восхищенного стряпней Брианны, озарила гениальная идея, требовавшая срочной (пока не остыла курица и пироги, выданные им в качестве гостинца) проверки.

Дело было в том, что во время разборки выставочных залов «Алькатраса», проводившейся в спешке, атомарный синтезатор, предоставленный Техномагами «Итерии Икс» для тиражирования очков, так и остался сиротливо стоять в лаборатории Биоинженеров. Диззи за время пребывания Рыжей в рекреационной комнате свел короткое знакомство с Джакомо и Каспи и выцыганил забытую уже покинувшими Сан-Франциско хозяевами игрушку себе.

Всю первую неделю парень безуспешно пытался запустить хитрый прибор. Но Парадокс, который удалось обойти перед поединком, никто не отменял, и синтезатор работать отказывался. Диззи слегка приуныл, и к Техномагии временно охладел. В электронно-вычислительную технику, цифровую аппаратуру и прочий прогресс он верил безгранично. Но возможность из кучи песка или пары кружек воды сотворить что-нибудь путное его здравый смысл отвергал начисто.

Пока за ужином Делия не произнесла, по совершенно не имеющему отношения к его проблемам поводу, цитату из Эйнштейна, заставившую Диззи призадуматься.

«Здравый смысл говорит нам о том, что Земля плоская».

Диззи помчался к Шеметам, разжился у Мелисенты учебниками физики и химии, за пару дней проглотил их, как самый захватывающий детектив, мысленно обругав себя за школьные прогулы, и уже на следующий день пополнил изрядно прореженные гостями ряды стаканов и рюмок в буфете.

Потом оглянулся по сторонам, подыскивая, что бы еще запихать в синтезатор, и с огорчением понял, что «нам ничего не надо, у нас все есть». То есть, разные мысли приходили ему в голову, но все они оказывались неуместными. Поломанный микрофон так и остался бы поломанным при копировании, большая подушка, за которую они каждую ночь сражались с Бранкой, не просыпаясь, в устройство не лезла, на денежных купюрах, предсказуемо, оказался один и тот же номерной знак…

Деньги, впрочем, Диззи попытался скопировать исключительно по старой привычке. Фьялар и в обычное время платил, не скупясь, а в туре и вовсе выделил звукорежиссеру долю с общего гонорара, после концерта в Сан-Франциско, собравшего двадцать тысяч зрителей, выросшего до весьма внушительной суммы.

Фьялар сидел на диване, допивая вторую чашку кофе, и с любопытством наблюдал, как Диззи возится с анализатором, добиваясь самой тонкой настройки, вплоть до точного положения электронов на орбите. Прибор состоял из двух частей, больше всего напоминавших микроволновые печки с множеством лампочек, призванных убедить хозяйку, что она выкладывает свои деньги за последнее достижение кухонной мысли. Анализатор считывал структуру помещенного внутрь объекта и передавал информацию в заправленный исходным сырьем синтезатор. Для более эффективного использования существовала запись на крохотные голубые кристаллы, которые можно было хранить до подходящего случая.

Диззи с напряженным от ожидания лицом опустился на диван рядом с Фьяларом. Минут через десять вторая коробка звякнула, снова вызвав стойкие ассоциации с микроволновкой, и взволнованный Диззи побежал за результатом эксперимента. Еще через час на столе выстроились в ряд пять блюд с жареными курами и четыре емкости, до краев заполненные пирожками с капустой.

— И кто это все будет есть? – поинтересовался Фьялар. — Придется поломать голову, кого в гости звать. Наши обычные пирожков не едят.

— Это только начало, босс, — довольно ответил Диззи, — я намереваюсь регулярно пополнять коллекцию, пока на приличную поваренную книгу не наберется.

— Это еще зачем?

— Ну… Может мы с Бранкой соберемся отсюда перебираться… Со временем, — уточнил он, — потом, когда-нибудь. Должен же кто-то тебя кормить. А с этой штукой даже Делия управится.

Диззи встал с дивана и вернулся, неся в руках по пирожку себе и Фьялару.

— Я надеюсь, — с сомнением в голосе добавил он.

— Интересная штука, — заметил Вэйнврайт, с неодобрением наблюдая, как Тильда уплетает пятый пирожок, — а живой объект скопировать можно?

— Я слышал, ребята пытались туда мышь посадить, — ответил Диззи, — но она сдохла.

— Какая из них? – уточнил Регент.

— Обе.

— Вот это мне не нравится, — заметил Фьялар, — значит, все-таки, сканирование меняет структуру объекта?

— От страха она сдохла, — пояснил Диззи, — там такой фотонный поток идет, никакие солнцезащитные очки не спасают.

— Армия мышей в солнцезащитных очках, — прокомментировал Норвик, — хорошо, что это так и осталось в проекте.

Обсуждение аппарата заглохло, компания разбрелась по студии, Фьялар и Норвик вообще засели в углу с гитарами, время от времени переглядываясь и довольно кивая друг другу.

Войцех пытался объяснить Регенту, задействовавшему все свои связи, чтобы помочь молодой паре с покупкой квартиры в «Сан-Ремо», почему он, по зрелому размышлению, от этой мысли отказался.

— Мое положение меня ни к чему такому не обязывает, Эфраим. Следуя твоей логике, мне стоило бы поехать в Литву и предъявить права на замок Мединтильтас. Насколько я знаю, там сейчас детский дом. И прямых наследников не осталось, не то они уже выселили бы оттуда детишек.

— А тебе детишек жалко? – съязвил Вэйнврайт.

— Нет, — пожал плечами Войцех, — мне просто не нужно никому доказывать, что я тот, кто я есть, обзаводясь бесполезной собственностью. Восемь комнат с видом на Центральный Парк! Вау! И ты с Капеллой по соседству, через дорогу. И две комнаты для прислуги. Которая начнет обсуждать сначала между собой, а потом и с соседской прислугой, какие звуки доносятся из моей спальни.

— Не обязательно обзаводиться прислугой, — заметил Регент.

— Тогда Деми Мур начнет обсуждать с Боно, что я домашний тиран, заставляющий беременную жену заниматься уборкой. Соседи – они везде соседи. А такие – отвратительны вдвойне. Нет, я признаю, что они талантливые люди. Но хочу видеть их на сцене или на экране, а не у себя на кухне, забежавшими соли до завтра занять.

— Делай, как знаешь, — отмахнулся Вэйнврайт, — тебя не переспоришь.

— А то! – гордо заявил Шемет.

Неожиданно его лицо побледнело, и рука рванула воротник свитера.

— Войцех! – Мелисента бросилась к нему, но Крис уже успел подхватить падающего друга.

— Не могу позволить себе умереть, — хрипло прошептал Шемет, — заложил душу в лавке…

— Что?! – Фьялар подскочил к Войцеху, но тот уже пришел в себя, благодарно похлопал Криса по плечу, и обнял, успокаивая, Мелисенту.

— Тише, моя прекрасная, все хорошо…

— Шемет, — Фьялар тряхнул его за плечо, — что там было про душу? У тебя проблемы?

— Прорицание у него, — вздохнул Норвик, — Делия, тащи ноут, будем расшифровывать.

— Чего там расшифровывать, — ухмыльнулся Крис, прищелкнув пальцами, — Шемет, это ты, что ли, головою слаб, а хребтом крепок?

— По крайней мере, чувствую себя так, словно шестнадцать тонн на-гора выдал, — кивнул Войцех, — а ноут все-таки нужен. Кажется, это что-то срочное.

Новость и вправду была срочная, вытеснившая из новостных заголовков даже скандал с разводом восходящей поп-звезды и исход последнего бейсбольного матча.

Такого не случалось уже больше полувека. На Изумрудной Шахте, неподалеку от городка Уэйнсберг в Пенсильвании рванул метан, а вслед за ним и угольная пыль, отрезав в дальних забоях почти сотню шахтеров. Администрация божилась, что все меры безопасности соблюдались неукоснительно, в Конгрессе оппозиция спешно создавала комиссию по расследованию, и слова командира отряда спасателей о том, что все вентиляционные и служебные тоннели, очистные выработки и прочие подходы к месту взрыва заполнены метаном, и добраться до уцелевших шахтеров пока не представляется возможности, утонули в шумихе политического скандала. А уцелевшие были. Телефонный кабель чудом остался цел, и переговоры с заложниками грозной подземной стихии велись непрестанно.

— Не верю я в клятвы дирекции, — вздохнул Вэйнврайт, — но думаю, они отвертятся.

— Вот уж не самое важное сейчас, — фыркнул Рамо, — думаешь, если их посадят, души шахтеров на том свете возрадуются?

— Я думаю, что «тот свет» ближе, чем хочется, — нахмурилась Делия, — но не в том смысле, в котором здесь в него верят. И уж точно о справедливом воздаянии речь не идет.

— Да что вы их хороните заживо! – возмущенно воскликнул Крис. — Пока люди живы – есть надежда. Это для нас…

Он замолчал и переглянулся с Войцехом, словно прочитавшим его мысль.

— Я думаю, — уже спокойнее произнес он, — что Шемета бы не накрыло, если бы это не было важно именно для нас. Мы можем…

— Мертвецу метан не страшен, — подтвердил Норвик, — как добираться будем?

— Я уже проверил, — отрываясь от ноутбука, ответил Войцех, — в Уэйнсберге есть разгрузочный аэропорт. Всем, кто летит, — час на сборы, час на дорогу. Спать будете в салоне, летим завтра, чтобы к закату добраться до Уэйнсберга. Оттуда до шахты – полчаса езды. Фьялар, найди нам транспорт до Изумрудной, чтобы мы время не теряли.

— Сделаем, — кивнул гном, — кто летит?

Лететь вызвались Крис, Войцех, Норвик, братья Калос и Моника. Фьялар оставался в Нью-Йорке, на случай, если придется надавить на кого-нибудь, принимающего решения о допуске к спасательным работам или технической поддержке.

Диззи спешно загружал синтезатор пакетиками с кровью.

***

Командир отряда горноспасателей Даниэль Аронс хмуро наблюдал, как самолет темным силуэтом на фоне лиловеющего неба катится по бетонной полосе. Час назад ему позвонили из Нью-Йорка, из центрального офиса концерна, которому принадлежала «Изумрудная», и велели срочно мчаться в Уэйнсберг, встречать «возможную» помощь.

Дэн не сомневался, что его люди и так делают все возможное в сложившихся условиях, и к непрошеной помощи отнесся настороженно. Руководство компании явно темнило с причинами аварии, и Аронс поклялся себе, что, если ему – а это, как ни горько было признавать, было почти неизбежно – не удастся спасти людей, то хотя бы этих подонков из дирекции он выведет на чистую воду.

Пока он, сгорая от нетерпения, торчал на проклятом аэродроме, на шахте могло твориться все, что угодно. У него даже возникла мысль, что встречать непойми-кого его отправили нарочно, чтобы развязать руки начальнику смены, который тут же бросится подчищать следы.

Самолет подкатил совсем близко и остановился. Дэн с удивлением разглядывал допотопный «Дуглас», не налетавшийся вволю со времен Второй Мировой. И это было только начало. Открылась боковая дверца и из кабины выпрыгнул пилот – блондинистый мальчишка, чуть за двадцать, в пижонистом голубом свитере – и уверенной походкой направился прямо к Дэну.

— Мистер Аронс, я полагаю? Будем знакомы, я – Войцех Шемет. Вам, кажется, звонили насчет...

— Загружайтесь в автобус и поехали, — сердито перебил его Дэн, — по дороге перезнакомимся.

— Прошу прощения, мистер Аронс...

Парень взглянул в сторону стремительно темнеющего горизонта, где алый пламенеющий диск уже скрывался за дальней порослью деревьев. Бросил взгляд на часы – стальной хронограф с черным циферблатом на простом кожаном ремешке.

— Мы ждем еще десять минут, мистер Аронс, — объявил он, — потом срываемся с места и мчимся со всей возможной скоростью.

— Что за чушь!

— Терпение, мистер Аронс, — Войцех снова бросил встревоженный взгляд в сторону самолета, — еще десять минут, и я вам все объясню. Лучше, как вы сами сказали, по дороге на шахту. Вы получите ответы на все свои вопросы. Слово офицера.

Кто и когда мог произвести этого мальчишку в офицерское звание, Дэн и представить не мог. Но спорить не стал, отошел в сторону и закурил. Неожиданно в голове его словно ударила молния. Этот тип выпрыгнул из кабины. С высоты шестнадцати футов. Аронс искоса взглянул на пилота, но тот стоял, прислонившись к трапу, и созерцал закат.

Последний луч солнца еще прощался с синеющим горизонтом, окрашивая низко стелящиеся кучевые облака всеми оттенками пламени, когда Войцех неожиданно сорвался с места и молнией взлетел по ступеням откинувшейся центральной двери.

— Эскадрон! По коням!

Из Дакоты показалась четверка парней – невысокий сероглазый брюнет, долговязый и длинноволосый блондин и пара индейцев, на ходу заплетавших свои космы в тугие косы.

— Моника где? – резко бросил Войцех.

— Ирокез сбривает, — ухмыльнулся блондин, — сейчас выйдет.

— Мать твою! А раньше она не могла... – рявкнул Шемет и тут же сник, — ну да... не могла.

Девушка показалась еще через пару минут, невысокая и тоненькая, с наскоро обритым черепом, на котором среди клочков алых волос виднелась пара глубоких порезов, затягивавшихся прямо на глазах.

— Мистер Аронс, — брюнет выступил вперед, и Шемет отошел в сторону, всем видом демонстрируя, что передает командование, — представляться и обмениваться информацией будем в автобусе. Я надеюсь, мы еще спешим?

Дэн Аронс молча кивнул и направился к автобусу.

Дэн сам удивился, как, вместо того, чтобы устроить странной компании допрос с пристрастием, он не только обстоятельно изложил им положение дел на шахте, но и вывалил все свои соображения о причинах аварии, в том числе и подозрения, что руководство пошло на сознательное нарушение мер безопасности.

— Пока мы тут катаемся, — с ненавистью в голосе процедил он, — Джек Стокинз, вероятно, подделывает показания самописцев и журнал безопасности. Доказательств у меня нет, но я нутром чую.

— Разберемся, — сказал, как припечатал, Крис, и у Дэна, почему-то, появилась твердая уверенность в том, что так и будет.

То, что в горном деле приезжие не смыслят ни уголька, стало понятно сразу. Они и не корчили из себя профи, но вопросы задавали правильные, дополнения и уточнения делали по существу, и Дэну, как ни странно, вовсе не показалось, что он зря теряет с ними время.

В конце концов, ситуация была нештатная, если не сказать «безнадежная», и свежие идеи непрофессионалов могли принести, если повезет, больше пользы, чем точное знание, что поделать с этой бедой ничего нельзя.

Метан хлынул в лаву мощным потоком из старой выработки, сметая все на пути, корежа рельсы, расшвыривая тяжелые вагонетки, как игрушечные машинки. Угольная пыль повисла в воздухе так плотно, что даже руку возле самого носа невозможно было разглядеть в свете фонаря на каске.

Часть горняков, — десятка два, не больше, успела пробиться к клетям, когда в лаве рванул метан. Шахтеры, работавшие на нижних горизонтах, ринулись назад, к монтажной камере и вспомогательному стволу, но не успели. Обвал запечатал лаву, а в ней девяносто семь человек. Еще двести тридцать семь горняков, так и не поднявшихся на поверхность, но и не сосчитанных в забое, скорее всего, погибли при взрыве. Если не при первом, то при втором. Или, уж точно, при третьем, когда взорвалась угольная пыль, и сейсмографы зафиксировали землетрясение силой в четыре балла.

Конечно, ничтожная вероятность, что кто-то еще сумел уцелеть в отрезанных от главных туннелей тупиках, существовала. Но связи с ними не было, и Дэн пока сосредоточился на первоочередной задаче – спасении тех, кто точно был все еще жив.

— Мои ребята сумели спуститься вниз, — рассказывал Дэн, — но и только. Большая часть штреков и шурфов завалены, до клетей не добраться, пришлось идти в обход. Кислорода в респираторах только-только хватило добраться до места. В некоторых местах – ползком. Оборудование обесточено, а даже если бы и работало – использовать его опасно, малейшая искра может привести к новому взрыву. Завал, отделяющий выработку, где укрылась шахтеры, толщиной футов тридцать, не меньше. Не один день работы для десятка человек, а там и двое плечом к плечу едва разместятся. А время – наш главный враг. Воздуха в забое на сотню человек хватит ненадолго, это если они продержатся без воды. Протолкнуть воздуховод мы тоже не можем, есть риск, что при бурении метан просочится в трещины вокруг скважины.

Аронс замолчал на мгновение, словно ему самому не хватало воздуха.

— Что я могу сделать? Ничего, — горько ответил он сам себе, — только послать своих ребят на верную гибель. А руководство требует, чтобы «были приняты все необходимые меры». Их не результат заботит, а отчет перед комиссией Конгресса.

— Вот что, мистер Аронс, — мягко произнес Крис, — давайте подойдем к вопросу иначе. Вы нам расскажете не что можно сделать, — с этим, я уверен вы и сами прекрасно справились бы. Расскажите, что должно быть сделано. А возможно ли это – мы решим сами.

— Так... – медленно проговорил Дэн, выслушав предложения новых знакомых, — еще раз. Вы собираетесь пройти по затопленным метаном просекам, таща на себе груз раз в десять больше собственного веса. Проникнуть в отрезанный забой и разобрать завал с другой стороны. Кайлом, и лопатой. В двадцать раз быстрее, чем профессионал с отбойным молотком. Соорудить перегородку за главным стволом, откачать метан – насос весит полтонны...

— Вот потому-то его и понесет Моника, — заметил Рамо, — тонну мы бы на Норвика навесили.

Дэн бросил на индейца суровый взгляд, напоминая ему о неуместности глупых шуток, и продолжил:

— ... а подъемник с людьми тянуть вручную, после того, как веревка сама взлетит на высоту двух тысяч футов. О том, сколько вам понадобится кислородных баллонов, я так и не услышал.

— Не понадобятся, — подтвердил Норвик.

— Вы собираетесь дышать метаном? — едко спросил Дэн.

— Нет, — спокойно ответил Крис, — я собираюсь не дышать вообще. Кстати, если бы вы были повнимательнее, мистер Аронс, то могли бы заметить, что я уже минут десять, как перестал притворяться, что делаю это.

Крис напряженно вглядывался в лицо Даниэля Аронса, по которому неистовыми шквалами проносились отражения никак не приходящих в согласие друг с другом мыслей.

Наконец, Дэн заговорил. Глухо и хрипло, но спокойно.

— Как обухом по голове, — признался он, — а время поджимает, и метафизику разводить некогда. Один вопрос, прежде, чем я приму окончательное решение. Мистер Дикинсон, почему вы это делаете?

— Потому что можем, — глядя ему в глаза, ответил Крис, — и вы сами знаете, что это единственная стоящая причина. Мы поговорим потом, Дэн. Обещаю. Все тайны Мира Тьмы и прочая беллетристика.

— А сейчас нас ждут, — кивнул Аронс.

112. Шахта «Изумрудная». Пенсильвания. Крис

Автобус подъехал к конторе «Изумрудной» с заднего входа, подальше от камер слетевшихся на поживу стервятников из СМИ и внимания собравшейся толпы. Родные и близкие погибших и все еще числящихся в живых обступили здание, требуя решительных действий или хотя бы достоверной информации. Часть людей, заприметив прибывший автобус, бросилась к нему.

— Через час мы снова спускаемся в шахту, — заверил Дэн, стоя на подножке автобуса, — приехали специалисты из Нью-Йорка. Чем меньше вы будете отвлекать их вопросами, тем скорее они приступят к работе.

Аронса здесь хорошо знали, и слову его верили. Толпа расступилась, пропуская их в помещение. Крис бросил на Дэна благодарный взгляд. На этот раз командир отряда поручился не за своих людей, а за едва знакомых вампиров, и Крис физически чувствовал, как ответственность с каждым шагом все тяжелее ложится на его плечи.

Совсем без вопросов, правда, не обошлось. Спасатели из отряда Дэна помогали им спешно собирать груз и оборудование для спуска, и даже на фиговый листик от Маскарада времени не было ни у кого.

Один из парней присвистнул, когда Моника и вправду в одиночку водрузила полутонный насос на платформу, на которой предстояло его тащить. Стальная махина оказалась слишком громоздкой, чтобы нести ее на спине. На то, что все респираторы и самоспасатели были тщательно и компактно упакованы для переноски, и ни один из них не предназначался для членов спасательной группы, тоже обратили внимание.

На все вопросы Крис ответил одним жестом. Молча приоткрыл большую сумку, полную пакетами с кровью, раздал индивидуальный запас и объявил перерыв на пять минут на обед. Дэн, оценивший символизм ситуации, рявкнул «Вопросы отставить!», и на этом лекция с наглядной демонстрацией закончилась.

Кроме средств защиты, которыми забили рюкзаки, разгрузочные жилеты и поясные сумки, тащить с собой предстояло свернувшийся брезентовым удавом рукав со стальной насадкой для очистительного насоса, бухту стального троса, канистру с питьевой водой, инструменты, лопаты и кирки, портативный генератор – на самый крайний случай...

Главная проблема оказалась не в том, как поднять всю эту тяжеленную гору, а в том, чтобы груз, которым они обвешались с головы до ног, не мешал движению. Крис недовольно покачал головой, когда выяснилось, что кое-что придется оставить.

— До рассвета у вас останется часов пять, — сообщил наблюдавший за сборами Дэн.

— Какой рассвет под горой? – криво усмехнулся Норвик. — Не сгорим, не переживай.

— Главное, чтобы ты там не уснул в самый неподходящий момент, — фыркнула Моника.

— Постараемся успеть, — Крис поправил ремни навешанной поверх рюкзака скатки брезента и сердито сверкнул серыми глазами.

— Не постараемся, — твердо заявил он. – Успеем.

Поначалу идти было легко, на верхних горизонтах, не пострадавших при взрыве, тускло горели лампочки аварийного освещения, прямые туннели уходили во тьму, поблескивая рельсами. Спасатели, побывавшие здесь накануне, отметили путь проблесковыми маячками, и заблудиться в подземном лабиринте им не грозило.

Через полчаса они с сожалением разгрузили вагонетку, в которую временно сложили самый громоздкий и неудобный для переноски груз, и свернули в узкий боковой проход. Инструменты Рамо и Хоакин тащили в руках, Войцех, Крис и Моника тянули пару тележек – низких платформ на небольших железных колесиках – на которых крепились насос и генератор.

Норвик уже размотал своего удава и теперь нес насадку на плече, волоча за собой брезентовый рукав, тяжелеющий с каждой сотней метров. Там, наверху, бригада спасателей наращивала его по мере уползания в гору, и на втором километре пути вес шланга стал совсем неподъемным для обычного человека.

Они спустились на нижний уровень по скобам, вбитым в стену вентиляционного шурфа. Норвик чуть задержался, чтобы спустить тележки с грузом, накрепко обмотанные стальным тросом. Грузовой ствол обвалился, частично засыпав породой застрявшую внизу клеть с останками тех, кто так и не успел выбраться на поверхность.

Здесь шурфы и просеки уже были заполнены метаном. Завалы, неожиданно преграждающие путь, встречались чуть не за каждым поворотом. Но маячки, словно белые камешки в дремучем лесу, довели их сначала до служебного просека, где пришлось снова разгружаться и ползти на четвереньках, передавая груз из рук в руки. А потом и в крутой ходок, где телеги помчались под откос, и только общими усилиями, потребовавшими усиленного расхода крови, удалось их затормозить. Теперь Норвик и Рамо шли за телегами, придерживая их сзади, и Крис видел, как на лбу Тореадора вздувается синяя жила.

Ходок вывел их в широкий туннель нижнего горизонта. Судя по карте, за спиной у них находился угольный подъемник, слепой ствол вел на второй горизонт, где вагонетки все еще находились в рабочем состоянии. Но сама клеть сильно пострадала при взрыве, и ее обломки, вперемешку с кусками угля, забили выход из ствола. Дальше находился вентиляционный шурф, слишком узкий, чтобы поднимать по нему людей, но зато выходивший прямо на поверхность. Где-то на полпути он тоже был забит, и им еще предстояло выяснить, чем именно.

Они устроили десятиминутный привал, свалив груз в кучу, рассевшись прямо на покрытом угольной пылью и крошкой полу, жадно глотая кровь из пакетов.

— Теплая, — заметил Норвик, — при такой жаре скоро сворачиваться начнет.

— Надо успеть раньше, — кивнула Моника, поднимаясь с пола, — Крис, я пошла. Бруха кивнул, провожая взглядом уходящую в темноту девушку.

Войцех еще раз проверил надежность крепления груза. Форма Тумана позволяла протащить с собой любое количество предметов, лишь бы они были притянуты к телу так плотно, что все это могло бы сойти за один объект с ним. Но время действия дисциплины зависело от веса.

— Успеете? – с тревогой спросил Крис, помогая Хоакину затянуть ремень, которым к спине крепился десяток кислородных баллонов.

Братья, даже задействовав подпитанную кровью Силу на полную, пошатывались под весом нацепленного груза.

— Должны, — кивнул Войцех, — если верить карте, тут футов тридцать, не больше.

— Ну, тогда вперед, — Крис хлопнул друга по плечу, — первый пошел.

Обвешанный баллонами и инструментом Шемет растаял в воздухе, и зеленая струя тумана втянулась в груду битого камня и угля, перегораживающую туннель. Рамо и Хоакин последовали за ним.

— У нас с тобой час, чтобы разобраться с подъемником, — напомнил Норвик, — надеюсь, удастся его запустить, по вентиляционному шурфу сутки придется людей поднимать.

— Тут не надеяться надо, а работать, — буркнул Крис, — нам нужен действующий подъемник, а не надежда.

Моника упорно ползла вверх по стволу вентиляционного шурфа. Кое-где еще сохранились вбитые в стену скобы, но рассчитывать на них было опасно. Один раз она сорвалась и пролетела вниз футов двадцать, прочертив пальцами глубокие борозды в бетонной обшивке, пока ей, наконец, удалось зацепиться. Теперь она доверяла только костылям и кошкам, нацепленным на тяжелые ботинки. Иногда, правда, приходилось крошить бетон пальцами, впиваясь в него железной хваткой.

Примерно на середине подъема она обнаружила перекрывший шурф большой вентилятор, выброшенный взрывом из бокового прохода. Закрепив веревки на вогнанных в стену костылях, девушка достала из кармана спецовки отвертку и молоток и принялась разбирать застрявшую конструкцию. Болты с сорванной резьбой прочно засели в раме, но минут через двадцать последняя лопасть с далеким грохотом полетела вниз, и Моника, отхлебнув из пакетика уже совсем малопитательной жидкости, двинулась наверх.

Клеть подъемника перекосило, заклинив в направляющих рельсах. Провода частью оборвались, кое-где с них слезла изоляция. Худшие опасения подтвердились, клеть пришлось сначала отрывать из-под обломков породы, потом высвобождать и выравнивать, отрезав все лишнее. Противовес с подъемного троса они срезали, а концы его нарастили, связав стальные канаты прочными узлами, чтобы удобнее было тянуть.

По прикидкам Норвика, в клеть должно было влезть человек десять. Десять подъемов до главного туннеля второго уровня, откуда людей предполагалось вывозить в уцелевших вагонетках. Концентрация метана там была минимальной, газ оседал на нижних горизонтах, и взрыва, вызванного электрической искрой, можно было почти не опасаться.

Стену они пролетели за двадцать секунд, почти не глядя, и Войцеха даже в бестелесной форме замутило, когда он на полном ходу проскочил сквозь застрявший в завале труп. С таким грузом времени хватило в обрез – Шемет материализовался у самой стены, с громким лязгом рухнув на неровный пол. Хоакин свалился рядом, а следом за ним и Рамо, чуть не придавив брата.

В рядах сидевших, плотно прижавшись к друг к другу, шахтеров пополз гулкий шепоток. На крики и возгласы у людей просто не оставалось сил. Воздух был тяжелым и спертым, Шемет, осторожно повел носом и тут же снова отключил дыхание, кислорода в забое оставалось едва ли на час.

— Что за чертовщина, — прохрипел крепкий мужчина с лицом, черным от угольной пыли, на котором резко выделялись пронзительные голубые глаза.

— Помощь нужна? – устало отозвался Войцех, не в силах пошевелиться под весом нацепленного груза. — Баллоны поснимайте, а потом будете разбираться, кто их приволок.

— Да откуда вы взялись-то? — баллоны мужчина, тем не менее, начал отвязывать, и еще несколько, сохранивших чуть больше, чем другие, сил, горняков присоединились к нему.

— Дэн прислал, — ответил Войцех, — осторожно! В этом баке – вода.

— Аронс говорил, что из Нью-Йорка спецотряд прибыл, — подтвердил молодой парень, с таким же черным лицом. Впрочем, как заметил Шемет, здесь все были на одно – угольное – лицо.

— Насчет того, что они сквозь стену прибудут, он ничего не говорил, — заметил голубоглазый.

— Видимо, не был уверен, что у нас получится, — заметил Войцех.

— И что теперь?

— А теперь мы разнесем эту стену к чертовой матери и вытащим вас отсюда, — прошипел Войцех, дотянувшись, наконец, до спасительного пакетика, — подъемник уже чинят.

Выбравшуюся наружу Монику встретил один из людей Аронса, дежуривший у выхода из шурфа.

— Передай Дэну, — выпалила девушка, утирая с лица толстый слой угольной пыли, — путь свободен до самого низа. Пусть спускает кабель и воздуховод.

— Аронс говорил, что ваши уже в забое, стену бьют, — сообщил дежурный.

— Здорово! — она сверкнула белоснежной улыбкой и повернула назад, к шурфу.

— Ты куда? – удивленно спросил парень.

— Назад, — бросила через плечо Моника, — там еще работы невпроворот.

Спасатель кивнул и бросился к конторе.

Клеть уже была готова к работе, когда со стороны стены послышались короткие удары.

— Ребята на подходе, — заметил Крис, — Норвик, слетай к вентиляции, глянь, как там Моника успевает.

Но девушка, спустившаяся вниз, ухватившись за кабель электропитания, догнавший ее при спуске, уже бежала навстречу, волоча в одной руке конец кабеля, а в другой – шланг воздуховода.

— Включаем насос! – скомандовал Крис. — Нам нужно минут пятнадцать, чтобы тут все очистилось. Воздух скоро погонят.

— А почему по шлангу? – удивился Норвик.

— Чтобы на верхние уровни не уходил, — ответил Крис, — он и так легче, чем метан, поэтому надо ждать, пока газ начнет уходить. Ты рукав хорошо расправил? Заторов по дороге не будет?

— Не должно, — покачал головой Норвик, — я следил.

— Ладно, — усмехнулся Крис, — я в тебя верю.

Насос, подключенный к брошенному с поверхности кабелю, заурчал, рукав, подсоединенный к выходному отверстию конструкции, зашевелился, наполняясь газом. Моника с силой подергала свой шланг, и уже через несколько минут из него с шипением пошел воздух.

— Берите кирки, — распорядился Крис, — поможем ребятам со стенкой.

— Вам помочь? – спросил голубоглазый, глядя, как троица странных пришельцев врубается в завал со скоростью проходческого комбайна.

— Управимся, — бросил через плечо Хоакин, — места мало.

— Если есть силы, помогите мусор оттаскивать, — попросил Войцех, — но не геройствуйте зря. Никому не интересно вас таскать, если в обморок хлопнетесь.

К моменту появления спасательного отряда, уже десяток человек находился в бессознательном состоянии, а еще пара десятков на грани. Но кислород из баллонов помог горнякам придти в себя. Самоспасатели раздали на случай, если показания приборов снаружи окажутся неточными. Как заметил Войцех, на себе его друзья по ту сторону завала эффективность работы очистительного насоса проверить не могли.

Горняки принялись отгребать мусор, и работа пошла еще быстрее. Войцех тихо выругался, когда кирка наскочила на заваленный труп. Пришлось потратить драгоценное время на извлечение тела из завала. Проход рубили почти в человеческий рост, восемь футов в ширину – на большее не было времени. Пару раз кирка провалилась в пустоту, и Шемет замирал в напряженном ожидании, не хлынет ли в трещину метан. Но обошлось.

На его стук ответили снаружи, и вскоре мерные частые удары, донесшиеся с другой стороны, сообщили, что с наладкой подачи воздуха там закончили и присоединились к друзьям, чтобы как можно скорее обрушить преграду.

Шахтеры выходили из плена, включившись в самоспасатели, очищающие воздух от остатков метана. По десять человек заходили в клеть и поднимались наверх. Остальные со смесью восторга и ужаса наблюдали, как странные спасатели тянут клеть, голыми руками взявшись за стальной трос, четверо, один за другим.

Моника поднялась наверх с первой группой, на случай, если с вагонетками что-то не так. Но транспорт работал исправно, и она снова спустилась вниз, присоединившись к тянущим канат вампирам к еще большему удивлению горняков.

Они выбрались из шахты последними, и Аронс встречал их лично. Его люди оттеснили от выхода из туннеля прессу и других желающих лично встретить спасательный отряд. На площадке стоял шум, родственники обступили спасенных, врачи, в большом количестве прибывшие на место, оказывали нуждавшимся срочную помощь, и рассаживали их в автобусы – независимо от заявлений о самочувствии, всех шахтеров собирались отвезти в ближайшую больницу для обследования или лечения.

— Все готово, — тихо сообщил Дэн Крису, — окна законопатили так, что и лучик не проскочит, дверь укрепили. Кроватей нет, но спальников на всех хватит.

— Да хоть на полу, — устало ответил Крис, — нам будет все равно.

Они поспешили к выделенному для них в конторе под дневной сон помещению, следуя за Аронсом. Небо на востоке уже начинало светлеть.

Шемет задержался, остановив уже простившегося с друзьями Дэна.

— Дверь запри снаружи, — тихо сказал он, — под дверью оставь сумку с... завтраком. На станции переливания договорись. И не отпирай, пока не убедишься, что это мы.

— А кто? – недоуменно спросил Дэн.

— Голод, — нахмурился Войцех, — я даже за себя не ручаюсь, дружище. Мы, если подумать, все-таки, монстры.

— Монстры сидят в дирекции, — возразил Аронс, закрывая за Шеметом дверь, — а вы...

Он не договорил.

— Чтоб тебя! – это было выражение, самое близкое к ругательству, на которое Синди была способна.

Она гнала из Нью-Йорка всю ночь, случайно узнав от Мелисенты, что Войцех, Крис и все остальные отправились на место аварии. Девушка видела новости, и ее сердце сжималось при мысли о погибших и запертых в забое шахтерах. Но чем она могла помочь?

Крис, как оказалось, знал чем.

И Синди, ругая себя на чем свет стоит за недальновидность, вскочила за руль своего Шевроле и помчалась в Пенсильванию, даже иногда превышая скорость.

Но, добравшись до места, обнаружила, что Крис и все остальные уже заперлись в конторе, да еще и под надежной охраной. Журналисты и телевизионщики все еще крутились на месте, в ожидании, когда можно будет взять у героев интервью. Пока они донимали вопросами спасшихся шахтеров.

Синди вздохнула, опустила защитные чехлы на окнах Шевроле, и уснула, положив голову на руль.

113. Шахта «Изумрудная». Пенсильвания. Войцех. Крис

Войцех проснулся за час до заката. Осторожно пробираясь между спящими на полу друзьями, подошел к двери и нажал ручку. Дверь не поддавалась. Шемет чертыхнулся вполголоса, рассмеялся собственной глупости – разбудить спящего вампира может разве что ядерный взрыв, вспомнил, что сам накануне велел Аронсу запереть дверь, и взялся за телефон.

В области желудка, расползаясь по всему телу ледяными щупальцами, зияла дыра, кожу кололо миллиардами раскаленных иголок, в голове клубился тяжелый туман. Но мысли под ним были чистые и ясные. Войцех, впервые за долгое время, ухитрившийся довести себя до состояния полной опустошенности, с удовлетворением обнаружил, что Зверь, если и остался глубоко внутри, то даже на зов Голода не откликается.

Даниэль на звонок ответил сразу, убедившись, что Шемет в полном адеквате, отпер дверь, благо в коридоре стояла такая же непроглядная тьма, и вручил Войцеху довольно тяжелую сумку. Малкавиан на ощупь вытащил пакетик, осушил его парой длинных глотков, еще парочку запихал в карман, и, оставив сумку в комнате, вышел к Дэну.

Они заняли небольшой кабинет, свет зажигать не стали, чтобы не привлекать внимания дежурящих у входа в контору телевизионщиков.

— Есть новости?

— Масса, — улыбнулся Аронс, — мне звонил Фьялар Бруниссон.

Фьялар передавал друзьям свои поздравления с успешным завершением операции, сообщал, что прибыть не может – они с Картером по уши закопались в техническую документацию и нарыли там такую бомбу, которая могла рвануть похлеще метана. Вандервейден опасался хоть на минуту оставить все это без присмотра, не доверяя никому, кроме Фьялара, до тех пор, пока документы в установленном порядке не будут переданы следственной комиссии.

Кроме того, Фьялар не пожалел времени, чтобы просветить Дэна относительно природы неожиданно свалившихся ему на голову помощников. Пара уточняющих вопросов, которые он все-таки задал Войцеху, убедила Шемета в том, что лучшего лектора на тему «Все, что стоит знать о вампирах, за полчаса» они не нашли бы и среди Сородичей.

А еще их узнали. То, что герои дня к тому же являются музыкантами стремительно восходящей к мировой славе метал-группы, изрядно подстегнуло рвение журналистов в погоне за сенсацией, и выход к прессе им предстоял нелегкий.

— Фьялар просил передать, что Картер распорядился клыки не прятать, — слово в слово повторил Дэн полученные указания, — но я не очень понял, что это означает.

— Картер Вандервейден занимается подготовкой законопроекта. Референдум о легализации нашего существования, — пояснил Войцех, — похоже, им нужна картинка, способная повлиять на общественное мнение.

— Сделаю все, от меня зависящее, чтобы общественное мнение совпало с моим, — улыбнулся Аронс, — а ребята, которых вы вытащили, к этому добавят.

Войцех помрачнел.

— Ты говорил, что там, возможно, остались еще люди, под завалами, — напомнил он, — как долго они могут продержаться?

— В каждом случае – по-разному. Зависит от того, насколько им хватит воздуха. Потом воды. Потом пищи. Но до последнего вряд ли кто-то дотянет.

— Я... – Войцех сделал длинную паузу, — я мог бы отыскать тех, кто еще в сознании. Я могу почувствовать любую мысль, если она разумна. Или безумна. Главное, чтобы это была человеческая мысль.

— Там все еще опасно, — напомнил Аронс, — очистные и ремонтные работы начнутся только после того, как комиссия сделает выводы о причинах аварии.

Войцех пристально поглядел в глаза Дэну.

— Если сумею, я попробую их вытащить, — тихо сказал он, — если нет... Дэн, как долго человек умирает без воздуха? Без воды? Что он при этом чувствует?

— Иди к черту! – взорвался Аронс. – Ты прав. Но...

— Значит, я иду, — сообщил Войцех, — заодно и от интервью отверчусь. Есть вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать.

— Насчет несгораемости на солнце?

— Насчет личной жизни, — вздохнул Войцех, — хотя несгораемость тоже объяснять не хочется.

На этот раз Войцех шел налегке. До пробуждения компании он успел выгрести из сумки изрядно количество пакетиков. Кровь была не свежая – с добавками консервантов, и ее расход раза в полтора превышал обычную норму. В подсобке спасателей он на всякий случай разжился десятком самоспасателей и прочной веревкой. Распихав все это по карманам чистой спецовки, надетой поверх собственной одежды, Войцех тихо направился к вентиляционному шурфу, из которого накануне выбиралась Моника.

Охраны там уже не было, но воздуховод и кабель электропитания все еще уходили во тьму. Шемет поправил рюкзак, готовясь к длинному спуску.

— В самоволку собрались, капрал Шемет? – на плечо легла рука Криса.

— Как ты догадался? – недовольно спросил Войцех.

— Кровь посчитал. А потом Аронса к стене припер.

Крис резко развернул Войцеха за плечо, лицом к себе.

— Ты никуда не идешь, Шемет. Это приказ.

— Приказы были на войне, капитан. А я в бессрочном отпуске.

Войцех отвернулся, и заговорил тихо, глядя в никуда.

— Я их слышу, Крис. Отзвук далекого безмолвного крика, тише ветерка за морями. Тише шепота, тише шороха. Но, если я не пойду, этот вопль будет вечно звучать у меня в голове.

Крис кивнул.

— Я пойду с тобой. Не корчи из себя героя-одиночку, если можно следовать инструкции.

— Инструкции – это святое, — ухмыльнулся Войцех, — а как же распоряжение Фьялара об эффектной речи перед камерами? Я думал, ты свой шанс не упустишь.

— Мой шанс от меня не уйдет, — Крис приложил правый кулак к сердцу, — «Но пассаран!», «Победа или смерть!». А уверить журналюг в том, что мы – мечта человечества, и Норвик сможет.

— Да уж, — рассмеялся Войцех, — Норвик – воплощенная харизма. Ладно, убедил. Ты уже собрался, или действительно надеялся меня остановить?

— Собрался, — подмигнул Крис, — хотя попытаться стоило.

— Тогда – вниз, — Войцех взялся рукой за кабель и скрылся в темноте провала.

Синди стояла в толпе и смотрела на импровизированную сцену, где в этот момент отмытый до золотистого лоска и блеска импозантный Норвик отвечал на вопросы журналистов в идеальных пропорциях сочетая в своей речи пафос и юмор. Рядом стояла Моника, издалека заметная по красному ирокезу, и братья Калос, которых Синди знала совсем плохо. Ни Криса, ни Войцеха там не оказалось, и девушку снедала тревога.

Крис в последнее время был слишком занят, и их невинные вечерние прогулки почти сошли на нет. Но она чувствовала, что редкие встречи приносят ему неподдельную радость, и почти не обижалась, решив отложить давно назревший разговор до более удачного момента.

Синди хотела было протолкаться к сцене и спросить у Моники, где Крис. Но что-то остановило ее. Девушка прислушалась к своим ощущением. Как любой Тореадор, она была прекрасным эмпатом. Чтение мыслей – это для Малкавиан, Тореадор чувствуют эмоции. Даже чужие ей люди или Сородичи оставляли за собой тонкий шлейф радости, горя, страха, который она была способна ощутить на расстоянии. А уж с Крисом...

Он был глубоко, под землей. В черной темноте шахты, где любой неверный шаг грозил взрывом или обвалом. И ему было... больно? Тревожно? Она с трудом могла понять, что именно вызывает в любимом такую бурю эмоций, но это не имело значения. Сейчас только она могла его найти. Только она могла ему помочь.

Синди резко повернулась и бегом бросилась к чернеющему за зданием конторы входу в шахту.

Поначалу все шло, как нельзя лучше. Войцех сосредоточился на самых сильных сигналах, источники которых, к тому же, оказались совсем неподалеку от того места, откуда они вытащили застрявших в забое горняков. Лопаты и кирки они подобрали на месте и через полчаса работы откопали двоих шахтеров, скрючившихся в три погибели под обрушившейся кровлей короткого прохода. Воздуха там оказалось достаточно, но людей уже донимала сильная жажда. Откопанные были в сознании, и их отправили к вагонеткам в той же клети, в которой поднимали рабочих накануне.

Потом они поднялись уровнем выше. Там взрыв прокатился с особой силой, и выживших, на первый взгляд, остаться не могло. Но в монтажной станции, пробиваться к которой пришлось через двухметровый завал перед дверью, обнаружился еще один человек. Ему повезло, несмотря на то, что метан заполнил все проходы, в комнате оказался изрядный запас самоспасателей, на момент прибытия помощи почти израсходованный. Шахтер уже бредил, но они дотащили его вниз и отправили к вагонеткам, в надежде на то, что он сумеет выбраться. Провожать не стали, Шемет беспокойно озирался через плечо, чувствуя, что в шахте еще теплится чья-то жизнь.

В пещеру, образовавшуюся почти в толще скалы, ему пришлось пробираться в Форме тумана. Крис ждал минут десять, и, когда Войцех материализовался рядом с ним, мрачнее тучи, вопросов задавать не стал.

— Еще двое, — сообщил Войцех, прикладываясь к пакету, — и можно будет уходить.

Одного они нашли. Снова на самом нижнем уровне, уже за выстроенной для удержания воздуха перегородкой за подъемником. Ко второму так и не успели. Громыхнул далекий взрыв, и потолок обрушился на них, придавив Криса грудой камней и пробив его грудь куском железной арматуры. Войцех, отделавшийся парой ушибов и рассеченной до кости щекой, вытащил прут из груди Криса и взвалил его на себя, пробираясь к просеку, по которому они спускались в первый раз. О том, чтобы тащить израненного Бруха вверх по стальному канату, удерживающему клеть, не было и речи.

Через полчаса Крис уже мог идти сам. Они поднялись по вертикальному шурфу, где все еще висел трос, на котором они спускали тележки, и поползли по низкому проходу, ведущему к верхним галереям. Уже почти на выходе в туннель, гору опять тряхнуло. На этот раз у Криса оказалась сломана нога – кость торчала из середины бедра, пробив спецовку. С Войцехом дело обстояло хуже – из многочисленных порезов хлестала кровь, но, главное, ноги отказали совсем. Вероятнее всего был задет позвоночник.

— Один-один, — ухмыльнулся Крис, — теперь моя очередь тебя тащить.

— Если успеешь, — слабо улыбнулся Войцех, — я регенерирую быстрее.

— Тебе все равно не меньше получаса понадобится, — заявил Крис, — а мне и десяти минут хватит. Вот, лови!

Он перебросил Войцеху пакетик, вытащенный из нагрудного кармана. Запасы Шемета, изрядно поуменьшившиеся после Формы тумана, к тому же пострадали при обвале.

Войцех кивнул и поймал пакет на лету. Но приложиться не успел. Из туннеля донесся звук быстрых шагов.

Синди вышла на них неожиданно. Последний кусок пути она почти бежала, боль Криса звала ее и тянула вперед. Он лежал у стены, бледный как полотно, но завидев ее, улыбнулся искренне и тепло.

— Синди! Как же я чертовски рад тебя видеть. Молодец, девочка.

Он приподнялся на локте и кивнул в сторону Войцеха, взглянув на которого Синди тут же отвела взгляд. Малкавиан выглядел ужасно – месиво клочьев одежды, рваного мяса и окровавленной кожи.

— Забирай Шемета. Я догоню вас минут через пять.

Синди прислушалась. В горе глухо рокотал метан, вырвавшийся на волю из одного из сдвинутых взрывом пластов угля. Она бросила на Шемета умоляющий взгляд и тот едва заметно кивнул.

— Прости любимый, — она прошептала это одними губами, и, собрав в кулак всю свою волю, ударила Криса «Оцепенением». Не ожидавший ментальной атаки Бруха мгновенно обмяк, и Синди, взвалив его на плечо, бросилась в туннель, к вагонеткам.

Через минуту за ее спиной прогремел оглушительный взрыв. Самый мощный с начала аварии. Половина горы обрушилась внутрь себя, засыпая штреки и шурфы, проходы и галереи. Синди едва успела вытащить уже приходящего в себя Криса из устья туннеля, когда своды рухнули, навсегда запечатав «Изумрудную» со всеми живыми и мертвыми, еще остававшимися там.

— Где Шемет? – Крис пришел в себя, обнаружив, что лежит на каменистой земле, рядом с упавшей на спину Синди.

Ее клетчатая рубашка, вся измазанная угольной пылью, разорвалась, и взгляд Криса упирался в почти обнажившуюся упругую белую грудь.

В воздухе медленно оседала взвесь каменной крошки и пыли, от заваленного входа в шахту несло жаром и гарью.

— Ох... – Синди выскользнула из-под лежавшей на ней руки Криса и села, обхватив колени руками, — он не успел... Наверное...

— Ясно, — Крис поднялся на ноги и, чуть прихрамывая, направился к зданию конторы. Навстречу ему уже бежали Моника и Дэн.

— Шемет? – Моника с тревогой взглянула на Криса.

Он молча мотнул головой в сторону шахты. Синди уже подходила к ним, но Моника, казалось, видела только своего Сира.

— Фьялар здесь, — сухим отстраненным голосом сообщила она, — и Картер.

— Это хорошо, — кивнул Крис и повернулся к Дэну, — возможно, Шемет еще жив. Есть шанс?

Дэн покачал головой.

— Теперь работы начнутся не раньше, чем в следующем году. Мистер Вандервейден уже оформляет иск. Все нарушения ТБ происходили не только с ведома, но и по прямому указанию владельцев компании. Штрафами они не отделаются. «Изумрудная», похоже, пойдет с молотка. Если вообще кто-то возьмется за то, чтобы снова здесь рыть.

— Значит, проехали, — Крис снова обернулся к Монике, — где Фьялар?

— В конторе. Чуть стену кулаком не проломил, когда узнал, что вы внизу.

— Пойду, помогу, — Крис развернулся и быстрым шагом направился к зданию конторы.

— Что «помогу»? – спросила вдогонку Моника.

— Стену ломать, — бросил через плечо Крис.

Они задержались еще на три дня.

Фьялар с Дэном изучили план шахты вплоть до мушиных следов, только чтобы придти к выводу, что он уже бесполезен.

Вандервейден от заката до восхода безуспешно пытался нащупать малейший проблеск сознания Малкавиана, и в общую спальню его приходилось затаскивать чуть не силком.

Из ближайшей рощи, в полумиле от шахты, примчался Фионнбар, как был, в запыленном плаще и иссеченных серебристых латах. Новость настигла его в Шотландии, где Ши его дома сражались бок о бок с Домом Бомайн, с ирландским ополчением, к которому в последний момент присоединилась группа хмурых небритых парней из Ольстера, и с горными кланами в тартане, заглушавшими залпом из винтовок неизменные волынки.

— Уна уже у нее, — ответил Князь на вопрос о том, кто сообщит Мелисенте страшные известия, — помочь не поможет, но проследит, чтобы чего дурного не случилось.

Пробиться в гору через Грезу тоже оказалось невозможным. Боль и ужас трагедии свились в Стране Снов тугим клубком, и чудовищные химеры бродили там, пожирая трупы ночных кошмаров.

На третьи сутки Фьялар объявил отъезд. Автозак он подогнал еще в первый день. Дакоту решено было забрать позже, когда Мелисента будет в состоянии определиться, что с ней делать.

Поражение нужно было принимать достойно. Так сказал Фьялар, и спорить с ним не стал даже Крис.

Синди так и не удалось за все это время поговорить с Крисом. Бруха был страшно занят. То помогал Фьялару с раздачей пособий пострадавшим шахтерам и семьям погибших, то участвовал в пресс-конференции канала BBC, то вместе с Моникой разбирал электронную почту и рассылал закодированные послания – подпольная работа не признавала простоя ни при каких обстоятельствах.

Синди недоумевала. Фьялар, Норвик, Рамо и Хоакин, Моника, даже утонченный и благовоспитанный до приторности Вандервейден – все они игнорировали ее, словно не она вытащила Криса из шахты. Шемет, безусловно, был общим любимцем, но не до такой же степени, чтобы так откровенно демонстрировать настроение «лучше бы он спасся, а Крис погиб». Криса тоже любили. Значит, дело было в другом, но Синди никак не могла понять, что она сделала неправильно.

Криса она поймала вечером накануне отъезда.

— Я уезжаю в Нью-Йорк, — сообщила она, потупившись, — может, подвезти?

— Спасибо, не стоит, — покачал головой Крис, — я со всеми утром поеду.

И тут Синди прорвало.

— Что, ну что я сделала не так? За что вы все меня ненавидите? А если бы я вытащила Шемета, а не тебя? Все, включая Войцеха, возненавидели бы меня за то, что погиб ты? Я же не могла вытянуть вас обоих!

— Тебя никто не ненавидит, — устало процедил Крис, — даже я. Просто стало окончательно ясно, что ты чужая. Ты не одна из нас. И я думаю, тебе лучше уехать из Нью-Йорка.

— Но почему? Я же...

— Спасла меня? Возможно. Или я выбрался бы сам. После победы революции тебе, наверное, поставят памятник. У людей странные воззрения на то, кому ставить памятники. Но такая красивая девушка украсит любую площадь.

— Крис! За что?

— Я не хотел тебя задеть, — пожал плечами Крис, — просто настроение паршивое. Мы все... Мы много раз вытаскивали своих из-под огня, из полыньи, из чертовой задницы. Спасение уже перестало казаться чем-то из ряда вон. Спасаться – это рутина, Синди. А Шемет погиб. И нам всем с этим жить. У нас общее горе, Синди, и тому, кто в этот момент радуется чьему-то дурацкому спасению, в нем нет места.

— Но ты для меня – не «все», — пролепетала девушка, — ты – единственный. Я за тебя умерла, я живу ради тебя, и я с радостью умру за тебя снова.

— Лишние хлопоты, Синди, — нахмурился Крис, — можешь мне поверить.

— Неужели в тебе не осталось ни капли любви ко мне? – с горечью спросила Синди.

Крис исподлобья взглянул на нее.

— Именно в память о нашей любви я сейчас и чешу с тобой языком о всякой хрени, а не прошу заткнуться и валить во Фриско немедленно!

Синди отшатнулась, как от удара. Из глаз брызнул слезы, прочертив ярко-алые дорожки на побледневших щеках.

— Любовь – это так больно, Крис, — тихо прошептала она, — мне кажется, у меня сейчас разорвется сердце...

— Твоя проблема, — зло бросил Крис, — хватит на меня давить. Еще никто и никого не полюбил за бесполезные страдания. Любовь ушла, Синди. Сдохла и похоронена в той могиле, откуда я выбрался. Гормональный фон с тех пор стабилизировался, задранные юбки и расстегнувшиеся блузки у меня больше не вызывают пото и слюноотделения, размер штанов не меняется в зависимости от времени суток. Меня это устраивает на все сто.

— Ты говоришь так, потому что даже не знаешь, что потерял, — Синди залилась краской, но продолжила, — если у тебя что-то и было «потом», это не счет. Но, может, я и смогла бы...

— Ах, вот оно что... – протянул Крис, — секс-терапия для закомплексованного девственника. Мертвого, правда, но это же мелочи. Ты ошиблась, милая, я знаю, что я «потерял». Странное слово. У меня все на месте, меня все устраивает.

— Ты врешь, — сердито заявила Синди, — специально, чтобы меня позлить.

— Я? Конечно, я не из тех парней, которые пудрили девчонкам мозги, не собираясь жениться. Совесть у меня есть. Была. Но пташек из салуна старого Коллинза я иногда навещал. Разбитные были девчонки, недотрог из себя не строили. Не любовь, согласен. Но слова дурного о них ни тогда не сказал, ни сейчас не скажу.

— Шлюхи, — выплюнула Синди, — грязные шлюхи.

— Шлюхи были в заведении тетушки Салли, — возразил Крис, — а пташки из салуна честно зарабатывали на жизнь пением и танцами. Сейчас я бы сказал, что они просто опередили свое время во взглядах на права женщины. Но это уже не важно, ни для них, земля им пухом, ни для меня.

— Если бы тебе это не было важно...

— Синди! Хватит! – сердито нахмурился Крис. — Я ведь знаю, что тебе самой это нужно не больше, чем мне. Ты все еще живешь иллюзией столетней давности. Я не понимаю, чего ты хочешь.

— Чтобы... – Синди всхлипнула, — чтобы все стало, как было. Я понимаю, что это невозможно. Но мы можем хотя бы попытаться... А ты... Даже тогда... С этой... Ты только притворялся, что любишь меня. Ты вообще неспособен кого-то любить. Тебе даже этот злобный карлик Вэйнврайт и ухмыляющаяся стерва дроу дороже, чем я...

— Ты даже не представляешь, насколько в точку, — едко заметил Бруха, — Лорд Бес... Надо же... Я и не заметил, как старый пройдоха в душу влез.

— Нет, — не унималась Синди, — я еще понимаю, Моника. Она твое Дитя. Но все остальные...

— Все остальные – это мои друзья? – сердито уточнил Крис. – Я пытался предложить тебе самое дорогое, что у меня есть, Синди. Мою дружбу. Место среди моих друзей. Но ты не захотела этого. Даже та рыжая деваха за две недели съезда больше сделала, чтобы стать одной из нас. Жаль, у нее нет дел в Нью-Йорке. С ней есть, о чем поговорить. А о чем мы говорили с тобой? Вспоминали прошлое? Будущего у нас нет. Такого, о котором ты мечтаешь, — точно.

— Я знаю, чего стоят слова «Давай останемся друзьями», — с горечью заметила девушка, — это всего лишь вежливое «Ты мне не нужна».

— Я не сказал «останемся», — возразил Крис, — я сказал «будем».

— Что такое друг? – Синди обиженно надула губы. — Один из многих. Друзей может быть сколько угодно. Ты для меня – единственный в мире.

— Для меня каждый из моих друзей – единственный в мире. Я люблю своих друзей. Но тебе этого было мало, ты хотела заменить собой весь мир. Ты появлялась в компании не как друг, а как «девушка Криса». И только за это им следовало тобой восхищаться?

— Мелисента тоже появлялась как «девушка Войцеха», — заявила Синди.

Эти слова вылетели у нее против воли. Все это время она тщательно избегала разговора о судьбе Шемета, слишком свежа была рана, слишком двусмысленна ее собственная роль в случившемся. Девушка сжалась в комок, словно в ожидании удара, но Крис, к ее удивлению вдруг замер, словно увидел перед собой призрак.

— А ведь ты права... – тихо проговорил он, — девочка старалась. А мы, взрослые и умные, уверенные в себе и умудренные опытом, так и продолжали глядеть на нее свысока. Слишком уж она юная. Мы так и не приняли ее на равных...

Он замолчал и глубоко задумался. Синди тоже не произносила ни слова, опасаясь новой ссоры.

— Никогда не понимал Шемета, — Крис говорил в пустоту, сам с собой, это Синди поняла очень хорошо, — Сколько я его знал, он волочился за каждой юбкой. Говорил, чтобы навыка не потерять... Зачем? И потом, когда он с этой девчонкой связался... Я ее лично придушить был готов, если Кадир до него доберется. А потом, ничего, привык... Но все равно не понимал, что он в ней нашел. Ну, глазищи синие... Но это не мое дело. Раз Войцеху это нужно – пусть у него будет. Вот такой расклад... А теперь... Говоришь, Мелисента приходила с Войцехом? Значит, теперь она будет приходить с Крисом.

— Вот ты и высказал, что у тебя на уме, Крис Дикинсон, — с едкой горечью прошипела Синди, — дружба, конечно, великое дело. Но у Войцеха было то, чего у тебя не могло быть никогда. А теперь ты сможешь его заменить.

— Идиотка! – Крис едва удержал руку. – Никто и никому не сможет заменить Войцеха. Ни ей, ни малышке, которая так и не увидит отца, ни мне. Я... Я не помню. Наверное, я тоже мечтал о детских голосах в доме. А еще о дойных коровах в хлеву и о жареной курице по воскресеньям. Стоило сдохнуть и прожить еще век с лишком, чтобы понять: это не для меня. И раньше было не для меня, я бы с тоски помер, если бы мои мечты осуществились. А мой друг, Войцех Шемет, решил иначе. И, что бы я ни думал о его решении, я его уважал. А теперь... Знаешь, если подумать, «дядя Крис» не так уж плохо звучит.

Крис тряхнул головой и поглядел на Синди так, словно впервые ее увидел.

— Знаешь, вали-ка ты отсюда, пока не поздно. А то еще рассвет в дороге застанет, начнешь помирать с моим именем на устах. А мне такая романтика нахрен не сдалась.

— И это всё? – Синди попыталась взять его за руку, но он торопливо отступил на шаг.

— Всё.

Крис развернулся на каблуках и быстрым шагом скрылся в темноте.

114. Улица Седова. Ленинский район. Ростов-на-Дону. Маша. Зоя

— Не работает твоя схема,— с огорчением заметил Саня, — какая-то обрезанная звезда получается.

— Ну да… — грустно протянула Маша, — а жаль. Такая складная теория выходила.

— А в физике ты тоже результаты экспериментов под выводы своих теорий подгоняешь? – с иронией произнесла Зоя.

— В физике, если теория действительно хороша, мы ищем недостающее звено, — чуть свысока ответила девушка, — чтобы бозон Хиггса поймать, вообще целый БАК построили. Ну, не только для этого, конечно.

Они замолчали, и каждый задумался о своем, разглядывая лежащую перед ними на столе карту Ростова, с отмеченными на ней местами, где удалось засечь выплески странной силы. На первый взгляд, расположение казалось беспорядочным. Но, когда Маша прочертила линии, соединяющие самые дальние из обнаруженных точек, получилась почти правильная геометрическая фигура. Еще пара уточнений, отсекающих попавшие в очерченную на карте область районы, где никаких аномалий не обнаружилось, в итоге дали почти идеальную пентаграмму. За тем исключением, что два нижних луча звезды обрезал Дон, а центр ее попадал на тот самый Зеленый остров, о котором еще в Москве рассказывал Саня.