Операция "Рагнарёк"

Он вопросительно взглянул на Делию.

— Зависит от расстановки сил на момент начала военных действий, — ответила дроу, — и от выбранного поля битвы. Я бы предпочла Асгард, но события могут меня опередить.

Беккет машинально вытащил пакетик из кастрюли и отхлебнул прямо из пластикового горлышка.

— Вот оно что… — протянул он, вытирая губы тыльной стороной руки. Только сейчас Делия заметила, что его длинные пальцы, поросшие густым волосом, больше похожим на волчью шерсть, заканчиваются длинными острыми когтями, — не зря, выходит Девы всполошились.

— Девы? – Норвик сверкнул глазами.

— Валькирии. Несколько дней назад я видел тут Хильду. И еще троих, но они мне не знакомы.

— Брунгильда? – голос Норвика охрип.

— Понятия не имею, где она, — пожал плечами Беккет, — а эти направились в Калифорнию. В Лос-Анджелес.

Он в задумчивости постучал пальцами по столу. Когти громко щелкнули по стеклянной поверхности.

— Ксавьер снова вернулся к охоте. Я затем и пришел, чтобы тебе это сообщить. Друзья Гару – его враги. Клан и так раскололся на стаи, а тут еще и это. И Хильда со своим, то есть, с твоим Рагнарёком. Есть о чем задуматься. Держи свои контакты с волками в тайне, даже от Гангрел, — добавил он, — по крайней мере, до тех пор, пока ситуация не прояснится. Я попробую задействовать старые связи и выяснить, что задумал Ксавьер. А Норвик…

— Норвик здесь ни при чем, — заявил викинг, — я Тореадор, а не Гангрел.

— Норвик ни при чем, — согласился Беккет, — а у Эгиля к валькириям был счет, если я не забыл.

Скальд с раздражением посмотрел на Беккета.

— Ладно, — кивнул он, — попробую ее отыскать. Только я не уверен, что она не перегрызет мне глотку раньше, чем я успею сказать «Добрый вечер».

Пока Фьялар вводил Беккета в курс Асгардской политики и соотношения сил в Девяти Мирах, Делия уволокла Машу в звукорежиссерскую кабинку, отделенную стеклом от студии, служившей по совместительству гостиной. Новости о регистрации «Белой башни» заботили ее больше, чем межклановые интриги. По мнению девушек, Фьялар слишком полагался на обитателей Мира Тьмы и недооценивал растущую сеть вовлеченных в магию обычных людей.

Правда, как использовать эту сеть, девушки и сами понятия не имели. Та «Белая башня», из книжки, была скорее политическим центром, осиным гнездом интриг, с жесткой дисциплиной, направленной на воспитание в ученицах преданности интересам Башни, а не просто учебным заведением. Ни Делия, ни Маша не мыслили себя серыми кардиналами Мидгардской политики. Да и добиться необходимой для этого централизации пока не представлялось возможным.

С другой стороны, была еще башня Черная. На ответственности совершенно безответственного в последнее время Войцеха. Что происходило в ее рядах, и не рвались ли новоявленные маги к власти над миром прямо сейчас, пока у них в гостиной вампиры мирно попивают кровь из пакетиков, угадать было нельзя. А Войцех, как назло, на звонки не отвечал, и вообще вызывал большие сомнения в качестве потенциального Архмага.

Все эти соображения Делию не радовали вовсе. Она даже поделилась с Машей идеей перепоручить организационную часть МакГи-старшему, но Маше идея определенно не понравилась. Она гораздо лучше Делии знала, что интересы, которые в Лэнгли считают общечеловеческими, слишком часто оказываются всего лишь внутренними интересами Организации.

Самые странные известия Маша приберегла под конец. Даже сидевший с вампирами Бобби удивленно оглянулся, почувствовав тревогу, охватившую девушку. Профессор Хоукс, ознакомившийся с курсовым проектом Маши по теории суперструн, проект велел прикрыть, выдав девушке из своих запасников рядовую, но добротную работу. По его мнению, она слишком близко подобралась к открытию, которое может заинтересовать военных настолько, что остаток жизни ей придется провести в какой-нибудь закрытой лаборатории. Делия с трудом понимала термины «нахлест вероятностных петель» и «интерференция мнимых измерений», но общую концепцию уловила. Машина мечта о порталах в другие измерения была близка к осуществлению.

Делия вздохнула. Она уже не была уверена в том, что ей хочется завершить свое задание в столь рекордные сроки.

Фьялар и Беккет продолжали свою беседу, и девушки, переглянувшись, открыли сайт свадебных платьев, принявшись обсуждать фасон произведения модельного искусства, достойного украсить Делию на предстоящем торжестве.

*Гару – самоназвание вервольфов

* Геенна и Джаханнам – два разных произношения одного слова

* В США не существует внутренних паспортов, поэтому большинство американцев в качестве удостоверения личности носят с собой водительские права

32. Сохо, Манхэттен, Нью-Йорк. Войцех

Войцех появился в студии за час до рассвета, когда все уже разъехались, а Фьялар и Делия помогали Диззи разгребать оставленный гостями беспорядок. Почти не глядя, подписал контракт, сдал Делии администраторский пароль от «Черной башни», заявив, что в сети никто не отличит белокурого вампира от темного эльфа, отыграл, к немалой радости Диззи, четыре варианта соло из «Моби Дика» и отключился тут же, на диване, так, что Фьялару пришлось волочить его на руках в светонепроницаемый подвал для гостей.

Солнце еще не село, когда бледный как полотно Войцех поднялся в студию. От вопросов Фьялара только отмахнулся рукой, еще раз повторив обещание придти на назначенную через четыре дня репетицию. Зато Делию отозвал в сторону.

— Я дам ей твой номер, можно?

— Зачем?

— Если что-то случится днем, когда меня нет в живых.

— Что может случиться?

— Не знаю. Что угодно. Я боюсь.

Отказать ему Делия, конечно, не смогла, и Войцех умчался в свою фешенебельную берлогу прихорашиваться для очередного свидания. Делия с тревогой поглядела ему вслед. Если поначалу она только беззаботно усмехалась, представляя, как повезло девчонке с кавалером – гусар, настоящий граф, побывавший, как минимум, при двух королевских дворах, и вообще прекрасный принц – то теперь она начала понимать, что подобное нарушение Маскарада ни к чему хорошему привести не может.

Охота отняла больше времени, чем ему хотелось. Кровью пришлось запасаться в избытке, Зверя, с жадностью поглядывающего на Мелисенту, нужно было держать на коротком поводке.

— Ты сможешь сама приехать ко мне? – спросил он, набрав ее номер, — не хочу терять драгоценное время. И неприятностей дома для тебя не хочу. Я заплачу за такси, когда ты приедешь.

Но Мелисента, чуть дрогнувшим голосом, попросила сводить ее в кино. Войцех встревожился, но помчался к ней, и уже первый поцелуй заставил его улыбнуться.

Под нежным ароматом цветочного мыла ее запах почти неуловимо изменился, и он понял, чего она опасается. От нее веяло нежностью, теплом и легким смущением.

Будь на ее месте кто-то другой, он нашел бы слова. Убедил бы, что это не имеет значения. Воспользовался бы этой парой-тройкой дней, чтобы получить хоть что-то для себя. Но его трогала ее стыдливость, ее смущение, столь причудливо сочетавшееся с пылкостью первой любви.

Они сидели в темном зале, держась за руки, и Войцех целовал тонкие пальчики, один за другим, и вдыхал ее запах. И потом, у ее квартиры, касался ее губ целомудренно и нежно, не давая повода опасаться, что ему сегодня захочется чего-то большего.

На следующий вечер он сводил ее танцевать в клуб, где работала Делия. Дроу, постаравшись вложить в дежурные слова знакомства как можно больше дружелюбия и тепла, одолжила Мелисенте одно из своих платьев, и Войцех, вопреки современной моде, кружил ее по залу в венском вальсе, заложив левую руку за спину, словно на петербургском балу.

Еще один вечер они, все-таки, пропустили. Войцех, наконец, занялся приведением в порядок своих магических дел, к немалому удовольствию Делии и Маши. Дроу попыталась было заговорить с ним о том, куда может завести его опасная тропинка, по которой он бросился очертя голову, но Войцех смерил ее таким взглядом, что она проглотила свои слова.

— Просто помоги ей, если понадобится, о-кей? – сказал он, и Делия молча кивнула.

На репетицию Войцех заявился во всей красе – в концертном доломане с серебристой бахромой и стальной клепкой, в лосинах и сапогах, ведя под руку Мелисенту, нарядную и сияющую гордостью, что ей позволили войти в число избранных, прикоснувшихся к будущей славе группы.

Делия все еще не вернулась из клуба, Маша и Бобби, не слишком преданные металлу, решили провести вечер вдвоем, и Войцех усадил Мелисенту в кресло рядом с пультом Диззи, тут же гостеприимно предложившего ей джойнт. Девушка с улыбкой отказалась. Войцех настороженно оглядел студию, убедившись, что на столе и по углам нет ничего более предосудительного, чем виски, и уселся за ударную установку, крутанув палочки.

Они уже третий раз проходили начало новой баллады, когда Фьялар, чуть не отшвырнув свой Лес-Пол, обернулся к Войцеху, рявкнув так, что зазвенели медные тарелки.

— Какого тролля? Ты не попадаешь в ритм на восьмую такта!

Войцех кивнул, и они начали снова. Не прошло и минуты, когда Фьялар, снова отложив гитару, теперь уже спокойно подошел к нему и спросил тихим голосом:

— В чем проблема?

— Дыхание, — так же тихо ответил Войцех, — и сердце. Отвлекает, зараза, сбивает ритм. Я никак не привыкну к его стуку.

— Она далеко, — Фьялар опустил голос почти до шепота, — она не заметит.

Войцех покачал головой.

— Дай мне еще шанс, я соберусь.

Фьялар кивнул, и на следующий раз баллада прозвучала до конца. Мелисента улыбнулась Фьялару, а Норвик, переглянувшись с ним, только пожал плечами.

Они уже почти закончили намеченную программу, когда Моника и Крис привезли из клуба Делию, даже не снявшую алого кружевного платья с широченной юбкой и глубоким декольте, призывно открывавшим ее округлые формы. Фьялар, воодушевленный этим зрелищем, отыграл свое коронное соло с вариациями во славу дамы, и музыканты присоединились к зрителям.

Войцех отозвал Фьялара в сторону.

— У нас мало времени до того, как Мелисенте нужно будет вернуться домой. Ей и так с трудом удалось добиться разрешения задержаться еще на час.

— И? – ухмыльнулся Фьялар.

— Можно нам подняться наверх? – спросил Войцех, взглядом указывая на лестницу.

— Только не оставайся там до утра, — улыбнулся Фьялар, — мне совершенно не улыбается провести остаток ночи на диване в студии.

— Понял, спасибо.

Войцех подошел к Мелисенте, что-то тихо нашептывая ей на ухо. Девушка покраснела, но позволила увести себя по лестнице наверх, держа спину слишком прямо, чтобы можно было поверить в то, что ее не тревожат устремленные ей вслед взгляды.

В спальне она и вовсе залилась краской.

Войцех торопливо вытащил из полуоткрытого шкафа простыню, завесив огромное зеркало прямо напротив кровати. Розовый кружевной предмет гардероба, зацепившийся за эфес висящей на стене эспады, снимать не решился, уважая чужую интимность. Поправил покрывало, метнув завалившийся в складках дротик в мишень, на которой, уже утыканная острыми стрелками, красовалась не слишком профессионально намалеванная ухмыляющаяся рожа в ореоле огненных волос.

— Не смотри, не думай, — прошептал он, взглянув Мелисенте в глаза, — ничего этого нет. Только ты и я. Вдвоем в целом мире.

Его слова утонули в донесшемся снизу дуэте гитары и арфы. Голос Норвика повел, и баритон Фьялара присоединился к нему.

Look into my eyes and you'll see I’m the only one

You've captured my love stolen my heart

Changed my life

Every time you make a move you destroy my mind

And the way you touch

I lose control and shiver deep inside

You take my breath away…*

— А теперь, мальчики, уходим, — улыбнулась Делия, когда баллада отзвучала последним вздохом, — по-моему, самое время устроить себе ночь в городе и проветриться.

— Тем более, с девушкой в таком наряде, — согласился Фьялар.

Они демонстративно громко хлопнули за собой, уходя, входной дверью.

Смущение еще было в ней, тихое и светлое, но страх ушел насовсем, сменившись таким безграничным доверием, что Войцеху стало слегка не по себе. Мелисента пылко откликалась на его ласку, и даже пару раз сама, робко и несмело, положила его руки туда, где ей хотелось почувствовать их теплые прикосновения. Девушка коснулась губами его соска, вопросительно взглянув в глаза, и Войцех чуть не выругался про себя. Конечно, он должен показать ей, чего хочет сам, что она может сделать для него. Иначе она снова испугается, что не нужна ему.

Когда она непроизвольно сжала его руку бедрами, словно прося задержаться, Войцех потянулся к висящему рядом с кроватью доломану, чтобы достать из кармана маленький пакетик. Но Мелисента, проследившая его движение, вспыхнула и прижалась губами к его уху.

— Не нужно, — она запнулась, — мне подружка принесла таблетки, я уже начала…

Войцех постарался вложить в поцелуй всю благодарную нежность, которую должны были вызвать в нем эти слова. На самом деле он растерялся. Способ, которым он, без всякой реальной необходимости, собирался воспользоваться, позволил бы ему тратить гораздо меньше крови на поддержание Маски. Теперь все становилось сложнее. Но ее решительность стоила того, чтобы рискнуть.

На этот раз он сыграл по всем правилам. Честно пытаясь угадать ее желания по сбившемуся дыханию, по тихому вздоху, по сжавшимся на его плече пальцам. По расширившимся зрачкам и пересохшим губам. И ее последний стон был лучшим призом, о котором он только мог мечтать.

Расслабляться они поехали в «Кровь и слезы», один из принадлежащих Иветт клубов, где Сородичи могли провести время, не слишком утруждая себя правилами Маскарада. Фьялар поднялся наверх, в бильярдную, где Крис и Моника решили научить его премудростям снукера. Делия осталась в баре, в компании Норвика.

— Тебе не нравится подружка Войцеха, — полувопросительно сказала Делия, вертя в руках бокал Амонтильядо.

— Дело не в том, нравится или нет. Я и сам думал к ней подойти, — Норвик покачал головой, — такое сейчас нечасто встретишь.

— Какое? – поинтересовалась Делия.

— Я не кормлюсь на детях, — пояснил Норвик, — это мерзко. Но кровь, она разная. Нынешние девицы, как правило, теряют во вкусе задолго до того, как входят в тот возраст, когда становятся пригодными для еды. Эта девчонка… Войцех мог бы морочить ей голову романтикой еще пару лет, сохраняя ее вкус. Мог бы сделать ее гулем – это немного портит букет, зато безопасно. Но он…

— Что? – все эти рассуждения о еде, высказанные в таком практичном и деловом тоне, заставили ее содрогнуться.

— Считай, что он зарезал дойную корову, чтобы полакомиться бифштексом, — зло бросил Норвик.

— Смертные для тебя всего лишь еда? – Делия с отвращением вспомнила, как Норвик припал губами к окровавленной руке Фьялара.

— Ты не понимаешь, — устало сказал Норвик, — мы – чудовища. Монстры. Мы не бессмертны, мы просто живем, теоретически, бесконечно долго. Но человек, которым мы были, может за это время умереть. И чем больше мы отказываемся принимать Зверя, которому нужна кровь, тем скорее умрет человек. Я… Ни один из нас не может позволить себе смотреть на людей иначе. Я сойду с ума вернее любого Малкавиана, если буду думать о том, что тот, чья кровь насыщает меня сегодня, — личность, со своими мыслями и чувствами, любовью и ненавистью, счастьем и горем. Но я все еще Эгиль. Все еще человек. И у меня есть друзья, которых я не трону даже ради спасения собственной жизни. За которых я буду сражаться и умру. Фьялар, ты, Маша, Бобби… Диззи, йотун забери его укуренную башку…

— Но Фьялар…

— А разве люди не принимают помощи друзей? Кровь – это мелочь, кто-то отдает почку или спинной мозг, чтобы помочь чужим людям, не говоря уже о друзьях и близких. Фьялар мне ближе любого Сородича, он мой друг. Мой брат, по духу, а теперь и по соединившей нас крови.

— Теперь это звучит красиво, — грустно улыбнулась Делия, — даже вдохновляющее. Зачем же тебе понадобилось говорить о том, что сделал Войцех, в таких мясницких выражениях?

— Мы любим своих друзей, Делия. Наши друзья, смертные или сородичи, делают нас сильнее. Они помогают выжить всему человеческому, что в нас осталось. Войцех… Я хотел тебе объяснить, что он мог бы увидеть в девочке всего лишь… донора… Если другое определение тебе претит. Мог, конечно, увидеть в ней друга – тогда он не тронул бы ее вовсе. Но он…

— Но он позволил себе забыть о том, что больше не человек, — закончила за него Делия.

— И это его убьет, — кивнул Норвик, — и ее тоже, если он не образумится.

Они опоздали больше, чем на час, и Войцех с ненавистью сжимал кулаки, слыша визгливый громкий голос из-за двери. Раздался звук, подозрительно напоминающий пощечину, и Шемет чуть не бросился ломать дверь, но вместо этого опустился на ступеньку лестницы и закрыл лицо руками. Он был безумен, затеяв эту игру, уже совсем переставшую быть игрой, и сам это знал.

Зеленый туман просочился в щель закрытого окна. Войцех так и не решился вернуться к своему телесному облику, глядя, как она тихо дышит во сне, как слипшиеся от слез ресницы вздрагивают над побледневшими щеками, на одной из которых все еще краснел след от удара.

Фьялар уже почти засыпал, обнимая Делию, утомленную бурным завершением долгой ночи, когда телефонный звонок вытащил его из блаженного полузабытья. Звонил Ал-Асмай.

— У твоего друга есть неделя, — жестко сообщил Кадир, — либо он просит разрешения на обращение своей подружки, либо расстается с ней.

Третий вариант он не назвал. Но Фьялар и так слишком хорошо его знал. Гном еще долго не мог уснуть, глядя в потолок спальни.

* Queen, Take my breath away

33. Лосиное Озеро, Адриандак Парк, штат Нью-Йорк. Фьялар

В Ньюкомбе Фьялар остановился возле уютного мотеля с домашним названием «Постель и завтрак у тетушки Полли». Горячий кофе вымыл дорожную пыль из горла и легкий туман из головы. Фьялар нахмурился. В последнее время он настолько перешел на ночной образ жизни, что иногда забывал, что по ночам вообще можно спать. Вчерашняя долгожданная репетиция и незапланированная вечеринка оставили совсем немного времени на отдых, а Кадир, со своим ультиматумом, сократил его чуть не вдвое.

Фьялар вообще предпочел бы остаться в Нью-Йорке, выспаться, заняться, наконец, бытовыми проблемами – единственный холодильник был забит угощением для друзей, и пиво регулярно заканчивалось раньше, чем медицинские пакетики. Но от некоторых приглашений просто не отказываются. И Фьялар, простояв с утра пораньше чуть не четверть часа под ледяным душем, влез в косуху и мотоциклетные ботинки и отправился на север, в сторону Лосиного Озера. Дорога до Ньюкомба заняла часа три, Индиан летел по трассе черной стрелой, нарушая все скоростные ограничения.

Фьялар расплатился и снова оседлал байк, сворачивая на лесную дорогу. Грунтовка вилась между высоких корабельных сосен, подлеска почти не было, солнце полосами ложилось на дорогу и било в спину, словно подталкивая его вперед. Еще через час дорога уткнулась в упавшее дерево, по бокам появились заросли орешника и бузины – не самое ожидаемое сочетание для соснового леса. Гном остановился, прислонил мотоцикл к обочине и раскурил трубку, застыв в терпеливом ожидании.

В кустах блеснули желтые глаза. Большой бурый волк выглянул из зарослей, с совсем не звериным любопытством окинул Фьялара взглядом и вышел на дорогу. Зверь уселся напротив него, склонив голову набок и высунув шершавый розовый язык. Гном кивком приветствовал его и улыбнулся.

— Говорить умеешь?

Волк уморительно покачал головой и, перепрыгнув упавшее дерево, скрылся в лесу. Раздался высокий скрип, и ствол, качнувшись, пополз вверх, открывая дорогу. Фьялар не спеша выбил трубку и снова двинулся вперед, не слишком разгоняясь на этот раз. Что-то подсказывало ему, что деревья на этой тропе падают регулярно.

Возле следующего завала его уже ждали. Двое небритых мужчин, с жесткими темными волосами и желтовато-карими глазами, разные, но, все же, неуловимо похожие, в бурых камуфляжных комбинезонах и высоких берцах. К стволу сосны, возле которого они стояли, прислонились два охотничьих ружья.

— Меня ждут, — Фьялар остановился, но на этот раз с мотоцикла не сошел, упершись в усыпанную сухими иглами землю ногой.

— Тебя ждут, — блеснул белозубой улыбкой один из мужчин, с легкой проседью на висках, — дальше дорога открыта.

Третьей преградой на его пути оказался обычный полосатый шлагбаум, за которым лесная дорога превращалась в деревенскую улицу. Пара десятков добротных бревенчатых домов, крытых тесом, с резными наличниками на небольших окошках, высокими островерхими крылечками и трубами красного кирпича. Кое-где к домам жались дощатые сарайчики. Деревня выглядела мирной, обжитой и ухоженной, что не слишком вязалось с мотоциклами и пикапами, припаркованными на большой стоянке в центре, и прохаживающимися между домами жителями. Часть их была одета в тот же камуфляж, что и остановившие его часовые. Некоторые – в кожаные куртки, джинсы или комбинезоны, высокие мотоциклетные сапоги. Кое-кто даже здесь, в Вулфстоне, носил оружие открыто и напоказ. И лица местных жителей дружелюбием вовсе не отличались.

Фьялар оставил Индиан на стоянке и направился к высокому крыльцу, поддерживаемому витыми деревянными столбиками. Дом, который украшало крыльцо, был чуть не вдвое больше остальных и единственный мог похвастать красной черепичной крышей.

Двое молодых волков, байкерского вида, подошли к нему, кивнув в знак приветствия.

— Мистер Фьялар Бруниссон?

— Фьялар, сын Бруни, — кивнул гном, — по приглашению ярла Брэндона.

Гару рассмеялись, показывая великолепные зубы.

— Отец ждет тебя, Фьялар, сын Бруни. Добро пожаловать в Вулфстон.

В доме ярла чувствовался патриархальный уют в лучших традициях деревенской простоты, сочетающейся с удобством и хорошим вкусом. Тяжелая самодельная мебель – лавки и полки по стенам, добротный стол посреди горницы. На полках – расписные кувшины и тарелки, на столе и лавках – льняные рушники с красной вышивкой. О красоте здесь тоже не забывали.

Хозяин встретил Фьялара у порога, высокий, выше гнома больше, чем на плечи и голову, совершенно седой мужчина, с пышной гривой густых, разметанных по плечам волос и длинными усами, свисающими ниже подбородка. В отличие от большинства местных жителей, на Гару была вышитая сорочка, подпоясанная красным кушаком, полотняные полосатые порты и мягкие сапоги ручной выделки со скошенными красными каблуками. Он подал Фьялару большую сильную руку с узловатыми пальцами, и блеснул ярко-желтыми глазами из-под неожиданно черных кустистых бровей.

— Добро пожаловать в мою берлогу, Фьялар. Я – ярл Брэндон Стальные Когти.

Пожатие было коротким и крепким, рука – теплой и твердой.

Фьялар прошел в горницу и сел на предложенное хозяином место. Из дверного проема, закрытого тисненой кожаной завесью, показалась женщина, уже не первой молодости, но все еще удивительно красивая, с толстой пшеничной косой, обернутой вокруг гордо поднятой головы, голубыми пристальными глазами под словно выписанными кистью дугами бровей и теплой улыбкой. В руках у нее был пахучий каравай на широком вышитом рушнике, а на нем – соль в резной деревянной сольнице.

— Моя жена, Брианна, — женщина поклонилась Фьялару, протягивая каравай.

Гном отломил краюху, обмакнул в соль и медленно прожевал. Во рту пересохло после долгого пути, и даже аппетитный запах свежего хлеба не смочил его.

— И пива, протолкнуть все это, — ухмыльнулся ярл, отламывая и себе кусок и разливая пенную жидкость из большого глиняного жбана по деревянным кружкам.

— Хлеб, соль и пиво, — Фьялар ответил ухмылкой на ухмылку, — почти подгорные традиции.

— Добрые традиции, — кивнул ярл, — твое здоровье, Фьялар.

— Твое, Брэндон.

Пиво оказалось отменным.

Впрочем, традицией не ограничилось. Брианна споро собрала на стол, порадовав Фьялара забытыми радостями хорошей домашней кухни. Высокая гора мягких как пух мясных пирожков, жаркое в горшочках под хрустящей корочкой теста, соленья из погреба, запеченный в печи картофель, грибы в сметане. Заставив стол блюдами и тарелками, улыбнулась, поклонилась гостю и вышла.

— Не смотри на меня так, — рассмеялся Брэндон, — я не домашний тиран. Но Брианна – человек, а у нас мало времени на разговор. Ее дела племени не касаются.

— Делия тоже не гном, — заметил Фьялар, — но ее касаются все мои дела. Тебе стоит иметь это в виду, прежде чем ты решишь, что ты готов мне сказать.

— И много ты знаешь гномов, делящих свою жизнь с темным эльфом? – дернул усом ярл.

— Одного, — улыбнулся Фьялар.

— У нас это иначе, — Брэндон придвинул к гостю блюдо с пирожками, — мы не берем в супруги себе подобных. Только один из пары может быть Гару. Второй – либо человек, либо волк. Иначе родятся метисы, бесплодные и выморочные. Если ребенок рожден от волка – он Люпус. Волк, который может оборачиваться человеком. Если от человека – Хомид, оборачивающийся волком. Но у метисов главная форма – это вервольф. В ином облике они несут на себе печать вырождения.

— Я мало знаю о Гару, — признался Фьялар, — всего две встречи. Один раз мы сражались друг против друга, второй – твои Волки пришли нам на помощь. Нам всем, не различая живых и не очень.

— Молодняк мясом не корми, дай зубы показать, — вздохнул Брэндон, — но с кровососами у нас и вправду давняя вражда.

— Я не знаю, с кем у вас вражда, — нахмурился Фьялар, — но мне не нравится, когда в моих друзей стреляют.

— Долгая история, — Брэндон словно решил проигнорировать недовольство Фьялара, — и все кланы рассказывают ее по-разному. Но у нас есть враги поважнее вампиров. Гайе грозит смертельная опасность.

— Гайе? Это кто?

— Действительно «кто», — ярл снова разлил пиво по кружкам, — наша Земля. Она живая, а мы ее дети. Все, даже те, кто уже умер, но отказался лежать в могиле. Впрочем, большинство из них – злые дети.

— И кто, по-твоему, должен за это нести ответ?

— Те, кто убивает свою мать. Расхищает недра, разоряет леса, загрязняет воду и воздух. Среди нас уже почти не осталось Люпус, волчьи стаи гибнут. Но дело не в нас. Если этот процесс не остановить, человеческая стая не надолго переживет волчьи.

— Ты знаешь, зачем я здесь и кто меня послал? – спросил Фьялар.

— Отец Фенрира, — кивнул ярл, — Лодур.

— Отец лжи, — ответил Фьялар, — Локи.

— Тогда зачем ты здесь?

— У меня не было выбора. И я думаю, что, независимо от конечной цели, это хорошая идея – перестать прятаться. И перестать делиться на волков и вампиров, Запад и Восток, людей и «гуманоидов нечеловеческого типа». Это единственный шанс спасти Гайю. Потому что близится Рагнарек.

— Мы зовем его Апокалипсисом.

— А Сородичи – Геенной. Но это все красивые слова. Они оба ошибаются, ярл. Локи и Один. Впрочем, Один ближе к истине. Пока мы тут выясняем, чьи мифы круче, люди взорвут этот мир к дьяволам…

Фьялар замолчал. Наступал вечер, тени от оконных переплетов длинными полосами прорезали сгущающийся сумрак.

— Ты сам только что понял? – в голосе ярла послышался страх, столь не вязавшийся с благородным обликом старого воина.

— Ты тоже, — в тон ответил гном, — но это очень похоже на правду. Пока мы тут спорим о терминологии, Преисподняя строит свои планы.

— Передай кровососам, пусть поторопятся с выборами, — проявил неожиданную осведомленность о делах противника Брэндон, — я приду к новому Принцу с предложением перемирия.

— Думаешь, этот пример окажется заразительным? – усмехнулся Фьялар.

— Не знаю. Но кто-то должен сделать первый шаг.

Фьялар поглядел в желтые глаза.

— Ксавьер вышел на охоту, — сообщил он, — считай это известие моим первым вкладом в будущий союз. Если понадобится – мы поможем.

Лес окружал Вулфстон со всех сторон плотной стеной, а на севере, за невысоким всхолмьем, поросшим черникой, лежало Лосиное Озеро. Сосны и ели подступали к самой кромке, любуясь своими отражениями в зеркальной глади воды, изредка вздрагивавшими, когда всплеск крупной рыбины посылал по ней легкую рябь. Пара крупных волков лежала на берегу, лениво наблюдая за рыбьими играми. Еще десяток затаился поодаль, провожая желтыми глазами ярла и гнома, возвращающихся в поселок.

— Это Родня, — ответил Брэндон на невысказанный вопрос Фьялара, проследив его взгляд, — наша стая. Иногда кто-то из Гару присоединяется к ней и тогда есть шанс, что среди волчат окажется Люпус. Они ближе к Гайе, чисты духом, отважны и свирепы. Но живут недолго, как волки.

— Хомиды рождаются от союзов Гару с людьми? – уточнил Фьялар.

— Это так. Но наши девы реже бегают со стаей, чем мужчины. И все реже берут себе в мужья Родню человеческую. Давно не было у нас волчат, рожденных матерью-Гару.

— Что так? – улыбнулся Фьялар, — дома не сидится, в сражения тянет?

— И это тоже, — согласился ярл, — мир меняется, и не к лучшему. Каждый воин на счету. Но и род человеческий измельчал. Все труднее найти мужчину, достойного Волчицы.

— Пожалуй, — пожал плечами Фьялар, — единственный, кто приходит на ум, уже почти тысячу лет как мертв. Хотя петь от этого хуже не стал.

— Наслышан о твоем викинге, — кивнул Брэндон, — Бранка, моя дочь, все уши прожужжала. Да и о тебе тоже. И вообще обо всех. Это она парней потянула в драку после концерта влезть.

— Красивая у тебя дочь, — подмигнул Фьялар, — и в битве хороша. Боюсь, такой пару действительно сложно найти. Я мог бы лично поблагодарить ее за помощь?

— Более чем, — кивнул ярл, — она просила передать тебе приглашение. Сегодня ночью на озере Турнир Галлиардов, Лунных Танцоров Гару. Галлиардами не становятся, но рождаются. Предназначение любого Гару зависит от фазы луны, в которую он рожден.

— Твоя дочь — бард? — удивился Фьялар, — сражалась она, как настоящий воин.

— Воин и есть, — сверкнул белоснежными зубами Брэндон, — Арун. Соревнования бойцов там тоже будут, просто сегодня они лишь вводная часть главного события.

— Ну что же, поддержать доблестную Деву в стремлении к победе – это меньшее, чем я мог бы ее отблагодарить.

— Я думал, наша жизнь совсем выбила из тебя дедовские манеры, — рассмеялся ярл.

— Кое-что приберег на такой случай, — со смехом ответил Фьялар.

Пока они прогуливались, осматривая окрестности, стоянка на центральной площади поселка заполнилась до отказа. Улочки оживились, и Фьялар уже без труда отличал Волков и их человеческую родню, большую часть которой составляли женщины разных возрастов, все неуловимо похожие своим спокойным достоинством и неторопливой уверенностью движений. Волчьи жены носили прикрывающие колени широкие юбки глубоких темных цветов – синь озерной воды, зелень сосновых игл, закатный багрянец и пурпур. Нетронутой снежной белизной сияли крахмальные передники, красно-черная вышивка густо покрывала широкие блузы. Волки, те, что постарше, тоже одевались в полузабытом деревенском стиле, или предпочитали полувоенный камуфляж. Молодых Волков отличала стремительная звериная грация, быстрые взгляды — янтарные, зеленые, карие, белозубые улыбки, густые гривы длинных волос и черная кожа курток и штанов, расписанная красно-желтыми узорами, пламенеющими сердцами, грозными драконами и крылатыми волками. Гном увидел и пару Дев, гибких как ивы, прямых как клинки, и затянутых в такие же кожаные «доспехи», подчеркивающие их стройные атлетические фигуры.

— Бранка еще не вернулась, — сказал Брэндон, заметивший, с каким вниманием Фьялар всматривается в местное население, — Она приедет прямо к месту событий.

Фьялар кивнул.

— Связь у вас тут работает? – спросил он, доставая телефон, — надо бы предупредить, что задерживаюсь. Не то выручать примчатся.

— Да, репетиция Рагнарёка нам тут ни к чему, — ярл усмехнулся в седые усы, — связь работает. И вообще мы далеко не так оторваны от мира, как может показаться. В доме есть и компьютер и телевизор. Хотя включаем мы его редко, только если новости настолько важны, что нужно не только читать, но и смотреть.

Связь оказалась на удивление четкой, голос Делии, чуть возбужденный, звучал так, словно они разговаривали из соседних комнат. Дроу, несомненно, что-то затевала, но в подробности его посвящать не стала, сказала только, что вышла прогуляться с Машей и Бобби. Настаивать Фьялар не стал, даже его часть разговора могла дать ярлу пищу для размышлений такого рода, который гном пока еще не готов был скормить новоявленному союзнику. Поэтому расспросы решил оставить до возвращения в Нью-Йорк.

Уже за ужином он обратил внимание на ненавязчивые подробности, ускользнувшие от его внимания в первый раз. Спрятанный за резными дверцами телевизор на стене, стилизованные под свечи электрические лампы, фонарь на улице, только похожий на газовый. Не только машины, мотоциклы и оружие связывали Гару с сегодняшним днем.

Они ели в молчании, словно каждый из них обдумывал сказанное друг другу за день, и у Фьялара появилось время осмыслить увиденное.

Парадокс, вот как это называлось. В Мидгарде явственно не хватало магии, технический прогресс удушливым Змеем обвился вокруг сердец его обитателей и высасывал соки из Матери-Гайи. Но слишком многое в этом мире было ему по душе. Рев мотоцикла на ночной трассе, ночи, сияющие цветным неоном, гитарные рифы, вздыбленные до небес электричеством. Да и такие простые вещи, как водопровод и телефон, уже казались неотъемлемой частью нормальной жизни. Не говоря уже об Интернете.

В Асгарде порох не горит. Это догма. Но Фьялар готов был отказаться от полюбившегося ему револьвера ради того, чтобы выжившие из ума политики и помешанные на власти фанатики обнаружили, что атомные бомбы там тоже не взрываются. Вот только уверенности в том, что у них есть право заставить местное население расплатиться комфортом за безопасность, у него поубавилось. Да и в порохе ли дело? Оружие не воюет, воюют люди. Гномы и орки тоже, но принцип не меняется.

— Все не так просто, как хотелось бы? – это даже не было вопросом. Ярл вздохнул, разливая по небольшим глиняным кружком крепчайшую сливянку.

— Мысли читаешь? – Фьялар сверкнул серыми глазами из-под бровей.

— Эмоции чувствую, — ответил Брэндон, — это мой Дар. А по твоим несложно угадать, о чем ты размышляешь. Если, конечно, я не ошибся, и наш разговор тебя действительно заинтересовал.

— Не ошибся, — подтвердил Фьялар, — но у меня пока вопросов больше, чем ответов. А за прогнозами – вообще к Малкавианам обращаться надо, они для этого достаточно безумны.

— Возможно, мы просто не знаем, куда смотреть, — покачал головой Гару. Длинные усы мотнулись из стороны в сторону, и Фьялар с трудом сдержал улыбку, — мы не можем себе вообразить компромиссную реальность. Технологии требуют ресурсов и энергии. Оставляют после себя ядовитые отходы. Но отказаться от лучшего, что они нам дают? Даже многие Гару уже сомневаются в том, что готовы на это. А те, кто придерживается старых обычаев, готовы уничтожить все человечество, без разбору, лишь бы остановить Змея, разрушающего мир. И с кем мы останемся? С волками? Или вообще исчезнем, когда Гайе больше не понадобятся защитники… Я тоже в сомнениях, Фьялар. Надеюсь, вместе мы что-нибудь придумаем.

— Вместе – это не вдвоем, — уточнил Фьялар, — каждый, у кого есть на плечах голова, а в груди сердце, просто обязан думать.

Гном помолчал, и добавил.

— Даже те, чье сердце уже не бьется. Я рад, что ты решил покончить с войной.

— Боюсь, Ксавьер не разделяет твоей радости, — вздохнул Брэндон, — но это уже не на сегодня. Нам пора, у озера нас ждут.

К озеру они спустились по другой улочке. Песчаный берег, полукругом спускавшийся к темной воде, был окружен деревянным помостом с рядами скамей. За спинами уже начинавших собираться зрителей – Гару и Родни, пылали настоящие факелы, наполняя воздух жарким ароматом смолы. Белые камни, вдавленные в песок, ограждали утрамбованную квадратную площадку. Между скамьями и озером, на травянистой полянке, собралась Стая, сверкая в темноте желтыми глазами. Еще несколько волков, огромных и не по сезону косматых, с мехом всех цветов от классически серого и бурого, до серебристого, черного и песочно-золотистого, сидели неподалеку. В первом ряду на скамьях лежали красные подушки для судей и почетных гостей. Брэндон провел Фьялара туда. Гном оглянулся, Брианна с сыновьями – тремя молодцеватыми парнями от двадцати до двадцати пяти, сидела за ними, но на пару рядов выше. Один из сыновей чем-то неуловимо отличался от братьев. Глаза голубые, в мать, походка чуть тяжелее, чуть меньше горделивости в развороте головы.

— Бронн не Гару, — Фьялар уже начал привыкать к тому, что ярл отвечает раньше, чем вопрос задан, — не все рождаются волчатами. Нам еще повезло – трое из четверых. В Брианне очень сильна кровь. В других семьях оборачиваться может едва ли один из трех.

— Зато у него есть шанс заполучить в жены Волчицу, — заметил Фьялар с улыбкой.

— Тоже верно, — рассмеялся Брэндон, — так что неизвестно, кому повезло больше.

Бранка появилась неожиданно, выскользнув тенью из темноты. Подошла поздороваться с отцом, отвесив ему церемонный поклон. Ухмыльнулась, бросилась на шею поднявшемуся ей навстречу ярлу, звонко чмокнула в щеку, дернув за ус. Улыбнулась Фьялару.

— Привет, Фьялар, — подмигнула она, — Пока что мне твоя музыка знакома больше, чем ты.

— Я пришел, чтобы поблагодарить тебя, — Фьялар поднялся с места, пожимая протянутую руку. Девичье пожатие оказалось на удивление крепким, почти не уступавшим отцовскому, — и полюбоваться на твои воинские доблести. В прошлый раз у меня не было возможности понаблюдать за ними с должным вниманием, меня отвлекали.

— Ты уверен, что имеешь в виду доблести? – рассмеялась Бранка, — в прошлый раз ты усиленно отводил глаза, когда я перекинулась.

— Уверен, — серьезно ответил Фьялар, — все остальное меня интересует исключительно с эстетической точки зрения.

— На этот раз всего остального не будет, — сурово сообщила Бранка, — ты условия поединка знаешь?

— Нет, — ответил Фьялар, — расскажи.

— Бой врукопашную. Хомиды дерутся в человеческом обличье, Люпус – в волчьем. Люди могут выбрать и бой с оружием – до первой крови. Победителя выбирают судьи. Кроме того случая, когда один из противников утратит контроль и перекинется в боевую форму, в этом случае он автоматически проигрывает. Я намерена победить.

— Я верю в твою победу, — улыбнулся Фьялар, — и буду ждать ее с нетерпением.

— Удачи, дочка, — добавил Брэндон, — порадуй гостя. Да и отца тоже.

Турнир открыли волки. Двое громадных Люпуса – серый и черный — обходили друг друга по кругу, вздыбив на загривках шерсть, грозно рыча и скаля белоснежные клыки. Молниеносный прыжок, укус, отскок. Черный волк чуть пригнулся к земле, снова обходя противника. На этот раз в атаку бросились оба, и сцепившиеся тела покатились по песку, смешивая рычание, шерсть и клыки в один неразличимый клубок. Снова отскочили. На этот раз серый волк лизнул плечо, закрывая рваный след от клыков соперника. И снова бешеный натиск, отскок, клыки, брызнувшая на песок алая кровь.

— Они не слишком увлеклись? – шепотом спросил Фьялар.

— Это же Люпус, а не волки, — ответил ярл, — они регенерируют быстрее, чем Хомид, не говоря уже о зверях.

На пятой минуте поединка черный волк лег на землю, подставляя серому незащищенный загривок извечным волчьим жестом подчинения. Зрители одобрительно засвистели и затопали, судьи вынесли единогласное решение. Волки отступили друг от друга, их кости зашевелились под косматыми шкурами, шерсть уходила под кожу, морды втягивались, уступая место человеческим лицам. Еще через минуту двое обнаженных молодых мужчин, улыбнувшись, пожали друг другу руки и направились к скамье, где Фьялар только сейчас заметил сложенную заранее одежду.

Бранка вышла на площадку в третьей паре из пяти заявленных для состязания. Против ожиданий Фьялара, противником ее оказался парень, на полголовы выше Волчицы, которая и сама могла похвастать полными шестью футами роста, с тугими шарами мускулов, перекатывающимися под светлой кожей и темной гривой собранных в хвост волос. На Бранке тоже были облегающие кожаные брюки и высокие шнурованные ботинки, но обнаженный торс слегка прикрывала коротенькая черная майка. Ее светлые, в мать, волосы были заплетены в тугую косу и обернуты вокруг гордо поднятой головы. Зеленые глаза сверкали азартом, а красивые полные губы изгибались в хищной улыбке.

— Хороша, — с гордостью произнес ярл.

Волчица и вправду была хороша. И не только чуть холодноватой северной красотой лица и безупречными линиями атлетической фигуры. Она бросилась вперед, словно рассчитывала одним броском уложить противника на песок. Парень ухмыльнулся, завидев такую бесшабашную манеру, и отскочил, выставив под ноги девушке затянутую в берцу ногу. Но Бранка уже была у него за спиной, Волк, увлеченный своим хитрым трюком, недооценил соперницу. Удар стройной девичьей ножки в поясницу заставил его пошатнуться и сделать несколько шагов вперед. Бранка бросилась к нему, но парень уже успел развернуться, встречая ее лицом к лицу.

Удары сыпались градом, и Фьялар вздрагивал всякий раз, когда тяжелые кулаки или ботинки мужчины касались стройного тела девушки. Но потом он увидел – она пользовалась им так же, как Делия своими эспадами, уходя от удара в последнюю секунду и заставляя противника, рассчитывающего на сопротивление, потерять равновесие, используя инерцию своих движений, чтобы заставить его попусту тратить силы. Парень был силен, намного сильнее ее. Но тело Бранки было боевой машиной, не знающей ошибок в стремительности и точности движений. Несколько раз ей удалось обратить силу столкновения против соперника, и на его светлой коже темнели синяки, которые он, увлеченный поединком, не успевал заживлять.

Удар ботинка расплющил его нос, кровь брызнула веером. Судьи поднялись с мест, но кости уже шевельнулись под бледной кожей и волосы, собранные на затылке в хвост, стремительно превращались во вздыбленную на загривке шерсть. Фьялар вскочил с места, но к парню уже подбежали другие Волки, ухватив его за руки, с силой ткнув вытянувшимся лицом в песок. По телу побежденного оборотня прокатилась дрожь, и оно снова вернулось к человеческому облику.

— Прими мои извинения, — сказал он Бранке, опустив голову, — победа твоя. Чистая победа.

Девушка молча кивнула и пожала протянутую руку.

Главная часть турнира захватила Фьялара не меньше. Пение Волков, протяжное и свирепое, напомнило ему о юности, и о Горе. В нем была мощь и сила. И красота, дикая и древняя, как кости Гайи, породившей своих детей. Барн, младший сын Брэндона, юный красавец, ростом и статью чуть уступавший своим более воинственным братьям, исполнил хрипловатым низким голосом балладу о любви Волка и прекрасной девы Севера, печальную и полную волчьей тоски. Песня заслужила единогласное одобрение зрителей, и дом ярла в эту ночь праздновал двойную победу.

Завершился праздник танцами до утра, но Фьялар не стал дожидаться окончания. Утром он собирался возвращаться в Нью-Йорк, и нуждался в отдыхе перед дорогой. Но сон пришел не сразу. Луна светила в открытое окно горницы, и гном глядел на нее, думая о том, как многое им всем еще предстоит сделать в этом странном мире.

34. Кеннилворт, Манхэттен, Нью-Йорк. Тильда

— Вот, погляди – Маша ткнула пальцем в монитор, — видишь, тут петли пересекаются. Но не соприкасаются. Их отделяет бесконечно малое расстояние, но переход невозможен. Это даже не стена, которую можно пробить. Это ничто. Как ты можешь пройти через то, что не существует?

— Может, и не надо там проходить? – Делия попыталась представить себе реальность, выраженную трехмерным вращающимся графиком. Получалось плохо, вообразить себе все тринадцать измерений она не могла, сколько ни старалась.

— Думаешь, проще сдвинуть петли?— Маша покачала головой, — там всегда будет «дельта», стремящаяся к нулю, но никогда не равная ему.

— Она может стать меньше, чем внутриатомные размеры? – спросила Делия, запихивая в рот очередную ромовую конфету. Подобное напряжение мозгов требовало топлива.

— Теоретически, — Маша протянула руку к вазочке, с завистью посмотрела на дроу, которой последствия поедания конфет не грозили, и, вздохнув, положила конфету обратно.

— А на практике?

— А на практике это дело техники. Нереальной на данный момент.

Маша замолчала и оглянулась на Бобби, старающегося как можно тише проводить по клинку точильным камнем. Старания, естественно, никакого успеха не приносили, но Маша уже привыкла к ежедневному скрежету, а в Делию он даже вселял спокойствие и уверенность, несмотря на то, что адамантитовые эспады в заточке не нуждались.

Утро они провели в тренировочном зале, куда Бобби приводил своих учеников. Делия, воспользовавшись свободным днем, устроила будущим Стражам мастер-класс, а под конец и показательный поединок с МакГи. Она больше не боялась, что его скимитары разлетятся в мелкие осколки под ударами адамантитовых клинков, на заднем сиденье автомобиля, оставленного возле студии контр-адмиралом, лежал подарок, который Бобби оценил даже больше новенького Форда. Парные скимитары толедской ковки, сделанные на заказ, смертоносно элегантные и безупречно сбалансированные, сияющие чуть голубоватой полировкой. Не адамантит, конечно, и не гномья сталь, но лучшее, что могло предложить современное кузнечное искусство.

— Уже иду, — вздохнула Маша, вставая из-за стола, — Делия, у нас есть тушеная курица и спагетти болонез, есть будешь?

— Давай, — усмехнулась дроу.

Бобби определенно извлекал из своих уз не только духовную пользу.

В квартире у Маши воцарился относительный порядок, вещи из шкафа больше не вываливались, окурки заполняли до отказа пепельницы, а не чашки. Портрет Дриззта на стене сменился большой цветной фотографией Фьялара на Индиан, с выглядывающей из-за спины Делией.

— Как тебе отцовский подарок? – спросила Делия, накручивая на вилку убегающие спагетти.

— Я в восторге, — ответил Бобби, — что бы там ни говорили о секретах древних кузнецов, а сочетание традиции с современным промышленным производством дает лучший результат.

— Бобби, я тебя люблю, — почти пропела Маша.

— Э-э-э?

Но девушка уже повернулась к подруге.

— Аналогия. Можно сколько угодно теоретизировать о бозоне Хиггса, но чтобы проверить эти теории, пришлось построить Большой Адронный Коллайдер. И подключить к сети обработки информации полмира. У меня в ноуте тоже стоит программа, чем бы я ни занималась, он фоном считает таблицы для БАКа.

— Это хорошо, — пожала плечами Делия, не имеющая ни малейшего понятия, о чем говорит Маша.

— В мире не так много ученых-ядерщиков, — продолжила свою мысль Маша, — но многие люди заинтересованы в результатах и предоставляют свои компьютеры для их получения. Нам не обязательно ждать, пока все, кто играет в Черное и Белое, достигнут уровня понимания, достаточного для глобальной смены реальности. Нам нужно будет найти способ связать их в одну цепь.

— Сообщив им о конечной цели? – поинтересовалась дроу.

— Конечно! – Маша сердито сверкнула глазами, — иначе это будет бесчестная манипуляция.

Делия кивнула. Она совсем не была против бесчестных манипуляций по маленькой, но в таком масштабе это действительно было сродни методам, излюбленным Владыками Преисподней.

— Но вам все равно понадобится Коллайдер, — заметил Бобби, — ну или что вы там придумаете. И вдвоем вы на научно-исследовательский центр не тянете. При всей любви и уважении.

Делия задумалась.

— Тремере, — решительно сказала она, — вот у кого стоит поучиться организационным методам. Думаю, нам стоит сегодня вечером навестить Лорда Регента. Звони Тильде.

В Кеннилворт они приехали еще до заката. Поднялись на восьмой этаж, разблокировав кнопку с помощью кода, который им сообщила Тильда. Бобби нервно оглядывался по сторонам, они не были здесь со дня рейда, и чувствовать себя гостями там, где они, в буквальном смысле слова, прошлись огнем и мечом, было неловко.

Тильда встретила их у лифта и потащила в отведенные ей регентом комнаты. На девушке был строгий синий костюм и туфельки на двухдюймовых каблуках – даже бизнес-леди Уолл-стрит сочли бы ее наряд полностью соответствующим дресс-коду. Маша хихикнула, оглядывая подругу, обычно предпочитавшую спортивные костюмы и кроссовки.

— Па не хочет, чтобы я его подчиненным глаза мозолила. Приходится соответствовать, — вздохнула Тильда.

— Па? – Маша ухватилась за руку Бобби, чтобы не сползти на пол.

— Дышит, — добавила Делия, внимательно оглядев Тильду, — и, похоже, даже не гуль.

— Лорд Регент – слишком официально, Эфраим – слишком фамильярно, — продолжила Тильда, даже не моргнув, — мы решили не скрывать наши отношения.

— Какие отношения? – ужаснулся Бобби.

О скандальном романе Войцеха слухи до него уже дошли. Но одно дело двадцатилетний, пусть только на вид, красавчик и рок-музыкант, и другое – мрачный карлик лет сорока с лишним.

— Может, сначала в комнату пойдем? – предложила Тильда, — объясню, раз самим непонятно.

Лорд Регент был рожден без всякого титула. Без денег, протекции и надежд на будущее. Во времена Диккенса лучшей долей, которую мог себе пожелать карлик, была работа в цирке уродцев. Худшей – голодная смерть на берегу грязной канавы или возле мусорной кучи. Но ему повезло, Эйдан Лайл, ирландский Тремере, движимый каким-то извращенным состраданием, решил сделать паренька своим гулем. Несмотря на насмешки и высокомерные взгляды, Эфраим понял, что суровое ученичество в капелле для такого как он – единственно возможный путь к вершинам. Он засел за учебу с особым рвением, и, после того как проявил недюжинный талант к Тауматургии и нашел подтверждение паре излюбленных теорий Лайла, учитель счел его достойным объятия.

Дальнейшую карьеру Эфраима можно считать типичной для Тремере – сочетание подчинения и уважения к традициям клана, с разумной инициативой и иногда зашкаливающими за пределы разумного амбициями. Капелла в Нью-Йорке, давшая ему долгожданную свободу действий и звание Лорда, была достойной наградой в конце долгого пути. Впрочем, Вэйнврайт далеко не считал этот путь оконченным.

Маленький смелый «халфлинг» перевернул жизнь карлика, напомнив ему о забытых юношеских мечтах, задолго до обращения. Сознавая, что семейный очаг и маленькие ручки, подающие ему чашку чаю или укрывающие пледом его колени, для него недостижимы, Эфраим видел в этом тихом идеале чуть не Рай, удел, в котором ему было отказано. Матильда, лишенная не только общества отца, но и материнского тепла, была из тех девочек, которые тянутся к надежной мужской руке в поисках защитника.

Возможно, сложись обстоятельства иначе, Тильда нашла бы себе возлюбленного или даже мужа, заменившего собой отцовскую фигуру. Но она встретила не зрелого охотника до девичьей свежести, а мрачного, сурового колдуна, которого эта сторона жизни не интересовала вовсе.

Лорд Вэйнврайт скорее согласился бы принять окончательную смерть, чем позволил обратить Тильду. И вся капелла, хотя и удивлялась странной слабости Регента, относилась к ней с уважением и теплом, замечая, насколько проще стало иметь дело с карликом после того, как Тильда, почти официально, заняла почетное место воспитанницы.

Они нашли друг друга – маленькое солнышко, осветившее его вечную тьму, и заботливый нежный отец, оберегающий свою девочку от любой напасти.

На этот раз Тильда притащила их не в парадный кабинет Регента, а в личные покои Эфраима Вэйнврайта. Разница между помпезным официозом офиса и почти спартанской обстановкой маленькой гостиной сразу бросилась в глаза Делии. Здесь все было рассчитано на малый рост хозяина – низкие добротные стулья с кожаными сиденьями, обитые медными гвоздями с рифлеными шляпками, квадратный стол с черной полированной столешницей, угловатый жесткий диван и парные кресла к нему. Исключение составляли забиравшиеся под самый потолок книжные полки, личная библиотека Регента. Но рядом с ними стояла передвижная лесенка на колесах, с поручнями и широкими ступенями. На оклеенных сероватыми обоями стенах висела пара картин – Темза, полускрытая «гороховым супом», знаменитым желто-зеленым лондонским туманом, канувшим в Лету вместе с каминами и газовым освещением, и портрет Тильды, совсем недавно написанный маслом – краска все еще поблескивала свежестью.

Делия бросила на Вэйнврайта любопытный взгляд, и Лорд Регент тут же безошибочно истолковал его.

— Проболталась? – строго спросил он, глядя на Тильду из-под широких нахмуренных бровей, выступающими дугами нависавших над его пронзительными черными глазами.

— Похвасталась, — с улыбкой ответила Тильда, подходя к сидящему в кресле карлику и усаживаясь на подлокотник. Вэйнврайт против воли ответил на улыбку, потрепав девушку по руке выше локтя.

— Это одно и то же, — заметил он, — но мне приятно, что ты так на это смотришь.

Он повернулся к застрявшим у порога нежданным гостям.

— Садитесь уже, раз пришли, — вздохнул Регент, кивая на диван, — и постарайтесь не болтать о том, что узнали.

— А что мы узнали? – с невинным видом спросила Делия, — Тильда изучает тут Исцеление. Я так и скажу любому, кто заинтересуется.

— И Фьялару? – с усмешкой спросил Вэйнврайт.

— Фьялар вряд ли заинтересуется, — ушла от ответа Делия, — и мы здесь не для того, чтобы обсуждать твои семейные отношения.

— Зато твои уже на первых полосах местных газет, — отпарировал Вэйнврайт, — вам обязательно так привлекать к себе внимание?

— Фьялар Бруниссон отвлекает внимание от Фьялара, сына Бруни, — ответила дроу, с удивлением обнаружив, насколько эта мысль теперь казалась ей очевидной и само собой разумеющейся, — пока журналисты будут обсуждать мои колечки, платьица и туфельки, в другие дела они нос не сунут.

— Я бы не был в этом так уверен, — задумчиво протянул Регент, — но Фьялар прав, это лучше, чем вообще ничего. Ты пришла пригласить нас на свадьбу?

— Мы еще не решили, что и когда будем с ней делать, — ответила дроу, — но в любом случае, мы пришли по гораздо более серьезному делу. И с просьбой о помощи.

Излагать суть стоящей перед ними проблемы взялась Маша. Университетская иерархия, конечно, в корне отличалась от Пирамиды Тремере, начиная с того, что магическое число «семь» не играло в ней никакой роли, и заканчивая тем, что студенты, прошедшие обучение, редко оставались в Университете, уходя на просторы свободной конкуренции в науке и бизнесе. Но даже это был хоть какой-то положительный опыт. У Делии такого опыта не было, но она сразу углядела в обтекаемых ответах Вэйнврайта намек на желание включить Башни в Пирамиду, сделав их филиалом клана и базой для отбора кандидатов на Обращение.

— Никаких шансов, — резко отрезала она.

Тильда испуганно заморгала, но Лорд Регент только успокаивающе похлопал ее по руке.

— Стоило попытаться, — улыбнулся он, сверкнув клыками. Здесь, на восьмом этаже своей Капеллы, он считал соблюдение Маскарада излишним.

Свой взгляд на ситуацию Вэйнврайт обрисовал жестко и безжалостно. Все, действующие на данный момент структуры, сочетающие в себе магию и политику, строились веками, на крови и насилии, интригах и внутренних распрях. Католическая церковь, Орден Гермеса, клан Тремере – все они уходили корнями в глубокую древность, когда не только посвященные, но и взирающие на них с трепетом простые смертные безоговорочно верили в высшие силы. Научный прогресс, в каком-то смысле, стал новой религией, потеснив традиционные культы и объявив шарлатанами практикующих без религиозного фанатизма магов. Но и научное сообщество, как со вздохом пришлось согласиться Маше, представляло собой такую же замкнутую касту последователей Оккама*, яро преследующую еретиков, осмеливающихся подвергать сомнению общепринятые теории.

— Вера в Дьявола, — объяснял Регент спокойным размеренным тоном, словно читая лекцию новообращенным Тремере, — это необходимое условие для того, чтобы паства покорно шла за пастырем. Но сам пастырь знает, что существование Дьявола недоказуемо, равно как и существование Бога. И пользуется этим, чтобы сохранить власть над стадом. Другое дело, если бы речь шла о знании, а не о вере. Темный Властелин ваших излюбленных книжек – достаточная причина, чтобы те, кто искренне желает победить зло, решились взять на себя ответственность. А пока они отсиживаются в стороне, более заботясь теоретическими выкладками и философскими рассуждениями.

— Хочешь сказать, что только реальная опасность может объединить Мидгард? – переспросила Делия.

— Вероятно. Хотя и в этом нельзя быть уверенным. Многие считают, что мы живем в эпоху информации. Но это не так. Мы живем в эпоху дезинформации, фальсификаций и промывания мозгов. Каждый раз, как я думаю об этом, мне хочется повернуться к миру спиной и запереться в лаборатории.

— Но многие ищут других путей, — возразила Маша.

— Они играют в другие пути. И эти игры безопасны только до тех пор, пока вы дали им в руки игрушечные водяные пистолеты. Ты ведь не выкладываешь в Интернет схемы файерболлов или формулу дезинтеграции? – спросил он Делию.

Дроу вздрогнула.

— Я должна быть уверена в тех, кого учу подобным вещам.

— Никогда нельзя быть уверенным до конца, — заметил Вэйнврайт, — и не сбрасывай со счетов возможность, что кто-то еще своим умом дойдет до этих знаний. Откуда тебе знать, кто это будет, и с какой целью попытается ими воспользоваться?

— Ты считаешь, что вся эта затея с самого начала была ошибочной? – вмешалась Тильда.

— Ну, если бы не она, ты бы тут не сидела, — улыбнулся Вэйнврайт, — уже за одно это ее стоит одобрить. Но дело в том, что и без вашей программы новая магия стремительно набирает обороты. Иногда маскируясь под викку или оккультизм, иногда – под ролевые игры. По большей части ее адепты сами не знают, на что наткнулись. Но это вопрос времени. Так что попытаться управлять этим потоком необходимо, иначе это сделает кто-то другой.

— Все это звучит так, словно правильного решения вообще не существует, — нахмурился Бобби.

— У каждой проблемы есть простое и очевидное неправильное решение, — пожал плечами карлик, — правильное не находится слету. И может оказаться непростым. Или даже неприятным. Но искать его надо, в этом вы правы.

Делия в задумчивости вертела кольцо на пальце. Разговор оказался безрезультатным, но не бесполезным. Вместо ответов они получили только еще большую кучу вопросов, и разгрести ее представлялось если не невозможным, то невероятно долгим и кропотливым трудом. Она вовсе не была уверена в том, что время у них есть. И еще что-то в словах Регента тревожило ее, но она никак не могла ухватить эту ускользающую мысль за хвост. Хвост живо представился ей – длинный, чешуйчатый, с треугольным шипом на конце. Хвост дьявола…

— Ты сказал Дьявол, — вдруг сообразила она, — один метафизический недоказуемый Дьявол. Я видела их тысячи… В Преисподней. И Демонов Джаханнама. Орден Гермеса заигрывает с первыми, мистики Востока – со вторыми. Они не просто доказуемы, они чертовски, дьявольски реальны. И, боюсь, скоро в этом убедится даже самый закоренелый профессор научного атеизма.

— Почему ты так считаешь? – удивился Регент.

— Потому что появления в Мидгарде гнома и дроу недостаточно, чтобы запустить процесс. Да и вызывание демонов – не вчерашнее изобретение, Орден балуется пентаграммами уже долгие века. Значит, они нашли лазейку. Пытаются сделать то же, что и мы. Не только Асгард видит в этой Вселенной лакомый кусок.

— Возможно, ты права, — кивнул карлик, — я попытаюсь задействовать старые связи и проверить ситуацию. Но не бесплатно.

— Сколько?— вздохнула дроу.

— У тебя столько нет, — ухмыльнулся Регент, — но я имел в виду не деньги. Возможно, плата, которую я хочу с тебя взять, пойдет на пользу и вашему делу. Твоя кровь.

— Хочешь попробовать, каковы дроу на вкус?

— Хочу провести медицинское обследование. С магической составляющей. У тебя невероятная сопротивляемость магии. Возможно, она у тебя в крови не только в переносном смысле. Есть шанс, что удастся разработать заклятия или даже снадобья с подобным эффектом. Но для этого мне нужно проанализировать некоторые данные.

— Ты получишь свою плату, — решила дроу, — когда хочешь приступить?

— Да хоть сегодня, — ответил Регент, — можешь у Тильды спросить, ничего ужасного с тобой делать никто не собирается.

— Ага, — подтвердила Тильда, — они просто исколют тебя иголками, опутают проводами и измерят все, что поддается числовым выражениям.

Разговор прервал зазвонивший в кармане у Делии телефон. Фьялар сообщал, что останется у оборотней на ночь. В подробности он не вдавался, но беспокойства в голосе не было. Скорее, предвкушение приятного вечера. Делия решила не делиться с ним своими планами.

— Сегодня, — кивнула она Вэйнврайту, пряча телефон в карман, — все равно больше заняться нечем.

— А я? – спросила Маша. И, глянув на Бобби, ойкнула, — то есть, конечно, «мы».

— Позвони Войцеху, — предложила Делия, — он хочет сводить свою девчонку куда-нибудь поужинать, и ему нужна компания, чтобы она не слишком заглядывала ему в рот, не то заметит, как он мало ест.

— Неплохая мысль, — улыбнулся Бобби, — Маша, ты как на это смотришь?

— Голодными глазами, — ответила девушка, — от сегодняшних бесед у меня аппетит разыгрался.

— Передай Шемету, что его искал Кадир, — сообщил Вэйнврайт.

До Лорда Регента уже дошли сплетни о самоубийственном поведении Войцеха. Но ударник Фьялара принадлежал к клану Малкавиан, и безумие было у него в крови. По разговору Маши и Делии Вэйнврайт понял, что они даже не подозревают, чем рискует Войцех. Но решил не обсуждать со смертными правила Маскарада. Подобный разговор мог плавно вернуться к обсуждению его отношения к Тильде, и карлик, с тревогой поглядев на воспитанницу, решил оставить эту тему. В конце концов, одним психом меньше – невелика потеря.

* Оккам – английский философ, автор изречения, именуемого «бритвой Оккама» («Не следует множить сущее без необходимости»), одного из принципов научного подхода к изучению явлений

35. Бруклин; Casa Mono, Манхэттен. Нью-Йорк. Мелисента. Войцех

Мелисента сидела в школьной столовой, уже в который раз бездумно перечитывая главу в учебнике истории, и не понимая ничего. Наполеоновские войны, Битва Народов, Эльба… Слова не цеплялись за память, скользя по периферии зрения черными муравьями букв.

На рассвете, нет, перед самым рассветом ее разбудил тихо звякнувший телефон. Она спросонья нажала кнопку – сообщение от Него. Теперь у Мелисенты был Он, с красивой, каллиграфически и с замысловатыми завитушками выведенной большой буквы.

«Когда фиалки льют благоуханье

И веет ветра вешнего дыханье,

Мудрец — кто пьет с возлюбленной вино,

Разбив о камень чашу покаянья.

Pago Casa del Blanco или Brunello di Montalcino?»

Странное сообщение. Как и все в Нем. Но эту загадку она разгадала. Отправила ответ с одним только словом «Паэлья», и попыталась снова уснуть. Сон не шел, после вчерашнего бурного свидания, ссоры с матерью и ночных кошмаров, в которых Войцех превращался в дракона, и его пламя опаляло ее изнутри, заставляя снова и снова задыхаться от невыносимого желания.

Домой Мелисента решила не ходить. Украдкой засунула в школьный рюкзак немнущееся маленькое черное платье. Туфли, конечно, не самые парадные – но и так сойдет. Уже после занятий позвонила матери, наврала с три короба про какую-то экскурсию с классом. Кажется, убедила. Вернуться опять нужно было не поздно, а телефон Войцеха снова не только не отвечал, но вообще был недоступен. Как и смысл происходящего в ее жизни.

Девушка пыталась ответить себе на вопрос «что происходит», складывая в уме весь свой маленький жизненный и большой читательский опыт. Даже советами подруг на этот раз не пренебрегла, пропуская события последней недели через сито афоризмов, мудрых фраз и устоявшихся мнений. События в нем застревали, никак не желая укладываться в рамки, ящички с классификационными ярлычками и логические схемы.

Это не походило ни на «любовь заканчивается, когда мужчина добивается своей цели» из классической литературы, ни на «любви без секса не бывает» из утверждений ее прежних кавалеров. Конфетно-букетный период, как непременная плата за дальнейшее, признавался всеми необходимой фазой для доказательства серьезности отношений и намерений. Но и только. Ее всегда трясло от прагматичности этого подхода, от банальности фраз, которыми ее пытались убедить в искренности чувств. «Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая?». Зеркало. И каждый следующий самовлюбленный болван, который надеялся, что ему удастся заполучить то, что не досталось предыдущему.

К тому моменту, как Кристи уговорила ее не просто сходить на концерт, а попытаться пробиться в гримерку и свести как можно более тесное знакомство с музыкантами, Мелисента пришла к выводу, что ценность этого «приза» для нее самой значительно меньше, чем для охотников за ним. И с горькой, отчаянной решимостью собиралась избавиться от него, просто вышвырнув в мусорную корзину. Главное, чтобы подальше от тех, кто посмеет хвалиться этим трофеем.

На концерте она не столько слушала музыку, хотя ей нравился этот жесткий, но в то же время романтический, стиль, сколько пыталась холодно и непредвзято оценить кандидата на роль «мусорной корзинки». И золотоволосый ударник сразу привлек ее внимание. За его ангельской хрупкостью и декадентским изяществом она скорее почувствовала, чем разглядела, давнюю неизбывную боль. Под обжигающей лавой страсти, рокочущей в его барабанах – холод. Не тот, которым как ледяным душем окатывают слишком приблизившихся чужаков, но сырой могильный холод одиночества, ночную тоску и боль. Обнять и согреть, увести за собой к теплу, свету и солнцу. Невозможно, невозможно…

И его осторожные поцелуи, такие бережные поначалу. Сладкие, как мед, и горькие, как печаль. Она сама расстегнула пуговку, приглашая его дальше. Но Войцех только легко коснулся тыльной стороной руки ложбинки между грудей, как будто не хотел обидеть ее отказом.

— Не здесь, моя прекрасная, — прошептал он, обжигая ее ухо горячим дыханием, — но если ты хочешь, мы можем поехать ко мне.

И она сказала «да», и это было уже то, окончательное, «да», после которого у девушки не бывает возврата.

Она была благодарна ему за то, что он не стал лгать ей. Не попытался купить ее согласие красивыми словами и пустыми обещаниями. И взял то, что она готова была выбросить, как бесполезный мусор, словно получил величайший дар. Он вернул ей ее саму. Странным, парадоксальным образом, вернул чистоту и невинность, забрав их себе. И у нее уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что происходящее с ней – любовь.

Но Он больше не звал ее к себе. Если бы не вчерашний вечер в студии, Мелисента решила бы, что Войцеху нужна только компания для его не очень взрослых развлечений, девочка, с которой можно ходить в кино и кататься на качелях, заговорщически показывая язык всем адептам большого секса. Вечный мальчишка, с печальными мудрыми глазами, не готовый отпустить свою юность. Но он старательно и умело разжигал в ней до поры скрытое пламя, и Мелисента никак не могла понять, что ему на самом деле нужно от нее.

— Не буду об этом думать, — решила она, — не стану.

Есть только здесь и сейчас, остальное не имеет значения. Сегодня это паэлья и белое кастильское вино. Чистое и свежее, как утро любви. Но что-то подсказывало ей, что скоро очередь дойдет и до темного, как кровь, Пино Нуар. Утром она была одна, его время было – ночь.

— Милси! – голос Кристи вырвал Мелисенту из размышлений, — что ты здесь забыла в такое время?

Мелисента чуть дернулась, как всегда, когда ее называли этим именем. Но она не спорила, ее полное имя звучало слишком уж по-книжному в стенах школы.

— Жду вечера, — вздохнула она, — если мама вдруг спросит, скажешь ей, что у нас была экскурсия в музей?

— С чего вдруг я стану врать твоей маме? – сердито ответила Кристи, — я и так тебе помогла, чем могла, и никакой благодарности с твоей стороны.

Именно Кристи потащила ее на концерт. Длинноногая голубоглазая блондинка, признанная «королева класса» была готова поддержать Мелисенту в любых нарушениях правил и запретов. Она вечно таскала за собой подругу на вечеринки и тусовки, поскольку непохожая красота Мелисенты служила гарантией того, что «приведи девушку для друга» не закончится тем, что эту девушку предпочтут ей самой. В последнее время Кристи надоело однообразие школьных романов, предсказуемых и бесперспективных для осуществления ее главной амбициозной мечты – попасть на обложки гламурных журналов. Идея зацепить восходящую звезду рок-музыки, пока ее еще не заграбастала не менее предприимчивая соперница, показалась ей удачным началом будущей карьеры.

Но первый опыт не слишком удался. Своей целью Кристи выбрала Бруниссона, сразу углядев в нем лидера группы. Крутившаяся рядом с ним темнокожая коротышка с далеко не модельной фигурой Кристи не смутила – «джентльмены предпочитают блондинок», это она усвоила хорошо. Даже если блондинки выше джентльменов почти на голову. Она в удачный момент заняла стратегическую позицию у ног Фьялара, но чертов карлик с холодными глазами убийцы ее спугнул. А потом их спешно увезли, раздав карточки с телефоном.

На телефон отвечал вежливый женский голос. Мэри, гуль и секретарша Иветт – но Кристи об этом не знала. Всем участницам резко оборвавшейся вечеринки пообещали бесплатные билеты на следующий концерт.

Кристи не только похвасталась визиткой всем, кому только можно, но и довольно прозрачно намекнула на свои завязавшиеся отношения с темноволосым гитаристом, к восхищенной зависти подруг. Всех, кроме Мелисенты, которая была в курсе истинного положения вещей. Мелисента пыталась предупредить, что враньем Кристи рискует поставить себя в неловкое положение, но самоуверенная блондинка не пожелала слушать. И в результате получила увесистый щелчок по носу, когда в местных газетах появилось объявление о помолвке Фьялара Бруниссона с той самой немодельной креолкой.

Она попыталась было обратиться за помощью к Мелисенте. Та в подробности не вдавалась, но, судя по высказанной сквозь краску смущения просьбе помочь с контрацептивами, не ограничила свое знакомство с ударником удачным исчезновением с вечеринки. Однако Мелисента отказалась тащить подругу на очередное свидание. По совершенно неубедительной с точки зрения Кристи причине, что Войцеху это не понравится. И теперь она решила расплатиться с неблагодарной выскочкой за все свои разочарования.

Компания для этого подобралась, как нельзя более, подходящая. Джек и Айзек, футболисты школьной команды, оба бывшие ухажеры Мелисенты. Джек сам бросил девушку, после двух или трех неудачных штурмов за первую неделю романа. Айзеку пришлось хуже – Мелисента поймала его на вранье о том, что уже «все было». Да еще и настолько неудачном, что нашлись свидетели подтвердившие , что в вечер, когда было это «все», она вообще была в другом месте и принимать участия в происходящем не могла. «Ты меня со своей рукой не путаешь?» — едко бросила ему Мелисента в присутствии чуть не половины класса, и Айзеку пришлось заткнуться, когда ее слова вызвали общий смех и стали причиной редкого перехода зрителей на сторону «Принцессы Недотроги».

— Можете записываться в очередь, парни, — со смехом сказала Кристи, — малышка уже встретила своего прекрасного принца на белом коне и поторопилась вручить ему хрустальную туфельку. Теперь она и до простых смертных снизойдет. Принцам от Золушек, кроме туфелек, ничего не нужно.

— А ты уверена? – подмигнул Айзек, — может, она его вообще с вибратором спутала?

— Давай, ты первый, — усмехнулся Джек, — а я подожду твоего отчета о том, стоит ли она вообще того, чтобы в нее вставить что-то покруче вибратора.

— Кристи! – Мелисента залилась краской и вскочила на ноги.

— Что «Кристи»? – пожала плечами блондинка, — ты думаешь, если Шемет тебя трахнул, ты стала особенной? Да у него таких как ты – полный зал идиоток. Можно каждый вечер свежим мясом полакомиться.

— Шемет — крутой мужик, — кивнул головой Джек, — за таким и объедки подобрать не зазорно. Пожалуй, я первый. А Айзек подождет моего отчета.

— Да полкласса уже ждет, — расхохотался Айзек, — пойду список составлять. В порядке живой очереди. Думаю, Милси уже вошла во вкус, и никому не откажет.

Мелисента уже перестала обращать внимание на изгаляющихся в насмешках парней. Она сцепила взгляды с бывшей подругой, и Кристи, выдержав всего несколько секунд, опустила глаза, нервно сглотнула.

— Идемте отсюда, — она потянула за собой Айзека и Криса, — Милси нужно в одиночестве обдумать свалившееся на нее счастье.

Войцех уже сидел за угловым столиком, накрытым на четверых, когда Бобби привез девушек в Каза Моно. Ресторан с его псевдо-старинным интерьером, темными деревянными панелями и хромированными лампами вполне отвечал невзыскательным вкусам кишевших здесь туристов со всех концов света. Но кухня и вправду была отменной, Войцех позаботился найти лучшее, что мог предложить Нью-Йорк.

— Прости, что не заехал за тобой, моя прекрасная, — сказал Войцех, галантно целуя ее руку, и одновременно ухитрившись второй рукой незаметно провести по открытой чуть ниже лопаток спине, — цейтнот, как обычно. Боялся, что нам столика не достанется. Вы уже познакомились?

— Конечно, — Мелисента улыбнулась, — у тебя замечательные друзья.

— Мы такие, — рассмеялся Бобби, пожимая руку Войцеха, — особенно, когда в программе паэлья с моллюсками.

— Как ты угадал? – обрадовалась Мелисента, присаживаясь на отодвинутый Войцехом стул.

— Ясновидение, — с гордым видом ответил Войцех, — это моя профессия, угадывать, что девушка захочет на ужин. Владельцы ресторанов просто рвут меня на части, предлагая работу.

— Тогда зачем спрашивал? – удивленно сказала Мелисента.

— Он тебя разыгрывает, — рассмеялась Маша, уже разглядывавшая меню, — паэлья здесь только с моллюсками. Но всего остального тоже вдоволь на любой вкус.

Паэльей они не ограничились. Бледно-желтые тыквенные крокеты с белоснежным козьим сыром, запеченные утиные яйца, прозрачная как слеза жареная свиная грудинка, хлебцы с апельсиновыми цукатами. Бобби ел за двоих, в буквальном смысле, Войцех, пользуясь моментами, когда Маша отвлекала Мелисенту, сбрасывал ему на тарелку свою долю. Но вином наслаждался сам, смакуя каждый глоток. Малкавиан еще помнил, каким должно быть хорошее вино, и накладывал добытые из закромов памяти воспоминания на пресные и плоские реальные ощущения. Получалось неплохо, и он решил, что этот трюк можно будет повторить еще на чем-нибудь. Кроме Мелисенты. Обнимать ее, вспоминая о тех, кто лет двести назад делил с ним постельные радости, было кощунственно.

Маша и Мелисента о чем-то перешептывались, улыбаясь, и у Войцеха потеплело на душе. Девочка пришла сюда побледневшая, с легкими тенями под прекрасными глазами, и он боялся, что вчерашним скандалом не обошлось. Но расспрашивать при друзьях не рискнул. Да и вообще, понял он, не рискнул бы. Ее ответы могли потребовать от него решительных действий, а все, что приходило в голову, никуда не годилось. Но сейчас она позабыла обо всем, смеясь шуткам Бобби, напоказ секретничая с Машей, легонько подкалывая его самого. Поначалу он собирался пригласить Фьялара и Делию составить им компанию на вечер. Но Мелисента побаивалась Фьялара, особенно после того, как тот рявкнул на Войцеха, сбившегося с ритма. И Делия, с ее чуть циничной ухмылкой, могла ненароком задеть кого угодно острым, как бритва, язычком. И, как ни крути, двести лет – это двести, а не двадцать. Впрочем, когда это касалось его самого, в последнее время об этом так легко было забыть.

— А где Фьялар? – спросил он Бобби, — у него телефон не отвечает.

— Фьялар на концерте народной музыки, — рассмеялась Маша, — нам Делия сказала. Неожиданно укатил на север в волчью глухомань. А Делию мы оставили в хищных лапах Вэйнврайта, он собирался проводить над ней научные эксперименты. С ее полного согласия, понятное дело.

— Кстати, о Вэйнврайте, — вспомнил Бобби, — он просил тебе передать. Тебя Кадир ищет. Для чего и зачем – не знаю.

Войцех нахмурился, он хорошо представлял себе, зачем мог понадобиться Ал-Асмайю. Так скоро…

По лицу Мелисенты пробежало тревожное облачко, и Малкавиан усилием воли прогнал из головы мысли о Шерифе. Не сейчас.

Легкое вино сделало свое дело, беседа становилась все более непринужденной. Маша расспрашивала Мелисенту о школьных делах, и Войцех снова чертыхнулся про себя. Он вообще забыл, что у принцесс бывают занятия кроме посещения рок-концертов и романтических прогулок с вампирами. При упоминании школы Мелисента снова помрачнела, но Войцех не придал этому значения. Школу, по его мнению, любить вообще было невозможно.

Разговор плавно перешел на сравнение школьной и университетской программы. Выяснилось, что Бобби как раз пишет реферат по Наполеоновским войнам, и его мнение о причинах поражения французской армии в корне не совпадает с тем, которое Мелисента только сегодня почерпнула в школьном учебнике.

— При чем тут зима? – возмущенно заявил Бобби, — Наполеон, по-твоему, был необразованным болваном, не знающим, что в России зимой холодно?

— Ну, может, он не думал, что настолько… — протянула Маша.

— А ты вообще должна это знать лучше всех, — фыркнул Бобби, — кто из нас русский?

— Никто, — рассмеялась Маша, — я вообще еврейка. И в Питере с двух лет не была, так что о русских зимах знаю не больше тебя. Вон Войцех и то, наверное, знает лучше, он поляк.

— Литвин, — поправил Войцех, — но польской крови во мне, и вправду, даже больше. Полячки младые в нашем роду через поколение в жены брались.

— Ну и что ты скажешь о русских зимах? – не унимался Бобби, — могли они победить Наполеона, или для этого понадобился гений Кутузова?

— Гений Кутузова? – голос Войцеха оставался спокойным, но в глазах полыхнуло холодное ледяное пламя, — В чем, это, сударь мой, выразился непревзойденный гений Светлейшего? Уж не в том ли, что он без всякой пользы войска под Бородино положил, а потом Москву без боя сдал? «Генералу Морозу» он доверил за себя сражаться? Так ведь и русская армия по дороге от Тарутина к Вильно две трети от мороза и болезней потеряла. Мерзлую конину ели, сухарей штаб-офицерам недоставало, не то, что нижним чинам. На Березине по раненым и женщинам картечью били, а Бонапарт-то все равно ушел. А все почему? Чичагов ему как бельмо в глазу был, завистью да местью Темнейший лис исходил. Неприятеля выпустил, зато соперника подставил. Мне Денис Давыдов еще до Березины рассказывал, как Кутузов к адмиралу гонцов слал, подложные даты на письмах ставил. «Третьего дня из Копыся вышли, следуйте к Борисову». Тьфу!

Вилка, сломавшись со скрежетом, жалобно звякнула по тарелке, оставив в побелевших на костяшках пальцах согнутый черенок.

Маша выразительно кашлянула, и Войцех с ужасом посмотрел в расширившиеся глаза Мелисенты. Сердце остановилось, дыхание замерло. Еще минуту, пока висело напряженное молчание, Шемет отчаянно восстанавливал его.

— Это записки моего прадеда, — тихо сказал он, — того, чей портрет у меня на стене. Мы так похожи, что я привык представлять себя на его месте. Вот, увлекся…

Мелисента рассмеялась и наградила его легким поцелуем в щеку.

— Ты бы на его месте тоже был героем, я знаю, — шепнула она, — только больше не пугай меня так, пожалуйста.

Войцех кивнул.

От пережитого его замутило. Кровь бешено застучала в висках, атрофированный желудок отказывался держать выпитое вино, а контроль над телом стремительно уходил. Войцех, наскоро пробормотав извинения, выскочил из-за стола, Бобби, поймавший умоляющий взгляд Мелисенты, выбежал за ним.

В туалете Войцеха вывернуло кровью. Алые капли пота выступили на лбу, покрыли испариной верхнюю губу. Он плеснул себе в лицо водой, торопливо смывая кровь, тут же розовыми каплями забрызгавшую раковину. В зеркале увидел Бобби за спиной.

— Тебе помочь?

— Спасибо. У меня сегодня все с собой, — Войцех достал из кармана пакетик и жадно припал к горлышку губами.

Бобби покачал головой, оторвал полосу от бумажного полотенца и принялся вытирать раковину.

— Я не это имел в виду, — сказал он, — хотя, в случае крайней необходимости…

— Прости, я не в себе. С друзьями не бывает достаточно крайней необходимости.

— Еще раз. Я чем-то могу помочь?

— У меня мозги не работают. Придумай что-нибудь. Не оставляйте ее сегодня наедине со мной – это опасно.

— Мы уезжаем?

— Еще не сейчас. Полчаса я продержусь. Пусть успокоится и забудет.

Мелисента, воспользовавшись отсутствием Войцеха, решилась заговорить с Машей о том, что ее тревожило весь вечер.

— У меня под лестницей – школьный рюкзак. В нем форма. Мне нужно будет переодеться, прежде чем попасть домой. А я не хочу, чтобы он знал.

— Что, совсем плохо дома? – участливо спросила Маша.

Мелисента молча кивнула.

— Только не говори ему.

— Не скажу, — пообещала Маша, — но не уверена, что у меня получится задержать его, если он захочет тебя проводить.

— Попробуй что-нибудь придумать.

Ответить Маша не успела. Зазвонил телефон, оставленный Войцехом на столе, и девушка взглянула на экран. Кадир Ал-Асмай. Машу словно молнией ударило. Только теперь она поняла, зачем Шериф так настойчиво ищет Шемета.

— Вот что, девочка, — произнесла она совершенно взрослым и не терпящим возражений голосом, — вызывай такси и бегом домой. Заодно и переоденешься. Я что-нибудь придумаю.

— Что-то случилось? – с тревогой спросила Мелисента.

— Пока нет. Но тебе лучше уехать.

— А я думаю, это называется иначе, — твердо ответила Мелисента, — это называется сбежать. И бросить. Дома я разберусь.

Благими намерениями… Сложно было назвать адом ее торопливые горячие поцелуи в темном подъезде с перегоревшей лампочкой. Свой Ад он носил с собой, всегда и везде.

— Я не знаю, какие тайны ты скрываешь, — прошептала она, — и не спрошу, пока сам не решишь рассказать. Но я хочу, чтобы ты знал – что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне.

Войцех не ответил. Ее тонкие пальцы коснулись его лица, обрисовывая в темноте контур губ, бровей, век. Она потянулась губами к его глазам, чтобы снять слезу.

— Никогда так не делай, — хрипло прошептал он, отстраняя ее, — пожалуйста.

Дома было темно, все уже спали. Мелисента торопливо проскользнула в свою комнату. Швырнула на кровать рюкзак, вытащила из него форму, потянула через голову платье. В тусклом свете ночника влажно блеснуло алое пятнышко на груди, но платье стерло его, и она так и не успела понять, откуда оно взялось.

В зеркале снова мелькнули темные ветви, звезды посыпались дождем. Девушка в зеркале улыбнулась ей, и все погасло.

36. Манхэттен, Нью-Йорк. Фьялар. Войцех

— Рассказывай, как съездил.

Фьялар лежал на животе, повернув набок голову, блаженно размякая под руками сидящей на нем верхом Делии. Девушка разминала затекшие от долгой поездки, свернувшиеся в тугие клубки мышцы шеи и спины.

— Ага. Вот тут. И чуть ниже, — Фьялар подался под ее руку.

— Не ерзай. Не то перейдем ко второй части, не успев закончить с первой, — Делия сжала его плечо, — я не железная.

— Судя по твоей хватке, этого не скажешь, — усмехнулся гном.

Они сравнили отчеты о проведенном времени. Делию поразило, насколько выводы пока что незнакомого ей ярла напоминали заключения Лорда Регента. Это могло означать только одно – объективность суждений. Слишком уж разными были Тремере и Гару. Ее снова почти захлестнул приступ безнадежности и отчаяния. Строить планы на будущее ей никогда не нравилось, они вечно летели в Преисподнюю, сталкиваясь с реальностью. Зато в том, чтобы действовать раньше, чем думать, полагаясь на то, что тело само примет решения – в этом с ней мало кто мог сравниться. Фьялар, поначалу сердившийся на ее безумные и безрассудные выходки, давно смирился и привык полагаться на ее интуицию не меньше, чем на свою логику. Гном предпочитал обдуманные решения. Правда, принимал их быстро и не жалел потом о последствиях, если что-то шло не так, что, впрочем, случалось крайне редко.

Фьялар даже затылком почувствовал ее изменившееся настроение. Он вывернулся, резким движением прижимая к ее своей груди.

— Ничего. Мы справимся. Как обычно, — шепнул он в самые ее губы, — и пора переходить ко второй части. Нам еще выспаться нужно, ночью опять полный дом кровопийц набьется.

Возможности возражать он ей уже не оставил.

Разбудила их Иветт, крайне недовольная тем, что Фьялар сутки не отвечал на звонки ни ей, ни Мэри. У нее были хорошие новости – Лили, примоген Тореадор Сан-Франциско, не только предлагала им выступить во Фриско, но обеспечила концерты во всех крупных городах по пути от Нью-Йорка. Предложение перспективное для будущего группы, но крайне сложное для воплощения по причине состава. Иветт пыталась свалить решение этих проблем на Фьялара, но тот послал ее к троллям, объяснив, что продюсер свои деньги получает не за красивые глаза.

— Это работа менеджера, — заявила Иветт.

— Так найди нам менеджера, — рявкнул Фьялар, — и сними ее с моей шеи.

Делия усмехнулась. Но радоваться было рано.

Следующим позвонил Кадир. Шериф решил уподобиться типу из анекдота, разыскивающему упавшую монетку под фонарем, а не под темным кустом, под который она завалилась. Он предпочитал обращаться к здравому смыслу Фьялара, а не к малкавианскому безумству Войцеха напрямую, и рявкать на него было бесполезно. Фьялар пообещал уладить проблему, хотя у него при этом было ощущение, что он бессовестно лжет Ал-Асмайю. Что делать с Шеметом, он представлял себе слабо.

Зато это очень хорошо представлял себе позвонивший, к полной неожиданности Фьялара, Картер Вандервейден, примоген Клана Малкавиан. Бывший адвокат даже при телефонном знакомстве произвел приятнейшее впечатление безукоризненными манерами и старомодной вежливостью. Он очень сожалел о том, что вынужден обеспокоить Фьялара своей просьбой, но Войцех, к его глубокому огорчению, на контакт не шел. После долгих и витиеватых объяснений, цель звонка, наконец, выяснилась. Войцех получал официальное разрешение на Обращение. Фьялар поблагодарил мистера Вандервейдена в самых изысканных выражениях, и чуть не разбил телефон, швырнув его на пол.

— Тролль бы побрал этого психа! Он на это не пойдет.

— По-моему, они все пытаются свалить ответственность на тебя, — заметила Делия.

— А на кого же еще? Даже если бы не мое отношение к Шемету, он мне нужен. Крис был прав – другого такого мне не найти ни среди живых, ни среди мертвых.

— Тогда попробуй его убедить.

— Похоже, другого выхода нет, — согласился Фьялар.

Они спустились вниз, и Диззи тихо ускользнул к кофейной машине, размышляя о преимуществах успокоительного действия травки на психику.

Но на этом телефонные звонки не закончились.

Катарина Вайс, Марлена, Хелен Панхард, Калеброс … У каждого нашелся вопрос, требовавший неотложного ответа, дело, невыполнимое без участия или совета Фьялара, проблема, которую только он мог решить.

— Они что, решили тебя Принцем Нью-Йорка назначить? – хмыкнула Делия.

— Для них это был бы удобный вариант, — кивнул Фьялар, — особенно для тех, кто полагает, что мог бы купить меня, или просто дергать за ниточки. Но они на это не пойдут, к счастью. Думаю, дело в том, что до выборов недалеко.

— Как раз перед туром, — вспомнила Делия, — по крайней мере, оставишь за спиной спокойный город.

— Боюсь, что после выборов основная катавасия только начнется, — вздохнул Фьялар, отставляя пустую чашку из-под кофе и набивая трубку, — но это уже от нас не зависит.

Через час после заката предсказание Фьялара сбылось. Компания начала подтягиваться в студию. Пришли даже Хоакин и Рамо, обычно являвшиеся только на репетиции. Эфраим Вэйнврайт с Тильдой. Из подвала, в последнее время подсоединенного к городским стокам, показался Шарк. Маша и Бобби, держащиеся за руки, словно кто-то собирался растащить их в разные стороны. Норвик, в черных кружевах и бархате, более напоминающий Сальери, чем скальда. С чехлом от контрабаса. Крис и Моника, косящиеся друг на друга, как разводящаяся после двадцати лет совместной жизни пара на пороге суда. Диззи, с большой кастрюлей на тележке и бутылкой виски в руке. На охоту сегодня не пошел никто.

— Кого ждем? – спросил Фьялар, оглядывая собравшихся, — Кадира или Войцеха?

— Правильная постановка вопроса, — кивнул Крис, — с Шеметом надо что-то делать.

— Если не мы, то Ал-Асмай, — согласился Норвик.

— Жаль девочку, — кивнул Вэйнврайт, обнимая Тильду за плечи, — но она сама напросилась.

— Кто ему скажет? – спросила Делия.

— Я, — Крис тряхнул непослушными кудрями, — меня ему придется выслушать. За ним долг.

***

Войцех встретил ее у подъезда, ослепительный в черном смокинге и белой бабочке. С темно-пурпурной, почти черной розой в руке. На ней снова было то белое вязаное платье, в котором она была, как невеста, на их первом настоящем свидании.

— Поедем сегодня ко мне? – он почти не спрашивал, зная ее ответ заранее.

Мелисента улыбнулась ему, засияв счастьем.

— До утра? – тихо спросила она.

— И дольше, если захочешь, — ответил Войцех, протягивая ей розу.

— Я уже хочу, — она поцеловала его, привстав на цыпочки, — очень.

Виллис ждал их за углом. Войцех решил не оставлять ни малейших следов, полагаясь на стертую память водителей. Крис, сидевший за рулем, опустил темное стекло, отделявшее водительскую кабинку от салона, и они устроились на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу. Мелисента, свернувшаяся котенком на его груди, чуть не мурлыкала от удовольствия, и не торопилась с поцелуями, предвкушая долгую и нежную ночь.

На этот раз в прихожей горел мягкий свет, ожидая ее. Войцех прошел в спальню, зажег свечи на прикроватном столике, где уже стояла бутылка «Пино Нуар» и два тонких бокала на высоких ножках. И возле хрустальной вазы, стоявшей у стены на резной подставке. В вазе была белая, как молоко, роза, и Мелисента присоединила к ней черную, доверчиво прильнувшую к соседке бархатистыми лепестками. В гостиной, запертой на ключ, спал зачарованный вампирским взглядом мужчина. Его имени Войцех не знал, но это не имело значения. Для первого голода после обращения, страшного и болезненного, медицинские пакетики подходили мало.

Мелисента забралась на кровать, скинув туфельки, швырнув сумочку в угол, и молча смотрела, как Войцех разливает по бокалам вино. До половины, чтобы дать возможность вдохнуть букет, прежде чем прокатить густое вино по языку, наслаждаясь вкусом. Сегодня все его движения, обычно порывистые, были точны и аккуратны, как будто продуманы заранее. Но от этого еще изящнее и грациознее, чем всегда.

— За тебя, принцесса, — он вручил ей бокал и коснулся его своим, чуть ниже края, — за нас.

— За нас, — она вдохнула сладкий запах вина, пригубила его и поставила бокал на столик, — это что-то значит?

— Да, — ответил он, отставляя свой бокал нетронутым и слизывая вино с ее губ, — но еще не время об этом.

Мелисента раскрылась навстречу его жадному, требовательному поцелую.

Войцех касался ее, собирая по капле воспоминания о мягком тепле ее кожи, матово-кремовой в неверном свечном свете, тихом, все учащающемся, дыхании, синеве поблескивающий в полумраке глаз под длинными тенями ресниц, горьковатой сладости губ, горячей влаге, призывно ожидающей его. Он с упорством безумца пытался сломить барьер, который смерть поставила между послушно повинующимся телом и бушующим пламенем страсти, неподвластной разуму. Но только понапрасну тратил драгоценную кровь – единственным доступным ему желанием плоти был голод. Запах крови под кожей, острый и терпкий. Ожидающий той минуты, когда он сделает последний шаг, после которого для обоих не будет возврата. Это была ее последняя ночь, и Войцех хотел, чтобы она осталась в ее памяти на долгие века холодной тьмы. Единственная вечность, которая была у него в запасе.

О проклятии и душе он думал с горьким смехом. Еще при жизни поручик Шемет славился выходящим за пределы общепринятой среди светской молодежи моды вольтерьянством и вольнодумием. Смерть не изменила его взглядов. Свой Ад и Рай каждый носит с собой. На выбор. Но этой ночью он выбрал за нее, не в силах заставить себя спросить ее согласия. Ее отказ, после всего случившегося, был для нее верной смертью – слишком многие знали о ней. Слишком многие пристально следили за малейшим нарушением Маскарада. Он не Вэйнврайт, за которым стоит Капелла, а Мелисента не Тильда и не Маша, чьи жизни Камарилья могла признать ценными для дальнейших магических экспериментов.

Мелисента отвечала ему, разгораясь ярким пламенем, предугадывая любое желание, которое могло бы у него быть. Если бы он был жив. Но ее пылкость и без того находила отклик в его душе – гордостью мужчины, первым пробудившего в ней этот огонь, безраздельно владеющего им, наслаждающегося ее восторгами. И он раздувал это пламя до самых небес, зная, что к рассвету погасит его навсегда.

Больше у них не останется ничего. Только вечность.

Войцех знал и пары, ставшие любовниками будучи Сородичами, и те, где один обратил другого. Кто-то пытался делать вид, что гимнастика в постели все еще имеет значение. Кто-то превозносил преимущества платонической любви. Но все они, рано или поздно, заканчивали одним – два вампира, без различия пола, получающих и доставляющих друг другу единственное доступное им наслаждение. Две пиявки, слившиеся в кровавом поцелуе. Два трупа, захлебывающиеся кровью.

У него все еще хватало безумия надеяться, что у них получится по-другому.

Утомленная Мелисента прислонилась к его плечу, и он снова налил ей вина.

— Ты прекрасна как сон, Принцесса, — шепнул он, — я бы хотел не просыпаться никогда.

— Сон без пробуждений – это смерть, — ответила Мелисента, задумчиво глядя на пламя свечи, — а я хочу жить для тебя.

Войцех зарылся лицом в ее волосы.

— Я бы за тебя умер. Но уже не получится, — тихо прошептал он. Очень тихо.

Он дал ей недолгий отдых, убаюкав на своем плече, и снова разбудил поцелуем. Часы на стене, резное чудовище с литыми чугунными стрелками и тяжелыми гирями неумолимо отсчитывали время.

Четыре часа. Два часа до рассвета. Последняя точка, когда он еще успел бы отвезти ее домой и вернуться сюда, в безопасность своего убежища, пройдена. Войцех смотрел на нее, разгоряченную, с влажной челкой, прилипшей ко лбу, припухшими от поцелуев губами и сияющими глазами. Это был последний раз, когда он видел ее такой. И никогда ему не увидеть, как сменится женственной силой эта хрупкая нежность, не узнать, как ее стремительная походка наберет уверенность и плавность, взгляд станет призывно-лукавым, горячим, обещающим открыть все тайны зрелой чувственности. Не целовать первые седые волоски в темном шелке ее волос, не восхищаться тонкими лучиками морщинок, делающими взгляд мудрым и добрым…

В последний раз она почти кричала, и ее пальцы до боли сжимали его плечи, она закусила свою руку, чтобы не впиться зубами ему в плечо. Войцех в последний раз коснулся поцелуем ее лона, посылая прощальную волну экстаза. Скоро рассвет. У них остался всего час до того, как они провалятся в дневное небытие, рядом, словно два холодных трупа.

Его губы коснулись ее шеи, как в первую ночь. Там, где билась голубая жилка, там, где он боялся с тех пор ее коснуться. Запах крови ударил ему в голову. Клыки рванулись из десен.

Медвежьи лапы, обхватившие хрупкую шейку, встали перед его взглядом. Он с ужасом оторвался от нее, взглянув на свои тонкие пальцы. Лейтенант Шемет с портрета на стене ухмыльнулся медвежьим оскалом.

— Я не могу, — он зарылся лицом в ее колени, — я не могу этого сделать. Уезжай, умоляю тебя. Пожалуйста, уезжай и ни о чем не спрашивай.

Она молча кивнула и потянулась к разбросанной по ковру одежде.

37. Манхэттен, Нью-Йорк. Фьялар. Войцех

— Ну, и где Войцех? – недовольно спросил Фьялар, глядя на входящего в студию в одиночестве Бобби.

— Понятия не имею, — пожал плечами МакГи, — я сделал все в точности, как ты велел. Постучал ему в дверь с первыми лучами заката. И колотил в нее, по меньшей мере, час, не забывая телефон набирать.

— Звонок за дверью слышал? – вмешалась Делия.

— Не-а, тихо. Или его дома не было, или он телефон отключил.

— Второе вернее, — заметил Крис, — я вчера до пяти утра дежурил у него под окнами, никто оттуда не выходил. Еле успел к Фьялару в студию домчаться, пока меня солнышком не припекло.

— Значит, дома, — подытожил Фьялар, — может, до сих пор в себя не может от радости придти, что проблемы решились. Раз уж обратной дороги нет.

— Ты вообще понимаешь, что говоришь? – Крис чуть не схватил Фьялара за грудки, — он свою девочку убил. То, что от нее осталось… Годится для чего угодно, кроме любви.

— А как же Моника? – спросил Фьялар.

— Моника для любви и при жизни не очень годилась, — пожал плечами Крис, — ее революция и свобода больше интересовали, чем все остальное. Хотя девицей она не была, я бы заметил. Мы не любовники, Фьялар. Даже в вампирском смысле. Я никогда не пробовал ее крови после обращения, а она моей. Это создает кровную связь между Дитя и Сиром. Я забрал у нее жизнь, но не заберу то, что для нее дороже жизни – свободу.

— Убедил, — Фьялар высвободился из хватки Криса, — извини. Тогда зачем ты его вчера уговаривал?

— Потому что мне, по большому счету, на его девчонку наплевать. А его малкавианская шкура мне дорога как память.

Делия, отошедшая на пару минут, снова присоединилась к разговору.

— Фьялар, я звонила в ее школу. Она сегодня была на занятиях. Ушла с полдня, и домой пришла поздно – ее искали. Но пришла. При дневном свете. Соображаешь, что происходит?

— Боюсь, что да, — осипшим голосом произнес Фьялар, — мальчишка… Троллью мать! Делия! Ты там была?

— Один раз, — ответила дроу, — но, кажется, вспомнить смогу.

— Поможешь мне портал, — Фьялар уже направлялся к лестнице, волоча Делию за руку за собой, — я пойду один. И не ломитесь больше в дверь, пока я оттуда не выйду. Он не откроет.

С порталом Делия провозилась минут десять, представляя себе маленькую прихожую то освещенной, то темной, с курткой висящей на стене и без зонтика, стоявшего в углу, и каждый раз наводя для Фьялара детальную иллюзию. Пока, наконец, не додумалась сосредоточиться на гравюре, изображающей шхуну, несущуюся сквозь бурю на всех парусах. «Призрак». Портал открылся меньше, чем в полуметре от стены, но Фьялару этого хватило, чтобы протиснуться.

Гном осторожно заглянул в гостиную. Войцех, в черном гусарском мундире, сидел за большим квадратным столом. На столе стояла запотевшая бутылка Смирновской и графин с узнаваемо темной жидкостью. Закуска в хрустальных вазочках и на фарфоровых тарелках. Возле дивана у стены – кровавое пятно на полу.

— Где труп? – спросил Фьялар, входя в комнату.

— Минут десять назад ушел домой, — пожал плечами Войцех, не оборачиваясь, — я не сомневался, что ты придешь. Но надеялся, что войти не сможешь.

— Если бы я не нашел способ войти, пришлось бы ломать дверь, — ответил Фьялар, — присесть можно?

— Конечно. Составишь мне компанию. Напиваться в одиночку — дурной тон.

— И как ты собирался это сделать? – Фьялар принюхался к жидкости в графине, но в нос ему ударил только теплый металлический запах крови.

— Влил в этого типа литр Смирновской, — ухмыльнулся Войцех, — а потом спас его от алкогольного отравления, сделав переливание. Я же говорил, что он уже ушел.

— И что ты собираешься делать? – спросил Фьялар, наливая себе водки в хрустальную стопку и вытаскивая из вазочки соленый огурец, — после того, как напьешься?

— То, что давно следовало сделать, — Войцех чокнулся с гномом второй стопкой, с темно-красной, как клюквенная настойка, жидкостью, и, смакуя, пригубил, — отправлюсь на медвежью охоту.

Фьялар залпом опрокинул рюмку, хрустнул огурцом. Резким движением сбросил со стола кивер, который Войцех поправлял в тот момент, когда он только заглянул в дверь. Именно то, что он ожидал увидеть – кремневый пистолет с серебряной насечкой по черной рукояти, с взведенным курком.

— Всего лишь собираюсь завершить то, что мне помешали сделать в Париже, — откомментировал Войцех, — можешь считать, что так оно и было. Какая разница, как?

— Я не могу так считать, — покачал головой Фьялар, — меня там не было. И ее тоже. Думаешь, она будет тебе благодарна за это?

— Она не узнает.

Фьялар кивнул и налил еще по одной.

Его внимание привлекла увешанная фотографиями стена над диваном, и гном встал из-за стола, чтобы рассмотреть снимки поближе. Большая часть – еще черно-белые, выцветшие. Несколько дагерротипов. Граф Шемет в окружении актрис Мулен-Руж. Войцех в компании закутанных в меха золотоискателей Аляски. Он же – в летном шлеме и очках, на фоне «этажерки» времен первой мировой.

— Первый ночной вылет на задание, — усмехнулся ему в спину Войцех, проследивший его взгляд.

Войцех и Крис, улыбающиеся, обнимающие друг друга за плечи, в залихватски сдвинутых на ухо беретах.

— Что ты должен был Крису? – спросил Фьялар, присаживаясь за стол и наливая себе рюмку.

Войцех гостеприимно намазал тонкий ломоть хлеба маслом и выложил сверху добрую порцию черной икры.

— Не пей без закуски, дурная привычка. И голова наутро болеть не будет.

Он снова чокнулся с Фьяларом и на этот раз осушил свою стопку одним глотком.

— Брюс МакГи не первый, кто обратил внимание на Сородичей, — Войцех откинулся на стуле и вытянул ноги под стол, готовясь к долгому рассказу, — в 1943 до американского командования дошли слухи, что группа «Вервольф» — это не просто красивое название. Те, кто был в курсе и позволил себе поверить в мистическую чушь, начали искать нас. В Нью-Йорке еще правил Шабаш, Маскарад держался на честном слове. Меня поймали в казино, я помогал одной милой барышне угадывать в рулетку. Криса – на старых связях с мексиканскими революционерами. Но могли бы и не пугать. Мы и сами искали возможность попасть в Европу и принять участие в заварушке. Я уже кое-что слышал о блокаде Ленинграда, и мне было плевать на то, что это больше не Санкт-Петербург.

Нам предложили создать диверсионный отряд. Это меня обрадовало больше, чем любое другое предложение – уроки фон Лютцова даром не прошли. Да и с Гарибальди я был знаком в свое время. В общем, нас собрали на базе под Вашингтоном, пару недель пытались инструктировать, пока не поняли, что мы лучше инструкторов знаем, что нужно делать, и отправили во Францию.

Мы часто действовали вместе с маки*, но не присоединялись ни к одной из партизанских групп. В нашу задачу, в первую очередь, входил сбор сведений о вервольфах. Часть племени Красные Когти, польстившись на обещания Гитлера восстановить древний языческий порядок, поддержала нацистов. Эти бедняги не знали, что за национал-социалистами стоят ненавистные им Цимисхи. Свору выпустили в горах, где она наводила ужас на местное население, и партизаны практически оказались лишены поддержки.

Полгода прошло, прежде, чем мы вычислили их логово. Крис получил за это капитанские нашивки. И разрешение обратить Мишеля – паренька-сироту из местных маки, который привязался к нашей группе, как потерянный щенок, после того, как Красные когти уничтожили весь его отряд. Мы оставались во Франции, хотя с основным заданием было покончено. Люди иногда не лучше зверья, и не меньшие кровопийцы, чем вампиры. Но Крис подозревал, что кому-то из Волков удалось уйти. И в декабре 1944 мы напали на их след. Два парня и девчонка из Черных Фурий. Мы расстреляли все серебряные пули, и потеряли треть группы. Но волчьи шкуры забрали как трофей. И девчонку тоже. Я поругался с Крисом из-за нее. До этого дня мне ни разу в жизни не довелось убить женщину. Он был жутко зол, но согласился взять ее с собой и сдать на руки британским летчикам, прилета которых мы ожидали через неделю. А через три ночи наступило полнолуние. И она перекинулась, разорвав стальные цепи, которыми мы ее связали, как паутинку. Крис лично пристрелил ее. Но еще трое наших погибли. В том числе и Мишель, которого Крис обратил всего за две недели до этого. Совсем птенец.

Мы не поссорились. Но я еще тогда сказал Крису, что за мной долг. И он поклялся когда-нибудь его с меня получить. А я… Я не смог. Не захотел. К черту!

Войцех снова опрокинул стопку, и кровь потекла по его подбородку тонкими струйками.

— Что именно ты ему пообещал, — спросил Фьялар, — обратить Мелисенту?

— Спасти свою шкуру от Кадира любой ценой, — ответил Войцех, аккуратно утираясь белоснежной льняной салфеткой, — в том числе и этой. Но ничего конкретного.

— И ты выбрал другую цену, — спокойным голосом продолжил Фьялар, — Кадиру твоя шкура не достанется, так что можешь считать, что Крису ты ничего не должен.

Войцех с любопытством поглядел на Фьялара.

— Ты не попытаешься мне помешать?

— А я вправе? Зато я могу тебе кое-что пообещать. Сделай это, и я не стану скрывать от девочки, что с тобой стряслось. Она ведь примчится с вопросами, а я ненавижу лгать.

Войцех не ответил, и Фьялар принялся рыться по карманам в поисках трубки. Похоже, он забыл ее дома. Шемет все так же молчаливо поднялся, прошел к буфету, открыл дверцу, за которой на большом стенде стояла целая коллекция трубок, задумчиво оглядел ее, достал классический вересковый Данхилл с белой точкой из слоновой кости на мундштуке. Себе выбрал большую, широкую с вишневым прокуренным чубуком и с янтарным чуть прокушенным от долгого употребления мундштуком. Достал табакерку черного дерева с серебряным гербом Шеметов на крышке.

— Я в последнее время научился жить воспоминаниями, — сообщил Войцех, раскуривая трубку, словно и не было только что разговоров о пуле в лоб, — вдыхаю дым сейчас, а в голове – двухсотлетней давности гусарская попойка. Ты мне фон Лютцова чем-то напоминаешь. Такой же горячий в бою и холодный в разговоре. Выпей еще – полегчает. Легче будет меня отпускать.

Фьялар благодарно затянулся. Трубка была отменная.

— Отпусти ее, Войцех. Она всего лишь человек, поплачет и успокоится. Ты много видел за свои два века девушек умерших от несчастной любви?

— Ни одной, — признался Войцех, — но всегда бывает первый раз.

— И тебе хотелось бы, чтобы он случился именно сейчас? – спросил Фьялар.

Войцех гневно сверкнул глазами.

— Я проспал свои похороны, Фьялар. Я не видел ни ее горя, ни ее слез. Но она знала, почему я это сделал. Одна смерть, другая, не все ли равно? И я так и не решился узнать, чем все кончилось. Два века прошло, прежде чем я смог полюбить снова. А что толку, если моя любовь по-прежнему несет в себе смерть? Пора сдержать слово и убить зверя. Нам не по пути.

— Значит, ты все-таки думаешь о себе, а не о ней?

— Значит. Это ничего не меняет.

Они просидели далеко за полночь. Часы пробили и два, и три, а они так и не вернулись к главной теме. Войцех сходил на кухню, поджарил для Фьялара пару стейков, которые на такой случай держал в холодильнике, принес еще бутылку водки – литр закончился.

Фьялар курил уже третью трубку, когда Войцех принес гитару. Голос у него был не сильный, но мягкий и приятный. Фьялар мысленно поблагодарил Делию, что она включила русский в число необходимых им в Мидгарде языков.

Мне грустно, милая! Ужели ты должна

Стыдиться прошлого и гнать воспоминанья?

Ужель душа твоя за все свои страданья

Опустошающей тоске обречена?

Иль в том была твоя невольная вина,

Что выдали тебя смущенных глаз признанья,

Что мне доверила ты честь без колебанья

И в стойкости своей была убеждена?

Всегда одни, всегда ограждены стенами,

С любовной жаждою, с безумными мечтами

Боролись долго мы — но не хватило сил.

Все алтари теперь я оболью слезами –

Не для того, чтоб грех создатель мне простил.

Но чтобы мне твоим раскаяньем не мстил!*

— Помнишь свою первую? — спросил Войцех, отложив гитару.

— Первых, — усмехнулся Фьялар, — Амла и Халет. Такое не забудешь. Это было в «Золотом льве», в Предгорье. Девчонки чуть не подрались, пытаясь поделить мою невинность. Пришлось разделить ее на двоих.

— Мари ее звали, — вздохнул Шемет, — чудо, как была хороша. Я совсем еще мальчишкой был, усы едва пробились. Влюбился без памяти, под окнами у нее с утра до ночи гарцевал.

— И чем все закончилось?

— Она в Италию уехала, не хотела меня обязательствами связывать. У нее двое детей от покойного мужа осталось, да и старше она была лет на десять. Боялась, что разлюблю. Я думал, сердце у меня разорвется, целый месяц страдал. Смешно, правда? А вот ведь до сих пор с нежностью вспоминаю. Хорошо, что это было.