Глава 6

— Ты кто ещё такой? Я тебя не знаю, — огрызнулся белобрысый.

— Не узнал? Да неужели? А кто прошлой ночью на меня напал, когда я домой возвращался?

— Да никто на тебя не собирался нападать. Сам виноват, что ездишь там ночью. И вообще, нельзя было спокойно объяснить? Ты ведь из князей? Небось, ещё и чемпион какой-нибудь. Откуда мы знали?

— Тебя как звать-то?

— Кузьма. А тебя?

— Костя.

— Слушай, Кузьма, пойдём-ка поболтаем.

— Мне в класс надо.

— Никуда твой класс не денется.

Мы медленно двинулись вдоль большого зелёного поля перед крыльцом главного корпуса. Кузьма нервничал — это чувствовалось. Постоянно косился на меня, руки держал в карманах.

— Ну и как? Выиграли? — спросил я.

— Пока мы с тобой возились, остальные три команды ушли вперёд. Ты ещё и капот прострелил. Лёва злой как чёрт. Машина дорогая.

— И скольких вы убили?

— Двух всего.

— А остальные, значит, больше?

— Конечно!

— Интересные у вас развлечения, — отметил я. — И это законно?

— Что именно? Охота? А что тут такого?

— Вы же людей убиваете.

— Да какие они люди? Рабы. Мы их сами покупаем на свои деньги вообще-то. Что такого?

— И много вас?

— А тебе какое дело? Много вопросов задаёшь.

— Скажи спасибо, что пока только вопросы.

В это время с бойким щебетанием мимо проплыла группа гимназисток. Я заметил среди них Инессу. Она шла, закинув пиджак за спину, и о чём-то болтала с… той самой кудрявой девчонкой, которая прошлой ночью была с Кузьмой.

Инесса помахала мне рукой, я кивнул в ответ.

— Некогда трепаться, — буркнул Кузьма, — урок скоро.

Он развернулся и быстро зашагал ко входу в главный корпус.

Я проводил его взглядом. Он вошёл в здание вслед за одноклассницами Инессы. Мне показалось подозрительным, что сестра общается с подругой Кузьмы. Неужели Инесса тоже участвует в ночных охотах? От одной этой мысли стало тошно. Да и та кудрявая девчонка, посмотришь со стороны — ангел во плоти. А по ночам рубит людей тесаком. Странные тут нравы…

Оставалось совсем мало времени до конца перемены, и я поспешил на урок.

После занятий меня забрала Инесса. В гимназию я ехал с шофёром, а обратно мы с сестрой договорились вернуться вместе.

На парковке среди дорогих машин и мотоциклов я с горем пополам нашёл тёмно-синее спортивное купе. Инесса уже сидела за рулём, ждала. Авто имело агрессивный дизайн: круглые фары, «зубастая» решётка радиатора, похожая на оскаленную пасть, длинный капот с двумя белыми полосами. Машинка явно не для езды от дома до школы.

Стоило усесться на пассажирское кресло, как на меня посыпался град вопросов.

— Ну наконец-то. Долго ты. Как тебе первый день? — затараторила Инесса. — Узнаёшь гимназию? А своих одноклассников? Наверное, непривычно?

— На самом деле, всё очень знакомо, — я кинул взгляд на тяжёлые кованые ворота, над которыми красовался золотой лев — символ клана Мономахов. — Как будто тут каждый день бываю.

Я не врал. Меня действительно всё время, пока я находился на территории гимназии, преследовало ощущение дежавю.

— Это же просто замечательно! Значит, ты уже почти всё вспомнил, — обрадовалась Инесса. — Ну поехали тогда.

Она повернула ключ в замке зажигания. Под капотом взревел мощный двигатель, машина резко сорвалась с места.

Мы ехали по зелёным улицам акрополя. Гимназия находилась в его пределах. С обеих сторон тянулись каменные или кованые ограды особняков местной аристократии. Один раз попались многоквартирные дома — они притаились среди засаженного деревьями сада с бассейном. Меня поражало то, как тут было чисто и… пусто. Людей даже среди бела дня не встретишь.

До дома можно было добраться минут за десять, а если повезёт проскочить все светофоры — ещё быстрее. Глазом не успел моргнуть, как впереди показались знакомые ворота.

— Останови на пять минут, поговорить хочу, — попросил я.

— Что случилось? — Инесса затормозила, свернув на край проезжей части.

— Что за девчонка, с которой ты общалась, когда мы с тобой встретились на третьей перемене?

— А что? — Инесса хитро улыбнулась. — Она тебе приглянулась?

— Я как будто помню её.

— Ты не можешь её помнить. Она новенькая. Перевелась в этом году из второй гимназии. Там техники второго типа не преподают, а у неё — талант. Поэтому её отправили к нам. Забавная девчонка. У неё троюродный брат тут учится и ещё с десяток родственников. Агния Гиппонская. Может, помнишь такую фамилию? Крупный род. Среди них тоже есть охотники. А ты, я видела, уже с кем-то подружился?

— Просто знакомого встретил. Сам еле узнал.

— Ладно, Кость, поехали уже. Мне уроки делать на завтра. А тебе весь материал за предыдущие годы вспоминать.

— Поехали, — согласился я.

Узнав, что Инесса не участвует в ночных охотах, я вздохнул с облечением. Сразу от сердца отлегло. Даже не представлял, как дальше общался бы с ней, если б она занималась такими вещами.

Я шёл по коридору, направляясь к своей спальне, когда заметил, что дверь, ведущая в комнату деда, приоткрыта. Взыграло любопытство. Захотелось посмотреть на старика. Он не показывался в доме, не присутствовал за общими трапезами. Я знал о нём лишь то, что его зовут Лев Васильевич, ему за восемьдесят и у него проблемы с головой. В чём именно заключаются проблемы, никто не уточнял.

Момент для знакомства с собственным дедом, показался подходящим.

Я постучался. Никто не ответил. Тогда я открыл дверь и прошмыгнул в комнату. В нос ударил стариковский запах. Кондиционер почем-то тут не работал, стояла духота. Шкафы, комоды и диван выглядели древними, на стене висел ковёр с двумя скрещенными саблями. Деревянная ширма делила комнату на две части.

— Есть тут кто? — спросил я громко, но мне опять не ответили.

Я прошёл за ширму и остановился. Тут была кровать, а возле окна в инвалидной коляске сидел старик, накрытый пледом, и таращился на меня застывшим пустым взором. Сморщенное дряхлое лицо казалось безжизненным. Мне подумалось, что он уже покинул этот мир.

Когда я осторожно приблизился, понял, что старик жив. Воздух с шумом выходил из его ноздрей. Вот только на лица не шелохнулась ни одна мышца, а глаза продолжали смотреть в одну точку.

— Лев Васильевич, вы меня слышите? — спросил я.

Старик не отреагировал. Я внимательно посмотрел в его глаза, пытаясь увидеть в них хотя бы искру разума. Бесполезно. Провёл ладонью перед его лицом.

Худощавая морщинистая рука внезапно схватила моё запястье, да так крепко, что если бы не фибральная сеть, старик точно сломал бы мне кость. Зрачки шевельнулись и уставились на меня. Я попытался выдернуть руку, но не смог.

— Ты! — прохрипел старик. — Ты — чужак. Я вижу… Я вижу твою аниму. Константин мёртв. Ты — не он.

У меня внутри всё похолодело. Как этот почти дохлый дед узнал, что я — не Костя? Мистика какая-то.

Я дёрнул руку сильнее, костлявые пальцы разжались. Я отступил на шаг.

— Костя был слаб, — бормотал старик, продолжая таращиться на меня. — А теперь… теперь его нет. Моего внука нет. А ты…

Я ждал продолжения речи, но взгляд его потух. Мысль осталась неоконченной. Старик снова ушёл в астрал.

Было неясно, как старик понял, что я — не его внук. И всё же теперь он знал мою тайну. Наметилась проблема. Не выдаст ли он меня? Не начнёт ли твердить об этом направо и налево? С другой стороны, все знают, что дед выжил из ума, и чтобы он ни бормотал, вряд ли ему поверят. Если только… если только кто-то не задастся целью отнять у меня наследство.

За спиной послышались шаги. Я обернулся. Передо мной стоял невысокий мужчина преклонного возраста в клетчатом пиджаке. Инесса говорила, что за дедом присматривает слуга. Митрофаном, кажется, звали.

— Константин? — удивился вошедший. — Что вы тут делаете? Ах, да, у вас же… забывчивость. Позвольте напомнить, это ваш дедушка, Лев Васильевич, предводитель вашего рода. К сожалению, вы с ним не сможете поговорить. Лев Васильевич уже давно не желает ни с кем вести беседы. Прошу, не надо его лишний раз тревожить.

— Я просто должен был вспомнить, — сказал я и покинул комнату.

Ужин прошёл буднично. Мачеха спрашивала у Инессы и Саши, что произошло в гимназии. Спросила и меня. Я ответил, что всё хорошо. Она словно забыла о нашей беседе, даже вида не показывала, что злится. Её поведение не выходило за границы правил этикета. Я ждал, что после еды Ирина вернётся к вчерашней теме, но этого не случилось. Поужинали и разошлись по своим комнатам. Перед этим Ирина предупредила, что завтра у неё дела, и до вечера её не будет дома.

Поскольку во вторник у нас с сестрой занятия начинались в одно время, мы снова поехали вместе. Прибыли рано. Стоянка ещё не заполнилась машинами, и Инесса припарковала своё купе поближе к воротам.

К воротам редким потоком брели ученики. Парни — в зелёных костюмах, девушки — в юбочках. То и дело мне на глаза попадались чьи-нибудь стройные ножки.

Некоторых учеников привозили шофёры или родители, другие приезжали на собственных авто, а кто-то — и вовсе на автобусе. Общественный транспорт, что удивительно, тут тоже ходил. Небольшие новенькие автобусы нет-нет, да попадались на улицах акрополя.

В этой гимназии обучались только старшие классы, с четвёртого по восьмой. Первые три занимались в отдельном корпусе в квартале отсюда. А до двенадцати лет отпрыски из благородных семейств и вовсе учились дома.

— Кость, можно тебя попросить об одолжении? — Инесса заглушила мотор.

— Да пожалуйста.

— Видишь ли… — сестра замялась, подбирая слова. — У меня сегодня после занятий встреча запланирована. Мог бы ты пойти домой один? И Ирине, пожалуйста, не говори.

— Так-так, а вот тут поподробнее, — я повернулся к Инессе. — Что за встреча? Куда это моя сестрёнка собралась втайне от родителей?

— Да так, с одним человеком встретиться, — сестра потупила взгляд.

— Нет уж. Давай, выкладывай всё начистоту, — потребовал я.

— Ладно, так и быть. Меня на свидание пригласили.

— Кто?

— Да ты его не знаешь. Мы летом познакомились, когда отдыхали в Синопе. Помнишь же, как мы ездили месяц назад на нашу виллу на берегу? Нет? В общем, там мы и познакомились. Хороший парень. Живёт недалеко отсюда. Он предложил мне встретиться как-нибудь. Ну и вот… Ирины всё равно сегодня дома не будет до вечера, я и подумала, почему бы нет? Только ты, пожалуйста, не говори ни ей, ни Саше, ни слугам.

— Ладно. А что тут такого? Зачем скрывать-то? Ну встречаешься и встречайся. Кому какое дело?

— Да ты забыл, наверное, что я помолвлена. Мне встречаться ни с кем на стороне нельзя… официально. А Ирина если узнает, начнёт ругаться. Так ты не скажешь? — Инесса посмотрела на меня молящим взором.

Я задумался. В том, что Инесса с кем-то встречается, лично я ничего предосудительного не видел. Она взрослый человек и делает то, что считает нужным. Вот только непонятно, как это выглядит с точки зрения местных порядков.

— Слушай, так если у тебя помолвка, может, и правда не стоит ни с кем встречаться? — спросил я.

— Ой, глупости. Это ничего не значит. Тем более тот парень, с кем меня помолвили, мне не нравится. Я всё равно за него не выйду. Любую помолвку можно разорвать.

— Точно никаких последствий для рода не будет?

— Ну конечно никаких! Так сейчас все делают. У меня половина подруг не собирается выходить замуж за тех, с кем родители их хотят обвенчать. Ты, главное, не говори никому, ладно? Если спросит кто, скажи, что мы с девчонками пошли в чайную.

— Да не собираюсь я говорить, — ответил я.

— Ты просто золото! — Инесса обхватила меня за шею и чмокнула в щёку. — Спасибо тебе огромное! С меня… я даже не знаю… Если хочешь, в чайную сходим за мой счёт. Всё, пошли на уроки.

— Постой. Я хочу познакомиться с этим типом. Мне нужно знать, с кем ты встречаешься. Я за тебя скоро буду отвечать. Да и браки вообще-то утверждает предводитель.

— Я тебя с ним обязательно познакомлю. Только попозже. А то представляешь, припрусь на первое свидание с братом.

— На первое можешь одна сходить. А вот на второе… — я улыбнулся. — Посмотрим, в общем. Ладно, пошли.

Весь день на переменах я тусовался с тройкой ребят из простонародья, а парни знатного происхождения кучковались в основном вокруг Кирилла. Конфликтов пока не было, никто никого не задирал. Мы вчетвером существовали отдельно, остальные — отдельно.

Когда у меня возникли вопросы о сложившейся ситуации, Артемий объяснил, что словами тут обычно никто не кидается просто так, оскорблять друг друга не принято. Отношение показывалось действием. Тех, кто считается ниже остальных, спокойно могут принудить выполнять какую-нибудь работу, вроде внеочередного дежурства по классу, заставить носить чай из буфета или делать домашние задания. С такими если и разговаривают, то только по делу и с позиции старшего.

Несмотря на то, что в официально все гимназисты считались равными, на практике существовала всё та же жёсткая стратификация, как и за стенами нашего заведения. Мне уже довелось прочитать об этом в учебниках социологии.

Самой низшей, бесправной и в то же время самой многочисленной категорией населения являлись метэки — по сути, обычные люди. Они имели массу ограничений в правах: им запрещалось владеть или управлять крупным бизнесом и крупными земельными наделами, запрещалось занимать любые военные и государственных должности, и даже пользоваться мобильной связью они не могли.

Уровнем выше стояли так называемые граждане. Им разрешалось многое из того, что нельзя метекам, за исключением высоких руководящих постов и ряда офицерских званий.

Эти две страты не были изолированы друг от друга. Метэк мог стать гражданином, отслужив, например, пять лет в александрийской армаде (военная служба среди простонародья была добровольной), или за заслуги перед кланом или государством. А вот выше гражданина простому смертному было уже не вырасти.

Следующая страта называлась этайры — на славянский язык переводилось это как «друзья» «товарищи». К ним относились все дети от конкубин. Обычный гражданин мог стать этайром только в том случае, если он владеет фибральными техниками, прошёл обучение в гимназии и отработал сколько-то лет в компаниях рода или отслужил в дружине. Этайрам было доступно гораздо больше должностей и званий, чем гражданам. Этайры являлись членами родов и кланов, что давало им право на поддержку со стороны данных инстанций.

Самой высшей кастой являлись князья. Князья могли занимать абсолютно любые должности, иметь любые звания, могли заседать в притании (государственном совете), могли участвовать в выборах басилевса и сами баллотироваться в правители ВКП.

Между первыми двумя категориями населения и последними двумя лежала огромная пропасть — архэ. У одних была эта внутренняя энергия, дававшая возможность управлять нитями, у других — нет. Первые — право имеющие, вторые — твари дрожащие, говоря языком классика. Такое разделение подчёркивалось даже здешней религиозной мифологией. Считалось, что те, кто владеют архэ, являются потомками сорока ближайших учеников пророка Мани. У каждого из них якобы было по сорок жён, от которых и пошли все аристократические рода.

Но на этом стратификация общества не заканчивалась, ведь помимо обычных людей, тут проживали и так называемые «нелюди» — тавры и керубы.

Первых и людьми-то не считали — что-то среднее между человеком и животным. Утверждалось, что вместо человеческой анимы (души), в них живут низшие даймоны. Тавры отличались грубым, обезьяноподобным обликом, имели крайне скудные интеллектуальные способности и повышенную агрессивность. Они были полностью выключены из социальной иерархии. Их даже не обучали вместе с людьми.

Керубы же имели вместо человеческой анимы дух высшего даймона. Такие существа обладали утончённой внешностью, крайне харизматичным характером и врождёнными способностями к постижению фибральных искусств. Впрочем, несмотря на все достоинства, керуб в Византийской политии не мог стать ни князем, ни даже этайром — максимум, гражданином. В клановые гимназии керубов тоже не принимали. Однако они имели право обучаться фибральным искусствам в частных школах.

Вспоминались бойцы с обезьяньими рожами, которых я видел в окружении Паука, когда тот приехал к сбитому вертолёту, чтобы убить меня. Похоже, это и были тавры. В то время как сам Паук, судя по тому, что мне довелось слышать, являлся керубом.

Спросил я у Артемия и про охоту, которую аристократы устраивают на людей на ночных улицах.

— А ты что, не знаешь?! — изумился он. — Первые шестерницы боэдромиона и гелаксиона считаются для гимназистов священными днями. В эти дни все развлекаются, как могут.

— На людей охотятся?

— В некоторых клубах да, это практикуется. В нашей гимназии есть такой клуб — «Волчий коготь». Слышал? Нет? Да, извини, никак не привыкну, что у тебя амнезия. Так вот, у них довольно жестокие развлечения. Охоты на рабов устраивают. Поговаривают, даже прохожих убивают. Но о том, что у них происходит, никто не знает. Только про охоту всем известно. Это распространённое развлечение.

— И никто это не пресекает? — удивился я.

— А кто пресекать будет? Старшие члены клана сами потворствуют подобной практике. Считается, что это — лучший выход для садистских склонностей княжеских отпрысков.

После уроков меня задержал преподаватель по химии, чтобы выяснить мой уровень знаний. Целый час со мной разбирался.

Я покинул учебный корпус и направлялся к воротам, когда меня нагнал какой-то смуглый паренёк с крашенными светлыми волосами.

— Ты ведь Константин Златоустов, верно? — спросил он.

— А ты кто?

— Меня послал за тобой Григорий Мономах. Он поговорить хочет.

— О чём?

— Пошли, узнаешь.

Я сразу почувствовало подвох. Что за Григорий Мономах? Зачем мне с ним разговаривать? Что-то тут нечисто. Но с другой стороны, мы на территории гимназии. Кто мне что тут сделает?

Я последовал за крашеным пареньком. Мы отправились к палестре (так назывался спортивный корпус), но вошли не через главный вход, а через один из боковых. Миновали коридор и оказались в небольшом зале с матами. Тут нас ждали трое. Белобрысого Кузьму я сразу узнал. Второй был крупным молодым человеком со смуглой кожей и телосложением качка, третий — ботаник ботаником. Пиджак застёгнут на все пуговицы, аккуратная причёска с пробором, на носу очки. Вот только острый взгляд поверх тонкой оправы выдавал в нём человека совсем другой натуры.

— Ну? Я здесь, — объявил я, заходя в помещение. — Кто тут Григорий Мономах? Чего надо?

— А ты, значит, Константин Златоустов, — «ботаник» вышел вперёд. — Поговорить хочу. А то ты, кажется, любишь нос совать не в своё дело.

Загрузка...