Кэролайн
До этого момента я всегда боялась этого человека.
Кто бы не боялся? Он был огромен, по крайней мере, шесть футов четыре дюйма, его руки, грудь и спина были покрыты разноцветными чернилами. У него был хриплый, глубокий голос и пронзительные льдисто-голубые глаза. Когда он посмотрел на меня, я поняла, что попала в беду.
Хотя он никогда не делал ничего откровенно мерзкого или ужасного по отношению ко мне или двум своим дочерям, это не означало, что он не был самым устрашающим человеком на земле.
Но в тот момент, когда я вошла в дверь, я также восхитилась его невероятно привлекательной внешностью больше, чем когда-либо прежде. Не то чтобы я никогда не замечала его точеную челюсть или тот факт, что у него был накачанный пресс, но было что-то совершенно другое в том, что я была в его доме женщиной, а не девочкой.
Это заставило меня чувствовать себя еще более неуютно, чем когда-либо.
Особенно когда он смотрел на меня так, словно не верил мне.
София плакала у меня на плече, когда за несколько месяцев до этого подстрелили ее отца, и боялась, что потеряет его. Я так и не узнала многих подробностей, кроме того, что кто-то подстрелил его в одном из его любимых ресторанов. Единственным спасением человека, получившего три пули, было то, что с ним не было двух его дочерей.
Из того, что я слышала, он пару недель выздоравливал в больнице, ему повезло, что он остался жив. Я также слышала, что теперь он прихрамывал. Я и представить себе не могу, насколько плохо это отразилось на его рядовых сотрудниках. О, что я знала о преступных синдикатах, кроме мимолетных историй, которые мне рассказывала моя лучшая подруга, или того дерьма, которое Джошуа извергал, чтобы заставить меня взяться за эту работу в первую очередь?
“Откуда ты знаешь, Кэролайн, и не морочь мне голову по этому поводу”.
Это был первый раз на моей памяти, когда мужчина рычал. Для меня звук был сексуальным. У меня было ощущение, что для его врагов он звучал угрожающе.
“Я нашла электронное письмо с указанием кое-кому завершить работу”.
“От кого?”
Я не была уверена, что хочу отвечать. Я могла сказать, что он уже был раздражен моим поведением. Однако у меня хватило ума понять, что мне не сойдет с рук не ответить ему, особенно после того, как я сбросила эту бомбу. “Стефано Марино. Во всяком случае, я так думаю, хотя его имя не использовалось.”
Его глаза широко раскрылись, и он почти сразу отвел взгляд, поскреб жесткую бороду, покрывающую его резную челюсть. Даже это было сексуально. Сглотнув, я начала жалеть, что пришла сюда, но разве у меня был выбор?
“И что, во имя всего святого, ты делала, шпионя за Стефано Марино?”
“Потому что он был моей целью”.
Да, ему не нужно было говорить мне, что у меня, очевидно, было желание умереть. Мое поведение было безрассудным. И полным высокомерия.
“У тебя есть какие-нибудь доказательства?” спросил он почти слишком небрежно.
“Да. Я собрала информацию на накопитель и смогла захватить его с собой”. Я не была готова рассказать ему об аудиофайле. Какая от этого была бы польза, если бы я не смогла ее скачать? Почему он должен мне верить?
Он подошел к окну, уставившись в темноту. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вытереть лицо и волосы, выпив залпом еще полстакана. Виски не был моим обычным выбором алкоголя. Возможно, я хотела произвести на него впечатление.
Или утопить свою глупость в алкогольном тумане.
Он ничего не говорил целых две минуты, его плечи поднимались и опускались, пока он думал о том, как лучше поступить. Я видела, как крутятся колесики в его голове.
Когда он обернулся, у него было то суровое выражение лица, которое я видела в детстве, когда мы с Софией чуть не разрушили дом.
“Вот что должно произойти, Кэролайн. Мы будем обсуждать это день за днем, пока я думаю, как лучше всего справиться с этой ситуацией. Но я всё равно скажу тебе, что ты сама подвергаешь себя опасности, из которой будет трудно, если не невозможно будет выбраться.”
“Я понимаю это, сэр”. Я была низведена до положения ребенка, от которого требовали уважения к мужчине. Я ненавидела видеть разочарование в его глазах. Это ранило меня больше, чем то, что за мной гнались и чуть не убили.
“Я рад это слышать, потому что у каждой ошибки есть последствия, часто такие, которых мы не хотим и не ожидаем. Вот почему у плохих решений есть последствия. Ты согласна, Кэролайн?”
Я не была до конца уверенна, что он пытался мне сказать, но его тон указывал на то, что у меня серьезные проблемы. “Да, сэр. Я могла погибнуть”.
“Именно”. Он подошел ближе, придвинулся к краю стола и сел. Его ноги были еще длиннее и мускулистее, чем я помнила. Этот мужчина был источником сексуальной привлекательности. “Поэтому, ты заслуживаешь наказания за то, что подвергаешь опасности себя и свое будущее”.
Теперь я действительно понятия не имею, что сказать. “Хм. Наверное,”
“Правильно. Это реальность. Ты останешься здесь на ночь, а утром мы поговорим подробнее, но сначала о главном. Нам нужно разобраться с твоим серьезным нарушением”.
Как? Собирался ли он позвонить моему отцу и настучать на мое плохое поведение? Нет, Вадим не был таким человеком. “Что это значит?”
Он улыбнулся так по-отечески, что мне стало противно думать о нем более сексуально. “Я собираюсь тебя жёстко отшлепать”.
Я не была уверенна, что правильно расслышала его. “Прошу прощения?”
“Ты слышала меня, малышка. Тебе нужно напомнить, что нельзя связываться с очень плохими людьми”.
В ярости я чуть не ударила его, но передумала. И все же меня трясло сильнее, чем раньше. “Я не думаю, что…”
“В этом-то и проблема. Ты не продумала свое решение. Ты очень умная женщина, но вела себя как ребенок. А теперь давай покончим с этим, чтобы переодеть тебя во что-нибудь сухое и ты смогла хорошенько выспаться.”
Почему у меня было чувство, что у меня не было выбора?
Потому что, по правде говоря, его не было. Нет, если я хочу, чтобы он помог мне.
Вадим внимательно посмотрел на меня, затем пальцем поманил к себе. Я снова почувствовала себя семилетней. “Накопитель с собой?”
Я встал на дрожащие ноги, вытаскивая его из тесного и мокрого кармана. “Да. Я сама зашифровала его, так что тебе понадобится моя помощь”.
Подойдя ближе, я отчетливо ощутила запах лосьона после бритья, которым он пользовался. У него был насыщенный аромат, полный мускуса и цитрусовых. Аромат идеально подходил ему, подчеркивая его опасный имидж.
Когда он взял его у меня из рук, повторился тот же самый электрический разряд. Меня также бросило в жар, который, вероятно, вызвал еще один серьезный приступ покраснения на моих щеках. Я всегда чувствовала себя такой незначительной рядом с этим человеком, и сегодняшний вечер не исключение. Он был могущественным, а я ничтожной.
Он задержал дыхание, пряча флешку в карман своего пиджака. Когда он встал, возвышаясь надо мной, я почувствовала, как у меня мурашки бегут по всему телу.
“Ты же понимаешь, что то, что ты сделала, было безрассудством”, - сказал он, его голос стал еще тише, чем раньше.
“Я просто пыталась продвинуться самостоятельно”.
“Было много других способов сделать это. Теперь, пока я снимаю куртку и закатываю рукава, ты снимешь джинсы и трусики и ляжешь на край моего стола”.
Я не был уверенна, мне стыдно или я унижена. Я точно знала, что широко открыл рот. Никто меня не шлепал. Мой отец чертовски все контролировал, но телесная дисциплина означала, что он действительно проводил время со мной.
А он всегда был слишком занят, чтобы заботиться о своей дочери.
Вадим похлопал меня по руке почти так, как похлопал бы собаку. Я ожидала, что он употребит выражение ‘хорошая девочка’. “Когда я закончу, я думаю, ты используешь этот момент как напоминание о том, что подвергать свою жизнь опасности — это не то, что от тебя ожидают”.
Отеческое отношение продолжалось, когда он уходил, давая мне немного уединения.
Тем временем мои соски полностью возбудились, натягивая смехотворно тонкий материал моего лифчика и потертой футболки. Должно быть, я кажусь ему ребенком, учитывая мой кричащий вид и дырявые джинсы. Между тем, почти в одиннадцать вечера он выглядел на миллион долларов.
Счастливый ублюдок.
Я ждала, не в силах оторвать от него глаз, пока он снимал куртку и вешал ее на спинку огромного кожаного кресла, в котором сидел. В тот момент, когда я подъехала к дому этого человека, у меня в горле образовался комок.
Охранники обращались со мной так, словно мне запрещено находиться на территории. У каждого из них в руках было оружие. Но хуже всего было то, что два здоровенных чувака извлекали большой свернутый мешок. Мне не нужно было приглядываться, чтобы понять, что внутри должно быть завернуто тело. Я, конечно, пришла не в самое подходящее время.
Было ли оно когда-нибудь?
Вытерев единственную капельку нервного пота, скатившуюся по моему лбу, я опустил голову и начала расстегивать джинсы. Мои руки так сильно дрожали, что я не была уверен, что смогу это сделать. Я пыталась рационализировать то, что я делаю, и почему он требовал, чтобы я приняла наказание.
Это было похоже на нахождение в огромном тумане, ничего четкого, как обычно. Мне наконец удалось расстегнуть джинсы, закрыв глаза, прежде чем стянуть их вниз. Моя одежда все еще была достаточно мокрой, и трусики в том числе. Я не была уверена, должна ли я радоваться или стыдиться того факта, что надела стринги.
Что ж, я, конечно, не ожидала, что ночь пройдет так.
Задержав дыхание, я украдкой бросила еще один быстрый взгляд в его сторону. Я всегда восхищалась татуировками этого человека, задаваясь вопросом, есть ли за ними какая-то история. Когда он закатал рукава, я обнаружила, что провожу языком по нижней губе. Могу поклясться, что он стал еще более мускулистым, чем несколько лет назад.
Кроме того, я забыла, какой эффект производил на меня его русский акцент.
Теперь мне стало жарко, и я почти умоляла его сказать несколько слов на его родном языке. Однако сейчас было не время и не место.
Внезапно я почувствовала головокружение, не в силах больше смотреть на него. Я наклонилась, как требовалось, прижавшись щекой к прохладному дереву. Странный звук привлек мое внимание, и я поняла, что он делает.
Снимает ремень.
Серьезно?
В этом не было ничего личного. Я пыталась напомнить себе об этом. Этот человек был искренне обеспокоен моим благополучием. Но от этого переносить позор было ничуть не легче. Когда он приблизился, я снова закрыла глаза. Я не была уверена, что смогу выдержать такой уровень унижения. Да, то, что я сделала, было неправильно, но порка? Почему не трепка языком?
“Ты научишься, zavetnaya малышка, быть очень осторожной в том, что делаешь в этом мире. Моём мире”. Его голос был мрачным, полным той же жесткости, которую я видела на его лице. Его мир. Я знала, что это такое, но никогда не сталкивалась с этим до сегодняшнего вечера.
Я жила как обычная американская девушка, словно в пузыре. Вот что давало богатство. Быть такой девушкой, плохой девочкой для меня было совершенно по-другому. Я думала, это захватывающе. Прямо сейчас? Я ненавидела это больше, чем обращение к нему за помощью или обращение как с ребенком.
Я понятия не имела, что сказать и должна ли я. Я чувствовала, что этот человек не примет никаких оправданий. Поэтому, несмотря на то, что я ненавидела это, я решила принять свое наказание.
“Я собираюсь дать тебе двадцатку за сегодняшний вечер. Надеюсь, жесткие удары пойдут тебе на пользу”. Он положил руку мне на поясницу. “Раскинь руки и возьмись за край моего стола. Я думаю, тебе это понадобится”.
Понадобится? О Боже. Я даже не думала о боли, которую испытаю. Я сделала, как он просил, снова затаив дыхание. Ожидание убивало меня, пока он ходил взад-вперед позади меня.
Когда он впервые жестоко ударил своим толстым кожаным ремнем, я съежилась глубоко внутри. Боль была далеко не такой сильной, как я ожидала, но шок от наказания был. У меня на глазах тут же выступили слезы от продолжающегося унижения.
Он не терял времени даром, ударив еще три раза подряд.
О боже. Теперь я чувствовала, как боль пронзает каждую мышцу моего тела. Рывком поднявшись со стола, я услышала, как хватаю ртом воздух, извиваясь взад-вперед. Ничто не подготовило меня к этому. Ничто.
“Оставайся на месте. Ты же не хочешь, чтобы я начал все сначала. Правда?”
“Нет”, - прохрипела я, больше не узнавая свой голос.
“Хорошая девочка”.
Вот оно. Я была просто девочкой и ничем больше. Как я могла его винить? Растрепанная и обезумевшая, появившаяся на пороге его дома ближе к середине ночи. Тем не менее, агония была невыносимой. Я пыталась подчинится, когда он опустил ремень еще несколько раз, в том числе два на верхнюю часть моих бедер.
“Ой. Черт. Больно”. Мой крик был громким и неприятным даже для меня.
“Как и должно быть. Все наказания предназначены для того, чтобы их помнили”. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы погладить мою кожу, и я почувствовала, как нарастает жар.
Просто то, что он прикасался ко мне таким интимным образом, было странным, настолько, что я дрожала всем телом. Никогда в своих самых смелых мечтах я бы не поверила, что буду здесь, в его кабинете, подвергаться дисциплинарному взысканию.
“Ты отлично справляешься”. Он воспринял это как сигнал начать снова, нанося яростные удары по обеим сторонам моей задницы с предельной точностью. Казалось, что он делал что-то подобное раньше. Много раз.
Я старалась не придавать этому даже отдаленного сексуального значения. Это сделало бы это… тревожным, но с каждым продолжающимся хрустом его запястья, с нарастающей болью происходило что-то еще.
Я становилась очень влажной, мое нутро раскалилось до миллиона градусов. Хотя раньше меня привлекали мальчики, потом мужчины, мой ограниченный опыт не был связан с таким мужчиной, как он.
Он был… Вау. Это было единственное подходящее слово.
“Еще шесть”, - сказал он своим хриплым голосом.
Этот человек не был заинтересован в трате времени, методично опуская ремень. Я пыталась не ерзать, быть хорошей девочкой, но, черт возьми, перед моими глазами вспыхивали огни. Я могла только молиться, чтобы он не заметил, какая я мокрая. Это был бы самый неловкий аспект из всего происходящего, то, что я запомнила бы на всю оставшуюся жизнь.
Я не была уверена, что ужасное событие закончилось, пока он не похлопал меня по правой ягодице, прежде чем отступить. Ну, я не могла дышать. Я не была уверена, что смогу стоять, не упав на пол. Но я не собиралась оставаться в этой позе дольше, чем необходимо. Когда я поднялась со стола, я осознала, что мои ноги стали похожи на резиновую лапшу. Сделав глубокий вдох и выдох, я поднялась на ноги.
Но как только я попыталась не цепляться за его стол так, что побелели костяшки пальцев, я поняла, что заваливаюсь назад.
“Воу. Я держу тебя”. Он обхватил меня одной огромной рукой за талию, притягивая к своему массивному телу, и, Боже милостивый, теперь я была уверена, что потеряю сознание. Близость была совершенно иной, чем тогда, когда я была ребенком, и он вручал нам с Софией по фруктовому мороженому, как любящий отец.
Это было… чувственно.
“Я в порядке”, - прошептала я, ненавидя свой голос, который больше не принадлежал мне. Этот мужчина, и пережитое сделали это со мной.
“Если ты так говоришь”.
“Угу”.
Он держал меня за руку, но отступил от меня. Я все еще была огорчена тем, что была частично обнажена, пытаясь натянуть джинсы и стринги обратно на место. Когда я наконец оделась и почувствовала в себе достаточно сил, чтобы обернуться, он стоял на другой стороне комнаты. Он рылся в моей спортивной сумке.
“Что ты делаешь?”
“Смотрю, что ты принесла с собой. Спать не в чем”, - тихо сказал он.
“У меня не было времени. Сумка была уже упакована”.
Он поднял обе брови, глядя на меня. “Ты ожидала, что тебе нужно будет убегать”.
На этот раз я пожал плечами вместо того, чтобы ответить сразу.
“Так что же это?”
Комок снова встал у меня в горле, на этот раз угрожая перекрыть доступ воздуха. “Это предложил мой куратор”.
“Твой куратор. Я не хочу знать, сколько раз ты взламывала защитные системы. Сейчас, я отведу тебя в гостевую спальню, где ты собираешься хорошенько выспаться, поэтому мы можем обсудить этот… инцидент более подробно утром. Пойдем со мной”.
Нельзя было отрицать его властное присутствие или его голос.
И вот, как хорошая маленькая девочка, я снова повиновалась.