Пламя войны

Пролог

Ветер завывал над холмами, заросшими редкими деревьями, в землях, принадлежащих Маратам, единому народу. Он гнал перед собой крупные жесткие снежинки, и, хотя Единственный сидел на своем троне высоко в небе, тучи скрывали его лицо.

Кито впервые с тех пор, как наступила весна, замерзла. Она повернулась и, прищурившись, посмотрела назад, прикрыв глаза рукой от мокрого снега. Она была в короткой набедренной повязке и поясе, на котором висели нож и охотничья сумка, — и все. Ветер швырял ей в лицо пряди густых белых волос, и их цвет сливался с цветом падающего снега.

— Поторопись! — крикнула она.

В ответ раздалось глухое ворчание, а в следующее мгновение появился геардос. Он был громаден по сравнению со своими сородичами, его лопатки возвышались над землей на высоту двух взрослых мужчин. Его косматая зимняя шкура, густая и черная, защищала его от холода, и он не обращал внимания на снег. Когти, каждый больше астелианской сабли, легко вгрызались в замерзшую землю.

Отец Кито, Бонуло, в набедренной повязке и выцветшей астелианской рубашке красного цвета, сидел на спине геардоса, спокойно покачиваясь на вязаном чепраке. Грудь, руки и плечи Бонуло были такими мощными, что ему пришлось оторвать рукава от рубашки. Но поскольку он получил ее в подарок, выбросить ее было бы невежливо, поэтому он сплел из рукавов веревку и надел ее на лоб, чтобы в глаза не лезли волосы, такие же белые, как у дочери.

— Мы должны спешить, потому что долина может от нас убежать. Наверно, нам следовало остаться с подветренной стороны.

— Если ты думаешь, что это смешно, так ты ошибаешься, — заявила Кито, наградив сердитым взглядом отца, который решил пошутить.

Бонуло улыбнулся, и морщины на его широком, квадратном лице стали заметнее. Ухватившись за седельную веревку геардоса, он с ловкостью, неожиданной для его могучего тела, спрыгнул на землю. Затем он хлопнул рукой по передней ноге геардоса, и тот миролюбиво улегся, не переставая жевать траву.

Кито повернулась и прошла вперед, навстречу ветру, и, хотя ее отец не издал ни звука, она знала, что он идет за ней.

Через пару мгновений они подошли к краю обрыва. Внизу под ними лежало открытое пространство. Снег мешал ей как следует разглядеть долину, и лишь между порывами ветра удавалось увидеть тропинку, ведущую к основанию скалы.

— Смотри, — сказала она.

Бонуло встал рядом и рассеянно обнял дочь за плечи здоровенной ручищей. Кито ни за что на свете не позволила бы отцу увидеть, что она дрожит, по крайней мере, не во время самого обычного снегопада, но она все равно к нему прижалась, безмолвно поблагодарив за тепло. Она наблюдала за ним, пока он вглядывался вниз, дожидаясь, когда ветер на время стихнет, и он сможет рассмотреть место, которое астелианцы называли Восковым лесом.

Кито закрыла глаза, вспоминая это место. Мертвые деревья в несколько слоев покрывал кроуч, густое, вязкое вещество, словно Единственный залил их воском множества свечей. Кроуч был в долине везде, включая землю и большую часть склонов. Тут и там птицы и животные прилипали к нему и лежали, не шевелясь, пока не становились мягкими и не распадались на части, точно мясо, сваренное на небольшом огне. Бледные существа размером с собаку, прозрачные, похожие на пауков, со множеством ног, практически невидимые, прятались в кроуче, в то время как другие бродили по лесу, безмолвные, быстрые и совершенно чуждые.

Кито вздрогнула от этого воспоминания, но тут же прикусила губу, заставив себя снова замереть на месте. Она подняла голову и взглянула на отца, но он смотрел вниз и сделал вид, будто ничего не заметил.

Долину под ними никогда — сколько помнил ее народ — не покрывал снег. Там всегда, даже зимой, было тепло, словно кроуч, подобно громадному диковинному зверю, согревал воздух жаром своего тела.

Теперь же в Восковом лесу царили лед и гниение. Старые мертвые деревья были покрыты чем-то коричневым и мерзким, похожим на смолу. Земля замерзла, хотя тут и там виднелись участки сгнившего кроуча. Несколько деревьев лежали на земле, а в центре леса упал и развалился курган. Его окутывала такая сильная вонь разложения, что ее почувствовали даже Кито и ее отец.

Бонуло еще некоторое время не шевелился, а затем сказал:

— Нам нужно спуститься и выяснить, что произошло.

— Я уже выяснила, — сказала Кито.

— Делать это в одиночку было глупо, — нахмурившись, сказал ее отец.

— Из нас троих, находящихся здесь, кто чаще остальных спускался вниз и возвращался оттуда живым?

Бонуло фыркнул, и его темные глаза потеплели.

— Может, ты и права. — Улыбка погасла, когда ветер и мокрый снег снова скрыли долину от их глаз. — И что ты обнаружила?

— Мертвых хранителей, — ответила она. — Мертвый кроуч. Тепла нет. Ничто не двигается. Хранители превратились в пустые оболочки. Кроуч рассыпался в пыль, когда я к нему прикасалась. — Она облизнула губы. — И кое-что еще.

— Что?

— Следы, — тихо ответила она. — В дальнем конце, из долины. На запад.

— Какие следы? — проворчал Бонуло.

Кито покачала головой:

— Старые. Может, Мараты или астелианцы. Рядом с ними я нашла много мертвых хранителей. Словно они маршировали и умирали один за другим.

— Чудовище направляется в сторону астелианцев, — прорычал Бонуло.

Кито кивнула, и на ее лице появилось беспокойство.

Бонуло посмотрел на нее и спросил:

— Что еще?

— Его сумка. Рюкзак, который мальчишка с равнины потерял в Восковом лесу во время нашего состязания. Я нашла его на тропе рядом с последними мертвыми пауками, на нем еще оставался его запах. Начался дождь. И я потеряла след.

Лицо Бонуло потемнело.

— Мы расскажем хозяину долины Вестланд. Это может ничего не значить.

— А может значить. Я пойду, — сказала Кито.

— Нет, — заявил Бонуло.

— Но, отец…

— Нет, — повторил он жестче.

— А что, если оно его ищет?

Ее отец помолчал немного, а потом ответил:

— Твой астелианец умный. Быстрый. И в состоянии о себе позаботиться.

— Он маленький. И глупый. И ужасно меня раздражает, — с хмурым видом возразила Кито.

— Храбрый. Бескорыстный.

— Слабый. В нем даже нет волшебства его народа.

— Он спас тебе жизнь, — напомнил ей Бонуло.

Кито нахмурилась еще сильнее.

— Да. Он меня раздражает.

— Даже лев сначала бывает детенышем, — улыбнувшись, сказал Бонуло.

— Я могла бы сломать его пополам, — прорычала Кито.

— Сейчас — возможно.

— Я его презираю.

— Сейчас — возможно.

— Он не имел права.

— Это не ему было решать, — покачав головой, сказал Бонуло.

Кито сложила на груди руки и заявила:

— Я его ненавижу.

— И поэтому хочешь предупредить его об опасности.

Кито покраснела так сильно, что краска залила ее щеки и шею. Ее отец сделал вид, будто ничего не заметил.

— Сделанного не воротишь, — сказал он, повернулся к дочери и положил свою громадную руку на ее щеку, затем наклонил голову, разглядывая ее. — Мне нравятся его глаза, когда он на тебя смотрит. Они точно изумруды. Или молодая трава.

Кито почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы. Она закрыла их и поцеловала руку отца.

— Я хотела лошадь.

Бонуло громко, раскатисто расхохотался.

— Твоя мать хотела льва, а получила лиса. Она никогда об этом не жалела.

— Я хочу, чтобы это ушло.

Бонуло, продолжая обнимать Кито, зашагал к геардосу.

— Это не уйдет. Ты должна встать на стражу и наблюдать.

— Я не хочу.

— Так принято у нашего народа, — напомнил ей Бонуло.

— Я не хочу.

— Упрямое отродье. Ты останешься здесь до тех пор, пока в голове у тебя не прояснится.

— Я не отродье, отец.

— А ведешь себя именно так. Ты останешься с Сабот-га.

Они подошли к геардосу, и Бонуло без видимого усилия подбросил дочь вверх по седельной веревке.

Кито забралась на широкую спину геардоса.

— Но, отец…

— Нет, Кито. — Он устроился позади нее и щелкнул языком. Геардос спокойно поднялся и начал пятиться по тропе, по которой они сюда пришли. — Тебе запрещено туда идти. Это решено.

Кито молча ехала, сидя за спиной отца, повернув голову на запад и подставив взволнованное лицо ветру.

* * *

Старая рана беспокоила Стивенса, когда он тяжело спускался по винтовой лестнице в самое сердце земли, расположенное под дворцом Первого лорда, но он не обращал на нее внимания. Не стихающая пульсирующая боль в левом колене занимала его не больше, чем уставшие нога или натруженные за целый день тяжелых занятий мышцы плеч и рук. Он о них не думал, и его лицо оставалось холодным и неумолимым, напоминая видавший виды меч на поясе.

Все это беспокоило его гораздо меньше, чем предстоящий разговор с самым могущественным человеком мира.

Стивенса добрался до комнатки у основания лестницы и взглянул на свое искаженное изображение в тщательно отполированном щите, висящем на стене. Он поправил свою красно-голубую куртку — это были цвета Королевской гвардии — и попытался пригладить всклокоченные волосы.

Рядом с закрытой дверью на скамейке сидел юноша, нескладный и долговязый, совсем недавно повзрослевший, в слишком коротких брюках и куртке, из которых торчали лодыжки и запястья. Темные волосы падали на лицо, на коленях лежала раскрытая книга. И хотя палец юноши уткнулся в строку, он явно спал.

Стивенс остановился и пробормотал:

— Академ.

Юноша подскочил со сна, и книга упала на пол. Мальчик выпрямился, заморгал и, заикаясь, пробормотал:

— Да, сир… что… ах да. Сэр?

Стивенс положил руку юноше на плечо, прежде чем тот успел вскочить.

— Полегче, приятель. Итоговые экзамены на носу, да?

Юноша покраснел и, опустив голову, наклонился, чтобы поднять учебник.

— Да, сэр Стивенс. А мне в последнее время не удается выспаться.

— Я знаю, — ответил Стивенс. — Он все еще там?

Юноша снова кивнул:

— Насколько мне известно, сэр. Мне сообщить о вас?

— Пожалуйста.

Юноша встал, расправил серую форму академа и поклонился. Затем тихонько постучал в дверь и открыл ее.

— Сир, — сказал он. — К вам пришел сэр Стивенс.

Наступило долгое молчание, затем мягкий голос ответил:

— Спасибо, академ. Пусть войдет.

Стивенс вошел в покои для медитаций Первого лорда, а мальчик закрыл за ним звуконепроницаемую дверь. Стивенс опустился на одно колено и склонил голову, дожидаясь, когда Первый лорд обратит на него внимание.

Гай Секстус, Первый лорд Астелии, высокий мужчина с суровым лицом и усталыми глазами, стоял посреди выложенного плиткой пола. Хотя владение магией воды позволяло Гаю выглядеть так, будто ему около пятидесяти лет, Стивенс знал, что ему почти в два раза больше. Его волосы, когда-то темные и роскошные, за последний год заметно поседели.

На плитках под ногами Гая переливались разные цвета, возникали и пропадали постоянно меняющиеся картины. Стивенс узнал часть южного побережья Астелии, возле Парции, которое замерло на мгновение, и тут же его на его месте появились горные пустоши, находившиеся на дальнем севере, у Защитной стены.

Гай покачал головой и, помахав рукой в воздухе перед собой, пробормотал:

— Хватит.

Цвета погасли, и плитки превратились в самые обычные серые плитки пола. Гай повернулся и, тяжело вздохнув, опустился в кресло, стоящее у стены.

— Что-то ты сегодня поздно не спишь, капитан.

Стивенс встал.

— Я был в цитадели и решил с вами поздороваться, сир.

— Ты спустился на пятьсот ступенек, чтобы со мной поздороваться? — удивленно спросил Гай.

— Я их не считал, сир.

— И если я не ошибаюсь, тебе предстоит на рассвете провести инспекцию нового отряда легионов. У тебя почти не осталось времени на сон.

— Да уж. Почти столько же, сколько у вас, милорд.

— Ха, — только и сказал Гай, затем потянулся и взял со стола, стоящего возле кресла, бокал вина. — Стивенс, ты солдат, а не дипломат. Говори, что тебя привело.

Стивенс вздохнул и кивнул.

— Спасибо. Вы мало спите, Секстус. На церемонии открытия Зимнего фестиваля вы будете выглядеть так, будто вас пожевал геардос. Вам пора в постель.

Первый лорд отмахнулся от него.

— Может, скоро я туда отправлюсь.

— Нет, Секстус, вам не удастся от меня отмахнуться. Вы проводите здесь каждую ночь вот уже три недели, и это становится заметно. Вам необходимы мягкая постель, теплая женщина и отдых.

— К сожалению, я вряд ли получу что-нибудь из твоего списка.

— Проклятье, — заявил Стивенс, сложил на груди руки и расставил ноги. — Вы — Первый лорд Астелии и можете получить все, что пожелаете.

В глазах Гая появилось удивление, приправленное гневом.

— Моя постель вряд ли будет теплой, пока в ней находится Елена, Стивенс. Ты же знаешь, какие у нас отношения.

— А чего вы ожидали? Вы женились на глупом ребенке, Секстус. Она думала, будто ей предстоит эпический роман, а обнаружила, что получила вместо прекрасного принца высушенного старого паука, интересующегося только политикой.

Гай поджал губы, и теперь гнев в его глазах было уже ни с чем не спутать. Каменный пол у него под ногами заволновался, и стол рядом с креслом покачнулся.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать, капитан?

— По вашему приказу, милорд. Но прежде чем вы меня прогоните, подумайте хорошенько. Если бы я не был прав, разве мои слова вызвали бы у вас такой гнев? Если бы вы так не устали, показали бы вы мне, что они вас разозлили? Вы сумели бы это скрыть.

Пол успокоился, и взгляд Гая стал еще более усталым и менее сердитым. Стивенс почувствовал, как его охватывает разочарование. В прежние времена Первый лорд так легко не поддался бы усталости.

Гай сделал еще глоток вина и сказал:

— А что, по-твоему, я должен сделать, Стивенс? Скажи мне.

— Постель, — ответил Стивенс. — Женщина. Сон. Фестиваль начинается через четыре дня.

— Елена запирает дверь и не впускает меня.

— В таком случае заведите любовницу, — сказал Стивенс. — Проклятье, Секстус, вам нужно расслабиться, а королевству требуется наследник.

— Нет, — поморщившись, сказал Первый лорд. — Возможно, я себя плохо вел с Еленой, но я не стану унижать ее и заводить любовницу.

— Тогда добавьте в ее вино афродин и хорошенько ее отделайте, вы же мужчина.

— Я и не знал, что ты такой романтик, Стивенс.

Солдат фыркнул.

— Вы так напряжены, что воздух вокруг вас трещит, когда вы начинаете двигаться. А стоит вам пройти по комнате, как огонь в камине разгорается в два раза сильнее. Даже астел столицы чувствует это, а вам совсем не нужно, чтобы верховные лорды, которые приедут на фестиваль, догадались, что вас что-то беспокоит.

Гай несколько мгновений хмуро разглядывал свое вино, а потом сказал:

— Ко мне снова вернулись те сны, Стивенс.

Беспокойство пронзило Стивенса, точно физическая боль, но он постарался скрыть его и не показать своих чувств Первому лорду.

— Сны. Вы же не ребенок, чтобы бояться снов, Секстус.

— Это больше, чем обычные кошмары, Стивенс. Рок посетит Зимний фестиваль.

Стивенс заставил себя заговорить так, чтобы в его голосе прозвучало презрение.

— Вы стали предсказателем, сир, вы предвидите смерть?

— Не обязательно смерть, — ответил Гай. — Я употребил старое слово. Рок. Судьба. Фатум. Вместе с приближением Зимнего фестиваля к нам приближается Рок, и я не могу разглядеть, что прячется за его спиной.

— Нет никакой судьбы, — заявил Стивенс. — Ваши сны появились два года назад, но королевство продолжает существовать, и никакие силы его не уничтожили.

— Благодаря одному упрямому подпаску и отваге гольдеров. Мы чудом спаслись. Но если тебе не подходит слово «судьба», можешь назвать это часом отчаяния, — сказал Гай. — История полна такими мгновениями. Моментами, когда судьба тысяч людей находится в равновесии, которое легко нарушить в ту или иную сторону руками и волей тех, кто готов это сделать. Трагический час приближается. Нынешний Зимний фестиваль изменит путь королевства, и будь я проклят если я знаю как. Но он приближается, Стивенс, приближается.

— В таком случае мы с этим справимся, — сказал Стивенс. — Но будем разбираться с проблемами по очереди.

— Именно, — сказал Гай, встал со своего кресла и вернулся на мозаичные плитки, позвав за собой Стивенс. — Давай я тебе покажу.

Стивенс нахмурился, глядя, как Первый лорд снова провел рукой над плитками. Он уловил тихий шепот могущества, наполнивший плитки, астелы со всех концов страны ответили на призыв Первого лорда. На полу появилась созданная астелами разноцветная карта, и вскоре у Стивенса возникло ощущение, будто он превратился в великана, стоящего над призрачным образом цитадели Астелии-империи, столицы Астелии. У него закружилась голова, когда картинка затуманилась и умчалась на запад, в сторону великолепной холмистой долины Каларат, перебралась через черные горы и остановилась на побережье. Она набрала цвет, стала четче, превратившись в живое изображение моря, где бушевал яростный шторм.

— Вот, смотри, — сказал Гай. — Восьмой ураган за эту весну.

Стивенс в благоговении помолчал несколько мгновений, а потом вздохнул.

— Какой ужасный.

— Да. Но не самый худший. Они делают их все страшнее и страшнее.

Стивенс резко вскинул голову и посмотрел на Первого лорда.

— Кто-то напускает на нас эти шторма?

Гай кивнул.

— Думаю, шаманы канимов. Прежде они никогда не демонстрировали такой силы на море. Посол Зерг, естественно, все отрицает.

— Лживый пес, — возмутился Стивенс. — А почему бы вам не попросить помощи у верховных лордов с побережья? Если объединить усилия нескольких магов ветра, можно остановить шторма.

— Они уже нам помогают, — тихо ответил Гай. — Хотя и не знают этого. Я постарался сломать шторму хребет и предоставил верховным лордам защищать свои территории, когда с бурями стало можно справиться.

— Тогда попросите дополнительной помощи, — предложил Стивенс. — Не сомневаюсь, что Рива и Карида смогут отправить в прибрежные города магов воздуха.

Гай взмахнул рукой, и карта затуманилась, а на полу появилось изображение северных земель королевства и надежная гладкая каменная Защитная стена. Стивенс нахмурился и наклонился вперед, вглядываясь в картинку. На расстоянии нескольких лиг от стены он увидел движущиеся фигурки, окутанные покрывалом тонкого снега. Он попытался их сосчитать, но быстро сообразил, что их там слишком много.

— Ледовики. Но они же много лет вели себя тихо!

— Теперь это не так, — сказал Гай. — Они собираются в огромных количествах. Амелус и Кригия уже отразили два нападения на Защитную стену, но ситуация с каждым днем ухудшается. Весенняя оттепель задержалась, и нас ждет плохой урожай. Значит, южане будут рассчитывать, что города, расположенные вдоль Стены, помогут им с продовольствием, а учитывая нынешнее напряженное положение, из-за этого могут возникнуть новые проблемы.

Стивенс нахмурился еще сильнее.

— Если шторма будут продолжаться, урожая в южных землях не видать.

— Совершенно верно, — подтвердил Гай. — Северные города будут голодать, а южане не готовы к наступлению ледовиков, которые обязательно попытаются перебраться через Стену.

— А может так быть, что канимы и ледовики действуют заодно? — спросил Стивенс.

— Только не это! — вскричал Гай. — Будем надеяться, это всего лишь совпадение.

Стивенс заскрипел зубами.

— А тем временем Аквитейн изо всех сил старается внушить всем, будто причина несчастий в вашей неспособности управлять страной.

Гай криво улыбнулся.

— В некотором смысле Аквитейн приятный, хотя и опасный противник. Он действует напрямик. Меня гораздо больше беспокоят Торес, Калим и Форция. Они перестали отправлять жалобы в Сенат. И это вызывает у меня подозрения.

Солдат кивнул. Он несколько мгновений молчал, чувствуя, как беспокойство, с которым он справился чуть раньше, набирает силу.

— Я этого не знал.

— Никто не обратил на это внимания. Я вообще сомневаюсь, что кто-то владеет полной информацией, чтобы понимать серьезность наших проблем, — сказал Гай, снова провел рукой над мозаичными плитками, и призрачная карта исчезла. — И так должно быть и дальше. В королевстве сложилась взрывоопасная ситуация, Стивенс. Паника или один-единственный неверный шаг могут привести к вражде между городами, и тогда Астелия останется незащищенной и может пасть от рук канимов или ледовиков.

— Или Маратов, — добавил Стивенс, уже не пытаясь скрыть горечь, прозвучавшую в голосе.

— На этот счет я не беспокоюсь. Новый граф Вестланда сумел установить дружеские отношения с несколькими самыми крупными племенами Маратов.

Стивенс кивнул, но больше не стал ничего говорить про Маратов.

— У вас очень много забот.

— Да, все, о чем я тебе сказал, и кое-что еще, — подтвердил Гай. — Обычное давление со стороны Сената, Лиги Милены, Союза работорговцев и Торгового консорциума. Многие считают принятый мной закон о возрождении Королевского легиона признаком слабости или даже слабоумия. — Он вздохнул. — Тем временем королевство рассуждает о том, что это моя последняя зима, а я так и не назначил наследника, который займет мое место. В то же время верховные лорды, вроде Аквитейна, судя по всему, готовы захватить трон и, если понадобится, пролить реки крови.

Стивенс молча обдумывал его слова.

— Проклятье.

— Ммм, — протянул Гай. — Да уж, будем решать проблемы по очереди, по мере поступления.

На мгновение он показался Стивенсу очень старым и измученным. Стивенс смотрел, как старик закрыл глаза, придал лицу спокойное выражение, расправил уставшие плечи и заговорил ровным, уверенным голосом:

— Мне нужно последить за штормом еще пару часов. Я посплю, сколько смогу, Стивенс. Но у меня мало времени.

— Я плохо подумал, когда говорил те слова, сир, — склонив голову, сказал солдат.

— Но зато был честен. Мне не следовало на тебя сердиться. И я приношу тебе свои извинения, Стивенс.

— Не стоит, сир.

Гай тяжело вздохнул и кивнул.

— Ты можешь кое-что для меня сделать, капитан?

— Разумеется.

— Удвой на время фестиваля стражу, охраняющую цитадель. У меня нет никаких точных сведений, но вполне возможно, кто-нибудь попытается прибегнуть к дипломатии кинжала во время праздника. В особенности теперь, когда с нами нет Роланда. — На лицо Первого лорда набежала тень, когда он произнес эти слова, и Стивенс испытал к нему сострадание. — Он знает почти все проходы в цитадель и дворец.

Стивенс посмотрел ему в глаза и кивнул.

— Я об этом позабочусь, сир.

Гай опустил руку. Стивенс посчитал его жест за разрешение уйти и направился к двери. Но остановился на пороге и оглянулся через плечо.

— Отдохните. И подумайте о том, что я сказал вам о прямом наследнике, Секстус, прошу вас. Это решило бы многие ваши проблемы.

— Я об этом думаю, больше я тебе ничего не могу сказать.

Стивенс низко поклонился, повернулся и открыл дверь. В комнату тут же ворвался громкий, раскатистый звук, и Стивенс заметил:

— Ваш паж очень громко храпит.

— Не будь к нему слишком строг, — сказал Гай. — Его растили, чтобы он стал пастухом.