Джонатан Келлерман Плоть и кровь

Глава 1

Печально, но факт: будь она обычной пациенткой, я бы давно ее забыл.

Когда-то я помнил каждого из приходивших ко мне, однако за годы практики столько всего наслушался и насмотрелся, что, если бы держал в памяти рассказы пациентов, сам бы уже оказался на кушетке у психоаналитика. Способность забывать вырабатывается с опытом, и сейчас это не представляет для меня сложности.

Ее мать обратилась в службу телефонных сообщений в субботу, сразу после Нового года.

— Звонила некая миссис Джейн Эббот, — сказала оператор-телефонистка. — Утверждает, что ее дочь, Лорен Тиг, была вашей пациенткой.

Имя Джейн Эббот ничего мне не говорило, а вот Лорен Тиг навеяло тревожные воспоминания. Телефон начинался с 818, значит, звонили откуда-то из Долины. А раньше эта семья жила в западном Лос-Анджелесе. И перед тем как перезвонить, я решил просмотреть старые папки.

«Тиг, Лорен Ли». На папке стояла дата десятилетней давности. Практически перед самым окончанием моей практики на бульваре Уилшир. Вскоре я смог неплохо заработать на операциях с недвижимостью, перестал выслушивать каждый день пациентов, встретил красивую женщину, подружился с талантливым, но грустным детективом и узнал больше, чем хотел, о преступном мире Лос-Анджелеса. С той поры я старался избегать случаев, требующих длительной терапии, и занимался только судебным консультированием и детективной работой. Подобные дела позволили мне отказаться от кабинетной работы и практически полностью посвятить себя разгадыванию уголовных загадок.

Лорен было пятнадцать, когда она впервые появилась в моей приемной. Папка тонкая: всего одна встреча с родителями, за которой последовали два сеанса с девушкой. Затем пропущенный сеанс, без объяснения причин. На следующий день отец оставил сообщение об отмене терапии. Последний сеанс не оплачен. Я хотел послать счет, но потом передумал.

Если бывшие пациенты дают о себе знать, то хотят либо похвастаться своими успехами, либо пожаловаться на неудачи. В любом случае звонят люди, с которыми я смог наладить контакт. Лорен Тиг не входила в эту категорию. Пожалуй, я был последним человеком, кого она захотела бы увидеть. Почему же ее мать звонит мне?

Я раскрыл папку.

Жалобы: плохая успеваемость в школе, разногласия с родителями. Болезненные проявления: отец озлоблен, мать, возможно, страдает от депрессии. Напряжение в отношениях между отцом и матерью — критический период в браке (?) Родители сходятся во мнении, что основная проблема — поведение Лорен. Единственный ребенок, серьезных проблем со здоровьем нет (созвониться с врачом, чтобы проверить). Школа (со слов матери): «Лорен всегда была очень сообразительной. Любила читать, а сейчас ее не заставишь взять в руки книгу». «Хорошо» — средняя оценка до прошлого года, потом девочка изменила отношение к учебе, новые друзья — «бездельники» (комментарий отца), прогулы, оценки: «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Всегда угрюма, скрытна. Родители пытались поговорить, но безрезультатно. Подозревают употребление наркотиков.

Пока я просматривал папку, в памяти начали вырисовываться смутные образы Джейн и Лайла Тиг. Она — худая, нервная блондинка, бывшая стюардесса, сейчас домохозяйка. Много курит — сорок пять минут без сигареты оказались для нее пыткой. Говорит быстро, от волнения не знает, куда деть руки. Глаза, что называется, на мокром месте: будто готова разрыдаться в любой момент. Когда во время разговора смотрела на мужа, стремясь найти поддержку, тот отворачивался.

Отец Лорен — мужчина с невыразительным лицом и узкими глазами. Молчалив и раздражителен. Им обоим тогда было по тридцать девять лет, хотя выглядели они старше… Его работа как-то связана со строительством… а, вот: инженер-строитель. Довольно сильный мужчина, боровшийся с признаками среднего возраста при помощи длинных, до плеч, волос и темной бородки. Мощные мускулы, которые подчеркивала одежда — тесная футболка и узкие джинсы. Грубые, но правильные черты лица, золотая цепочка на красной шее, золотой браслет. Одень его в штаны из оленьей кожи, и он сошел бы за охотника на гризли. И как только я запомнил все это?

Лайл Тиг сидел, широко расставив ноги, посматривая на часы каждые пять минут и теребя пейджер, словно надеясь, что тот зазвонит и избавит его от дальнейшего разговора. Я не мог установить с ним зрительный контакт — Лайл постоянно смотрел в сторону. Из-за этого у меня мелькнуло предположение: не страдает ли он рассеянностью внимания, которое могло бы передаться и Лорен? Но когда зашла речь об учебном тестировании, Джейн Тиг заверила, что Лорен проходила тест в школе два года назад. Девочку признали очень смышленой.

— Смышленой, — повторил Лайл. В голосе отца не было ничего даже отдаленно похожего на похвалу. — С ее головой все в порядке, задать бы хорошую трепку!..

Он бросил осуждающий взгляд на жену. Ее губы задрожали, и она сказала, повернувшись ко мне:

— Как раз это мы и хотим выяснить с вашей помощью, доктор Делавэр.

Лайл хмыкнул. Я спросил его:

— Мистер Тиг, по-вашему, Лорен просто избалована?

— Ну конечно, обычные подростковые выкрутасы.

Тиг снова взглянул на жену. На этот раз уже он стремился найти поддержку. Джейн тихо, но упрямо возразила, отведя взгляд:

— Лорен — хорошая девочка.

Лайл Тиг угрожающе усмехнулся.

— Тогда какого черта мы здесь делаем?

— Дорогой…

— Ладно, ладно.

Он говорил неохотно, и все же я не отставал, в итоге заставив рассказать о том, как нынешняя Лорен отличается от «прелестной малышки», которую Лайл брал с собой на работу. По мере воспоминаний его лицо помрачнело, речь стала сбивчивой, и в конце концов Тиг назвал дочь «настоящей заразой». Перед самым уходом он бросил:

— Сомневаюсь, что вы сможете как-нибудь на нее повлиять.

* * *

Два дня спустя Лорен появилась в моей приемной. Одна, с опозданием на пять минут. Высокая, стройная девушка с подозрительно большим бюстом (видимо, рано достигла половой зрелости).

Лорен было пятнадцать, но она могла сойти и за двадцатилетнюю. Одета в белый топ, облегающие джинсовые шорты и босоножки на неимоверно высоких каблуках. Одежда не скрывала гладкие, загорелые руки и длинные, не менее загорелые ноги. Из босоножек выглядывали пальцы с ярко-розовыми ногтями. На голом плече висела черная кожаная сумка. Такое впечатление, что Лорен изучала последние веяния моды по нарядам проституток с бульвара Сансет.

Когда молоденькие девушки пытаются выглядеть взрослее, результат, как правило, оказывается комичен. Лорен Тиг, напротив, чувствовала себя вполне комфортно, выставляя напоказ свое тело. Так же как и Лайл. Яблочко от яблоньки?

От отца девушке достались каштановые волосы и смуглый цвет кожи, от матери — фигура. На этом сходство с родителями заканчивалось. Вижу ее как сейчас: густые, темно-коричневые с рыжими проблесками волосы, ниспадающие до середины спины. Высокие скулы. Широкий рот с кричаще-розовой помадой на губах. Немного выступающий, но идеальной формы подбородок. Голубые глаза, подведенные черным карандашом и накрашенные синими тенями. Прямой нос, усеянный веснушками, которые Лорен пыталась скрыть при помощи толстого слоя косметики, нанесенного от бровей до подбородка, словно штукатурка. Из-за этого лицо девушки больше походило на безжизненную маску.

Пропустив мимо ушей мое приветствие, она продефилировала по комнате с грацией, почти невозможной на таких высоких каблуках. Ни тени подростковой неуклюжести — Лорен держалась прямо, с гордостью выставляя грудь. Поразительно симпатичная девушка, привлекательность которой была надежно скрыта за вульгарностью и броским макияжем.

Она явно не испытывала скованности, устроившись на ближайшем ко мне стуле, как если бы находилась здесь далеко не первый раз.

— Прикольная мебель.

— Спасибо.

— Как в старых фильмах, когда показывают библиотеки в особняках.

Лорен похлопала ресницами, скрестила ноги, снова выпятила грудь, зевнула, потянулась, скрестила руки на груди, потом выпрямила их — ну просто образец податливости.

Я спросил, знает ли она, почему здесь находится.

— Родители считают, что я пропащая.

— Пропащая?

— Ну да.

— А ты сама что об этом думаешь?

Лорен усмехнулась, откинула волосы. Кончиком языка процвела по верхней губе.

— Не знаю, все может быть. — Она пожала плечами, зевнула. — Итак, будем говорить о моих проблемах?

Джейн и Лайл отрицали факт предыдущего лечения, но бойкость Лорен меня заинтриговала. Поэтому я все же поинтересовался: не ходила ли она к психиатру раньше?

— Нет, никогда. Разве что школьный психолог пытался поговорить пару раз.

— О чем?

— Об успеваемости.

— Ну и как, помогло?

Она засмеялась:

— Ладно, готовы выслушать все о моем неврозе?

— О неврозе?

— У нас в этом году преподают психологию. Идиотский предмет. Что, начнем?

— Если ты не против.

— Нет, конечно. Подразумевается ведь, что я немедленно выложу свои ужасные сокровенные тайны.

— Как хочешь…

— Знаю, знаю. Все мозгоправы говорят: «Никто тебя не заставляет».

— Ты неплохо осведомлена о мозгоправах.

— Да уж, достаточно. Некоторые из моих друзей ходили к ним. Одной подруге мозгоправ тоже гнал это дерь… эту чушь о том, что никто на нее не давит, а через неделю упек в психушку.

— Почему?

— Она попыталась наложить на себя руки.

— По-моему, довольно веское основание.

Лорен молча пожала плечами.

— Ну и как твоя подруга?

— Нормально, если вам действительно интересно.

Девушка закатила глаза. Я промолчал.

— И это тоже очередной прием мозгоправов — просто сидеть и смотреть. Говорить «ну…» и «хм…». Отвечать вопросом на вопрос. Правильно?

— Ну… хм…

— Очень смешно. Судя по тому, сколько вы берете за час, я не буду ходить сюда вечно. А он скорее всего позвонит и удостоверится, была ли я у вас. И хорошо ли себя вела. Поэтому давайте приступим.

— Отцу не терпится поскорее с этим закончить?

— Да. Так что поставьте хорошую отметку, ладно? Скажите ему, я была паинькой — и мне не нужны нотации.

— Я скажу: ты старалась…

— Говорите что угодно.

— Но не буду вдаваться в подробности из-за…

— …конфиденциальности. Конечно, конечно. Валяйте. Moжете сказать им что хотите.

— Не держишь секретов от мамы и папы?

— А зачем?

Лорен поиграла волосами и попыталась изобразить улыбку женщины, уставшей от жизни.

— К тому же у меня нет настоящих секретов. Страшно скучная жизнь. Вам не повезло — постарайтесь не уснуть, пока слушаете.

— Итак, твой отец хочет, чтобы ты со всем этим поскорее справилась.

— Вроде.

— Чего именно он хочет, Лорен?

— Чтобы я хорошо себя вела, не врала… Чтобы я снова была хорошей девочкой. — Она засмеялась, положила ногу на ногу и погладила себя по коленке.

— Не врала — это о наркотиках?

— У них паранойя насчет наркотиков. Да и насчет всего остального. И это несмотря на то, что сами покуривают.

— Они курят травку?

— Травку, табак. Чтобы расслабиться после ужина. Иногда это алкоголь — коктейли. «Мы достаточно взрослые, чтобы держать все под контролем, Лорен». — Она снова захихикала. — Джейн раньше была стюардессой, работала на частных самолетах. У них до сих пор есть коллекция маленьких бутылочек с аперитивами. Мне больше всего нравится зеленый ликер с дынным вкусом — «Мидори». Но травку трогать нельзя, пока не исполнится восемнадцать. Да не очень-то и хотелось!

— Травка — это не для тебя?

— Скучно — слишком медленно действует. Сейчас уже не шестидесятые, чтобы сидеть в кружочке, уставившись в небо, и говорить о Боге. — Еще один приступ смеха, в котором явно не хватало радости. — Травка делает их скучными. Это единственное время, когда Джейн успокаивается и перестает переживать за все подряд. А он просто сидит, уставившись в телик. Жует чипсы или еще что-нибудь. А вообще-то я здесь не для того, чтобы обсуждать их дурные привычки. Перевоспитывать нужно меня.

— В каком смысле «перевоспитывать»?

— Чтобы убирала в комнате, следила за собой, собиралась по утрам, не называя мать стервой, прекратила ругаться. Ходила в школу и была внимательной, повысила успеваемость, перестала нарушать «комендантский час», выбирала достойных друзей, а не якшалась с отбросами.

— Подразумевается, что я заставлю тебя делать все это?

— Лайл сказал, вам никогда не удастся.

— Лайл?

В ее глазах забегали веселые огоньки.

— Еще одно требование: не называть его по имени. Лайла это бесит.

— А ты не собираешься прекращать?

— Кто знает, что я собираюсь, а что не собираюсь делать?

— Как Лайл реагирует, когда ты делаешь то, что его раздражает?

— Не обращает на меня внимания. Уходит и занимается чем-нибудь.

— У него есть хобби?

— У него? Лайла интересуют только работа, еда, травка и телевизор. Он в меня не верит. И в вас тоже. — Лорен заговорщически улыбнулась. — Он говорит: «Мозгоправы — это шайка высокооплачиваемых клоунов, которые сами не в состоянии даже лампочку вкрутить». Лайл думает, что я надую вас так же, как и всех остальных. Он платит только потому, что Джейн достала его своим нытьем.

— Мама больше верит в мозгоправов?

— Мама очень сильно обеспокоена. Она обожает страдать. Они, кстати, лакомый кусочек для вас: поженились только потому, что были вынуждены. Я однажды искала бюстгальтер в ящике Джейн и наткнулась на свидетельство о браке. За два месяца до моего рождения. Я была зачата в грехе. Что вы об этом думаете?

— Это имеет для тебя значение?

— Просто забавно.

— То есть?

— Ну, они такие благопристойные и тому подобное.

Она взяла свою сумочку, открыла замок, заглянула внутрь, опять защелкнула.

— Значит, маме нравится страдать?

— Да, она ненавидит свою жизнь. Раньше работала на чартерах, летала по всему миру вместе с супербогатыми людьми. Теперь жалеет, что спустилась на землю.

Лорен пододвинулась на краешек стула.

— Сколько мне еще тут торчать?

Я не стал разглагольствовать о свободе выбора и просто сказал, что осталось полчаса.

Лорен снова открыла сумочку, взяла зеркальце, посмотрелась, вытащила тушь, покрутила и убрала ее.

— Целых полчаса? Вряд ли у меня наберется столько проблем. Вы действительно хотите выслушать их все?

— Конечно.

И она начала монотонный рассказ о тупых подругах, лезущих не в свое дело; тупых парнях, наивно полагающих, что все еще пользуются ее благосклонностью; тупых учителях, которые знают не больше учеников; тупых вечеринках; тупом мире.

Лорен говорила не останавливаясь, ровным тоном, словно пересказывала разученный монолог, глядя куда угодно, только не на меня.

Я подвел итог:

— Итак, тебя все достало.

— Вы правильно поняли. Сколько еще?

— Двадцать пять минут.

— Вот дерьмо. Так много? Вы бы хоть часы повесили, чтобы можно было следить за временем…

— Обычно это не требуется.

— Почему?

— Люди не хотят отвлекаться.

Она одарила меня горькой усмешкой и еще чуть-чуть пододвинулась на стуле.

— О'кей, но я хочу уйти пораньше. Только сегодня, ладно? Пожалуйста. Меня ждут, а дома нужно появиться не позднее половины шестого. Иначе Джейн и Лайл с ума сойдут.

— Почему тебя ждут? Что ты собираешься делать?

— Веселиться.

— За тобой зайдут друзья?

Девушка кивнула.

— Где вы встречаетесь?

— Я сказала им ждать в квартале отсюда. Ну, я могу идти?

— Лорен, я тебя не заставляю, но…

— Но если я сбегу пораньше, вы нажалуетесь. Так?

— Послушай, всего двадцать минут. Раз уж ты здесь, может, попытаемся что-то сделать?

Я ожидал возражений, однако Лорен сидела с тем же недовольным видом.

— Так нечестно. Я вам все рассказала. И со мной все в порядке.

— Я не говорю, будто с тобой что-то не в порядке, Лорен…

— Тогда в чем дело?

— Мне бы хотелось получше узнать тебя.

— Я того не стою. У меня скучная жизнь. — Она огладила себя руками. — Вот я, ничего особенного.

Я помолчал несколько секунд, потом спросил:

— Лорен, у тебя правда все в порядке?

Она изучающе взглянула на меня из-под черных ресниц, открыла сумочку и достала пачку сигарет «Виргиния слимз». Протянула мне, я помотал головой.

— Да бросьте вы.

— Извини, я не курю.

— Как это вам удается? Люди приходят сюда, все в напряжении. Разве они не жалуются? Что, Джейн на стену не лезла? Она ведь дымит как паровоз.

— Я в основном принимаю детей и тинейджеров. Они справляются.

— Дети и тинейджеры? — Лорен хмыкнула. — Все мои знакомые тинейджеры курят. Может, у вас аллергия?

— У меня нет. А вот у пациентов иногда бывает.

— Тогда почему большинство должно страдать из-за некоторых? Это не демократично.

— Зато вежливо.

— Ну ладно, — сказала Лорен и бросила пачку обратно в сумочку. — Сколько теперь осталось?

Загрузка...