Пять часов вечера. Здание факультета психологии почти полностью опустело.
Я заметил Джина Долби с противоположного конца коридора. Он стоял возле двери своего кабинета с ключами в руках, его неуклюжая фигура выделялась в слабом коридорном освещении.
— Пришел или уже уходишь? — спросил я.
— Алекс! Опять проходил мимо? Вообще-то ухожу.
— Можешь уделить мне несколько минут?
— Вы только посмотрите на него! То его годами не видно, а тут зачастил.
Я не ответил. Выражение моего лица стерло с его губ улыбку.
— Что-то случилось, Алекс?
— Давай войдем в кабинет.
— Я вообще-то тороплюсь. Как говорится, с кучей вещей встретиться, ворох людей переделать.
— Этому стоит уделить время.
— Надо же, звучит угрожающе.
Я промолчал.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, отпирая дверь. На связке было много ключей, и они слабо позвякивали в руке.
Джин сел за стол. Я остался стоять.
— Давай сразу начистоту, — начал я. — С одной стороны, я никогда бы не узнал о Шоне, не упомяни ты ее в нашем разговоре. Так что очко в твою пользу, хотя зачем тебе это было нужно, непонятно. С другой стороны, ты мне соврал. Говорил, что не знаешь ее. «Она что-то вроде университетской „королевы красоты“» — так ты сказал. «Шейн или Шана… не помню точно ее имени». Однако она была в твоей группе. Я только что видел выписку из ее табеля: «Психология, группа 101, проф. Долби, понед., среда, пятн. в 15.00». Ты преподавал им «Введение в психологию» в дополнение к «Социальной психологии». Та самая большая преподавательская нагрузка, о которой ты мне говорил.
Долби провел рукой по волосам, взъерошив их.
— Да перестань. Ты, наверное, шутишь. Разве не знаешь, сколько студентов в…
— Двадцать восемь, — ответил я. — Я проверял по журналу. Двадцать восемь, Джин. Ты должен помнить каждого. Особенно студентку с внешностью Шоны.
Его длинная шея напряглась.
— Чушь собачья. Я не обязан сидеть и выслушивать…
— Нет, не обязан. Но возможно, ты захочешь выслушать, потому что это все равно не закончится.
Он схватился за стол. Снял очки и повторил:
— Чушь собачья.
— И все же ты не выставляешь меня отсюда.
Тишина.
— Итак, ты соврал мне, Джин. И меня заинтересовало — почему. Потом, когда я начал сопоставлять факты, которые узнал о Шоне, это стало еще более интересным. Например, тот факт, что она любила мужчин старше ее. Взрослые богатые мужчины — она ясно представляла, чего хотела от жизни. «Феррари» и прочее. С твоим доходом от электронного бизнеса ты как раз попадал в интересовавшую ее категорию. Шона также ценила ум в партнерах. Или интеллектуальность, как она это называла. И снова — кому, как не тебе, удовлетворить это требование? В университете ты был лучшим в группе. У тебя был талант обдумывать мудрые мысли вслух.
— Алекс…
— Кроме того, я видел фотографии ее отца. Он умер, когда ей было четыре года, поэтому она практически его не помнила. И возможно, идеализировала. Шона показывала тебе его фотографии, Джин?
Он смотрел на меня. Лицо покраснело. Пара огромных кулаков опустилась на стол. Сорвав с лица очки, Джин в сердцах бросил их об стену. Они стукнулись о книги и упали на ковер.
— Неудачник, — сказал он. — Ничего толком не могу сделать.
— Боб Игер. Шесть футов четыре дюйма, светлые волосы, оттопыренные уши, школьная баскетбольная звезда… А ты разве не был лучшим форвардом в колледже?
Он опустил голову на руки и пробормотал:
— Золотые дни…
— Сходство просто потрясающее. Он мог бы быть твоим братом.
Джин выпрямился.
— Я знаю, черт побери, кем он мог бы быть. Да, она показывала эту проклятую фотографию. Когда в первый раз пришла сюда в приемные часы якобы поговорить насчет экзамена, Шона была одета в короткое черное платье, которое задралось еще больше, когда она села… Я старался держаться в рамках. А потом Шона вытащила снимок своего отца. Думала, это смешно. Я сказал ей, что не отношусь к последователям фрейдизма. Алекс, я ничего не делал. Никогда не заставлял ее, ты зря думаешь… Все это просто ужасно… О Господи. Ты ведь мне не веришь, да?
— Верю я или нет — не имеет значения. Полиция уже знает.
— О нет.
— Увы.
— И что они могут знать?
Я промолчал.
— Позволь мне объяснить, Алекс. Пожалуйста.
— Я ничего не обещаю.
— Ты сам сказал, что, если бы я не заговорил о ней…
— Однако ты заговорил. Подсознательно ты хотел, чтобы я все выяснил.
Его глаза сузились, один кулак чуть двинулся в мою сторону.
— Я не на кушетке. Все это полная чушь.
Я потянулся к дверной ручке.
— Подожди! Нельзя же врываться сюда и ожидать, что я сразу капитулирую.
— Я ничего не ожидаю. И, честно говоря, твое состояние в данный момент волнует меня меньше всего. Я только что встречался с женщиной, которая уже больше года живет в кошмаре. Зная и не зная одновременно. Помнишь, ты мне сказал в прошлый раз: «Самое страшное, что может случиться с родителями». Кстати, у вас с ней есть что-то общее. Вы оба не любите слово «финал». Только ты думаешь, будто это белиберда из популярной психологии, у нее же более глубокое понимание термина.
— Алекс, пожалуйста…
— Она не ждет чуда, Джин. Она только хотела бы попрощаться с дочерью, приходить на могилу время от времени, приносить цветы.
Он снова опустил голову и прикрыл глаза рукой.
— О Господи… Да, я хотел, чтобы ты довел это до конца. Я думаю… Не знаю, что на меня нашло. Я не собирался говорить ни слова о ней, но потом ты начал рассказывать о другой девушке, которую я в самом деле не знал, Алекс. Воспоминания нахлынули на меня, они мелькали перед глазами, сменяя друг друга, они, видимо, всегда сидели здесь. — Он дотронулся рукой до груди. — И о чем я только думал? Я помню, как тебя в университете за спиной называли бульдогом. Ты ничего не упускал, за все цеплялся и доводил до конца. Черт, и о чем я только думал!
Джин схватил себя за волосы.
Я сказал:
— Может, ты и не думал. Чувство вины — великий мотиватор. Может, ты лишь ощущал, не осознавая этого.
Тогда я понял, что у него есть еще одна общая черта с Агнес Игер — огромная пустота внутри, которую уже не заполнить.
— Полиция знает?
Я кивнул. Это была ложь, хотя лучшего он и не заслуживал. Кроме того, его большие руки могут и покалечить меня в столь маленьком пространстве.
— Я не… Ладно, дай мне хотя бы шанс все объяснить. Это был несчастный случай, треклятый несчастный случай, ясно?
Я молчал.
— Перестань строить из себя сфинкса.
— Я слушаю, Джин.
— Хорошо. — Его кадык дернулся. Рубашка в области подмышек стала влажной, сквозь взъерошенные волосы проглядывала покрасневшая кожа на голове. — Да, мы с ней встречались. И не надо читать мне мораль. Она сама навязалась. Конечно, я мог бы сопротивляться, но не стал. Не захотел. Да и к чему? Мы с Мардж никогда… Забудь, ты ведь пришел не затем, чтобы выслушивать мои оправдания. Шона была самой горячей штучкой, которую я встречал в жизни. Я женат двадцать три года и в основном хранил верность. Только это было чем-то особенным. Такую девчонку хочет каждый в университете. Правда, не может заполучить, пока… Опять я не о том. Мы встречались по взаимному желанию, она была безумно влюблена в меня — говорила, что влюблена. Я знал, все это полная ерунда — она бы бросила меня, как только узнала, что я не собираюсь уходить от жены. Но пока… она вытворяла такое… Кроме того, Шона была очень умной, так что меня привлекало в ней не только тело. Мы с ней разговаривали. Даже в ее возрасте ей было что сказать. Она была лучшей на моем курсе. Я хочу сказать, она не из-за оценок старалась…
Долби поперхнулся собственной слюной, откашлялся, плеснул в чашку холодного кофе и проглотил залпом.
— Это длилось месяц, самое большее — пять недель.
— С начала семестра?
— Да, практически. Все произошло, когда она пришла ко мне в кабинет во второй раз. Маленькое белое платье. Как для игры в теннис. От нее пахло такой свежестью — запах молодости. Что произошло, то произошло. Я уже ничего не могу изменить. Но после того раза я стал осторожнее, потом мы встречались только вне университетского городка. Обычно ездили на холмы над районом Бель-Эйр и находили там укромное место. — Джин улыбнулся. — Мы ставили машину, и она устраивала небольшой стриптиз. Алекс, о таком мечтаешь, когда учишься в университете. Сложности начались потом. Она была очень самовлюбленной, даже слишком. Упивалась своей внешностью, умом, всем вместе. Однажды заявила, что могла бы заарканить президента, если бы захотела.
— Думаю, это не слишком тяжелая задача.
— Нет, она имела в виду вообще любого президента, Алекс. В мировом масштабе. Такая чертовская самоуверенность — и это в восемнадцать лет! — Джин побледнел. — Даже сейчас, когда я думаю о ней, мне становится не по себе, но я не могу изменить случившегося… Постарайся проявить хоть каплю сочувствия, ты ведь психолог, черт тебя побери, а не судья.
— Так каким образом ее самовлюбленность касается осложнений, возникших в ваших отношениях?
— Она привела ее в дурное место. К не тем людям, к глупым решениям. Шона прочитала объявление в «Первокурснике». Только не об экспериментах, про которые я упоминал. Думаю, я тогда сказал тебе о них, чтобы сбить с толку. Я хотел и в то же время не хотел, чтобы ты докопался до правды. Я совсем запутался. Вся эта терапия, все годы, проведенные с обеих сторон кушетки, не означают…
— Какое объявление?
— Искали фотомоделей. Группа проходимцев из Голливуда, я даже названия фирмы не помню. Утверждали, что работают на «Дьюк», «Плейбой» и «Пентхаус». Она не советовалась со мной, а если бы и рассказала о своих планах, то наверняка бы не послушала уговоров не соваться туда. Они пошли туда вместе с соседкой по комнате. Прошли собеседование и начали позировать. Предполагалось, что будут сниматься в купальниках, но все закончилось съемками обнаженной натуры. Потом эти слизняки попросили изобразить лесбийские игры, вроде как понарошку. Ее подруга отказалась и ушла. А Шона осталась. А все ее дурацкое самолюбие. Привели другую модель, и Шона сделала то, о чем просили. После этого они, должно быть, поняли, что ее можно легко уговорить, и привели парня. В общем, в конце концов они засняли ее сосущей член этого идиота… Она принесла снимки на нашу следующую встречу и гордилась ими. Принесла все — и в бикини, и обнаженные, и мягкое порно, и в самом низу стопки ее маленький ротик, занятый минетом. Припасла «лучшее» напоследок. Она ожидала, что фотографии мне понравятся, что они меня заведут…
Он стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули бумаги.
— Такого я не выдержал. Просто взорвался, наорал на нее, обзывал по-всякому. Вместо того чтобы заплакать, Шона начала орать в ответ, стала агрессивной. Сказала, что фотограф работает на самые известные журналы, пообещал поместить ее снимки в «Плейбое» и «Пентхаусе», что это ее билет к славе и деньгам. Ты можешь поверить, Алекс? Такая умная девушка — и попадается на такой примитивный крючок? Всему виной ее самолюбование, нарциссизм. Хотел бы я четко объяснить, как эта девушка любила себя… Половину времени, пока мы находились вместе, я чувствовал себя не больше чем вибратором.
Он замолчал. Уставился на стену, глаза стали стеклянными.
— Что дальше, Джин?
— Все кончилось очень быстро. Я был взбешен, она тоже, произошла бурная ссора, после которой Шона выскочила из машины. Мы стояли недалеко от озера Голливуд, на Голливудских холмах. Я помнил это место еще со времен свиданий с Мардж. Она выскочила, побежала по дороге, я последовал за ней. Тут Шона споткнулась и упала, ударившись головой о камень. Она просто осталась лежать там. Сразу стало как-то тихо, словно весь город замер и превратился в огромный пузырь, наполненный тишиной, а я оказался внутри. Наклонился к ней. Не смог различить пульса. Попытался сделать искусственное дыхание… Безрезультатно. Потом я взглянул на ее голову и понял, что зря теряю время. Она ударилась вот здесь, и из раны вытекала мозговая жидкость.
Долби дотронулся до места, где затылок переходил в череп.
— Спинной мозг, Алекс. Она была мертва. Я достал брезент, который хранил в машине для тех случаев, когда мы с Мардж покупаем растения в питомнике, завернул ее и отнес куда-то.
— Куда?
Он не ответил.
— Может, мне следует поговорить с адвокатом?
— Разумеется. У тебя будет достаточно времени. Только подумай вот о чем: любое проявление сочувствия тебе в данной ситуации не помешает. Агнес Игер хотела бы попрощаться со своей дочерью.
Джин открыл ящик стола, и на какой-то момент у меня промелькнула страшная мысль, что он прячет там оружие. Однако Долби достал бумагу и карандаш. Нарисовал квадрат и несколько изогнутых линий.
— Я набросаю тебе план. Доволен?
— Просто счастлив, — ответил я чужим, мертвым голосом.