Плоть и кровь

Глава 32

Первая заповедь жителя Лос-Анджелеса: когда терзаешься сомнениями — садись за руль.

Много лет назад — очень много лет назад, — когда я приехал сюда первокурсником, первое, что меня поразило, были улицы, походившие на асфальтовые реки. В старших классах я играл на гитаре на свадьбах и раскладывал по папкам документы в архитектурной фирме. А все для того, чтобы наскрести денег на «шеви-нова» ядовитого цвета. Мой отец, давний поклонник Генри Форда, презирал подобный выбор. (Цитата из Гарри Делавэра: «Пусть это дерьмо, но оно заработано тобой. То, что ты не заработал, не стоит и половины этого дерьма».) Колесница в стиле Джеймса Бонда пыхтя доставила меня из Миссури в Калифорнию. Как только вдали показалось общежитие, она чихнула и умерла. Так что на протяжении первого курса я испытывал на себе прелести системы общественного транспорта Лос-Анджелеса, которая, к слову сказать, оставляла желать лучшего. На следующее лето череда ночных подработок позволила мне приобрести умирающий «плимут-валиант», хроническую бессонницу и привычку вылезать из кровати до рассвета, чтобы бесцельно ездить по темным пустым бульварам и размышлять о будущем.

Теперь я сплю дольше, но желание спастись бегством на колесах никогда меня не покидало. Лос-Анджелес изменился со времени моей учебы, дорожное движение стало напоминать спутанный клубок. Свободного места остается все меньше, если только ты не заберешься в горы Санта-Моники или на какую-нибудь старую дорогу, ставшую лишней после строительства скоростных шоссе. И все же я люблю сидеть за рулем, мне нравится сам процесс вождения. Да, эта черта свойственна определенным типам психопатов, ну и что? Самоанализ иногда может довести до опасных выводов.

После звонка Майло я некоторое время сидел за столом, прислушиваясь к пустому дому и размышляя, действительно ли отсутствие Робин связано только с ее работой. И как я мог ошибиться насчет Рене Маккаферри («Он не похож на нейрохирурга»). Тони Дьюк болен, и скорее всего серьезно. В чем еще я ошибся?

Я сел в машину, вставил в магнитолу кассету группы «Фэбьюлос тандербердс», проехал до Малхолланда, повернул на восток к Голливудским холмам, а потом бездумно сворачивал то в одну улочку, то в другую, стараясь отвлечься от неспокойных мыслей.

Сам того не замечая, я оказался в центре Голливуда и свернул на бульвар Сансет. Я так и не смог расслабиться, продолжая изводить себя предположениями. О причудливом жизненном пути Лорен: от трудного ребенка до проститутки из модного магазина, а потом до… до того, кем она была в момент, когда пуля убийцы попала ей в затылок.

Я вспомнил работу, которую Лорен писала по социальной психологии в группе Джина Долби: «Иконография в модельном бизнесе».

Женщины как плоть.

Может, она чувствовала горечь оттого, что продавала себя? Не говорила ли в Лорен обида, когда она принялась за шантаж? Или ее обуревала лишь жажда денег?

Я медленно прополз по Беверли-Хиллз и западному краю Бель-Эйра — двум из «трех Б», куда стремилась Шона Игер. Там я угодил в пробку, чувствуя себя странным образом в своей тарелке, словно являлся членом некоей обширной тайной организации и мы все двигались в сторону нашей общей, только нам известной цели.

Ситуация меня не раздражала — автомобильный затор был ничуть не хуже потока нейронов в моей голове. Я пытался решить, чем заняться в оставшуюся половину дня, когда вдруг понял, что нахожусь недалеко от дома Джастина Лемойна. Проезжая мимо белого бунгало, я заметил движение — закрывалась дверь гаража.

На первой же боковой улочке я смог съехать влево, развернулся и встал за углом. Через семь минут ворота гаража открылись, и красный «мерседес» с поднятым верхом выехал на обочину, включив левый поворотник.

Казалось бы, почему бы не пропустить машину, потеряв на этом двадцать секунд?.. Однако уровень человеческой доброты в тот момент был слишком низок, и красная машина простояла на обочине довольно долго, рассеянно мигая желтым огоньком поворотника. Наконец грузовичок садовника сжалился, и «мерседес» влился в поток автомобилей. Отстав на десять машин, за ним отправился и я.

Отгоняя мысли о нелепости моей предыдущей слежки за Беном Даггером и доктором Маккаферри, я плелся позади, стараясь не упустить яркую машину из виду. Это было не так-то просто, потому что «мерседес» проскользнул на желтый возле бульвара Сансет, а я остался стоять за пять машин до светофора. Я попытался сосредоточиться на прямоугольных задних фарах удаляющегося автомобиля. Машина свернула направо; к тому времени, когда я подъехал к повороту, ее и след простыл. Я двинулся дальше наравне с другими жертвами заторов со скоростью, не превышающей пятнадцать миль в час. Впереди я заметил ряд красных тормозных огней, и это вернуло мне надежду. Пробка перед выездом на шоссе номер 405 позволила нагнать объект преследования — красный автомобиль стоял в тридцати ярдах от меня, в левой полосе. Я проделал несколько виражей, которые трудно назвать галантными, в результате чего смог сократить расстояние между нами к тому моменту, когда «мерседес» свернул на Сепульведу. Я даже рассмотрел смутные очертания водителя сквозь заднее стекло.

«Мерседес» пересек Уилшир, Санта-Монику и Олимпик, двигаясь настолько быстро, насколько позволяло дорожное движение. Проехал мимо места, где нашли тело Лорен, оставил позади Пико, Венис и Калвер-Сити, свернул направо, на бульвар Вашингтона, проехал четверть мили и припарковался у небольшого отеля под названием «Пальмовый двор».

Отель расположился на левой стороне улицы — двухэтажное псевдоколониальное здание между автозаправкой и цветочным магазином. Над дверью висел значок автоклуба. Чистый, обшитый белой доской фасад напомнил мне дом Джейн и Мэла Эбботов. Стоянка была заполнена на треть. «Мерседес» проехал в дальний левый угол, подальше от остальных автомобилей, и остановился.

Из машины вышел мужчина и поспешил к входу в отель. Около сорока лет, высокий, худощавый, с впалой грудью, длинными руками и курчавыми седеющими волосами. На нем были элегантная желтая рубашка, отглаженные брюки цвета хаки, коричневые мокасины на босу ногу и маленькие очки. В руках он нес картонную коробку для бумаг. Неужели Джастин Лемойн специально возвращался домой за документами? Он опасливо огляделся, толкая плечом входную дверь.

В телефонной будке на заправке пахло туалетом, но телефонный сигнал слышался отчетливо. Я позвонил Майло в участок и, прежде чем он смог что-либо произнести, сказал:

— Наконец что-то стоящее.

— Да, они оба там, — сообщил Майло, вернувшись к моей машине. — Комната двести пятнадцать. Зарегистрировались вчера на имя Лемойна.

У него ушло четверть часа на то, чтобы приехать. Стерджис оставил автомобиль на противоположной стороне улицы, поговорил пару минут с клерком отеля и вышел, кивая головой.

— Парень с радостью оказал содействие?

— Консьержем оказался эфиоп, готовящийся к собеседованию на получение гражданства. Очень старался, только и слышно было: «да, сэр», «нет, сэр». Я пообещал попридержать целую армию спецслужб, если он не будет суетиться и не предупредит Лемойна и Салэндера. Был очень впечатлен моим значком. Откуда ему знать, что получить ордер, а тем более разрешение на штурм здания настолько же нереально, насколько нереальна свадьба Каддафи и Барбры Стрейзанд.

— Кстати, надо посмотреть телевизор, я сейчас ничему не удивлюсь.

— Кроме того, моя представительная аура тоже сделала свое дело. Он даже выложил, что Салэндер только что звонил и интересовался, где поблизости можно заказать пиццу. Эфиоп посоветовал «Папа Помадоро» на Оверленде и сообщил, что у них гарантированная доставка в течение получаса, в противном случае вы получаете заказ бесплатно. Так что я постучусь к ним в дверь минут этак через пять, и, надеюсь, они ее откроют в ожидании пепперони.

— А когда объявится настоящий посыльный?

— Устроим вечеринку. Спасибо, что заметил машину Лемойна, Алекс.

— Это было несложно. Я как раз проезжал мимо.

— А еще говорят, будто в Лос-Анджелесе соседи не знают друг друга даже в лицо.

— Если он поселился под собственным именем, Лемойн не особенно скрывается. Кроме того, он среди бела дня приезжает домой. Да и живет неподалеку. Не очень похоже на поспешный побег.

— Что же они здесь делают тогда? Отпуск проводят?

— Может, им потребовалась передышка, — предположил я. — Энди Салэндеру нужно время, чтобы определиться, как использовать информацию, полученную от Лорен.

— Или он ее партнер по шантажу.

— Вряд ли она делилась с ним деньгами. У нее были шикарные вещи и инвестиционный портфель, а Салэндер еле перебивался на зарплату бармена. Нет, я думаю, Энди говорил правду: она относилась к нему как к другу. В общем, Лорен доверила ему свою тайну. Может, она даже не вдавалась в подробности, просто он сам все понял, как только люди вокруг начали умирать. Воссоединение с Лемойном пришлось как раз кстати — это позволило ему выехать из квартиры и поселиться с ним вместе. Он рассказал дружку о своих подозрениях, и тот достаточно испугался, чтобы переехать сюда.

— И не позвонил мне, потому что…

— Потому что зачем ему звонить, Майло? Если он часто смотрит телевизор, то насмотрелся передач о провалившихся программах защиты свидетелей. Не говоря уже о фильмах про коррумпированных полицейских. Художественных, и не только.

— Я не заслуживаю доверия? Moi?[26] — Он посмотрел на отель. — Возможно, они там вдвоем пытаются продумать схему, как нагреть руки на шантаже. — Майло бросил взгляд на часы. — Ну ладно, пора превращаться в доставщика пиццы. Жди здесь. Если понадобится твое присутствие, я дам знать. Когда приедет настоящий курьер, скажи, что пицца для тебя, и заплати ему.

— А департамент полиции возместит мне убытки?

Он похлопал по карману брюк и выудил бумажник.

— Убери, — сказал я, — это была шутка.

— Знаю. — Майло обнажил зубы в улыбке. — Зато ты будешь уверен, что мне можно доверять.

Семь минут спустя невысокий чернокожий парень с приятными чертами лица вышел из «Пальмового двора», осмотрелся, заметил мою «севилью» и помахал мне. Я быстро подошел, и он придержал дверь. Мы зашли в сумрачную будку, которую в отеле выдавали за холл. Потом парень проводил меня к щербатому металлическому лифту, прикрыл рот рукой и заговорил так тихо, что мне пришлось наклониться к нему.

— Детектив Стерджис просит вас подняться, сэр.

— Спасибо.

— Комната два-пятнадцать. Можете воспользоваться лифтом. Пожалуйста.

Лифт натужно затрясся, и подъем всего на один этаж вверх занял у меня почти минуту. Выйдя из лифта, я оказался в коридоре с низкими потолками и розовыми виниловыми стенами. По обеим сторонам шли серо-зеленые двери с дешевыми замками. Ковровая дорожка под ногами была песочного цвета и грязная по краям. Посередине коридора булькал автомат для производства льда. Таблички «Не беспокоить» висели на трех дверных ручках, и через каждые несколько футов из-за винила доносился приглушенный смех.

На номере 215 таблички не было. Я постучал, и голос Майло произнес: «Войдите».

Синяя комната. Золотой бамбуковый узор поверх бирюзовых обоев. На огромную кровать небрежно наброшено синее покрывало.

Черные стол и стул, девятнадцатидюймовый телевизор, прикрепленный к стене, сверху на нем разместилась приставка для видеофильмов и игр. Шкафа не было, только открытые полки сбоку от ванной комнаты. На них стояли две упаковки «Будвайзера» и несколько коробок от китайского фаст-фуда. Два потертых чемодана фирмы «Вюиттон» были задвинуты в угол, словно представители обедневшей аристократии.

Джастин Лемойн сидел на краешке стула, вертя между пальцами незажженную сигарету. Коробка, которую он недавно забрал из машины, стояла у его босых ног. На коленях Лемойн держал сценарий в черной папке, а на столе лежали мобильный телефон и блокнот. Вблизи он выглядел старше, я бы дал ему лет пятьдесят, шея казалась бугристой и неровной, кожа на лице потеряла упругость. Курчавые волосы опускались ниже воротничка на затылке, но ровная линия волос на лбу ясно указывала на недавно сделанную пересадку. За стеклами маленьких очков его глаза были темными, блестящими и неуверенными.

Энди Салэндер примостился на краю кровати. Одет так же, как и Лемойн, только его рубашка была не желтой, а белой, со светло-зеленым воротничком. Пепельница на второй тумбочке была переполнена окурками. В комнате стоял удушливый запах табака и беспокойно проведенной ночи.

Майло занял место у бежевых штор, что загрязняли свет, просачивающийся сквозь единственное окно в комнате.

Салэндер сказал прерывистым голосом:

— Привет, доктор.

Лемойн сжал сценарий и сделал вид, будто поглощен чтением диалога.

— Привет, — ответил я.

— Это Джастин.

— Приятно познакомиться, Джастин.

Лемойн хмыкнул и перевернул страницу.

— Мистер Салэндер и мистер Лемойн «в уединении», — заговорил Майло. — Вопрос только, от кого или от чего.

— В последний раз, когда я проверял, это была свободная страна, — пробормотал Лемойн, не поднимая глаз от сценария.

— Джастин, — упрекнул его Салэндер.

Пожилой мужчина посмотрел на него.

— Да, Эндрю?

— Я… Мы… Ладно, забудь.

— Отличная идея, Эндрю.

— О Господи, — снова вступил Майло, — я задал такой простой вопрос.

Лемойн ответил:

— На свете нет ничего простого. Вы не имеете права вмешиваться в нашу личную жизнь. — Он повернулся к Салэндеру. — Тебе не следовало его впускать, и нет никакой причины позволять ему оставаться.

— Я знаю, Джастин, но… — Эндрю обратился к Майло: — Он прав. Пожалуй, вам лучше уйти, детектив Стерджис.

— Теперь ты меня обидел, — сказал Майло.

— Да прекратите вы! — бросил Лемойн. — Втираете нам свою чушь. Мы смирились с тем, что нас обыскали, чем нанесли оскорбление. Если вам есть что сказать, говорите, а потом оставьте нас в покое.

Майло потрогал шторы, раздвинул их и выглянул на улицу.

— Вид на заправку. — Он отпустил шторы. — Если бы я жил в долине Беверли, я бы не стал уединяться здесь, мистер Лемойн.

— Каждому свое. Вы-то как раз должны это понимать.

Салэндер поморщился. Майло улыбнулся.

— Люди зря повторяют слова о свободной стране как мантру. На самом деле мы не такие уж и свободные. Закон накладывает ограничения. У меня в кармане наручники, я могу их вынуть, надеть на ваши запястья и отвезти в участок.

Губы Салэндера слега задрожали. Лемойн продолжал перелистывать страницы.

— Он старается запугать тебя, Энди. Это полнейшая чушь. На каком основании?

— Проблема в том, Энди, что существует такое понятие, как «важный свидетель», которое может существенно ограничить твою свободу. Так же как и понятие «подозреваемый».

Салэндер побледнел.

— Я ничего не видел.

— Может, и так, однако по роду своей деятельности я привык подозревать людей, а не судить их. После пары дней в заключении…

— Чушь собачья, — прервал детектива Лемойн, поднимаясь со стула. — Прекратите его пугать.

— Пожалуйста, не вставайте, сэр.

— Чушь собачья, — повторил тот, но все-таки сел. — Это грубо. Жестоко. Вы лучше других должны…

Майло отвернулся от Лемойна.

— Меня особенно беспокоит, Энди, что я специально просил тебя не исчезать. Ты последний, кто видел Лорен живой, и поэтому являешься важным свидетелем. С моей точки зрения, тот факт, что ты согласился с моей просьбой, а потом сбежал, делает тебя очень интересным персонажем.

Длинная пауза.

— Мне жаль, — наконец промямлил Салэндер.

— О Господи, — сказал Лемойн. — Перестань болтать, Энди. Заткнись.

— Ты не сдержал слова, Энди. Да еще прячешься здесь…

— Мы не прячемся. — Лемойну стоило труда говорить спокойно. Он взял телефон. — Я звоню своему адвокату, Эду Гейсману. Фирма «Гейсман и Бранднер».

— Ради Бога, — улыбнулся Майло. — Но конечно, когда это произойдет, я уже не смогу гарантировать, что дело не предадут огласке. «Служащий киноагентства и подозреваемый задержаны в дешевом отеле». Уверен, вы представляете, какой поднимется шум. — Он стоял вполоборота к Лемойну. — Я всегда думал, что агенты предпочитают продавать истории, а не создавать их.

— Если вы меня оклевещете, я подам на вас в суд.

— Если бы я оклеветал вас, меня бы по заслугам осудили. Но констатация фактов не является клеветой.

Салэндер заговорил:

— Перестань, Джастин, безумие какое-то, зачем мы начали ругаться? Я ничего не сделал. Все, что я хочу… Мне наплевать на эту историю.

— Замолчи! — рявкнул Лемойн.

Майло улыбнулся, подошел поближе к кровати.

— Значит, вы обсуждаете какую-то историю? — Он засмеялся. — Да у вас тут рабочее собрание, оказывается.

— Это не так, — ответил Салэндер, вытирая навернувшиеся на глаза слезы.

— Хватит реветь, — приказал Лемойн. — Тебе это не идет.

— Извини, Джастин.

— И прекрати извиняться.

— Дайте-ка угадаю, — гнул свое Майло, встав между мужчинами. — История очевидца смерти белокурой красавицы. Вы подумываете о большом экране или готовите телевизионную версию?

— Нет, — замотал головой Салэндер. — Просто Джастин сказал, что если мы зарегистрируем идею в Гильдии писателей, то будем защищены. Это что-то вроде пожизненной гарантии.

— Понятно, — кивнул Майло. — И ты всерьез веришь, что, если тебя решат убить, Гильдия писателей примчится на помощь? Это у них новая услуга такая?

Салэндер опять начал всхлипывать.

— Вы просто сволочи! — крикнул Лемойн. — Вам нравится запугивать его, да?

— Он уже напуган. Правда, Энди?

— Не называйте его по имени. Это унизительно. Вы должны говорить ему «мистер Салэндер». Относитесь к нему с уважением.

— Мне все равно, как он меня называет, Джастин. — Салэндер шмыгнул носом. — Я лишь хочу быть в безопасности.

— В этом-то вся проблема, — сказал Лемойн.

— В чем? — В голосе Энди слышалась паника.

— Что тебе все равно. Ты ни к чему не относишься серьезно. И хорошенько все обдумать ты тоже не в состоянии.

— Перестань, Джастин.

Лемойн захлопнул папку со сценарием.

— Все это полная ерунда. У меня куча отмененных встреч. Делай что хочешь, Энди. Это твоя жизнь, разбирайся сам…

— Ребята, — прервал его Майло, — мне наплевать, какие у вас планы на историю Лорен. Зарабатывайте миллион долларов на ее смерти, если это ваша американская мечта. Только сначала просветите меня. Потому что если вы этого не сделаете, то сразу вступит в силу еще одно ограничение вашей свободы. Вследствие обвинения в сокрытии улик.

— Чушь, полная чушь. Энди, я в этом больше не участвую.

— Мне нужна твоя помощь, Джастин.

Лемойн кисло улыбнулся:

— Вот как? По-моему, ты и сам отлично справляешься.

— Неправда. — Салэндер вытер нос рукавом. — Мне нужна твоя поддержка.

— Рубашка совершенно новая, Энди. Возьми салфетку, Бога ради.

Салэндер беспомощно осмотрелся. Майло заметил на полу коробку с одноразовыми платками и подал ему.

— Что мне делать, Джастин?

— Что хочешь.

Тишина.

— Я не знаю, — всхлипнул Салэндер и потянулся к банке пива.

— Тебе достаточно, — сказал Лемойн.

Энди отдернул руку.

— Так ужасно…

Лемойн покачал головой.

— Я ухожу, — заявил он и при этом не тронулся с места.

— Что мне делать? — повторил Салэндер.

— Как насчет того, чтобы рассказать правду? — предложил Майло.

Несчастный парень начал раскачиваться из стороны в сторону. Его гладкий лоб нахмурился, словно Салэндер напряженно что-то обдумывал.

Лемойн устало вздохнул.

— И ради этого я пропустил ленч в «Ле Доум».