Полуночные поцелуи - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Жанин Бенедикт (Глава 17. Форди И девушка-невидимка) #18

Глава 17. Форди И девушка-невидимка

Грета

Я пьяна. Типа, я не в себе, сиськи болтаются набок, пьяна до потери координации. Когда я выбираюсь из потрепанного седана Джеймса, я вываливаюсь с грацией трехногого опоссума и падаю на тротуар.

Я выиграла битву между собой и дверной ручкой, но проиграла войну с гравием, на котором лежу.

Независимо от того, насколько я пьяна, то есть полностью, учитывая, что мой обычно отчужденный настрой был полностью заменен незнакомым бодрым — я отказываюсь признавать, что нахожусь в таком состоянии, и веду себя так, как будто я все еще в полном здравии.

— Это ужасная идея, — со стоном говорит мой лучший друг. Он помогает поднять меня на ноги, нервно поглядывая на заднее сиденье, чтобы убедиться, что его новые партнеры, Вероника и Элиза, обе все еще спят, не потревоженные шумом, который я создаю. Как только я встаю, я отталкиваю его и провожу руками по своему телу, чтобы убедиться, что я все еще цела. Я уверена, что я цела, хотя мне кажется, что мое тело парит надо мной, отделенное от моего скелета. Это чертовски причудливо, но в некотором роде круто.

Покачиваясь на пятках, я, наконец, нахожу опору, расставляя ноги и немного приседая.

— Напротив, дорогой Джеймси Бу-Бу. Это, — , удлиняю следующее слово для обозначения таланта, — великолепная идея.

— Нет великолепных идей, когда ты пьяна.

Я усмехаюсь и пытаюсь подойти к нему, но снова спотыкаюсь. К счастью для меня и моих уже исцарапанных коленей, он рядом, чтобы поймать меня. Но, как и прежде, я отталкиваю его, чтобы доказать свою вертикальную устойчивость.

— Я не пьяна. Я просто немного… навеселе, — я раскачиваюсь, когда прохладный ночной ветерок проносится мимо нас.

— Ты была навеселе четыре рюмки текилы назад. Ты сейчас в дерьмо. — Может, он и ругает меня, но в его неодобрении есть нотка веселья. — И я знаю, что у тебя комплекс непобедимости, когда ты белая девушка, напившаяся…

— Я невидимка? — я паникую. Может быть, это объясняет это забавное чувство. Глядя на себя сверху вниз, я с облегчением вижу, что я все еще на месте. Неважно, насколько круто было бы быть невидимым, сейчас не время. Не тогда, когда мне нужно поговорить с Резерфордом и сообщить ему о своем решении.

— Я умоляю тебя не делать этого сегодня. Переспи с этим и скажи ему завтра.

Я не прислушиваюсь к его словам. Ничто не может и не будет мешать мне выполнить эту миссию. Отсюда и то, как мы сюда попали. В тот момент, когда Джеймс, наконец, загнал нас, леди, в машину после какого-то пьяного караоке, я подняла шум, пока он не согласился отвезти меня на Эндерс Филд, где в эту пятницу вечером состоится Полуночный Поцелуй. Таким образом, мы стоим на парковке и ждем окончания мероприятия. Как только все закончится, я сделаю свой ход, и мы с Резерфордом уедем навстречу закату.

Буквально. Я хочу прокатиться на нем, пока он везет нас навстречу закату. Если вы спросите меня, это лучший финал, чем все, что когда-либо придумывал Дисней.

Конечно, Джеймс хорошо понимает эту решимость, поскольку некоторое время имел дело с моими напрасными выходками и причудами. Он тяжело вздыхает.

— Отлично. Что угодно. Развлекайся, ставя себя в неловкое положение, ты, неряшливая пьяница.

Я собираюсь отреагировать непропорционально сильным гневом на замечание моего так называемого друга, когда слышу раскатистый смех.

Запреты полностью сняты, я реагирую мгновенно.

— Форди! — я кричу, подпрыгивая вверх-вниз, отчаянно размахивая руками. Я не уверена, принадлежит ли он к этой группе людей или нет. Несмотря на мое исключительное зрение, я не могу разглядеть людей, идущих по стоянке, — они слишком далеко. Тем не менее, я продолжаю кричать, нуждаясь на всякий случай привлечь внимание к своему присутствию. — Форди-Морди-Борди!

— Грета, может быть, тебе не стоит так громко кричать. Ты снова потеряешь голос или, возможно, сломаешь мне барабанную перепонку, — Джеймс предостерегающе кладет руку мне на локоть.

Я агрессивно вырываюсь из его хватки и бросаю на него свирепый взгляд.

— Я потеряла голос от того, что слишком сильно сосала член, Джеймси, а не от крика. А теперь заткнись…

— Только ты могла бы гордиться этим фактом… и садись в машину. Твоей девушке нужно закончить работу, — я отталкиваю его и, используя все навыки балансировки, которые я приобрела за шесть с половиной лет работы в группе поддержки, бегу трусцой к группе людей.

Удовлетворение захлестывает меня, когда я вижу его, и я замедляю шаг. Мое тело так сильно реагирует на напоминания о том, что мы делали на моем диване, бомбардирующие передний план моего разума. Он вертит головой, как будто что-то ищет, его густые брови сведены вместе. Моя кровь закипает в ту секунду, когда его взгляд останавливается на мне, и его брови взлетают вверх.

— В стиле Резерфорда! — я изливаюсь.

Он поворачивается, чтобы сказать что-то людям, с которыми он находится, прежде чем отделиться и направиться в мою сторону.

— Мириам, — зовет он на нормальной громкости, как только я оказываюсь в пределах слышимости. Он останавливается в нескольких шагах от меня, но оставшееся расстояние невыносимо. Я бросаюсь на него, но я определенно просчиталась.

Мои кости словно желе, либо из-за занятия по синхронному плаванию, на которое Элиза затащила меня этим утром: я хромала и плакала, возвращаясь в раздевалку либо из-за импровизированных бросков полчаса назад.

В любом случае, я врезаюсь в него. Он спотыкается от силы, но у него хватает ума надежно обхватить меня руками, спасая от очередной проигранной битвы с землей. Моя затуманенная голова расплывается еще больше от контакта, мои чувства обостряются от отчетливого запаха и ощущения его. Зуд, который мучил меня всю гребаную неделю, проходит сам по себе.

Он потный и вонючий, но это не имеет значения. То, что я имею в виду, также сделает нас потными и вонючими. Хорошо, что кабина у его грузовика большая.

— Э-э, Грета? — осторожно произносит он, когда я некоторое время ничего не говорю. Его руки сжимаются вокруг меня, когда мои ноги подкашиваются при звуке моего имени.

Я бы предпочла, чтобы он стонал об этом, но выбирать не приходится.

— Привет! — я тявкаю. Джеймс, возможно, был прав. Мое горло все еще немного болит после того, как я сделала ему минет, но каждое напряжение моих голосовых связок — замечательное, непристойное напоминание.

Он усмехается и мягко отодвигает меня назад, чтобы я могла стоять самостоятельно, с нежной улыбкой на лице.

И снова мое сердце делает небольшой сальто, но ему нужно успокоиться, если я планирую пройти через это.

— Привет, — огонек мерцает в этих проницательных глазах.

Жаль, что я не могу выдернуть их и носить на шее, просто чтобы они всегда были при мне. Подожди. Это на самом деле было бы жутко и нездорово. Я встревожена? С чего бы, черт возьми, мне так думать?

Я собираюсь провалиться в кроличью нору поглубже, когда Резерфорд снова заговаривает.

— Что ты… — он замолкает в ошеломленном молчании.

Он смотрит на меня так, словно видит в первый раз, и, черт возьми, мне это нравится. Я выбрала откровенный наряд, который действительно подчеркивает, насколько охуенно хороши мои ноги и задница. Холодный ночной воздух щиплет мою киску, как будто пытается меня обморозить, но, по крайней мере, я выгляжу чертовски потрясающе.

Говорят, довольно больно. И я — воплощение гребаной боли.

После продолжительной секунды, пока Резерфорд разглядывает мой скудно одетый наряд, он хмурится, его взгляд задерживается на моих ободранных коленях.

— Что это? — он наклоняется, чтобы дотронуться до них, его лицо на уровне моей промежности. Я смотрю на него сверху вниз и моргаю, изо всех сил стараясь не засунуть его лицо себе между ног, когда он расположен так идеально для этого.

— Я упала, — объясняю я, проглатывая легкое шипение, когда его пальцы скользят по свежей ране. Неодобрение на его лице становится еще глубже.

— Тебе нужно быть осторожнее, Джи, мне не нравится видеть эти порезы на тебе, — он вздыхает и качает головой. У меня нет времени среагировать — упасть в обморок или защищаться, когда он встает на ноги. — А теперь, мисс, я ненавижу Полуночный Поцелуй, не могла бы ты рассказать мне, что ты здесь делаешь? — что он на самом деле имеет в виду, так это то, что я делаю здесь сейчас, поскольку мы договорились поговорить завтра после игры.

Прошло около десяти дней с тех пор, как мы видели друг друга. Последний раз был у него дома на следующее утро после нашего веселого маленького траха в порядке исключения. Он совершил кражу всех моих бюстгальтеров, чтобы отомстить за мои безжалостные издевательства, когда он готовил мне закуску, а я ворвалась к нему домой и потребовала, чтобы он вернул их.

Он согласился, но при одном условии. Что в следующую субботу, то есть завтра или технически сегодня, поскольку уже далеко за полночь, я бы решила сделать его правилом, а не просто исключением. Обычное правило, пояснил он, потому что он не в том положении, чтобы вступать в отношения. Его футбольная карьера слишком важна.

Как бы то ни было, пару дней спустя на меня снизошло озарение, когда я заурядно напивалась в туалетной кабинке грязного клуба, который я часто посещала. Это было простое прозрение, но не менее глубокое. У меня появился вкус к сексу с Резерфордом, и, несмотря на мои строгие рекомендации в отношении секса, я, возможно, действительно была бы готова нарушить некоторые из них, если бы это означало, что он снова будет со мной.

Гордость и мое упрямое стремление опровергнуть это осознание помешали мне сразу же смириться с реальностью, отсюда и секс, который у меня был с парнем в квартире под моей в прошлый вторник. Я хотела доказать, что могу заняться хорошим сексом с кем угодно и что отпустить было легко, как выжать лимон. Это было мило, даже весело и доставляло удовольствие, а потом мы расстались, договорившись, что никогда больше этого не сделаем.

Но в ту секунду, когда я поднялась по лестнице обратно к себе домой, меня охватило чувство, что это не то же самое. Прикосновения, чувства, волна удовольствия, которые пронзили меня в конце — все это очень, очень приятно, но, черт возьми, не то же самое.

Итак, я смирилась с тем фактом, что я зависима. Не к сексу, хотя это можно было бы обсудить. Не к сигаретам, хотя прикурить было бы здорово. Даже не к алкоголю — на самом деле это поблажка.

Нет. Я зависима от Отиса Резерфорда Моргана, который мне нравится и чье общество мне нравится, и у которого очки, и очаровательная улыбка, и он милый, но в то же время какой-то заносчивый, и у него забавный образ мыслей, и чудесные руки, которые могут легко обвиться вокруг моей шеи, и способ читать мое тело без моих слов, и, черт возьми, мне нужна доза.

Итак, я смотрю на этого мужчину, которого я стала страстно желать, и чувствую, как меня переполняет потребность, удивление и счастье.

— Я здесь, чтобы сказать тебе, что на мне нет лифчика, — я широко раскидываю руки и выпячиваю грудь, запрокидывая голову к небу. — Соски были освобождены.

Он оглядывается назад, на группу людей, которые все еще стоят, прежде чем снова посмотреть на меня, надавливая на мою грудь, как будто он пытается подтвердить сказанное заявление.

— Приятно это знать.

— Это так, — подтверждаю я, чрезмерно шевеля бровями. — Это великолепно. Мои сиськи торчат наружу, и я готова для тебя. Больше не нужно бороться с бюстгальтером. Мы можем сразу перейти к сосанию сисек и пропустить все это среднее дерьмо.

— Бороться, — повторяет Резерфорд со сдавленной усмешкой. Яркий румянец дебютирует за вечер, и я наклоняю голову, изображая нежную улыбку. Я скучала по его румянцу. Он запинается, подбирая следующие слова, явно пытаясь сохранить решительный тон, когда говорит, прикрывая рот кулаком, когда разражается неприятным сухим кашлем. — Я не сопротивлялся.

Я хихикаю, звук получается женственным и пронзительным.

— Ты сделал, и все в порядке. Я нахожу это очаровательным.

— Я не очарователен, — он надувает щеки, выглядя скорее бурундуком, чем человеком. — Я крепкий и мужественный.

Это большая часть правды. Его майка наполовину разорвана, демонстрируя рельефные мышцы. Грязь покрывает его шею и волосы. Возможно, я действительно захочу преодолеть свое отвращение к футбольному полю, если это означает видеть, как он возится на газоне.

— Крепкий, красивый и очаровательный, — я протягиваю руку, мой указательный и большой пальцы сомкнуты вместе, когда я пытаюсь ущипнуть его за щеки. Он отклоняется в неумелом движении.

Он замолкает.

— Ты пьяна, — я делаю шаг вперед, и он выпрямляется.

— Навеселе, — затем я на секунду задумываюсь и добавляю с соблазнительной ухмылкой: — И возбуждена. Очень, очень возбуждена. Для тебя.

— Какая фантастическая и совсем не сложная комбинация для работы, — бойко говорит он.

Сарказм проходит мимо моей головы, и я тянусь к нему, желая продемонстрировать, насколько это фантастично на самом деле.

И снова он уклоняется от моей попытки прикоснуться к нему.

Мой желудок переворачивается, и я сглатываю внезапный комок желчи, который подступает к моему горлу. Это смутное ощущение в моей голове становится все гуще. Мое видение гораздо менее четкое, чем должно быть, даже в состоянии алкогольного опьянения. Я игнорирую это в пользу того, чтобы добиваться того, чего я хочу.

— Форди, — ною я. — Не будь таким.

— Например, каким?

— Ханжой, — я убираю волосы с лица и надуваю губы. — Давай. Я знаю, ты этого хочешь. Давай поиграем.

— Грета, мы на публике и это, — он делает жест, между нами, затем оглядывается на своих друзей, — не время и не место, чтобы «поиграться с этим».

— А почему бы и нет? — я скрещиваю руки на груди.

— Потому что, — он хлопает себя по щекам и смотрит на небо, выглядя немного расстроенным. Когда он заговаривает снова, расширяя свои доводы, на меня накатывает волна тошноты, не связанная с тем, что он говорит дальше. — Потому что я здесь кое с кем.

Меня тошнит прямо на него.

* * *

Я отказываюсь смотреть на Отиса, когда он везет меня домой. Моя голова раскалывается от боли, моя кожа липкая и замерзшая, и я чувствую себя тонной промокших шариков.

Вот почему ты увлажняешься, когда пьешь, глупая, очень глупая девчонка. Я откупориваю бутылку воды, которую он любезно предложил, когда я садилась в его грузовик. Будь проклят Джеймс и его никудышные навыки сопровождающего. Бьюсь об заклад, у всех нас, девочек, утром будет сильно болеть голова из-за этой бесполезной дерьмовой палочки.

— Могу я сказать кое-что очень быстро?

Я не отвечаю на просьбу Отиса, учитывая дрожащий смех в его тоне. Я предпочитаю пристально смотреть на свое отражение в боковом зеркале, отчитывая себя. Навеселе, черт возьми. Ты просто глупая пьяная шлюха, Грета. Будь ты проклята.

— На самом деле, две вещи. Я хочу сказать две вещи, — когда я не отвечаю, он кладет руку мне на бедро, и мое тело реагирует соответствующим образом. Я ерзаю на месте, моя голова раскалывается, в то время как моя киска желает такого же обращения.

— Что? — я огрызаюсь немного агрессивнее, чем намеревалась. Но я совершенно унижена, и если бы Джеймсу не было так противно от вони, которая исходила от меня, я бы ехала с ним домой и сожалела о своих действиях, в то время как он продолжал злорадствовать и петь: — Я же тебе говорил.

— Во-первых, мне очень нравится пьяная Мириам.

— Это нравится одному из нас, — я поворачиваю голову лицом к дороге. Схватив бутылку, зажатую между моих бедер, я выпиваю последнюю половину и смыкаю губы, чтобы увлажнить их.

— Не будь к ней слишком строга. Она смешная.

— Я бы хотела, чтобы она была только наполовину хохотушкой, — бормочу я, свирепо глядя на его сломанные дворники на лобовом стекле. Он хихикает и сжимает мое бедро. Его ладонь обжигает кожу там.

Если он делает это, чтобы свести меня с ума, в этом нет необходимости. Я себя чувствую дерьмово или нет, но я примерно в четырех шагах от того, чтобы превратить эту фантазию о закате в полуночную реальность.

— Во-вторых, я хочу сказать, что я действительно рад, что тебя вырвало, — добавляет он после долгой паузы.

Это один из способов протрезветь. Я съеживаюсь, мое лицо искажается от отвращения.

— Что?

— Не так, не так, как будто у меня есть извращение. У меня нет рвотных позывов, — он ерзает на своем сиденье и кладет руки на руль в положении десять и два. — Я имею в виду, что ты видела, как меня вырвало, а теперь я видел, как тебя вырвало. Мы квиты.

— Это странная штука, быть на равных, но ладно. Я… рада? — только это не так. На самом деле я немного встревожена, но в основном меня чертовски беспокоит заявление, которое он сделал и которое еще предстоит прояснить прямо перед тем, как меня вырвало. Я никогда не была из тех, кто долго утоляет свое любопытство. — Итак… Та девушка, которую ты привел с собой на Полуночный П…

— Это никто.

Я прикусываю нижнюю губу и бросаю выразительный взгляд на красный сигнал светофора.

— Ты казался ужасно обеспокоенным ее реакцией на то, что она была никем.

— Считай меня старомодным, но я нахожу невежливым приставать к другим людям перед свиданиями.

— Я не собиралась садиться на тебя верхом, — шиплю я, от смущения мое лицо и уши краснеют. Моя память в лучшем случае туманна относительно того, что произошло за последний час. Я могу вспомнить только всеобъемлющие чувства и мысли.

— Я собираюсь притвориться, что верю тебе, чтобы ты могла сохранить лицо.

— Как, черт возьми, я могу сохранить лицо, когда ты признаешься во лжи?

Он ухмыляется и подмигивает.

— Вот именно.

Помехи, доносящиеся из радиоприемника, заполняют кабину его грузовика, и его рука остается на руле на протяжении всей поездки. Меня охватывает дежавю, когда я вспоминаю ту первую ночь, когда мы встретились, притащили задницу ко мне домой, по радио играла какая-то народная песня блюграсс. Я хотела переключить ее на другую станцию, что-нибудь более современное, но он заблокировал мои попытки и заявил, что ему не нравится, когда с его стереосистемой возятся. Было ли это из-за того, насколько древним был его грузовик, или из-за боязни, что он сломается даже от малейшего прикосновения, или по какой-то другой причине, я не уверена.

Но это чувство бесцеремонности омрачается мыслями о том, как сильно я хочу, чтобы это стало обычным делом.

Я хочу сидеть на пассажирском сиденье его машины, слушая мягкую гармонию банджо, скрипок, мандолин и гитар, когда мы будем возвращаться домой, чтобы потрахаться, как раскованные зайцы, и завершить это пиршеством, от которого гиппопотамы могли бы показаться анорексичными.

Когда мы выходим за пределы моего комплекса, ни один из нас не двигается, и я все еще не смотрю прямо на него. Вместо этого я смотрю на темно-синий цвет его толстовки, которая на мне. Мой топ был забрызган рвотой, и он по-рыцарски предложил запасную одежду, которую планировал надеть после «Полуночного Поцелуя», и даже залатал мое колено пластырем, который нашел в бардачке. Он был слишком счастлив, что я надела его одежду — и наблюдал, как я в нее переодеваюсь, — и в ту секунду, когда я надела слишком большой топ, он застонал и пробормотал:

— Черт. Может быть, нам стоит поторопиться с этим.

Я проигнорировала его, чтобы удержать новый приступ тошноты.

Все еще не глядя на него, я собираю излишки его длинного рукава в ладонь и складываю материал в комок. Я набираюсь смелости, чтобы выполнить свою пьяную цель и заявить, чего я хочу от него, чтобы покончить со всем.

Смириться с тем фактом, что я хочу от Отиса большего, чем просто пара интрижек, было непросто. Джеймс и Элиза через многое прошли, пока я смирилась с мыслью пригласить кого-то — гребаного футбольного квотербека, не меньше, в свою жизнь в более интимном и регулярном качестве. Если бы это был кто-то другой, я не думаю, что была бы в такой ярости.

Я хотела провести время с мужчиной, чьи мечты отражали мечты Жюльена. И это извращенно, если не сказать немного иронично.

Он раскалывается.

— Ты не могла бы уточнить, что ты имела в виду ранее на парковке, говоря обо всей этой истории с сосками и сиськами?

Я вынуждена встретиться с ним лицом к лицу.

Уличный фонарь романтично освещает его, тени уходящей ночи танцуют на его каменных чертах, смягчая их. Он выглядит уязвимым свирепым, решительным образом, мягко барабаня руками по рулю. Я хочу успокоить его и просто позволить словам вырваться из меня без долгих раздумий. Монолог, который я подготовила ранее вечером: до того, как напилась и исполнила «Мама знает лучше» в микрофон караоке полностью забыт, хотя и не потерян, поскольку он все еще записан у меня в телефоне. Это была идея Элизы быть мягкотелой, и я была не совсем в восторге от этого.

Тем не менее, мне удается сформулировать общие моменты гораздо более кратко и прямолинейно.

— Ты не хочешь ничего серьезного. Я не занимаюсь серьезными делами. Но ты также хочешь, чтобы мы были исключительными в этой… сексуальной ситуации.

— Все верно.

Я продолжаю перечислять больше фактов.

— У нас хорошая химия. Мы хорошо общаемся во время секса. И ты действительно знаешь, как меня придушить.

— Почему у меня такое чувство, что это закончится тем, что я получу золотую звезду и похлопывание по голове?

Я борюсь с желанием закатить глаза. Расправив плечи, я выдерживаю его пристальный взгляд.

— Мне нравится, как ты трахаешь меня… Мы должны, типа, регулярно встречаться.

Выражение лица Отиса ничего не выражает. Он смотрит на меня ровным взглядом, концентрируясь на моем лице. Я чувствую себя маленькой в его одежде, и это злит меня, потому что никто и никогда не должен заставлять меня чувствовать себя чем-то меньшим, чем сильной и высокой, несмотря на родителей. Родители из Северной Африки могут уменьшить своих детей, не моргнув глазом.

Но более того, я злюсь из-за того, что у меня есть ожидания, что трепет надежды пробегает по моим нервам, заставляя каждый мой вдох причинять боль.

Я глупая, чертовски глупая, из-за того, что делаю это пьяной. За исключением того, что я больше не пьяна по-настоящему, так что я просто тупая из-за этого. Мне следовало двигаться дальше и забыть обо всем, как обычно.

Я должна забыть о его глупой улыбке и о том, как он прикасается ко мне и заставляет меня видеть бога с каждым оргазмом, который он извлекает из меня. Я должна забыть о том, как он готовит и печет, и о том, как он хорош в игре Mario Kart — занятие, в котором мы приняли участие после того, как он испек «после — секса» печенье. Я должна забыть о тех бессмысленных разговорах, которые у нас были в ту первую ночь, о тех, от которых у меня заболел живот из-за того, как много мы смеялись вместе, или о том, как легко перейти к обсуждению спорной темы, как будто мы уже знаем предысторию друг друга.

Я должна забыть его и просто…

— Каковы правила?

— Правила? — я была недостаточно ясна?

Отис чаще смотрит на меня.

— Да, например, что мы можем делать вместе?

Кто-то немного медлителен.

— Секс. Никакой любви. Никаких свиданий. Никаких отношений. Просто секс. И если ты думаешь, что не сможешь с этим справиться, тогда скажи мне сейчас.

Он закатывает глаза и качает головой, издавая смешливый вздох.

— Ну, ни хрена себе, Шерлок. То, что я имел в виду, было, типа, параметрами. Например… Как насчет ночевок? Останемся ли мы на ночь друг у друга, если будет поздно?

Я корчу гримасу.

— Нет. Слишком близко к отношениям.

— Друзья постоянно ночуют у нас, но ладно, неважно. Как насчет еды?

Я обдумываю это в течение секунды. Я действительно люблю поесть.

— Домашняя или на вынос?

— Любой.

— Я никогда не откажусь от еды на вынос, — наконец отвечаю я. Но не самодельно. Его домашняя еда — одна из вещей, которые привели меня сюда в первую очередь.

Он отводит взгляд и снова барабанит пальцами по рулю. Я почти уверена, что он не торопится с ответом, чтобы отомстить мне.

Я собираюсь потребовать, чтобы он дал мне ответ, когда он останавливается и оглядывается на меня. На его губах появляется улыбка, и мое сердце воспаряет.

— Хорошо. Давай сделаем это. Но не сегодня вечером. Мне нужно немного поспать, чтобы не умереть в автобусе по дороге на субботнюю игру в Луизиане.

Моя реакция мгновенна и немного отчаянна. Когда я буду лежать в постели сегодня вечером, я уверена, что буду пинать себя за то, что бросилась к нему и прижалась губами.

Это жесткий поцелуй с закрытыми ртами, который длится всего несколько секунд и является пронзительно сладким и таким удовлетворяющим, таким непохожим на все другие поцелуи, которые у меня были за время нашей разлуки. И как раз в тот момент, когда я собираюсь углубить это, он отстраняется.

Убирая выбившуюся прядь волос с моего лица, он нежно чмокает меня в нос.

— Я знаю, ты счастлива, что скоро получишь это на регулярной основе. Я знаю. Поверь мне, я тоже на гребаном седьмом небе от счастья.

Я отодвигаюсь, моя интуиция подсказывает мне, что вот-вот последует, но…

Я права.

— Но Джи, от тебя так сильно воняет. И если мы хотим сравнять счет, ты должна отойти от меня, потому что меня начинает немного подташнивать.

РезерФорди

Чт, 22 сентября, 5:32

Доброе утро, мими

Чт, 22 сентября, 8:48

Не доброе утро, неряшливо выглядящий старик

куда делись мои лифчики?

Я не знаю, о чем ты говоришь:)