Рулевой Хью Роберт Джонстон наблюдал за кренометром, расположенным под компасом. Этот прибор представлял собой маленький отвес. В момент взрыва его грузик резко качнулся, но затем остановился, показывая постоянный крен около 15° на правый борт, хотя пузырек спиртового уровня, расположенного чуточку выше, продолжал хаотично перемешаться из стороны в сторону. Однако в течение последующих четырех минут показания кренометра значительно изменились.
Джонстону удалось было направить нос судна в сторону Кинсейла, и он, несмотря на бешено бьющееся сердце, почувствовал облегчение. Но когда рулевой увидел, что нос лайнера продолжает быстро катиться влево, то понял, что битва проиграна.
- Право на борт! - гаркнул капитан Тернер со своего места между левым крылом мостика и штурвалом. Затем он повторил приказание, но не получил подтверждения.
Рулевой, доложивший перед этим, что руль положен на 35° влево, предположил, что рулевой механизм «застыл» в этом положении и, следовательно, судно обречено теперь двигаться по широкой плавной дуге [52].
После этого Тернер приказал отработать машинами назад, чтобы задержать движение судна, но опять не. получил ответа. До его сознания дошло, что машины, без сомнения, вышли из строя.
Тернер послал капитана-администратора Андерсона на шлюпочную палубу, чтобы временно приостановить спуск спасательных шлюпок. Затем он подошел к нактоузу компаса и стал изучать показания кренометра так пристально, будто это могло что-либо изменить.
- Не спускай с него глаз, следи за креном! - сказал он Джонстону и затем приказал второму помощнику Хеф-форду спуститься на бак, чтобы закрыть водонепроницаемые двери [53]. Перед тем как уйти, Хеффорд тоже предупредил Джонстона:
- Следи за кренометром и спиртовым уровнем и крикни, если крен увеличится!
Их приказания были совершенно излишними, поскольку рулевой, будучи старослужащим, прекрасно понимал, что «Лузитания» может опрокинуться.
Грузик указателя продолжал висеть, показывая
постоянный крен в 15°, и казалось, есть шанс, что «Лузитания» не накренится дальше. Был и другой робкий проблеск надежды на спасение, ведь судно непрерывно продвигалось все ближе к берегу. Ирландские холмы прорисовывались все отчетливее, и между ними и лайнером усматривалось черное пятнышко, похожее на рыболовное суденышко.
Если бы судно продержалось хотя бы час, Тернер мог бы достичь берега, чтобы выброситься на него. В одном Джонстон, как и остальные, не сомневался - он плавал под начальством самого отважного капитана из всех, когда-либо стоявших на капитанском мостике.
Указатель снова сдвинулся с места, показывая 16, 17, 18, 19… и наконец 20° крена на правый борт. Джонстон продолжал смотреть, но судно не стремилось выровнять положение.
В этот момент старший помощник Пайпер обратился к капитану Тернеру:
- Я пойду на бак помочь Хеф-форду с люками, похоже, что судно быстро погружается носом. Возможно, мы сможем это немного замедлить, - с этими словами он бросился вниз по трапу.
- Два-а-а-дцать градусов на правый борт! - нараспев прокричал Джонстон громким отчетливым голосом, обращаясь к Тернеру, единственному, кто еще оставался вблизи рулевой рубки. Весь мостик вдруг опустел.
Джонстон почувствовал себя совершенно бесполезным на руле. Наблюдая за указателем крена, он испугался, что тот не остановится, пока «Лузитания» совсем не перевернется. Эта мысль наполнила его леденящим ужасом.
Глубоко внизу старший второй механик Кокборн и старший третий механик Литл наблюдали хаос, в который моментально превратился их упорядоченный ранее мир машинного отделения. Гонг, которым отдавались команды кочегарам, умолк. В кочегарке N 1 перед центральным котлом, обливаясь потом, стоял в нерешительности Томас Мэдден. Те из «черной шайки» кочегаров, кто остался в живых, были контужены. Война дала себя знать. Пять фунтов в месяц были и без того маленькой зарплатой, чтобы париться за нее в аду, но это…
Кочегар Мэдден определил, что взрыв произошел перед правым котлом. Теперь морская вода лилась каскадом в котельный отсек через одну из многочисленных переборок, которая не выдержала ее давления. Он знал, что турбины остановились. Их рев всегда вплетался в успокоительный ритм четырех вращающихся гребных валов. Сейчас до него доносился только угрожающий шум вырывающегося на свободу пара.
Сгореть или утонуть само по себе ужасно, но оказаться ошпаренным - еще хуже. Вода, зеленая, темная и маслянистая, плескалась у ног Мэддена. Своими ногами он ощущал ее ледяной холод. Взглянув на раскаленный уголь в топке и подступающую к нему воду, он представил себе, каким обжигающим будет пар.
Мэдден отбросил в сторону свою лопату и устремился к водонепроницаемой двери. Она оказалась наглухо закрытой. Он барабанил в нее до тех пор, пока не отшиб суставы пальцев, и, поняв тщетность этого, бросился обратно к своему месту перед котлом. Здесь он увидел забортную воду, переливающуюся через котлы. Мэдден прикинул, что она стоит уже фута на полтора выше палубного настила. Он ринулся к аварийному выходу - одному из многих узких вертикальных скоб-трапов, ведущих через вентиляционные шахты наверх к шлюпочной палубе. Напор подступающей морской воды подталкивал его. В какой-то момент он оказался даже полностью погруженным в холодную, грязную воду. Она была соленой, и Мэдден на время закашлялся и оглох. Освещение погасло, и он оказался в темноте, нарушаемой только светом раскаленных топок. Мэдден поднялся, отяжелевший от воды, и начал с трудом карабкаться по скоб-трапу через вентиляционную шахту.
Несколькими палубами выше почти на самой корме Мартин Мэннион был в замешательстве. Компаньоны, с которыми он играл в покер в курительном салоне 1-го класса, покинули его в первые же секунды после взрыва торпеды. Окинув взглядом помещение, наклоненное под сумасшедшим углом, он увидел, что все столики опустели, а многие кресла перевернуты. Оставался один человек - бармен, и Мэннион проделал путь «в гору» к бару.
- Давайте как-нибудь добьем партию, - предложил он бармену.
Бармен, развязывая фартук, посмотрел на него покрасневшими выпученными глазами.
- Да идите вы к черту! - заорал он, преодолевая стойку бара одним прыжком, а затем пронесся через хаос курительного салона в сторону двери, выходящей на палубу.
Мэннион перелез через стойку бара с некоторым трудом. Из груды битого стекла он извлек бутылку эля и открыл ее…
Леди Макворт, стоя на шлюпочной палубе, как зачарованная наблюдала за пассажирами, устремившимися наверх из 3-го класса. Было похоже, что эти люди пробивают себе дорогу к шлюпке, находящейся рядом с ней. Они выглядели бледными, напуганными и, как она поняла, не соблюдали никакого порядка, поскольку сильные отталкивали в сторону слабых. Это поразило леди Макворт.
То здесь, то там мужчины, обхватив женщин за талию, пытались протолкнуться с ними вперед. Совершенно не было видно детей. Она подумала, что дети вряд ли уцелели в этой давке среди пронзительно кричащих людей.
- Я всегда полагала, что в такой ситуации все же соблюдается порядок, - сказала леди Макворт Дороти Коннер.
- Я тоже, - согласилась с ней Дороти, - но я чертовски много поняла за последние пять минут.
Чуть дальше на палубе нью-йоркский экспортный маклер Айзек Леман по-своему пытался навести порядок. Он сбегал в свою каюту за револьвером и теперь потрясал им, но не перед пассажирами 3-го класса, а перед матросами, которые по команде, отданной капитаном-администратором Андерсоном, приостановили спуск шлюпки.
- Я застрелю первого же, кто откажется помогать в спуске! - орал Леман, стоя перед ошеломленными членами экипажа, а затем развил свою угрозу:
- Ко всем чертям, вместе с капитаном!
Матросы подчинились угрозе и, хотя некоторые пассажиры карабкались в шлюпку, отдали удерживающие ее крепления. Преждевременно освобожденная шлюпка качнулась, и люди, занявшие в ней места, опрокинулись в воду. Попытки Лемана ускорить спуск обернулись не так, как ему хотелось.
Вопреки командам с мостика, другие шлюпки тоже спускали. Казалось, что члены экипажа колебались между привычкой исполнять приказания и стремлением спастись.
Одна из шлюпок при спуске наклонилась так, что повисла почти вертикально и из нее выпала половина пассажиров. И, хотя она не перевернулась, оставшиеся в ней обитатели вновь вскарабкались на борт судна.
После этого леди Макворт, наблюдавшая за происшествием, решила, что смотреть дальше на такие вещи небезопасно, и повернула прочь. При этом ее поразило, что ни один из членов ее маленькой компании даже не попытался попасть в шлюпку. Некоторые высказывали опасения, что с субмарины их могут расстрелять из пулемета. Леди Макворт отметила про себя также, что многие люди перемещаются по палубе осторожно и бесцельно, подобно пчелиному рою, потерявшему свою матку.
Доктор Фишер, стоявший до этого как зритель на футбольном матче, решил наконец спуститься вниз за спасательными жилетами. Но, как только он пошел, пронесся слух, что переборки перекрыты и опасность миновала. Как бы в подтверждение этого «Лузитания» ощутимо выпрямилась.
На какое-то время все почувствовали облегчение. Затем послышалось угрожающее поскрипывание обшивки, и лайнер снова начал валиться на борт, причем на этот раз даже быстрее, чем раньше. Столы, стулья, посуда - все, что не было закреплено, пугающе загрохотало где-то внутри судна.
Теодейт Поуп и Эдвин Фрэнд при виде отвесно повисшей шлюпки почувствовали тошноту. Вслед за леди Макворт и Дороти Коннер они прошли вниз на палубу «В» к правому борту, где увидели, как шлюпку благополучно спустили на воду, не задев палубы. Ей и Эдвину показалось, что судно стало тонуть быстрее, ложась бортом на воду, т. е. прямо на спасательные шлюпки.
- Это неподходящее место для прыжка, - заметила Теодейт.
Они повернули, чтобы через людскую толчею на палубе «В» пробраться к трапу, по которому только что спустились со шлюпочной палубы. Они шли, прижавшись друг к другу. Еще не добравшись до трапа, они столкнулись с мадам де Паж. Ее сопровождали доктор Хоу-тон и мужчина, незнакомый Теодейт. Бельгийка энергично успокаивала женщин и детей, помогая им садиться в спасательные шлюпки. Она только что закончила перевязывать руку человеку, который поранился, помогая экипажу в спуске шлюпок. Это был Мэтт Фримен - чемпион Англии по боксу в легком весе среди любителей.
Доктор Хоутон помог Мари де Паж надежно завязать спасательный жилет и посоветовал ей приготовиться к прыжку. Теодейт отметила, что глаза бельгийки были широко открыты от возбуждения, но решительны. Коннектикутская дама хотела было поприветствовать ее, но нашла, что сейчас не время для других слов, кроме предложений о помощи. Пара достигла, наконец, верхней палубы, с которой увидела еще несколько шлюпок, спущенных благополучно.
- Лучше бы вам сесть в шлюпку, - сказал Фрэнд, показывая на одну из них, быстро заполняющуюся людьми.
Случайный знакомый Фрэнда - Эрнст Каупер - помогал шестилетней девочке Элен Смит забраться в ту же шлюпку. Элизабет Хэмпшир из Дербишира пока держала ее на руках.
- Она просила меня спасти ее, - пояснил Каупер, - сказала, что не могла найти ни маму, ни папу, ни младшую сестренку Бесси, а бабушка будет ждать ее в Ливерпуле.
Теодейт, подобно леди Макворт, пришла в ужас от того, что в спасательных шлюпках нет детей, она хотела узнать, не случилось ли чего-либо в отведенных для них помещениях или же малыши просто не знают, что им делать и куда идти.
Она поймала себя на том, что думает об их матерях: миссис Ход-жес, которая говорила, что «если мы пойдем ко дну, то все вместе», миссис Кромптон с ее шестью детьми, которые сидели в обеденном салоне прямо перед ней. Теодейт не видела их с самого момента взрыва торпеды. Сама Теодейт отказалась войти в шлюпку без Эдвина Фрэнда, а он, в свою очередь, заявил, что не сделает шагу к шлюпке, пока на палубе остаются женщины. Они вместе направились «в гору», т. е. на корму, так как заметили, что нос судна погружается.
Вода уже перекатывалась через него, лилась каскадами по носовым трапам, ведущим в помещения команды, в канатные ящики для гигантских якорных цепей и в другие помещения, расположенные в передней части судна.
Перед ними появилась служанка Теодейт Эмилия Робинсон.
- О, Робинсон, - только и смогла вымолвить Теодейт.
На лице служанки появилась «дежурная улыбка», но даже Теодейт, считавшую себя светской и неробкой женщиной, пригвоздил к месту ее взгляд.
- Спасательные жилеты! - понял Фрэнд, выводя свою компаньонку из транса. Оба нырнули в ближайшие каюты, в которых царил беспорядок, и нашли там три патентованных спасательных жилета «Бодди».
Роберт Виманн, идущий по прогулочной палубе, увидел, что люди со всей доступной им скоростью бегут в сторону кормы. Официант поспешил за ними. Это была как раз та часть судна, где Виманн жил, где, он помнил, у основания трапа находится шкафчик со спасательными жилетами. Так как трап принял теперь почти вертикальное положение, Виманн ухитрился спуститься вниз, держась за поручни. Остальные карабкались по нему вверх на четвереньках. Виманн ухватил три или четыре жилета в тот момент, когда судно вновь угрожающе накренилось. Он укрепил один жилет на женщине и один на себе. Остальные отшвырнул в сторону, чтобы помочь женщинам и детям подняться на шлюпочную палубу…
Джеймс Брукс не рискнул спуститься вниз за спасательным жилетом и продолжал свой путь по палубам. Проходя мимо мостика в первый раз, он увидел капитана Тернера, поднявшего руки и приказывающего:
- Не спускать больше шлюпок. Все идет к лучшему!
Брукс продолжил свой путь, все более успокаиваясь. В этот момент он увидел, как пассажиры первой шлюпки высыпались из нее в море. «Если бы только можно было остановить движение «Лузитании», - подумал он, - то этого было бы вполне достаточно для безопасного спуска шлюпок на воду». Однако казалось, что лайнер, независимо от того, управляется он или нет, продолжает упорно вспарывать воду, двигаясь по направлению к мысу Олд-Хед-оф-Кинсейл.
Затем мимо Брукса прошел человек, облаченный в двубортную морскую тужурку, с револьвером в руке. Представитель компании по производству цепей из Бриджпорта услышал, как он кричал, что никто не должен сейчас занимать места в шлюпках.
В следующее мгновенье Джеймс Брукс увидел капитана-администратора Андерсона, бегущего в сторону кормы. Долго он не размышлял, куда направляется Андерсон и почему так спешит, ибо заметил по крайней мере 60 повиснувших на трубчатых поручнях женщин, которые, очевидно, не могли или же боялись тронуться с места и спуститься в спасательную шлюпку.
- Подходите, леди, я помогу вам, - крикнул Брукс.
Рослый и крепкий, он сразу же внушил им доверие. Брукс подхватывал их одну за другой по мере того, как они прыгали со шлюпочной палубы в шлюпку. Только сильный человек мог сделать это.
Флоренс Пэдли, выбежавшая по трапу на шлюпочную палубу, услышала голос капитана-администратора:
- Все в порядке! Мы идем к берегу!
Земля не показалась ей обнадеживающе близкой. Но, как бы то ни было, у нее была возможность покинуть судно на спасательной шлюпке, как это делали другие. Увидев шлюпку, в которой находилось мало людей, она устремилась к ней.
Профессор Холборн, как только взорвалась торпеда, сразу же подумал о спасательных жилетах. Не обнаружив ни одного на палубе, он пошел со своим двенадцатилетним другом Эвисом Долфином в коридор, где находилась его каюта.
Каюта профессора пребывала в полном хаосе. Зубная щетка, бритва, тюбик с кремом катались по полу. Широко открытые двери гардероба обнаруживали одежду, которая беспорядочно свешивалась наружу. Широкополая шляпа упала с полки и нашла приют в углу у двери. Самое худшее заключалось в том, что иллюминатор больше не был привычно и четко разделен на равные части, состоящие из синего моря и голубого неба. Сейчас он весь был светло-голубым и безжизненным.
Холборн уцепился сначала за койку, а затем, держась одной рукой за дверь гардероба, другой пошарил по полке в поиске жилетов. При этом он боялся, что гардероб опрокинется и накроет его. Наконец он выскользнул обратно в коридор и укрепил жилет на Эвисе. В руках он нес еще два жилета. На обратном пути на палубу они с Эвисом повстречали своих компаньонов по путешествию, в том числе миссис Смит, которая отказалась от предложенного Холборном жилета, напомнив ему, что его жена и трое детей ждут его. Под их уговоры он нацепил жилеты себе на шею, а его компаньоны отправились дальше на поиски свободной шлюпки.
Холборн подсадил Эвиса в вываливаемую спасательную шлюпку и сразу отвлекся. Двое обнаженных мужчин прыгнули со шлюпочной палубы. Они вошли в воду поблизости от плавающей разбитой шлюпки. Холборн изумился тому, как быстро эта пара оказалась за кормой лайнера, и заключил из этого, что «Лузитания» движется еще с порядочной скоростью вперед. Он продолжил свой путь по палубам, предлагая спасательные жилеты друзьям Эвиса и помогая им занимать места в шлюпках. Сам он был первоклассным пловцом, поэтому решил пройти на нос и доплыть до шлюпок.
Тем временем Герберт Эрхардт разыскал брата девочки и привел его к семье. По палубе было трудно перемещаться. Из этого он заключил, что «Лузитания» затонет прежде, чем все спасательные шлюпки будут спущены. Тогда он впервые испугался. Когда палуба еще больше накренилась, он сел, чтобы не потерять равновесие. Остальные скользили поперек всей палубы вплоть до поручней. Эрхардт встревожился, как бы, соскальзывая вниз, не ударить находящихся там людей и не причинить им вреда. Он заметил, что погрузившийся нос судна вызывал «ужасающие завихрения» воды, из которых вряд ли кто-нибудь сможет выплыть.
Мимо него пролетали палубные кресла, пустые шлюпки, обломки различных предметов. Эрхардт почувствовал, что, возможно, доживает последние секунды своей жизни. Скользя вниз по палубе, он начал перекатываться, надеясь таким образом избежать удара о людей, находящихся внизу, и соображая, ударится ли сначала о поручни или сразу о воду. При этом он не забывал повторять: «Мне гораздо лучше, чем большинству этих людей, ибо у меня нет здесь никого, кто бы от меня зависел». Затем начал беззвучно молиться о своей невесте и матери.
Арчи Дональд наблюдал за кочегаром, который в этот момент балансировал на поручнях, прежде чем совершить почти профессиональный прыжок в воду. Его грациозность показалась Дональду не соответствующей обстоятельствам. В этот момент он услышал звук шлюпки, спускаемой на талях со шлюпбалок и увидел, как она разбилась при ударе о воду на куски. Прикинув, он нашел, что тросы, должно быть, оказались слишком короткими.
Кочегар, сделавший прекрасный прыжок, плавал на поверхности, пока он не поравнялся с кормой судна, а затем исчез из виду. Вдохновленный решимостью кочегара Дональд прикинул, что наилучшая тактика - покинуть судно, и как можно скорее. Он заметил валявшийся поблизости пустой ящик из-под пива с двумя ручками. Ему показалось, что это вполне готовое к использованию спасательное средство.
Сначала он снял свои наручные часы, чтобы они не намокли, потом достал из пиджака свои карманные часы и осторожно положил и те и другие в брючный карман, наконец снял пиджак. Крепко сжимая в руках ящик из-под пива, Дональд начал карабкаться по ступенькам трапа на следующую палубу. Здесь он столкнулся с едва знакомым доктором Р. Дж. Мекреди из Дублина, который, перехватывая поручни руками, спускался по трапу вниз. На молодом ирландском физике был спасательный жилет, другой он держал в руке.
- Где вы достали жилеты? - удивленно спросил Арчи.
- Внизу, в каютах, - ответил доктор Мекреди. Он сообщил также, что вода вливается через иллюминатор его каюты.
Арчи до этого не вспомнил о спасательных средствах, но, по счастью, обнаружил, что находится на той же палубе левого борта, где помещается его каюта. Он отметил также, что дверь в коридор сейчас была открыта. Арчи на ощупь прошел в каюту, которая служила ему домом в течение шести дней, и отыскал последний оставшийся жилет. Ему показалось, что крен стал еще сильнее и что скоро он, по-видимому, будет передвигаться по стенкам.
Арчи оставил свою каюту и вышел на левый борт к шлюпочной палубе. Здесь перед ним разыгралась сцена, оставшаяся незамеченной остальными пассажирами. Норман Стоун из Ванкувера методично срывал одежду со своей жены. Несмотря на яркий солнечный свет и «уединенность» как на Тайме-сквере [54], Стоун не остановился до тех пор, пока покорная миссис Стоун не оказалась раздетой до чулок. Тогда он надежно укрепил на ней спасательный жилет, несколько уменьшивший ее наготу.
Дональд, занятый, как и другие, прежде всего своим собственным спасением, был просто потрясен тем фактом, что именно Стоун «выглядел знающим совершенно точно, что надо делать». Затем Стоун начал срывать чехол ближайшей складной шлюпки, т. е. делать то, что команда судна должна была выполнить значительно раньше. Арчи помог ему. Находясь на левом борту, он отметил, что ужасно высоко над водой находится палуба. Он видел, как люди занимали места в шлюпках, слышал скрежет и удары шлюпок об обшивку и заклепки корпуса судна, но не знал, достигали они воды в целости или нет.
Арчи не чувствовал себя испуганным. Мысли приходили к нему в голову с изумительной ясностью, поразившей его. Он решил спуститься «под гору» в район 1-го класса. Здесь он помог пассажирам заполнять шлюпку, отгоняя от нее группу неистовых чумазых кочегаров, которые столпились вокруг.
- Женщины должны быть приняты первыми! - выкрикивал он. Мужчины присоединились к нему, держа «черную шайку» на расстоянии.
В конце концов, когда около 20 женщин уже было в шлюпке, мужчины, находящиеся на палубе «Лузитании», начали спускать ее. Шлюпка опускалась слишком быстро на носовых талях, а трос кормовых талей застрял в блоке. Кто-то перерезал трос, задерживающий спуск, но было уже поздно. Все находившиеся в шлюпке попадали из нее в воду.
Переведя свой взгляд назад, на тех, кто еще оставался на палубе, Дональд заметил Элберта Хабберда и его жену Алису. Он сразу же понял, что это - они, хотя никогда и не встречался с ними. Хабберды выглядели «очень поседевшими», держались за руки. Арчи слышал, как они отказывались от помощи и посадки в шлюпку.
Это был тот же Элберт Хабберд, который в своих сочинениях философствовал: «Сейчас мы здесь, но когда-то должны уйти. И когда мы будем уходить, то надо сделать это красиво».
Поблизости находился Тимминс из Техаса, окруженный группой пассажиров 3-го класса, среди которых были русские. Тимминс не мог понять их, но попытался хоть как-то успокоить. Подняв кверху руку и кивая головой, он повторял:
- Хорошо, хорошо! Казалось, они поняли его. Один поцеловал ему руку. Изумленный этим поступком, Тимминс на мгновение даже забыл, что происходит с судном.
Тимминс, как и леди Макворт, слышал приказание освободить шлюпки и заверение, что судно «в безопасности», но не разделял этого оптимизма, хотя тоже заметил, что «Лузитания» несколько выпрямилась. Его друг Моуди, стоящий рядом, спросил:
- Ну, как она, старина? Тимминс покачал головой, так как полагал, что с лайнером «покончено» и что море врывается внутрь судна с ужасающей быстротой. Однако он решил не сообщать своих мрачных умозаключений пассажирам 3-го класса.
На прогулочной палубе по пути на корму матрос первого класса Томас Махоуни, который полчаса тому назад опознал «подозрительный» предмет, пытался помочь шести испуганным мужчинам и женщинам выбраться из курьезного положения. Они сидели на навесе открытого кафе, как на насесте, пытаясь спуститься на палубу.
- Становитесь на мои плечи! - советовал он им, так как его рост позволял решить эту проблему.
Но в этот момент стойки навеса сломались, и вся беспорядочная куча рухнула на него.
Поблизости испуганная миссис Стюарт Мейсон взывала о помощи.
- Где мой муж? - причитала молодая темноволосая новобрачная из Бостона. Из глаз у нее неудержимо катились слезы.
Оливер П. Бернард пытался всячески успокоить ее:
- Теперь все хорошо. Мы идем прямо к берегу. Не волнуйтесь так сильно, - уговаривал он.
Повторяя вопрос «где мой муж?», Лесли Мейсон таращила на Бернарда глаза как помешанная. Бернард знал ее отца Вильяма Линдсея. Сейчас он взял девушку за плечи и потряс ее.
- Стойте здесь, - сказал он. - Не уходите отсюда, ваш муж найдет вас здесь, конечно, если шлюпки будут спускать с этого борта. Я поищу спасательные жилеты на случай, если они нам понадобятся. И он посоветовал ей взять себя в руки,
Бернард обрел решимость, и собственные страхи покинули его. Устремляясь вниз, он еще продолжал думать о торпеде, направлявшейся к «Лузитании», и об ударе, который произвел «легкую» встряску, как будто в огромный корпус судна врезался буксир.
При входе в помещения 1-го класса через одну из дверей салона Бернард почти наткнулся на Альфреда Вандербилта. Тот, с обнаженной головой, одетый в темный костюм в мелкую полоску, нес нечто похожее на дамскую шкатулку для драгоценностей. Казалось, Вандербилт ожидал начала следующих скачек в Эскоте.
Он ухмыльнулся Бернарду, как бы забавляясь его волнением. Бернард же как раз перед ударом торпеды подумал об этом мультимиллионере как о человеке, которому нечего делать, кроме как управлять четверкой лошадей в Брайтоне и проделывать путь в 3 тысячи миль, чтобы осуществить свое желание. «Америка, - считал Бернард, - кишит богатыми бездельниками». Он не любил очень состоятельных людей, и это было больше, чем простое отвращение к их деньгам, хвастовству, яхтам и домам, «подобным королевским борделям».
Этим утром, например, он подумал о себе, как обычно, в третьем лице: «Если бы только он мог верить в бога и вечную жизнь, вместо того чтобы считать жизнь не заслуживающей внимания, ибо любой мужчина или женщина, собака или блоха разделяют в конце ее ту же участь, что и стебли травы - все расцветает на мгновение, чтобы быть втоптанными в забвение…»
Поглощенный своими мыслями, он не заметил крена и больно ударился об основание трапа, затем вскочил, выпрямился и, прихрамывая, побежал дальше. В коридоре было дымно и темно. Несколько раз он падал, один раз скатился в боковой проход прежде, чем смог остановиться. Все же он добрался до каюты Мейсона и позвал:
- Стюарт!
Из темной каюты не последовало ответа, и Бернард пошел дальше. Свою каюту он нашел без труда, так как она находилась в самом конце коридора. Он помнил, что его спасательный жилет лежит сверху на гардеробе. Когда он нащупывал его, тяжелый шкаф наклонился. Ужас охватил его, ведь он мог оказаться замурованным во мраке, как крыса.
Бернард вскарабкался на койку и продолжил поиски, уже стоя сбоку от гардероба, пока не стащил с него спасательный жилет. В этом же конце коридора находился другой трап, по которому он вернулся на палубу, удивляясь, как он не подумал о нем раньше. Здесь он обнаружил, что Лесли Мейсон ушла.
Какая-то женщина, увидев, что он несет жилет, пронзительно закричала:
- Где вы его взяли, где? Бернард позволил ей вырвать у
себя жилет и продолжил свой путь по палубам, чтобы узнать, что сталось с Мейсонами. Многие шлюпки уже отошли, но палубы продолжали кишеть людьми, ищущими спасения. Один из кочегаров шатался как пьяный. Его лицо было в алых пятнах, а голова пробита. При виде его Бернард живо представил себе, как много людей было убито или искалечено в момент взрыва. Он подумал о женщинах с маленькими детьми в их каютах, которые они так и не смогли покинуть.
Сейчас Бернарду показалось, что шлюпок уже не хватит на всех. При этом он думал не о себе, а о тех несчастных, которые не могли попасть в них из-за неправильного обращения. Бернард взобрался на узкую палубу радиорубки, расположенную выше шлюпочной. Отсюда он мог взирать вниз на ужасный спектакль с отрешенностью, почти граничащей с олимпийским спокойствием. Мелодия «Голубого Дуная», которую Бернард слушал за ленчем, все еще звучала в его голове, и он все еще явственно ощущал аромат съестного, доносившийся из обеденного салона. Но только один вопрос занимал его мысли: как скоро «Лузитания» затонет?
В некотором отдалении Бернард рассмотрел мужчину, плывущего на спине. Мужчина был обнажен, медленно греб руками и улыбался, глядя вверх на судно. Это дало мыслям Бернарда новый толчок. Он встал и начал раздеваться. Снял пиджак, жилет, воротничок и галстук. Затем положил булавку от галстука в брючный карман и, аккуратно сложив одежду, положил ее у основания широкой дымовой трубы, при этом отметил, что такое следование привычкам в данных обстоятельствах нелепо.
С усталым смирением Бернард подумал о тщетности жизни, хотя выглядел погруженным в величественную печаль. Все его жизненные устремления и мелкие достижения были пустяками, которые могут быстро исчезнуть без следа. Бернард вздохнул и начал расшнуровывать ботинки.
Одновременно он наблюдал за Элизабет Дакворт. Она металась в поисках шлюпки, но не смогла сохранить равновесие. Помощник капитана, поднявший ее на ноги после того, как она споткнулась и упала, помог ей войти в шлюпку. Как только она поставила туда ногу, кто-то начал выкрикивать проклятия. Шкивы спусковых блоков не желали крутиться, а матросы испытывали при этом такие трудности, что Элизабет предпочла подобрать свои юбки и снова сойти на наклонную палубу судна. Миссис Алиса Скотт, мать маленького Артура, осталась в этой шлюпке.
Когда шлюпка была наконец спущена, Элизабет увидела, как она опрокинулась, вывалив всех находящихся в ней людей в воду у борта судна, которое тем временем продолжало неудержимо двигаться вперед, как будто никогда не остановится. Элизабет слышала отчаянные крики людей и с ужасом наблюдала, как Алиса Скотт исчезла внизу в пенящейся зеленой воде и больше не показалась наверху. Элизабет начала шепотом молиться: «Господь, пастырь мой, упокой меня на злачных пажитях и веди меня к водам тихим, подкрепи душу мою, направь меня на стезю правды ради имени Своего. Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла…»
За спиной Элизабет три ирландские девушки пели: «Там вдалеке есть зеленый холм…» Они весело затянули эту мелодию еще до удара торпеды, но теперь их пенье звучало приглушенно и испуганно.
В радиорубке взмокший от пота оператор Лейт, пытаясь ослабить воротничок, продолжал отстукивать свой морской реквием:
Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл.
Чтобы удержаться при увеличивающемся крене, он должен был упереться в стол и панель передатчика. При этом он молился, чтобы его призыв был услышан.
Часы над ним показывали 2.20 пополудни.