Последний рейс «Лузитании»

12
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

На палубу вернулся Чарльз Лориа. Один спасательный жилет он надел на тело, остальные перекинул через руку. Лориа вышел прямо на левый борт, где видел Хаббердов, но те исчезли. Лориа прошел на корму, жилеты он отдал тем, кто в них нуждался. Его поразило, что почти каждый надел свой жилет неправильно, и Чарльз занял себя тем, что начал поправлять их. При этом он держался более высокого левого борта. Прервав свою работу, Лориа прошел в сторону носовой части судна, где он последний раз видел Элберта и Алису. Он прошел туда и обратно раз десять, недоумевая, как эта пара могла исчезнуть так бесследно. Он остановил миссис Пэдли, которая сообщила, что видела Хаббердов около дымовой трубы. Женщина, оказавшаяся рядом с ним, крикнула в сторону мостика:

- Капитан, что мы, по-вашему, должны делать?

- Стойте там, где стоите, мадам. С судном все в порядке, - услышали они ответ капитана Тернера.

- Откуда вы черпаете вашу информацию? - упорствовала дама.

- Из машинного отделения, мадам, - ответил Тернер. Тон его показался Лориа строгим и начальственным.

Женщина направилась к корме, и Лориа пошел вслед за ней. По пути они пытались утешить пассажиров. Сам Чарльз был уверен, что лайнер отделяют от гибели считанные минуты.

Лориа решил вернуться в свою каюту за некоторыми личными вещами, которые он хотел иметь при себе, даже в том случае, если погибнет. Он спустился по носовому трапу, как и Бернард, поскольку главный трап был заполнен людьми, поднимавшимися наверх. Затем он нащупал дорогу в свою каюту по темному коридору. При мерцающем пламени спички Лориа быстро нашел, что хотел, а «Лузитания» тем временем угрожающе скрипела, и внутри нее слышался грохот. После этого она еще больше накренилась.

С паспортом и другими бумагами, запихнутыми в карманы, Лориа покинул свою каюту и двинулся обратно, ступая одной ногой на палубу, а другой на переборку. Взглянув вниз в поперечный проход, оканчивающийся иллюминатором, он увидел, что тот открыт и вода находится уже всего в нескольких футах. Удивившись, почему это отверстие в борту не закрыто, он пошел дальше.

Проходя салон 1 -го класса, Лориа увидел, что кресла в нем попадали, а некоторые опрокинулись и торчали ножками вверх, подобно мертвым лошадям на поле боя. С камина, отделанного под мрамор, косо свисала отслоившаяся краска, а вельветовые занавески наполовину свешивались внутрь помещения, как крахмальные воротнички, потерявшие форму. Когда Лориа вышел на палубу, ему бросилась в глаза свисающая со шлюпбалок спасательная шлюпка, заполненная женщинами и детьми. Он подумал, что если шлюпку не освободить от креплений немедленно, то «Лузитания» увлечет ее за собой на дно.

Лориа вскочил на корму шлюпки и убедился, что она на плаву, так как вода была уже вровень с поручнями палубы «В». Судно могло затонуть в любой момент. Он освободил один конец талей, удерживающих шлюпку, в то время как один из официантов тщетно пытался пере резать другой толстый трос карманным ножом.

Поскольку «Лузитания» продолжала крениться все больше, ее трубы нависли над шлюпкой, представляя собой все более возрастающую угрозу. Люди смотрели вверх на четыре чудовищные трубы и бледнели от ужаса. Некоторые закрывали глаза. Лориа, получив удар раскачивающейся кормовой шлюпбалкой, упал, увлекая за собой массу людей на дно шлюпки. Пытаясь встать на ноги, он ощутил холодок паники и посоветовал остальным выпрыгнуть из шлюпки:

- Это ваш единственный шанс! - крикнул он.

Прыгнув за борт, Лориа вошел в воду, толкая, нескольких человек впереди себя. Уже в воде он убедил их держаться группой, положив руки на плечи друг друга. Отплыв примерно на сотню футов, он сплюнул соленую воду и оглянулся назад.

Палубы огромного лайнера оставались заполненными людьми, сбившимися в кучки и державшимися за неподвижные предметы, чтобы сохранить равновесие. По мере того как вода поднималась выше к их ногам, они карабкались вверх по палубным стойкам. Многие цеплялись за них в отчаянной надежде остаться на судне. Эта безнадежная мысль овладела и Плэмандонами. Буфетчик Эдвард Скей видел их в последний раз вместе на прогулочной палубе; тогда они не вняли его уговорам воспользоваться спасательной шлюпкой.

Одна дама сказала Оливии Норт, что намерена пройти в каюту, чтобы встретить свою смерть по крайней мере в комфорте, и уговаривала Оливию разделить с ней компанию.

- Нет, я буду бороться за свою жизнь! - ответила девушка.

Оливия натолкнулась на женщину, перекладывающую вещи в своем чемодане с такой изумительной беззаботностью, как если бы судно сейчас входило в устье р. Мерси, приближаясь к Ливерпулю.

Джеймс Брукс помог всем 60 женщинам, вверившимся его заботам, занять места в шлюпке. Но «Лузитания» продолжала крениться, и палубы с правого борта находились уже почти на уровне поверхности моря. Было трудно освободить шлюпку не только от спусковых талей и блоков, но и от коротких цепей, которыми она крепилась к шлюпбалкам. Трудность заключалась в отдаче стопоров, освобождающих цепи.

Еще до того, как шлюпка с этими женщинами была освобождена, она оказалась на плаву. Встречный поток воды прижал ее к борту у шлюпбалок. Раздался отвратительный хруст дерева, и большинство женщин оказалось в морской воде.

Брукс понимал, что настало время прыгать за борт. Он вглядывался в скопление деревянных обломков, покрывавших море на сотни квадратных ярдов вокруг судна, совершенно не думая при этом, откуда они появились и каким образом так быстро засорили воду. Это напомнило ему вечно заполненную сплавным лесом родную р. Андроскоггин, где он, еще не умея плавать, барахтался на поверхности, держась за бревна. Не сняв ботинки, Брукс прыгнул за борт. Ему показалось, что морская вода не холоднее, чем в Андроскоггине.

На борту судна доктор Мекреди терпеливо дожидался очереди к тросу, по которому люди соскальзывали вниз прямо в воду. Были слышны аккуратные и негромкие всплески. Это выглядело кульминационным моментом неорганизованного, как считал доктор, «оставления судна, где с самого момента торпедирования все выглядело крайне хаотичным». Его собственный спуск лишь подкрепил это мнение. Трос представлял собой лаглинь, тянущийся за кормой для регистрации скорости судна, и первые шесть футов его были изготовлены из тонкого стального тросика. В результате «некомфортабельного бегства» он содрал значительную часть кожи со своих пальцев, прежде чем оказался в воде. Со свежими ссадинами, разъедаемыми соленой водой, он начал взбираться на ближайшую шлюпку, выглядевшую и без того перегруженной.

Неподалеку подводная лодка U-20 погрузилась в почти могильную тишину, нарушаемую лишь приглушенным жужжанием электромоторов. Капитан-лейтенант Швигер отметил в своем журнале:

Судно вот-вот опрокинется. Большая растерянность на борту. Шлюпки вывалены, и некоторые из них спущены на воду. Они, должно быть, потеряли головы. Переполненные шлюпки были спущены носом или кормой вниз и поэтому сразу же заполнились водой и затонули. Вследствие крена удалось спустить меньшую часть шлюпок.

Судно погружается. На его борту стало различимым название «Лузитания», выполненное золотыми буквами. Дымовые трубы окрашены в черный цвет. Кормового флага не несет. Шло со скоростью 20 уз…

Оставшиеся на борту пассажиры - это были мужчины - делали отчаянные попытки собрать детей, многие из которых, вероятно, остались внизу, как в западне.

Отец Безил Мэтьюрин, бледный, но спокойный, отпускал грехи тем, кого видел перед собой и кто передавал детей в спасательные шлюпки.

Нью-йоркский политический лидер Линдон В. Бейтс, который пересекал Атлантику, спеша на помощь Бельгии, спускался вниз по совершенно темным наклонным' проходам до тех пор, пока вода не поднялась до уровня палубы. Тогда он подхватил кресло в качестве средства спасения и бросился с ним на корму. Он уже видел, как двое из его группы - Мари де Паж и доктор Хоутон - прыгнули в воду, держась за руки.

Капитан 2-го ранга Стэкхаус находился на палубе вместе с лейтенантом королевской легкой пехоты Фредериком Лассеттером. Стэкхаус посоветовал молодому человеку по: искать свою мать. Когда Лассеттеры вернулись, то увидели, что Стэкхаус завязывает свой собственный жилет на маленькой девочке.

- Вам лучше прыгнуть, - посоветовал Стэкхаус. Лассеттер решил последовать его совету. Он бросил последний взгляд на Стэкхауса, помогающего женщинам садиться в шлюпки, и услышал, как тот объясняет, что не может присоединиться к ним, поскольку «есть другие, которые должны покинуть судно первыми».

Буфетчик Роберт Чизем проходил по палубе «В» мимо Вандербилта, который тщетно пытался спасти женщину, бьющуюся в истерике.

- Торопитесь, мистер Вандер-билт, а то может быть слишком поздно, - крикнул ему Чизем.

Но Вандербилт не обратил внимания на совет буфетчика, в частности потому, что этот атлет не мог проплыть и сажени.

Двадцатипятилетняя Алиса Миддлтон, детская няня из Сиэтла, принимая предложенный ей спасательный жилет, узнала в своем благодетеле Вандербилта. Другие слышали, как он говорил своему слуге Рональду Денье:

- Найди всех ребятишек, каких сможешь, парень!

Неподалеку на этой же палубе Чарльз Фроман с сигарой во рту стоял в спокойной и глубокой задумчивости перед окружавшим его трио, которое состояло из его хорошенькой приятельницы актрисы Риты Джоливе, ее шурина Джорджа Вернона и капитана А. Дж. Скотта - английского военного, следующего из Индии через Соединенные Штаты.

- Стойте там, где стоите, - советовал Фроман. - Дело идет к концу, и здесь у нас больше шансов на спасение, чем в спасательной шлюпке.

Наконец Скотт, сняв свой спасательный жилет, заставил Фромана надеть его, приговаривая:

- Если суждено умереть, то только раз.

Продюсер, в свою очередь, был озабочен безопасностью молодой актрисы. Он не сводил с нее взгляда:

- Вам лучше держаться за поручни и сохранять силы.

В считанные секунды он снял жилет, который Скотт отдал ему, и помог надеть его на женщину. Когда вода подошла ближе, Фроман с улыбкой заметил:

- Зачем бояться смерти? Это самое прекрасное приключение в жизни.

Рита узнала слова из пьесы «Питер Пан», написанной Джеймсом Барри - другом и любимым автором Чарльза Фромана. Но финал еще не наступил. Она знала, что им придется поплавать на пути к нему, и начала подбирать свои юбки. Когда она сообразила, что Фроман не выживет в холодной воде, ее охватил страх. Вцепившись в поручни, она продолжала стоять как вкопанная на одном месте, а вода подступала все ближе и ближе.

Многие молодые люди, не страдающие ревматизмом, не вдавались в философские раздумья. Когда Арчи Дональд посмотрел вверх на возвышающиеся над ним части судна, ему показалось, что поручни шлюпочной палубы стремительно надвигаются, чтобы придавить его. Он подозвал буфетчика, чтобы тот помог ему завязать тесемки спасательного жилета, затем положил все свои деньги - около сорока долларов - в конец носка, нагнулся, чтобы снять ботинки, но передумал, так как на это уже не было времени. Вода находилась всего в каких-нибудь 12 футах от палубы. Тогда он нырнул и ударился о нее со всплеском.

Арчи сразу же почувствовал пронизывающий холод. Затем жилет быстро выбросил его на поверхность. К его изумлению, плавание оказалось непостижимо легким делом. Создавалась иллюзия скольжения над поверхностью воды с невероятной скоростью, поскольку жилет удерживал его голову и грудь высоко над ней. Он продолжал работать руками с единственным желанием отплыть прочь от судна.

Поблизости группа мужчин, уже взобравшихся на плот и сгрудившихся на нем, слабыми голосами пела «Типперери».

Герберт Эрхардт вспомнил, что в момент удара о воду нужно держать рот закрытым, а глаза открытыми и грести наверх к свету, куда бы потоки воды не разворачивали его. Затем нырнул. Ему показалось, что он все дальше и дальше удаляется от света, хотя старается плыть в его сторону, и погружается все глубже и глубже. Наконец, вода стала светлее - он вынырнул на поверхность и смог дышать снова. Болели легкие. Вдобавок он не миновал водоворота, который нес прямо на него пустую шлюпку. Герберт вскинул обе руки над головой, чтобы защититься. Волна пронесла шлюпку, а он опять ушел под воду. Снова ему пришлось выбираться наверх к свету, который постепенно становился все ярче. Наконец свежий воздух вновь наполнил его легкие. Теперь он всплыл в относительно спокойном месте и сделал передышку, чтобы привести в порядок дыхание.

Мэтт Фримен, британский чемпион по боксу, после того как его руку перевязала Мари де Паж, побежал на корму и посмотрел вниз. Его удивило, что палуба находится не так уж высоко над водой. Будучи в хорошей спортивной форме, Мэтт не сомневался в себе. Став на поручни, он нырнул, но при этом ударился о край плавающей шлюпки. На голове образовалась глубокая рана, и он почувствовал даже в воде, как из нее вытекает кровь. Но это не нокаутировало его, и он продолжал плыть.

Примерно в это же время Роберт Виманн подумал, что взорвалась вторая торпеда. Как только лайнер начал погружаться носом, он понял, что уже не сможет ничего больше сделать для других пассажиров. Взобравшись вслед за Мэттом Фрименом на кормовые поручни, Роберт ощутил благоговейный страх перед предстоящим прыжком в воду с высоты сотни футов, но тем не менее прыгнул. Когда он вынырнул на поверхность, двое мужчин вцепились в него, и ему пришлось погрузиться в воду снова, чтобы освободиться от них.

Матрос Томас Махоуни решил, что от его помощи в спуске шлюпок мало толку, и пошел на корму, где начал спускаться в воду на морской манер по свисающему канату. На полпути вниз он обнаружил, что находится как раз над гребными винтами, которые, как ему показалось, медленно вращаются. Он оказался перед жестоким выбором - свалиться между лопастями винта или вскарабкаться обратно на палубу.

Решив подняться обратно по канату, он с огромным трудом, дюйм за дюймом, вскарабкался наверх и наконец достиг кормовой палубы. Встав на поручни, он прикинул, какое расстояние ему надо пролететь вниз, и прыгнул. Вынырнув на поверхность, ошеломленный, но невредимый, он поплыл по направлению к видневшемуся плоту.

Вслед за ними с кормы судна, превратившейся в чудовищный трамплин, начали прыгать остальные. Это был кочегар Томас Мэдден, которому в конце концов удалось выбраться наверх через вентилятор, и кочегар Фрэнк Тауэр, которому ранее удалось спастись с «Титаника» и с «Импресс оф Айрленд». Для него кораблекрушения приняли характер мрачной повседневности.

Еще один кочегар неожиданно был выброшен на палубу снизу через аварийный люк несколько меньшим по силе внутренним взрывом. Он был весь в саже, синяках и кровоточащих ранах, но живой. Ему достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы оценить крен судна. Он тоже прыгнул вниз с борта. Многие члены машинной команды были чрезвычайно напуганы и производили впечатление потерявших рассудок, что казалось самым страшным в происходящем кошмаре.

Бок о бок с членами команды плыли пассажиры. Пятнадцатилетняя Вирджиния Брюс Лоуни находилась среди них. Как и Флоренс Пэдли, она оказалась в воде, вывалившись из опрокинувшейся шлюпки. Вирджиния была опытной пловчихой. Быстрыми мощными гребками она плыла прочь от кренящегося судна. Повернув голову, она увидела свою мать и отца. Они стояли у поручней рядом со своим другом Альфредом Вандербилтом. При взгляде на них она почувствовала глубокую боль в сердце и одновременно беспомощность. Вирджиния знала, что никогда их больше не увидит.

Лейтенант Лассеттер, взглянув из воды вверх на крепко сбитую фигуру своего друга капитана второго ранга Стэкхауса, спокойно стоящего на корме, ощутил схожие чувства.

Плыл и Эвис Долфин. В спасательной шлюпке, куда его поместил профессор Холборн, он оставался недолго. Двое мужчин прыгнули в нее, как только она коснулась воды, и опрокинули. У Эвиса было такое чувство, что только он один смог выбраться из-под перевернувшейся шлюпки. Вскоре он заметил вблизи плот с гребущими людьми, которые втащили Эвиса на него.

В некотором расстоянии от Эвиса во всю мочь плыл Холборн. Прыгнув в воду, он очутился в джунглях тросов, опутывающих лайнер, подобно противолодочным сетям. Как только ему удалось освободиться от них, он устремился вперед подобно семидесятипятилетнему профессиональному спринтеру. На секунду он вспомнил, как в Нью-Йорке перед отплытием на «Лузитании» несколько раз его «посетило» странное предчувствие несчастья.

Многие люди, старые, немощные и молодые, не прыгали за борт. В их числе был Патрик Л. Джонс - лондонский штатный фотограф и репортер американского телеграфного агенства. За ним наблюдал, стоя на палубе «В» по правому борту, автомобильный заводчик Чарли Т. Джеффри из Кеноша в штате Висконсин. Обвив руками палубную стойку, Джонс, едва удерживая равновесие, делал снимки с такой быстротой, с какой только мог перезаряжать и фокусировать свою камеру.

- Лучше прыгайте за борт! - прокричал ему Джеффри.

- Это будут самые лучшие снимки из всех, которые когда-либо делались! - ответил Джонс, не отрываясь от дела.

Джеффри подумал, что это наиболее хладнокровный поступок, который ему довелось увидеть, и заторопился. Он колебался, прыгать ли ему или искать складную шлюпку.

Теодейт Поуп оставила надежду получить в шлюпке место для себя и Эдвина Фрэнда. Пока они с Эмилией Робинсон ждали его возвращения со спасательными жилетами, стало очевидным, что огромный лайнер заканчивает свое существование.

Это громадное, богато отделанное, красивое судно, которое сенатор из штата Юта назвал более красивым, нежели храм царя Соломона, вот-вот должно было затонуть.

Фрэнд завязал жилеты на женщинах. Они встали у поручней. Шлюпка, находящаяся поблизости, уже была занята людьми. Посмотрев вверх на наклоняющиеся дымовые трубы, они ощутили, как быстро кренится судно. Теперь уже можно было видеть серый ободранный корпус судна ниже того места, где проходит ватерлиния. Он выглядел подобно брюху гигантского кита. Настало время прыгать.

- Вы первый, - сказала Теодейт.

Фрэнд переступил через тросы и соскользнул по стойке, поддерживающей шлюпочную палубу, на расположенную ниже палубу «В». Оттуда он прыгнул вниз. Обе женщины ждали, когда он появится на поверхности. Через несколько секунд они с облегчением увидели его голову, подпрыгивающую в пенистой воде, и его лицо, улыбающееся и подбадривающее их.

- Давайте, Робинсон, - сказала Теодейт и переступила через тросы, как это сделал только что Эдвин Фрэнд. Она, как и Фрэнд, соскользнула вниз, нащупала ногой точку опоры и прыгнула. В этот момент она испугалась, что служанка не последует за ней.

Но Теодейт не смогла вынырнуть на поверхность. Ее закружило и занесло под что-то деревянное. Она открыла глаза и моргнула ими в зеленой воде. Вероятно, ее ударило о киль шлюпки.

«Это конец», - подумала Теодейт, вновь закрыла глаза и замолотила руками в полусознательной попытке выбраться на поверхность. Она вспомнила свою мать, затем она начала перебирать в памяти все здания, которые спроектировала, построенные и строящиеся. Ей захотелось, чтобы все сделанное было сделано правильно.

Уже спокойно она подумала о любимых друзьях и вверила себя в беззвучной молитве попечению господа бога. Затем она получила неожиданный удар по голове, который почувствовала даже через все еще остававшуюся на ней соломенную шляпку, и потеряла сознание.

Предметы, плававшие в воде, представляли не меньшую угрозу для людей, чем холод самой морской воды. Сразу же после взрыва водная поверхность вокруг «Лузитании» странным образом быстро заполнилась обломками сломанных и разбитых в щепки шлюпок, палубных кресел, деревянных подпорок и другого хлама. Охваченные страхом, пассажиры не могли взять в толк, откуда все это появилось.

Доктор Хоутон помнил, как его голова ударилась обо что-то, когда он шел под воду Течением его отнесло от Мари де Паж. На мгновение он оглянулся, увидел, как она вынырнула из воды и поплыла прочь, затем потерял женщину из виду…

Доктор Фишер вернулся на палубу с двумя спасательными жилетами.

- Чтобы достать их, мне пришлось пробираться по глубокой воде, - сообщил он леди Макворт и Дороти Коннер. Эта новость подтолкнула их к действию. Маргарет Макворт расстегнула свою юбку, чтобы та не мешала ей в воде. Затем она продолжила свое наблюдение за креном «Лузитании». Подобно другим, она придерживалась мнения, что он не должен увеличиваться, но судно продолжало крениться.

- Я полагаю, что нам лучше прыгнуть в море, - озабоченно сказал доктор Фишер. Взглянув на приближающуюся воду, он удивился, что судно еще удерживается на плаву под таким немыслимым углом.

Доктор Фишер и Дороти Коннер направились к месту, освободившемуся от спасательной шлюпки, подобно тому, как это делали перед тем Теодейт и Эдвин Фрэнд. В этом месте не было поручней, которые мешали бы им…

Маргарет Макворт сделала несколько шагов назад, пытаясь собраться с духом перед прыжком в добрых 60 футов вниз со шлюпочной палубы в воду. Она все больше и больше боялась предстоящего, при этом плотно прижимала к себе еще один спасательный жилет, который захватила для своего отца.

- Смешно испытывать физический страх перед прыжком, - пыталась она внушить сама себе, - когда мы находимся в такой смертельной опасности.

Маргарет видела, что другие люди, стоящие на краю шлюпочной палубы, также опасаются прыгать. Вода вдруг омыла палубу, и она обнаружила, что до поверхности моря уже менее 60 футов. В следующее мгновенье зеленая вода уже кружилась вокруг ее колен, затем она была поглощена ею.

Несколько ниже маленькая кучка людей, крепко державшихся друг за друга (это были Фроман, Скотт и Верной), оказалась насильно разъединенной ударом большой массы воды. Пенистая волна, разбившаяся о них, казалось, унесла с собой и всех других, отчаянно боровшихся и кричащих людей…

Вода содрала с Риты Джоливе ботинки. Подобно Фроману, она мысленно приготовилась к смерти и была совершенно-спокойна, оказавшись под водой:

- Мысль о боге посетила меня, как и каждого в минуты, подобные этой. Все мелкие споры о вере и ее догматах показались такими глупыми и тщетными.

Рита была явно удивлена, что вода над ней посветлела и она всплыла на ее поверхность. Достигнув одной из перевернутых спасательных шлюпок, она вцепилась в нее. За борта лодки держалось не менее 30 человек, которые, по-видимому, и опрокинули ее. Остальные барахтались вокруг, отчаянно пытаясь зацепиться за шлюпку. Под их тяжестью шлюпка оседала все ниже и ниже.

Риту охватила паника. Хотя ей казалось, что уже смирилась со смертью, сейчас она снова жаждала жить. И как раз сейчас она встретилась со смертью во второй раз…

В рулевой рубке, левая сторона которой смотрела ненормально высоко в голубое небо, а правая омывалась морем, капитан Тернер тоже не хотел умирать.

Рулевой Хью Джонстон выкрикнул нараспев:

- Два-а-а-дцать пя-ять градусов! - и с этого момента медный грузик креномера быстро пошел вправо.

Тернер наблюдал за рулем и индикатором крена со все более мрачным выражением. Наконец он решительно сказал своему рулевому:

- Спасайся!

Джонстон оставил руль и устремился на правое крыло мостика за спасательным кругом. «Пройдет совсем немного времени, - подумал он, - прежде чем меня смоет с судна». Он никогда не знал никого столь же «холодного», как капитан Тернер.

Радист Лейт, взмокший от пота, без устали передававший сигнал SOS, знал, что судно тонет, но только крепче вцеплялся в передатчик. В неистовстве он изменил свой призыв:

Присылайте помощь быстрее. Опасно кренюсь!

Вальтер Швигер также знал, что все это не может продолжаться долго. В 2.25 пополудни (в 3.25 по часам подводной лодки) он отметил:

Похоже, что судно продержится на плаву совсем немного. Погрузился до 24 м и следую в море. Не мог выпустить вторую торпеду в это скопище людей, пытающихся спастись…

Снаружи радиорубки с ее выступающими изоляторами и проводами Оливер Бернард заканчивал расшнуровывать свои ботинки. Он считал, |что находится здесь практически один, но, подняв глаза, увидел в дверях радиорубки старшего электромеханика Хатчинсона, говорящего с Лейтом.

- Что нового, Боб? - спросил Хатчинсон Лейта.

Не успел Лейт ответить, как подбежал балансируя, чтобы не упасть, один из механиков:

- Водонепроницаемые двери в порядке, совсем в порядке. Не волнуйтесь, - сообщил он Хатчинсону.

Как только механик двинулся дальше, трое мужчин уставились друг на друга. Электромеханик попытался успокоить Бернарда, сообщив ему, что множество судов на подходе.

Актер оглядел горизонт и, не заметив никаких признаков других судов, ответил:

- Меня это не интересует. Я не могу проплыть и ярда.

Внутри радиорубки Боб Лейт встал и подтолкнул свой вращающийся стул в сторону Бернарда, пояснив, что за это можно будет держаться.

- Не годится даже для мельничного колеса, - заметил Бернард.

Мужчины улыбнулись, а стул проехал вниз по наклонной палубе и стукнулся о поручни правого борта. Бернард обнаружил, что стало совсем трудно стоять. Крен угрожающе увеличился, а нос судна почти погрузился.

Радиооператор прекратил подачу сигналов бедствия, затем достал маленький фотоаппарат и, неуверенно сохраняя равновесие на коленях, сделал снимок.

- Какое впечатление это произведет! - прокомментировал он, обращаясь к Бернарду.

Мужчины осмотрелись. На расстоянии около одной мили от судна они различили одну спасательную шлюпку, идущую в сторону ясно видимого берега. Им показалось, что в этой шлюпке находились матросы, которые гребли, дама, дети и офицер. Солнце играло на золотых нарукавных нашивках офицера. Бернард, электромеханик и радист переглянулись с горестным взаимопониманием. Настало время и для них покинуть судно. Все трое как бы по молчаливому соглашению направились к поручням правого борта, скользя по палубе.

Бернарду показалось, что «Лузитания» близка к тому, чтобы опрокинуться и унести с собой всех, кто еще оставался у нее на борту. Он вцепился в поручни трапа, съехал по ним вниз с наружной стороны и приземлился на шлюпочную палубу, повернувшись при этом лицом внутрь. Ботинки на резине, которые еще были на нем, предохранили его от падения кувырком.

Край палубы, когда он соскользнул к нему, находился вровень с водой. Спасательная шлюпка, плавающая рядом, удерживалась талями только одной шлюпбалки. Он узнал в ней шлюпку N 2, из которой пассажиры вывалились в море. Сейчас ею завладели новые люди, и Бернард бултыхнулся в шлюпку прямо через их головы. Очутившись в шлюпке, Бернард помог находившимся в ней людям. Вместе с Д. А. Томасом он помог сесть в шлюпку какой-то женщине и задержал молодого парня, который делал отчаянный летящий прыжок.

Тросы со шлюпбалки удерживали шлюпку у борта «Лузитании» и могли увлечь ее на дно. Кто-то вовремя достал топор и перерубил тали. Едва устранили эту угрозу, как нависла новая, намного большая опасность. Лайнер накренился так сильно, что шлюпка оказалась захваченной одной из стальных оттяжек дымовой трубы. Труба нависла над крохотной шлюпкой, готовая сорваться с места и придавить всех, как мух, или в лучшем случае накрыть их всех площадью, достаточно широкой, как лирически описывал рекламный проспект, для того чтобы «через нее мог проехать экипаж, запряженный лошадьми».

Все объединились в отчаянном усилии, которое наконец увенчалось высвобождением шлюпки из-под прошедшей на волосок от нее оттяжки трубы.

В это время огромный лайнер медленно скользил прочь от них вниз на глубину. Казалось, судно решило затонуть буквально под ними, подобно чудовищной рыбе, изогнувшейся перед тем, как опять погрузиться в пучину.

В этот момент рулевой Хью Джонстон был поднят водой с правого крыла мостика, подобно пловцу, подхваченному течением, которое смывает все на своем пути. Он чудом миновал выступающие вентиляторы, тросовые оттяжки и штаги, поручни и другие препятствия.

На другой стороне мостика, которая тоже почти полностью омывалась водой, находился Тернер. Он бросил быстрый взгляд на часы - было 2.28 пополудни. Значит, прошло точно 18 минут с того момента, как «Лузитанию» торпедировали. Он считал, что остался последним человеком на судне, хотя это было не так, и что уже через несколько мгновений ему нечем будет командовать.

Это был самый кошмарный и трагический момент за все его существование как капитана, момент, равный для него концу света. Только что 32-тысячетонный лайнер был реальностью, подобной целой планете, причем неизмеримо надежной, а спустя мгновение он - ничто.

Тернер был в полной форме, даже в фуражке с золотым узором на козырьке. Четыре широких золотых нашивки на рукавах слегка позеленели от морского воздуха, но выглядели впечатляюще. «Если его долг состоит в том, чтобы, как и подобает храброму, гордому мужчине и настоящему британцу, пойти на дно вместе с судном, то он готов».

Палуба составляла немыслимый угол с поверхностью зеленой, холодной и безжалостной воды, поднявшейся выше его ног, воды, разрушающей сейчас все на своем пути и не пощадившей даже приборы на его мостике - компас, штурвал, медный машинный телеграф…

Тернер глубже надвинул на голову фуражку, чтобы она не слетела и начал карабкаться по отвесному трапу, ведущему с мостика к площадке для сигнальных фалов.

Матрос Мортон, тот самый, что заметил торпеду (или два параллельных торпедных следа, как он утверждал впоследствии с все возрастающей уверенностью), плыл прочь от перевернувшейся шлюпки и оглянулся как раз в тот момент, когда Тернер оказался у фалов. Вид капитана, остающегося на судне до самого последнего момента, в то время как он барахтался изо всех сил, спасая собственную жизнь, поразил своим драматизмом Мортона до глубины души.

Сейчас Вилли Тернер, подобно юнге парусного флота, карабкался все выше и выше, теперь уже по такелажу. Смола сворачивалась катышками на его ладонях, и ее привычно острый запах пробуждал в нем ностальгические чувства, которые он пытался подавить. Воспоминания о давно ушедших лучших днях с головокружительной быстротой проносились в его сознании. При этом Тернер мысленно вопрошал бога, чем он заслужил все это.

Огромный лайнер вздрагивал у него под руками, сжимавшими тросы. Глубоко под ним слышались странные приглушенные раскаты, исходившие, казалось, с самого морского дна. Над ним простиралось небо, глубокое и яркое. Почти горизонтально лежащие трубы источали вверх тонкие струйки приятно пахнущего угольного дыма. Чайки проносились мимо…

Увидев плывущее в его сторону весло, Тернер отпустил руки и поплыл к нему. Сначала он сгреб его, но затем отпустил. Сильными взмахами он устремился к качающемуся на волнах креслу и ухватился за него.

Фуражка все еще оставалась у него на голове, когда он оглянулся на свое судно. Казалось, что трубы и мачты принимают более прямое положение, описывая в небе дугу в сторону зенита, куда они и должны были смотреть. Всепоглощающая волна, подобная прибою в штормовую погоду, вспенилась у основания труб и пронеслась над палубой радиорубки и всем, что еще оставалось на шлюпочной палубе. Это была одна большая длинная волна.

Теперь, когда нос «Лузитании» погрузился под воду, перед оставшимися на корме быстро сменялись странные картины. Даже в этот момент они ясно осознавали, что. подобное вряд ли когда-нибудь повторится.

Как только лайнер резко погрузился носом, его кормовая оконечность поднялась вверх на добрую сотню футов, открыв взгляду четыре почти неподвижных гребных винта вместе с необъятным 65-тонным рулем. В довершение к этому кошмару судно совсем остановилось, замерев на месте. Его движение вперед неожиданно и странно прекратилось.

Тем, кто не отваживался прыгать с кормы, включая Ч. Т. Джеффри из Кеноша и Перри Джонса, открылась жуткая истина.

Капитан Тернер, набрав полные легкие воздуха, смотрел на свое огромное судно, балансирующее под немыслимым углом и трепещущее всем своим существом. Не знавшие ни одного морского термина понимали только, что «тупой конец» лайнера торчит к небу и выглядит подвешенным за него. Но все одинаково сознавали, что «Лузитания», имевшая длину от форштевня до ахтер-штевня около 800 футов, уже коснулась морского дна.

Гордость компании «Кунард», первый суперлайнер, приводимый в движение паровыми турбинами, имевший новейшую систему вентиляции, оборудованный лифтами, телефонами, электрическими люстрами, украшенный висячими садами, гобеленами, эта морская «борзая», способная развивать ход более 25 уз, обгоняющая лучшие германские лайнеры; судно, способное обставить любую вражескую субмарину, судно, возвышающееся от киля до кончиков мачт на 216 футов, скользнуло сквозь 300-футовую толщу воды у ирландского побережья и крепко уткнулось своим грациозным носом в ил на морском дне.

Тот, кто все еще стоял на круто возвышающемся кормовом срезе, услышал грохот внутри надстройки судна, в его грузовых трюмах, в машинном отделении и во всех других глубоких, как пещера, закоулках длинного корпуса, как будто там рухнули вниз огромные массы железа. Они как зачарованные смотрели вниз на скопление мужчин, женщин и детей, кружащихся, подобно мухам или червякам в пруду, обессиленных людей, знавших не больше капитана Тернера, за что господь бог сотворил такое с ними.

«Лузитания» находилась в 11 милях от берега в направлении 183°, т. е. почти прямо к югу от белого маяка Олд-Хед-оф-Кинсейл, и в 270 милях от Ливерпуля. Это было то же самое место, где никому не известная, болтавшаяся на волнах парусная шхуна «Эрл оф Латам» была перехвачена подводной лодкой меньше суток тому назад.

Капитан Тернер должен был признать - громадная «Лузитания» разделила участь других судов. С ужасающе нарастающим грохотом лайнер начал оседать на корму. Снова по нему вдоль последних выступающих частей надстройки и палубных настилов прокатилась волна. Несколько шлюпок, подобно поломанным игрушкам, продолжало висеть на шлюпбалках.

На одной из последних шлюпок, отошедших от тонущего судна, находился доктор Мекреди, который взобрался на нее через корму, подтянувшись на руках. Он вымок, его руки болели и кровоточили. Примерно в 50 ярдах над ним продолжали угрожающе маячить корма и гребные винты «Лузитании». Он молча наблюдал, как судно оседает, но не знал, что этот удивительный лайнер выкинет в следующий момент.

Неподалеку от доктора матрос Томас Махоуни так же зачарованно наблюдал за происходящим, но по-своему толковал увиденное. По его мнению, судно бросало восхитительный вызов всем, даже в своей смертельной агонии.

Находящиеся на кормовом срезе Ч. Т. Джеффри, Перри Джонс и другие неохотно покидали этот крохотный островок, еще служивший им прибежищем.

С другой шлюпки, которая только что отошла от «Лузитании», Элизабет Дакворт взирала на мир, никогда еще не виданный ею. Море было заполнено телами, массой различных обломков. Это было ужасное зрелище. Видеть мертвых мужчин и женщин - это одно дело, но дети, младенцы! Это было нечто такое, что невозможно осознать, и ни вера, ни жизненный опыт не могли здесь помочь. О тех, кто оставался, как в западне, в глубоком и теперь затопленном мире помещений 3-го класса, она даже не осмеливалась подумать.

Достаточно громко, чтобы ее могли слышать стоящие рядом, она во второй раз затянула 23-й псалом: «…потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виде врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так благость и милость Твоя да сопровождает меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».