Глава 30

Эзра

Всегда должен был наступить день, когда тайна Сильваро будет раскрыта.

Я поставил перед собой цель, чтобы проклятие закончилось вместе со мной. Я не планировал жениться, размножаться и продолжать эту линию яда.

Мы с отцом были другими. Мы не убивали импульсивно, как это делали наши предки. Мы всегда контролировали ситуацию и никогда, никогда не убивали невинных. Это было простое негласное правило.

Я всегда убирал свое дерьмо подальше от дома. Полагаю, так же поступали и мои предки, поскольку пропавшие жертвы, судя по всему, так и не были найдены.

Наконец-то я оказался в положении, когда эта череда безумия подходит к концу, и теперь кто-то забрал у меня сестру, и, что еще хуже, она все это время находилась на нашей земле.

Я вспомнил выходные, когда она пропала много лет назад. Я был в отъезде с Калебом. Элеонора никогда не знала об истории семьи, о секрете. Она была незапятнанной, непорочной, и мы с отцом хотели, чтобы так и оставалось.

У нее не было болезни. В ее теле не было ни одной поврежденной кости.

Я никогда не забуду, как в детстве она нашла бездомную кошку, бродившую по лесу. Бог знает, как эта чертова штука вообще туда попала, но она была сильно изрезана, вероятно, из-за нападения лисы или еще какого дерьма, но Элеонора не оставила бы ее в беде.

Она принесла ее в дом и спрятала в конюшне. Я был единственным, кому она рассказала; она умоляла меня не говорить нашим родителям. Она могла подхватить гребаную болезнь или что-нибудь еще от этой бешеной твари, но ей было все равно, лишь бы кошке стало лучше. Таким человеком она была.

Беннетт была похожа на ту гребаную бездомную кошку в тот день, когда я нашел ее на кладбище. Теперь я знаю, почему Элеонора так привязалась к этой чертовой твари.

В тот день, когда я вернулся, уладив кое-какие дела с Калебом, отец сообщил мне, что она пропала. Копы были проинформированы, но им сказали держать это в тайне, на случай, если это было какое-то гребаное дерьмо с требованием выкупа.

Через несколько месяцев я начал сдаваться и признался себе, что она, скорее всего, не вернется.

Копы всегда говорят, что чем дольше кто-то отсутствует, тем меньше шансов, что он вернется живым. Теперь это подтвердилось. Я просто не мог понять, как, черт возьми, ее нашли в нашем озере.

У Беннетт есть подозрения. У нее всегда были подозрения насчет моего отца. Но я знаю, что он не причинил бы вреда Элеоноре.

Моя родословная уничтожила все следы своих преступлений, заплатив за последствия.

Я сочувствовал семьям бесчисленных невинных людей, которые пострадали и погибли от рук Сильваро, но я положу этому конец. Положу конец террору. Именно поэтому я договорился с родителями спрятать все отчеты, которые поколениями хранились в нашей библиотеке.

Медицинские карты, газетные статьи, все то дерьмо, которое моя семья собирала и прятала годами, чтобы никто не узнал, кто мы такие. Демоны в гребаном человеческом обличье.

Я до сих пор не мог поверить, что Беннетт нашла это чертово потайное отделение в библиотеке. Моя птичка была гребаной ищейкой, и я накажу ее за это своим членом позже, но сейчас мне нужно выяснить, что случилось с моей сестрой.

Я знаю, что не успокоюсь, пока ее убийца не окажется в шести футах под землей с оторванными конечностями, и хотя я думаю, что Беннетт лезет не в то дело со своей одержимостью моим отцом, я готов помочь ей и докопаться до сути этого гребаного кошмара.

Мои родители наконец-то уехали из дома. Я был рад, что отцу удалось убедить маму пойти на благотворительный вечер. ‘Сохраним лицо’, — сказал он. Он был гребаным затворником; я понятия не имел, почему он согласился пойти, но моя мать страдала. Она глотала таблетки от заката до рассвета, а потом еще и еще, так что тот факт, что она выбралась, вселял в меня надежду, что ситуация может улучшиться. Это было сомнительно после обнаружения тела ее убитой дочери, но, боже, я цеплялся за эту надежду.

Полагаю, тот факт, что Мэдлин Коррман вылезла на свет, повлиял на решение моего отца чаще показываться на глаза. Кто знает, зачем она вылезла из своей норы.

Возможно, ради финансовой выгоды. Чувствую, что очень скоро к нам придет какое-нибудь дерьмовое письмо с шантажом.

Открыв дверь в родительскую комнату, я почувствовал резкий запах дорогих духов матери. Комната была такой же безупречной, какой я ее помнил.

Я жил в том же доме, но никогда сюда не заходил. С тех пор, как был маленьким мальчиком. Ночные кошмары заставляли меня выбегать из своей комнаты в восточном крыле и сворачиваться калачиком под одеялом в объятиях матери.

Мне снилось, что стены что-то шепчут. Чертовски безумно, я знаю. Иногда он становился таким громким, что я затыкал уши подушкой и напевал одну из своих любимых песен, пока он не затихал. Но это никогда не проходило. Только когда я бежал к маминой кровати, она крепко обнимала меня, гладила по волосам и говорила, что это просто глупый кошмар.

Я больше не слышу шепота, мои кошмары теперь другого рода. Я — монстр под твоей кроватью. Я — демон, преследующий твои сны.

— Нам нужно проверить везде. — Беннетт лихорадочно роется в ящиках комода моих родителей.

— Что именно мы надеемся найти? Нам повезет больше, если мы отправимся в Сидар-Кросс и сообщим им, что если кто-то из них укрывает убийцу, они столкнутся со своими худшими страхами. Кто-то знает, кто это сделал.

Беннетт не прекращает рыться в вещах, словно полностью игнорирует то, что я сказал.

Я поворачиваюсь к ящикам в другом конце комнаты и начинаю перебирать их содержимое. Одежда, старые поздравительные открытки от отца к матери, еще больше гребаных таблеток, которые моя мать припрятала, вероятно, на черный день.

Вот тогда я это и заметил. Тонкий кусочек материала, торчащий из задней стенки ящика. Он настолько мал, что я почти не заметил его, но когда потянул его, то заметил, что он выходит из-за самого ящика.

Выдвинув ящик, я оторвал сзади то, что выглядело как белое платье.

Когда материал медленно выскользнул из темноты задней стенки ящика, я услышал вздох позади себя, Беннетт в мгновение ока оказалась рядом со мной.

— Это… это платье Милли… то, которое она надевала на Хэллоуин.

Я не понял ее слов, но платье было белым, украшенным крошечными голубыми цветами. Я сразу узнал в нем одно из любимых платьев Элеоноры. Она надевала его так много раз, это был подарок моего отца на ее день рождения… и оно было покрыто темно-красной кровью. Старой кровью.

Следы от порезов испортили ткань, грязь окрасила белую ткань вместе с кровью.

Сердце бешено колотилось в груди. Мои легкие сдавило. Сильное жжение образовалось глубоко в моем животе. Чистая, неподдельная ярость. Какого хрена платье Элеоноры было спрятано в дальнем углу комода моих родителей?

— Он сделал это, не так ли? — Беннетт начала тяжело дышать, словно у нее началась гипервентиляция. Она попятилась от ящика.

— Успокойся, нам нужно выяснить, как, черт возьми, это сюда попало.

Внезапно Беннетт начала кричать, закрыв уши руками, как будто ей было больно.

Я уронил платье, подбегая к ней.

— Беннетт, детка, что случилось?

Она продолжает зажимать уши.

— Шум. Эзра, стены. Шепот такой громкий. Пожалуйста, Эзра, сделай так, чтобы это прекратилось.

Впервые за много лет по моему телу пробежал озноб. Шепот.

Я ничего не слышал, когда она вырвалась из моих объятий и, спотыкаясь, направилась к двери.

Я подобрал с пола окровавленное платье Элеоноры и последовал за Беннетт.

Теперь она отпустила уши, но уже бежала, мчась по коридорам.

— БЕННЕТТ, КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДЕЛАЕШЬ? — крикнул я ей, но она продолжала безрассудно бежать, теперь уже словно пытаясь что-то поймать.

— Голоса, Эзра, они движутся. — Она говорила как сумасшедшая, но я слышал шепот в стенах и раньше. Я знал их слишком хорошо.

Последовав за ней, она направилась через коридоры и вниз по лестнице. В фойе не было никого из персонала — у большинства был выходной, — и она помчалась на кухню через маленькую деревянную заднюю дверь.

Никто никогда не пользовался этой старой шаткой дверью. Она открывалась только на сломанную лестницу, которая вела в пустой подвал. Подвал, которым годами не пользовались из-за того, что пол на древней лестнице был небезопасен для использования.

Беннетт, казалось, это не волновало, она мчалась вниз по лестнице, дерево стонало под ее ногами, а я следовал за ней по пятам.

Добравшись до конца, я потянул за веревочку, чтобы включить старую желтую лампочку, освещающую комнату.

Беннетт ахнула, и по моим венам прокатилась волна ужаса, когда мы оказались лицом к лицу с маленькой тесной клеткой, настолько прогорклой, что она не годилась даже для животного… а в центре, связанные и с кляпом во рту, были Хантер Джексон и Саммер Эдвардс.

— Хантер, Саммер. — Подбежав к решетке, Беннет просунула сквозь нее свою крошечную ручку, пока я бежал на помощь.

Широко раскрытые глаза Хантера были прикованы ко мне, когда он попытался приблизить свой рот к руке Беннетт, чтобы она могла сорвать клейкую ленту, закрывавшую его губы.

Одним быстрым движением он вскрикнул, когда она сорвала ленту, почти оторвав вместе с ней кожу его губ.

Тяжело дыша, Хантер отчаянно пытался вырваться из своих оков. Обе руки связаны за спиной кабельными стяжками, а ноги связаны вместе, как и у Саммер.

— Беннетт, ты должна убираться отсюда, иди, вызови полицию, а ты… — он посмотрел на меня с ядом во взгляде. — Держись, блять, от нее подальше.

— Хантер, нет, мы знаем, что здесь происходит. Эзра здесь, чтобы помочь, мы вытащим вас обоих, а затем убедимся, что копы знают, что Андреас…

— Беннетт, нет! Мэдлин Коррман, она пришла в управление шерифа, и рассказала нам о своем нападении. На нее напал не мужчина… Беннетт, это была женщина.

Я застыл, мои ноги приросли к месту. Беннетт в замешательстве покачала головой.

— Очень рада, что вы оба смогли присоединиться к вечеринке.

Леденящий душу голос раздался у меня за спиной, знакомый серебристый тон зазвенел в ушах. Голос, который я знал всю свою жизнь.

Обернувшись, я столкнулся лицом к лицу со стволом револьвера magnum 357 калибра.

Ее глаза смотрят мне в душу. Холодные и расчетливые, ничего подобного я никогда раньше не видел.

— Мама?

Загрузка...