Съехав от Джулии с Уильямом, три месяца Сильвия была неприкаянной. Она соврала сестре, сказав, что нашла себе квартиру. Жить ей было негде. Но она поняла, что после того разговора на скамейке надо искать иное пристанище. Со дня смерти отца она плакала всего два раза — в тот вечер и после чтения рукописи.
Сильвия никак не ожидала, что заговорит о тоске по отцу и звездах, да еще и расплачется, почувствовав отклик собеседника на свою печаль. Казалось, будто щелкнул выключатель и они увидели друг друга в истинном свете. Уильям распознал ее затаенное горе и нашел для него слова. Прежде никто так не чувствовал ее свербящую боль, никто так ее не понимал. Возникло ощущение, что она долго-долго задерживала дыхание и вот наконец вдохнула полной грудью.
Ночью, лежа на кушетке через стенку от сестры и ее мужа, Сильвия поняла, что ей нельзя здесь оставаться. В обществе Уильяма она боялась не совладать с собой. В том не было ни его, ни ее вины, но скорбь по отцу, знакомство с рукописью, усталость и короткий разговор на скамье помешали возвести барьеры и воспринимать зятя исключительно по-родственному. Сильвия помнила, как после слов Уильяма «пошли домой» едва не вцепилась в его рукав, умоляя повременить. Она ощутила себя видимой и хотела такой остаться. Теперь же осознала, что не вправе жаждать новых встреч наедине с мужем сестры.
Покинув прежнее жилище, Сильвия ночевала на диване (а то и на полу) у сослуживиц, раз-другой умостилась в односпальной кровати вместе с Эмелин. Пока заведующая библиотекой Элейн была в отпуске, у Сильвии, ее замещавшей, появилась возможность оставаться на ночь в библиотечной столовой, где мягкая кушетка служила отличной постелью. Утром она приводила себя в порядок в туалете и открывала библиотеку. Неопределенность с местом очередного ночлега вынуждала приходить на занятия в колледже с сумкой, где лежали туалетные принадлежности. В ту весну с озера задувал злобный ветер, заставлявший сражаться за каждый шаг.
Из-за своей беспризорности Сильвия себя чувствовала пугливым зверьком, суетливо мечущимся из стороны в сторону. Всю жизнь она обитала с родными людьми, но прежде не понимала, как важно, просыпаясь по утрам, слышать голоса родителей и сестер. Семья была зеркалом, в котором она узнавала себя. Теперь же, проснувшись на чужом диване, Сильвия не сразу соображала, где она и что с ней происходит, а в голове возникали вопросы сродни тем, что были в рукописи Уильяма: Что я делаю? Зачем? Кто я такая?
Чтобы сохранить ощущение непрерывности жизни и своей реальности, она прибегала к разным хитростям. Проснувшись в чужом доме, первым делом шла в ванную и разглядывала себя в зеркале. Раньше она этого не делала. Собственная внешность ее никогда особо не интересовала, но сейчас она нуждалась в напоминании, что в зеркале отражается приблизительно одна и та же девушка. Смирившись со всегдашним непокорством волос, после сна стоявших дыбом, и отметив зеленые крапины в карих глазах, она говорила себе: «С добрым утром» — и принималась чистить зубы.
Сильвия перечитывала отцовский экземпляр «Листьев травы», в котором многие абзацы были подчеркнуты, а поля испещрены бесчисленными пометками «чудесно!». Прошло много лет с тех пор, как она прочла весь сборник от начала до конца, и теперь ее удивляло, как часто в нем упоминается смерть. В «Песне о себе» Уитмен дал множественные характеристики травы, но всего больше Сильвию впечатлили «прекрасные нестриженные волосы могил». Она вспоминала это определение, навещая могилу отца. Поэт считал, что смерть — это еще не конец, ибо она сплетена с жизнью. Сильвия и ее сестры ходили по земле благодаря человеку, в ней покоившемуся. Эти мысли и строчки поэмы были гораздо значимее болтовни автобусной попутчицы или того обстоятельства, что в кошельке почти всегда пусто.
В это самое время Роза отбыла во Флориду. Расставание с матерью и всего через час-другой встреча с новорожденной Алисой выглядели полными смысла, ибо соответствовали масштабным сдвигам, произошедшим в душе Сильвии. Нет отца, теперь нет матери и родного дома. В память врезалась однажды виденная фотография последствий сокрушительного землетрясения. Глубокая трещина обнажила нутро земли, на поверхности которой глупые людишки, считавшие себя в безопасности, возвели здания и проложили шоссе. Сильвии, мыкавшейся с сумкой, в которой лежали туалетные принадлежности и поэтический сборник, казалось, что она прыгает через пропасть. В утро отъезда Розы она, глядя в зеркало ванной, сказала: «Прощай, мама. Здравствуй, Сильвия».
Незадолго до этого она получила диплом по специальности «библиотечное дело», и вскоре заведующая Элейн повысила ее в должности и окладе. Сильвия уже скопила достаточно денег, и потому в тот же день сняла маленькую студию неподалеку от библиотеки.
— Извините, что я так расчувствовалась, — сказала она, когда риелтор вручил ей ключ.
Агент, давно работавший в этом районе, пожал плечами:
— В такой момент многие плачут. Обрести свое жилье — большое дело.
Поскольку мебели не имелось, заселение было легким; перед отъездом матери Джулия и близняшки кое-что забрали из обстановки своего детства, а бездомная Сильвия не взяла ничего. Купленный матрас она расстелила на полу и заплатила два доллара соседскому мальчишке, который помог занести в квартиру подобранный на улице кухонный стол. Мать вечно рыскала по окрестностям в поисках выброшенных сокровищ, и Сильвия знала, где найти все необходимое. Она разжилась книжной полкой, набором тарелок, кастрюлей и сковородкой. Красиво вышитыми подушками и почти новыми шторами. Удивительно, что люди выкидывают вещи в столь хорошем состоянии.
После многомесячных усилий быть как можно незаметнее в чужих домах Сильвия спала на своем матрасе, вольно раскинувшись. В ее постоянно открытое окно задувал ветерок. Она звала в гости сестер с племянницами, угощала их яичницей, зажаренной на отдраенной сковородке, и прислушивалась к долетавшим с улицы звукам: детскому смеху, скрипу автобусных тормозов, испанской речи хозяина винной лавки, который вечно торчал на своем крыльце и пил кофе чашка за чашкой. Сильвия опять читала романы, получая головокружительное удовольствие от погружения в мир вымысла. Она гордилась, что может позволить себе эту радость, ибо крепко стоит на ногах.
Со своего телефона Сильвия звонила близняшкам в любой момент, но номер старшей сестры набирала, лишь когда, по ее расчетам, Уильяма не было дома. Она боялась себя выдать, поскольку перед сном все еще вспоминала те полчаса на скамейке, вновь и вновь прокручивая в голове их короткий разговор. Сильвия убеждала себя, что все это ерунда — мол, после смерти отца она была в раздрае, а теперь ее былые терзания уже не имеют значения. Однако она не представляла себе пустую болтовню по телефону с Уильямом — дежурные слова застрянут у нее в горле. Вообще-то ей хотелось узнать, каково быть Уильямом Уотерсом и что он вынес из того вечернего разговора на скамье.
Втайне она считала, что в неловкости их отношений виновата Джулия: сестра знала, что в рукописи много личного, но тем не менее попросила с ней ознакомиться. Не прочти Сильвия те примечания, ничего бы этого не случилось. На другой день после плача на скамейке она впервые солгала сестре — дескать, на ее вымышленной новой квартире нет телефона, а само жилище столь тесное и обшарпанное, что стыдно туда пригласить. Долгие три месяца Сильвия заверяла сестру, что у нее все хорошо, хотя та, конечно, распознавала ложь, всякий раз как будто отщипывавшую по кусочку от них обеих.
Июньским утром во вторник состоялось вручение дипломов об окончании колледжа, проходившее в душном актовом зале. Сильвия просила сестер не приходить на церемонию, чтобы не страдать от жары и скуки. «И разочарования», — мысленно добавила она, по дороге домой выбросив картонную академическую шапочку в мусорный контейнер. Она обзавелась высшим образованием, о чем всегда мечтала ее мать, которой нынче это стало безразлично. Сильвия даже не сообщила ей о событии, дабы не слышать равнодушных вздохов женщины, утратившей веру в дочерей и, похоже, интерес к финишной черте, когда-то обозначенной ею для своих крошек.
В августе в библиотеке появился Эрни и прошел к стеллажу, где Сильвия расставляла книги для юношества. Они не виделись с похорон Чарли. С тех пор ни один из ее кавалеров не показывался.
— Надо же, кого к нам принесло, — проговорила Сильвия.
— Я все время думал о тебе. Только замотался с делами. Вот, отучился, теперь я дипломированный электрик.
— Поздравляю. Я тоже закончила.
Оба улыбнулись, Сильвия разглядывала его волнистые волосы и ямочку на подбородке. Они были знакомы с начальной школы, на ее глазах Эрни превратился из тощего мальчишки в плотно сбитого крепыша. Сильвия спросила себя, есть ли у нее хоть какие-то чувства к нему. Когда-то ей нравилось обнимать его, а вот сейчас вроде как и не хотелось. Она уже не та девочка, у которой были родители и мечты о будущем, она старший библиотекарь, пытающийся выстроить свою жизнь. После ухода отца фантазии иссякли, иной путь оказался перекрыт наглухо, а единственный мужчина, занимавший ее мысли, был женат на ее сестре.
Сильвия тряхнула головой, отгоняя эти мысли.
— Поцелуешь меня или как? — спросила она.
Эрни расплылся в улыбке. Они шагнули вплотную друг к другу. Ее рука легла ему на затылок, его — ей на талию. Тело Сильвии издало безмолвный стон облегчения. Хорошо, совсем как раньше. Слава тебе, господи. Интересно, что Эрни объявился именно сейчас, когда у нее в кармане ключ от собственной квартиры, а ей так нужно отвлечься. Возможно, это шанс все начать заново. Возможно, в своей новой версии она согласится на свидание, как того хотелось ее сестрам.
Оторвавшись от Эрни, Сильвия удостоверилась в отсутствии зрителей и, главное, начальницы.
— Между прочим, теперь у меня своя квартира.
— Ого! — Эрни качнул головой. — Здорово.
Это и вправду было здорово. Многие бывшие одноклассники по-прежнему жили с родителями или, как Джулия, перебрались прямиком из отчего дома в супружеский. Сильвия гордилась своей необычностью. Цецилия, родившая без мужа и делившая жилье с сестрой, была, конечно, еще необычнее. И только Джулия шла традиционным путем. Ключ в кармане придавал уверенности. Сильвия вела жизнь по собственному выбору.
— Хочешь посмотреть, как я устроилась?
Эрни по-птичьи склонил голову набок.
— А то.
Условились о времени встречи, и он ушел. Сильвия сняла телефонную трубку. В этот час Уильям мог быть дома, поэтому она набрала номер близняшек.
Откликнулась Эмелин:
— Резиденция сестер Падавано.
Сильвия рассмеялась.
— Ты всегда так отвечаешь на звонок?
— Эта фраза почему-то ужасно веселит Иззи. Ты на работе?
— Да, просто хотела сказать, что сегодня объявился Эрни. Отыскал меня за стеллажами.
— Ох ты! — Сестры знали, что после похорон все ухажеры Сильвии испарились, и неоднократно пытались доискаться до причины такого поведения. — Он объяснил, куда пропал?
— Вечером я пригласила его к себе.
Повисла пауза, в трубке слышался лепет Иззи, потом Эмелин протянула:
— Вот это да-а-а!
Сильвия догадалась, что сестра улыбается.
— Похоже, я останусь единственной девственницей в нашем сестринском клубе, — сказала Эмелин. — Смотри сразу позвони и все-все расскажи.
— Спросить, нет ли у него приятеля, хорошего парня для тебя?
— Господи, не вздумай! — засмеялась Эмелин. — Учеба и работа забирают все мое время. Но это офигенно, Сил! Не забудь побрить ноги. И огляди себя всю как бы чужими глазами.
— Эрни не чужой, я сто лет его знаю.
— Ты понимаешь, о чем я.
Сильвия посмотрела на свои джинсы и кроссовки, постаралась вспомнить, какое нынче надела белье.
— Джулии ты уже рассказала? — спросила Эмелин и, не дожидаясь ответа, добавила: — Позвони ей, иначе она жутко обидится.
Сильвия вздохнула. С учетом сложной системы координат, в которой существовали сестры, Эмелин была права. Их четверка разбилась на пары: Сильвия и Джулия, Эмелин и Цецилия.
— Теперь у тебя свое жилье. — В словах Эмелин слышался подтекст: ты еще могла таиться от Джулии, пока скиталась бездомной и ночевала у меня, но сейчас этому нет оправдания.
— Черт возьми, почему ты такая умная? — сказала Сильвия, хоть знала, что сестра не одобряет чертыханья.
— У меня одной нет личной жизни, поэтому я успеваю приглядеть за вами.
— Все, мне надо работать. — Сильвия положила трубку.
Она сказала себе, что позвонит Джулии, едва выдастся свободная минута, но до самого закрытия библиотеки так и не удосужилась этого сделать.
Эрни пришел минута в минуту, и Сильвия заподозрила, что он кружил по кварталу, дожидаясь условленного времени. Гость отказался от своей обычной униформы — белая майка и темные штаны с огромными карманами для инструментов. Сегодня он был в рубашке и тщательно причесан. В руках бутылка красного вина.
— Ты любишь вино? — спросил Эрни.
Сильвия кивнула, хотя сомневалась, что сможет сделать хотя бы глоток, ибо волновалась так, что в горле стоял ком. Она окинула взглядом свое скромное жилище, пытаясь увидеть его глазами гостя. Наверное, при свете лампы оно выглядит затрапезным и жалким?
Эрни погладил ее по щеке.
— Я уйду, если скажешь. Мы можем ничего не делать.
— Нет, останься. — Началась ее новая жизнь, и неважно, готова она к ней или нет. — Поцелуй меня. Мне станет легче.
И впрямь стало легче. Поцелуи были давно изведанной территорией. Вино так и не открыли. Теперь уже не было ограничения в полторы минуты, не приходилось думать о соглядатаях и начальнице. Сильвия запустила пальцы в волосы Эрни, а когда он расстегнул ее блузку и, осторожно оттянув лифчик, поцеловал грудь, ей показалось, что сейчас она умрет от наслаждения.
Он распрямился, заглянул ей в лицо:
— Тебе нравится?
— О да… — сказала Сильвия.
Снова поцелуи, потом они раздели друг друга. Сильвия не могла поверить, что ее тело способно на такие ощущения. Она закрыла глаза и увидела теплые красные и оранжевые огни. Они что-то говорили, но она почти не осознавала собственных слов. Ее тело отвечало его телу, ее рот откликался на его рот.
Потом, когда они лежали, обнявшись, паника ознобом пробежала по спине Сильвии. Она услышала свой голос, прозвучавший излишне громко:
— Только не думай, я не ищу мужчину.
— Ладно. — Эрни потерся колючим подбородком об ее плечо. — А что ты ищешь?
Сильвия представила Уильяма на скамейке и крепко зажмурилась, изгоняя его образ.
— Я не знаю.
— Значит, можем просто веселиться, — сказал Эрни, переворачивая ее.
«Вот как?» — подумала Сильвия. Это, конечно, весело. Она впервые видела так близко мужское тело. Оно так отличалось от ее собственного. Волосатое. Сильвия провела пальцем по дорожке в центре живота Эрни. Его палец совершил чуть извилистый путь меж ее грудей.
«Поцелуй их», — подумала Сильвия, и он каким-то образом услышал.
— Чего еще ждать от девушки, отчаянно семафорившей о желании целоваться, — сказал Эрни. Он на секунду убрал руки, и Сильвия чуть не завопила: «Не останавливайся!»
— Когда это я семафорила? — спросила она, прильнув к нему.
В ответ на ее порыв Эрни, улыбаясь, ткнулся носом в ложбинку меж грудей.
— Пару лет назад в библиотеке я писал контрольную, — глухо проговорил он. — Ты появилась из-за стеллажей и так глянула на меня, как никто еще не смотрел. Я вытаращился, потом встал и пошел к тебе.
— И мы целовались. — Сильвии нравилось это воспоминание, нравилось то, что происходило сейчас, нравилась она прежняя.
— Угу. В самые паршивые моменты жизни я знал, что могу прийти в библиотеку и поцеловать тебя. — Эрни чуть отстранился. — Но однажды я увидел, как ты целуешься с другим парнем.
Сильвия покраснела.
— Я тебя не заметила.
Эрни опять навалился на нее. Сильвия прижалась к его плечу.
— Я разозлился. Сперва. Но я же не имел прав на тебя. Мы не были парой. Но когда ты пригласила меня к себе, я опять вспомнил того парня. И подумал… не побывал ли он здесь раньше меня.
— Нет, ты первый. — Сильвии вдруг стало грустно, и голос ее прозвучал печально. Правда ли, что голый человек не может управлять своим голосом? Что, если голос тоже становится голым? — До тебя никого не было.
Она постаралась придать тону ровность, однако вздохнула с облегчением, когда Эрни собрался уходить — ему спозаранку на работу.
— Может, завтра вечерком увидимся? — сказал он.
Сильвия неопределенно хмыкнула.
Она проводила его, неуклюже помахав на прощанье. Потом улеглась на матрас и закрыла руками лицо. В мыслях ее царил сумбур: смущение, радость от того, что секс оказался великолепной штукой, двойственное чувство к Эрни. Он говорил о веселье, и слово это беспрестанно крутилось в голове. Сильвия не считала аморальным отдаться тому, кого не любишь, кто всего лишь нравится, но в душе ее возникло ощущение какого-то иного одиночества. Если б мать прознала о содеянном ею, она бы потащила ее в церковь и заставила весь день стоять на коленях. Однако Роза теперь во Флориде, что тоже своего рода наказание. Сильвия свернулась калачиком и приказала себе уснуть.
Утром ее разбудил телефонный звонок. Она перекатилась по матрасу, взяла трубку и, щурясь спросонья, посмотрела в окно — серое небо в полосках розовых облаков. Рассвет.
— Надеюсь, я не слишком рано, — сказала Джулия. — Алиса уже проснулась, да и ты, я знаю, встаешь ни свет ни заря.
Сильвия зевнула.
— Все в порядке?
— Хочется верить. — Джулия помолчала. — Но кое-что странное случилось.
Тон ее заставил Сильвию сесть, и лишь тогда она сообразила, что все еще голая. Прежде она никогда не спала голышом. «Сейчас выберу момент и скажу о странности, произошедшей со мной», — подумала она, а вслух сказала:
— Что такое?
— Вчера я позвонила на истфак, хотела переговорить с Уильямом, даже не помню о чем. А секретарша, узнав, кто я такая, сказала, что он уже неделю не появляется на факультете и пропустил три лекции, которые должен был прочесть. Мол, декан намерен поставить вопрос о его соответствии должности. Тетка эта меня не любит, все сообщила злорадно.
От слов сестры Сильвия покрылась мурашками и натянула на себя одеяло.
— Я бросила трубку, решив, что она врет. Наверняка что-нибудь перепутала и сдуру огорошила человека подобной ерундой.
— Я тоже так считаю, — сказала Сильвия.
— Ну да, — задумчиво проговорила Джулия, — но она вовсе не ошиблась. Оказалось, что это я плохо знала Уильяма.
Сильвия машинально отметила, что сестра употребила прошедшее время. Вспомнилась пометка на полях рукописи: Все плохо, я ужасен. Сильвия прижала трубку к уху, стараясь вникнуть в смысл слов Джулии.
— Вечером я спросила, как прошел его день, и он стал рассказывать о своей лекции, о вопросах студентов, о том, с кем обедал в университетской столовой. Я сказала, что звонила на факультет и говорила с секретарем. Он ужасно побледнел… — Джулия помешкала, — и бросил меня.
— То есть как — бросил?
— Оставил записку, чек и ушел.
Это было что-то невообразимое. Известие ударило, точно волна.
— Сейчас я оденусь и приеду к тебе, — сказала Сильвия. — Не переживай, мы во всем разберемся.
— Разбираться не в чем. — Джулия говорила спокойно. — Уильям врал мне целую неделю как минимум. Он больше не хочет жить со мной.