Привет, красавица

Джулия Октябрь 2008

Джулия шла рядом с сестрой, превозмогая странное ощущение, что она — часть всего окружающего. В Нью-Йорке она ходила по тротуарам, а сейчас ее, точно пыль, ветер гонит по асфальту. Скобяная лавка, захудалый супермаркет, цветочный магазин мистера Луиса. Знакомые контуры зданий на фоне неба. Похожие на мать пожилые дамы везут тележки с покупками. Джулия вспоминала себя — девочку, молодую женщину, которой была, когда жила в Пльзене; она так спешила добиться успеха в жизни, для чего, по ее мнению, требовались амбициозный муж и дом, в котором бы она властвовала. Она торопилась стать взрослой, потому что всегда хотела главенствовать. Джулия помнила, с каким удовольствием она выстраивала сестер по росту и приказывала им следовать за собой.

Краем глаза Джулия заметила один из муралов Цецилии. Это был портрет святой Клары Ассизской, Джулия видела его на стене у Алисы в студенческом общежитии. Взгляд гигантской женщины был устремлен прямо на нее, и Джулия прибавила шагу. Она не желала, чтобы кто-то заглядывал ей в душу. Она и сама не понимала, что сейчас в ней творится, она ощущала полное опустошение.

Они вошли в ирландский бар, в котором все было прежним, за исключением бармена — невероятно молодого. Бармены, наливавшие Чарли, либо доживали свой век на пенсии, либо умерли. Уселись в кабинке, Джулия заказала скотч, Сильвия — диетическую колу.

— Нельзя мешать спиртное с моим лекарством, — извиняющимся тоном сказала Сильвия.

Она постарела, но оставалась все той же Сильвией: россыпь веснушек, зеленые крапинки в карих глазах. У Джулии было такое чувство, словно в груди ее ворочаются камни. Смотреть на Сильвию было все равно что глядеть в зеркало, но не на себя. Там была другая ее сторона, та, которую от нее прятали двадцать пять лет.

— Я не собиралась приезжать, — сказала Джулия. — Уильяму сказала, что не смогу.

— Я думала, ты меня ненавидишь, и никогда тебя не побеспокоила бы. Наверное, мне надо извиниться за его звонок.

— Нет, тебе надо извиниться за то, что вышла за него.

На секунду Сильвия застыла.

— Ты права, — сказала она. — Я прошу прощенья. У меня не было выбора.

Джулия сделала большой глоток виски, любимого Чарли. Она пила редко и обычно предпочитала белое вино. Вкус скотча был разноцветный — красный и оранжевый, золотистый и белый. В своей жизни Джулия много раз делала выбор. Она верила в возможность выбора, если вообще во что-то верила. Поставь себе цель и надрывайся, добиваясь ее. Много лет назад Эмелин тоже сказала, что у Сильвии не было выбора, но Джулия это не приняла тогда, не принимала и сейчас. Но она больше и не злилась. Она себя не понимала.

После звонка Уильяма она перестала нормально спать. За ночь удавалось провалиться в сон на час-другой. Дважды она, отправляясь на работу, назвала таксисту неверный адрес. Кроме того, сразу после разговора с Уильямом у нее возникло странное ощущение, что ее тень отделилась от нее, словно собирается сбежать. После недели бессонницы Джулия себя чувствовала картиной Пикассо — глаза разъехались, плечи наперекосяк. Она очень старалась быть собою, но так устала, что уже не помнила, какая она. Забывала, что нужно делать, и на работе сказалась больной. С Алисой общалась одними сообщениями — боялась, что голос ее подведет.

— Утром я решила не ходить на работу, — сказала Джулия. — Села в такси и поехала в аэропорт. У меня с собой только сумочка. В три часа ночи я подумала, что, может, если увижу тебя, как хотел Уильям, то смогу вернуться в норму.

Сильвия понимающе кивнула.

— Лететь всего два часа, — продолжила Джулия, — и не делай, пожалуйста, вид, будто в моих словах есть что-то разумное. Я знаю, что это не так.

— Да ладно тебе! — сказала Сильвия, и на миг Джулия увидела прежнюю сестру, которая не боялась говорить со старшей сестрой, которую не терзало чувство вины. — При чем тут разумность? Я умираю, бога ради.

У Джулии возникла мысль, что ей так скверно именно потому, что скверно Сильвии. Возможно ли, чтобы в Нью-Йорке она распадалась на части из-за того, что в Чикаго умирала ее сестра? Что они связаны незримыми нитями, которые нельзя оборвать, поскольку те невидимы?

— Как ты себя чувствуешь? — Джулия так устала и настолько была выбита из колеи, что как будто адресовала вопрос себе.

Сильвия развела руками.

— Вполне сносно, пока не увидела тебя. Порой болит голова. Иногда спать ложусь в семь вечера. — Она подалась вперед: — Ты вправду здесь? Или у меня галлюцинация из-за лекарств? Я годами представляла, что ты рядом со мной, но никогда картина не была так реалистична.

По бару летал тихий гул — в разгар рабочего дня здесь были только закоренелые выпивохи. Никто не шумел. В основном старики, некоторые, наверное, знали Чарли. Все до единого выглядели утомленными. Жизнь их изнурила. Им было невдомек, что Сильвии, выглядевшей моложе своего возраста, не суждено устать от жизни.

— Я бы предпочла быть галлюцинацией, — сказала Джулия. — В моем пребывании здесь нет никакого смысла.

Сильвия огляделась, словно пытаясь понять, что реально, а что — нет.

— Мне нравится моя галлюцинация. Со мной уже давно не случалось ничего столь чудесного.

Джулия вздохнула.

— Галлюцинация станет реальностью, как только ты расскажешь о нашей встрече Уильяму и двойняшкам.

— Верно. — Сильвия, видимо, и сама о том подумала. — Но обычно я не рассказываю им свои сны. А ты скажешь Алисе, что приезжала сюда?

— Господи, нет!

Сильвия не знает о ее лжи, а Джулия не собиралась объяснять что-либо. Она ведь «прикончила» Уильяма отчасти из-за страха, что Алиса полюбит тетушку больше, чем мать, и уедет жить в Чикаго. Нелепые опасения, поняла сейчас Джулия. Но прежней Джулии, молодой, это казалось вполне возможным, ведь она сама любила Сильвию больше всех на свете. Она и сейчас любила ее — сидящую через деревянный стол. Когда-то она закрыла дверь перед Сильвией, заперла замок на три оборота, и это работало, пока не позвонил Уильям. Сейчас, находясь рядом с сестрой, Джулия осознала, как сильно тосковала по ней.

«Я не галлюцинация, — подумала она, — однако никто на свете не знает, что я в Чикаго». Поездка, не значившаяся в ежедневнике, была чем-то чуждым в ее подлинной жизни. Она здесь и не здесь — квантовая неопределенность.

— Послушай, — заговорила Джулия, — я рада, что ты сожалеешь о случившемся. Но, выходит, ты оказала мне услугу, навещая Уильяма в больнице. Я удивлялась, почему врач позвонила мне лишь однажды, а с ним, оказывается, была ты. Если б ты меня послушалась и оставила его, мне бы самой пришлось им заниматься. Мама заставила бы. Да еще эта возня с бумагами на развод. Но ты вмешалась и дала мне возможность уехать. И я тебе за это признательна.

Сильвия смотрела на сестру, и Джулия видела на ее лице следы многолетней разлуки. Она уже не могла читать мысли Сильвии. Она не знала, о чем сейчас думает сестра. Джулия вспомнила, в каком отчаянии пребывала, когда видела Сильвию в последний раз. Ее бросил муж, который потом пытался покончить с собой, а потом бросил еще раз, и она устроилась на работу вдали от дома и сестер. Те несколько недель выбили почву у нее из-под ног. И Джулия поставила себе цель — никогда больше не терять контроль над обстоятельствами, и до недавнего времени это удавалось.

— Расскажи о Нью-Йорке, — попросила Сильвия. — Расскажи мне об Алисе.

— Алиса… — начала Джулия и замолчала.

Глядя на лучившуюся улыбкой сестру, она вспомнила, как Сильвия держала на руках малышку Алису. Эта фотография лежала в ящике ее прикроватной тумбочки. Сейчас Джулия видела на лице сестры правду, которая прежде ускользала от нее — Сильвия любит Алису, любит всем сердцем. Ей не приходило в голову, что своим отъездом из Чикаго она разлучила их. Она беспокоилась, что Алиса полюбит Сильвию, она не хотела так рисковать, но это уже произошло. Вон как Сильвии не терпится услышать новости о малышке, которой она шептала «Я люблю тебя» каждый раз, как видела девочку.

— У нее все прекрасно, — сказала Джулия. — Ну, может, не прекрасно, но хорошо. С отличием окончила колледж, просто блестяще. Получила достойную работу — она редактор. Что еще… Увлекается бегом, каждое утро бегает в Проспект-парке. — Уловив насмешку во взгляде сестры, Джулия вспомнила, как в детстве они, лежа в темноте, говорили только правду. Другим людям могли и приврать, но друг другу — никогда. — Только, боюсь, я все испортила.

Джулия рассказала, как редко улыбается дочь, как она пытается изображать беззаботность, как пытается убедить, что жизнь ее безоблачна. Джулия повторила недавние слова Розы, что Алиса живет, точно кошка, не желающая вылезать из своего картонного домика.

— Она же еще маленькая, — улыбнулась Сильвия. — Вспомни, какими мы были в двадцать пять лет. Ты еще успеешь все поправить.

«Поправить, — подумала Джулия. — Сможет ли она поправить?» Рядом с сестрой это казалось вполне возможным. Но она понимала, что для этого потребуется. Ей придется прыгнуть с утеса, не зная, сумеет ли она пережить падение.

— Мы с тобой так и не прикоснулись друг к другу, — сказала Сильвия. — Ты и я. Ты осознаешь это? Не обнялись. Что и понятно, если происходящее нереально. Призраки не обнимаются, потому что пройдут сквозь друг друга. Призраки просто наслаждаются обществом.

Джулия улыбнулась ее прихотливой мысли, по такому она тоже скучала. Сильвия была той ее частью, что сошла со страниц романа, что ради развлечения целовалась с мальчишками ровно девяносто секунд, что рассуждала об ином измерении и призраках с той же легкостью, с какой составляла список покупок. Может, они и вправду призраки или галлюцинация, но это неважно. Джулия сознавала, что уже давно не чувствовала в себе такой легкости, почти расслабленности. Сейчас она должна быть в другом городе, но сидит рядом с сестрой, которую четверть века назад удалила из своей жизни. Радость поднималась в ней, точно пузырьки в стакане газировки. На час-другой она освободилась от себя реальной и своей реальной жизни. И когда чуть позже Джулия уехала в аэропорт, обе сестры знали, что она вернется, хотя об этом не было сказано ни слова. Они нашли лазейку, которая позволяла им, никого о том не оповещая, быть вместе, что пока что ничего не означало и одновременно означало все.