Дожидаясь, пока ассистентка подготовит слайд-презентацию, Джулия думала о дочери. Умом она понимала, что Алиса взрослая и у нее своя жизнь (двадцать пять лет, квартирует отдельно), но по многолетней привычке тревожилась о ней не реже одного раза в час, словно запрограммированная. Наверное, «тревожилась» не совсем то слово — мысли о дочери, крутившиеся в голове, были сродни кубику Рубика, который не удается собрать. Что-то в Алисе, лучшей девушке на свете, было за семью печатями, и Джулия беспокоилась, что сама в том виновата. Жизнь дочери была слишком простой и четкой для человека ее лет. Алиса никогда не гуляла ночь напролет, ни разу не напилась. Не было случая, чтобы она рыдала из-за мужчины и, похоже, не плакала вообще. В голове не укладывалось, что она так и не завела себе парня. Джулия не решалась спросить напрямую, но подозревала, что Алиса до сих пор девственница. Отсутствие в ее жизни любви и каких-либо отношений порождало панику. Почему красивая девушка шарахается от физической близости? Понятно, ее рост отпугивает мужчин, но не всех же? Сама Джулия уже несколько лет как завязала с сексом, но прежде спала лишь с теми мужчинами, кто соглашался на ее условия, и всегда легко находила сговорчивого партнера. Подобный пробел в жизни дочери был, вероятно, умышленным, и Джулия хотела понять его причину, но Алиса ловко избегала разговоров о личном. Однажды Джулия, невзирая на запрещающие знаки, поднажала, и дочь сказала: «Почему я должна жить по твоим меркам? Ты не нуждалась в муже, вот и я без него обойдусь».
В колледже Алиса долго тянула с выбором специализации, находя многие предметы равно интересными. Джулия была озадачена: дочь — умница, но совсем не думает о возможной профессии. «Как насчет магистратуры? — спросила она. — Тебе хорошо даются естественные науки, я буду рада оплатить твое медицинское образование». Алиса рассеянно покачала головой: «Не надо, спасибо». После колледжа она работала внештатным корректором в разных издательствах, что означало необходимость по десять часов вычитывать тексты, получая за это сущие гроши, которых едва хватало на жизнь. В отрочестве Алиса не была заядлым читателем, предпочитая телевизор, но теперь напоминала Сильвию, вечно уткнувшуюся в роман. Но та и впрямь любила читать, а вот почему Алиса вдруг прилипла к книгам? «Что ты собираешься делать? Кем хочешь стать?» — гадала Джулия, поскольку этот все контролирующий, непробиваемый вариант ее дочери не мог быть окончательным. Джулия опасалась, что у Алисы депрессия, — страх этот не покидал никогда, — но Алиса выглядела вполне спокойной и уравновешенной. Как ни спроси, все ли у нее хорошо, ответ всегда будет «да».
Когда замигал огонек телефона, Джулия была рада отвлечься от своих мыслей. Она взяла трубку и ответила давно освоенным тоном уверенного профессионала:
— Джулия Падавано.
— Здравствуй, Джулия. (Пауза.) Это Уильям.
Голос его звучал гулким эхом. Джулия перекрыла свое прошлое, точно водопроводный стояк, но вентиль вдруг со скрипом повернулся.
— Уильям? — переспросила она, потому что ничего другого не пришло в голову.
Джулия никогда о нем не думала — зачем? Ее дело заботиться об Алисе, и она представила высокую девушку, которая, склонившись над столом, выискивает ошибки в рукописи. В тот же миг в памяти Джулии возникла иная картина: университетская квартира, груди набухли молоком. Стало жарко, словно ее отыскал нагретый воздух той гостиной, который пересек время и пространство.
Джулия прокашлялась.
— Зачем ты звонишь?
— Из-за Сильвии.
Сильвия. Джулия огляделась, но в офисе никто на нее не смотрел. Всем невдомек, что прошлое, проникнув по телефонному проводу, вырвало сердце из ее груди.
— Она умирает. Пока что держится, но ей осталось меньше года.
Джулия не впустила в себя эти слова, обжигавшие, точно угли. Ее подмывало сказать: «Я люблю свою работу, я одна из лучших в этой сфере, в прошлом году я заработала триста тысяч долларов». Чтобы он понял, что звонит успешному и очень занятому человеку, слишком занятому, чтобы отвлекаться на подобные новости. Но она не могла этого сказать. Возникла мысль тихонько положить трубку, как сделал бы ребенок, подслушивавший чужой разговор по параллельному аппарату.
— Не может быть.
— У нее только одно желание — увидеть тебя. Ты ей нужна.
Джулия посмотрела на свою серо-голубую юбку, опустила взгляд ниже. На колготках побежала стрелка, которую она остановила лаком для ногтей. Джулия старалась понять услышанное, словно с ней говорили на языке, которым она уже давно не пользовалась.
— Это она попросила позвонить мне?
Уильям мешкал, и сразу вспомнилась его манера мямлить, сомневаясь в выборе нужного слова. Джулия допускала, что эти двое еще женаты, ибо новость об их разводе уж как-нибудь отыскала бы дорогу к ней. Она никогда не думала о жизни в Чикаго — ни прошлой, ни настоящей, никакой.
— Нет, Сильвия не знает о моем звонке, — наконец сказал Уильям.
— У меня свой бизнес и очень плотный график, нет времени на разъезды. — Джулия помахала рукой помощнице за стеклянной стеной. Схватив блокнот и ручку, девушка направилась в ее кабинет. Джулии было нечего ей сказать. Сейчас она отошлет помощницу и отошьет Уильяма. И там и здесь тупик, упершийся в глухую стену. Она вызвала помощницу, чтоб избавиться от секундной паники.
— Джулия? — произнес Уильям.
Она выжидала, прислушиваясь к пульсации лет в телефонной линии.
— Я не встречал людей, которые любили бы друг друга, как вы с Сильвией. — Уильям откашлялся. — Я думал, что просто не приучен к такому, но дело не в этом. Я никогда не видел таких отношений, как у тебя с сестрой.
В душе Джулии что-то крошилось, напоминая о жутких телесюжетах, в которых громадные пласты айсберга, откалываясь, падают в ледяной океан. Сильвия умирает. Сестра, которую она знала как саму себя и с которой двадцать с лишним лет не общалась. Джулия кашлянула, и кашель этот смешался со странным всхлипом, похожим на плач без слез. Внутри все переворачивалось.
— Пожалуйста, приезжай, — сказал Уильям.
Джулия уже давно научилась владеть своим голосом. Она легко манипулировала мужчинами в конференц-залах и на свиданиях, умела добиться поставленной цели.
— Извини, Уильям, я не смогу. — Джулия порадовалась, что голос ее звучит уверенно и четко.
Она повесила трубку, руки ее дрожали. «Ничего страшного, с этим я справлюсь». Джулия встала, приказав себе спокойно пройти через офис, по пути она даже улыбнулась двум-трем сотрудникам. В туалете холодной водой ополоснула лицо и сказала себе: «Не отклоняйся от графика, Падавано. Что там у тебя дальше? Не думай ни о чем другом». Болезнь Сильвии ее не касалась. Звонок ничего не изменил в ее жизни. Сестра уже не была частью ее мира.
Вернувшись из туалета, Джулия подошла к одному из самых толковых сотрудников — недавнему выпускнику Массачусетского технологического института, который, как она знала, не считал ее своей начальницей, и стала обсуждать с ним находившийся в разработке проект, но никак не могла сосредоточиться. Внимание пульсировало, словно состязаясь с сердечным ритмом. Сославшись на важный телефонный звонок, Джулия ушла в свой кабинет. Лишь сев в кресло, она поняла, что ходила босая — туфли на высоком каблуке стояли под столом. Видимо, она их скинула во время разговора с Уильямом, но этого не помнила. Заметил ли тот сотрудник, в каком виде она разгуливает по офису? Джулия нарушила собственное правило — никогда не разуваться на работе, даже если задержалась допоздна.
Она поочередно выдвинула и задвинула ящики стола, пытаясь этим бессмысленным действием привести себя в чувство. Подал голос мобильник, Джулия взглянула на экран и замерла — Алиса. Неужели почувствовала, что только что состоялся разговор с ее отцом? Звонок Уильяма и следом звонок Алисы — такое просто невозможно. Уильям мертв, Чикаго мертв, Сильвия… Джулия не закончила эту мысль.
— Привет, милая, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал нормально.
— Сегодня мы встречаемся? — спросила Алиса. — Смотри, как скажешь. У меня новый проект, я могу поработать.
Раз в неделю они вместе смотрели какой-нибудь фильм или телешоу. После работы Алиса приходила к матери, они заказывали доставку еды и потом усаживались по-турецки на кушетку, как бывало в Алисином детстве. Обеим было уютно, хоть Джулию и грыз противный червячок: дочь должна жить полной жизнью, а не сидеть рядом с ней, как десятилетняя девочка.
— У меня полно дел, давай в другой раз, — сказала Джулия.
Сегодня весь ее график разбился вдребезги, точно тарелка, упавшая со стола. Она так и сидела босая, обуваться почему-то не хотелось. В своем обычном состоянии, в каком была до звонка Уильяма, она бы продолжила разговор с дочерью, и потому Джулия спросила:
— А что за новый проект?
— Редактирую роман. Навин знает, что я предпочитаю научпоп, но говорит, мол, беллетристика пойдет мне на пользу.
— О чем книга?
— Современный вариант «Маленьких женщин». В детстве ты ее читала?
— «Маленьких женщин»?! — У Джулии возникло ощущение, будто вся она в мокром колючем песке, однако ей удалось издать утвердительное междометие. Вспомнилось, как в темноте они с Сильвией лежали в их маленькой комнате на Восемнадцатой улице. Сколько раз она засыпала под голос сестры, читавшей эту книгу. Они беспрестанно спорили, кто из них больше похож на Джо Марч. «Я такая же смелая и решительная», — говорила Джулия. «А я тоже хочу стать писателем, — возражала Сильвия. — Это я расскажу о нашей жизни».
— Джо возглавляет феминистское издательство в Нью-Йорке, — сказала Алиса. — Мег замужем по любви, Эми — баламутка, и все они влюблены в женщину по имени Лори.
— Бет все-таки умирает?
— Да, как ни печально.
Две девочки с Восемнадцатой улицы смолкли. Маленькая Джулия смотрела в темноту, сознавая, что Джо досталась ей лишь потому, что Сильвия была Бет.