Я ожидал, что Томоко докурит, выйдет из подсобки и сбежит на черном автомобиле, как она обычно это делала, когда мы с ней ссорились, и направился обедать, как ни в чем не бывало. Гурудзи вновь принёс суши из соседнего магазина (одна и та же диета начала мне надоедать, о чём я не преминул ему сообщить, потребовав, чтобы в следующий раз прогнивший монах принёс какое-нибудь другое блюдо). Моё возмущение Гурудзи истолковал по-своему, стащив половину порции прямо у меня из-под носа. Набив рот рисом, он поведал о том, что закончил расчищать вековые завалы реквизита на складе:
— И что бы ты думал: среди горы компакт-дисков — неужели кто-то до сих пор слушает эту допотопную гадость? — прямо за коробками, между шкафом и сложенными в штабеля лыжами, я нашёл белое платье. С жемчужинами, третьего размера. Ты ведь понимаешь, что это значит?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил я, отбивая кусок суши с тунцом.
— Это же платье Химефу! То самое, в котором она исполняла первый кавер «Благословения Звёзд» на концерте в Синдзюку! Помнишь, мы там были?
Я признался, что давным-давно позабыл, как ходил с Гурудзи на концерты. С тех пор, как мы начали работать в Shining Stars (это случилось две недели назад), прошлая жизнь будто скрылась в тумане. Раньше по вечерам меня заботило исключительно, что я буду есть и где достать денег на билет на очередной концерт, но с тех пор в мою голову ворвались миллиарды новых мыслей и проблем, о которых я раньше и не мыслил, даже не представлял, что они существуют. Например, как убедить богатую капризную девицу на пять лет старше меня, что её сценический образ совершенно ей не подходит.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не успокоюсь, пока не найду, как связана Химефу с этой которой, — подытожил Гурудзи, не обращая внимания на мою рефлексию. — Она ведь всю жизнь была связана с Сакура-груп, не так ли?
Я успокоил прогнившего монаха тем, что платье — наверняка просто совпадение, а весь реквизит айдору похож один на другой, но втайне порадовался, что хоть у кого-то в жизни всё по-прежнему просто и примитивно. Я попросил, если он вдруг отправится к сакуристам, узнать, как там дела у нашего общего друга Джеймса и как там поживает «Созвездие мечты».
— И вот ещё, — заговорщицки подмигнул мне Гурудзи, — у меня тут есть подарок. От неизвестного, но благородного дарителя. Два билета на концерт «Stray cats». Своди туда Томочку, авось она повеселеет.
Небольшая айдору-группа «Stray cats» принадлежала к так называемой «новой волне», которая захлестнула токийскую сцену в последний год. Если обычные айдору пели про стандартный набор интересов четырнадцатилетних японцев — мальчики и девочки, первая любовь, вселенское добро и прочие благоглупости, то «Stray cats» не стеснялись делать со сцены политические заявления вроде «Давайте беречь нашу планету с завтрашнего дня! А ну выйдите вперед те, кто не сортирует мусор, и пообещайте больше так не делать!», что забавным образом сочеталось с призывом не слушаться родителей, жить красиво и вообще ценить свободу превыше, чем любые условности. Я искренне считал, что эта новая группа, которую и айдору-то не назвать толком — лишь дрянная дань моде и злободневности, созданная Сакура-груп, чтобы оседлать волну подросткового бунтарства и заработать несколько лишних йен на фанатах. Пели «Бродячие кошки» не так хорошо, как та же Химефу — вокальный диапазон поуже, танцы попроще, зато тексты песен отличались глубиной и посылом, как яростно доказывал мне Гурудзи, нежно их полюбивший. Я догадывался, почему. В одной из песен «Stray cats» критиковали настоятеля монастыря, который не видит ничего, кроме своего ящика пожертвований, и который оказался настолько сволочью, что прогнал оттуда бродячего котёнка, который залез на ящик погреться (как именно греться на деревянном ящике, стоящем под продуваемым всеми ветрами аркой, песня не уточняла).
Как ни странно, после того, как Гурудзи сбежал, а улёгся на диван и принялся черкать на листе бумаги наброски концепций для образа Томоко, избалованная принцесса подошла ко мне и вежливо встала возле дивана.
— Вы же на меня не злитесь, Рюичи-сан? — промурлыкала она, присаживаясь у меня в ногах. — Кажется, я опять перегнула палку, и…
— Это верно. Вы вечно перегибаете, Томоко-сан, — ответил я, более не намереваясь щадить её чувства. — Не попадайтесь сейчас на глаза Ю-тян. Она намерена вас отшлёпать за курение в неположенных местах?
— Отшлёпать? Я и не против, — усмехнулась моя подопечная, но вдруг снова натянула маску серьёзности. — Простите. Иногда мне сложно справляться с эмоциями, которые на меня могут нахлынуть, и…
Она провела рукой по моей ноге, прикусила губу и прикрыла глаза. Я понял, к чему это идёт, и вскочил с дивана:
— Перестаньте, Томоко-сан. Профессионализм, помните? Давайте держать себя в руках. Тем более…
Я махнул рукой в сторону двери. Из коридора доносились звуки игры в догонялки: трио из Мориямы привлекло к играм в догонялки Аянэ, у которой выдалась свободная от съемок минутка, и девицы с громкими воплями носились друг за другом по коридору.
— Понимаю, не при них, — грустно покачала головой Томоко. — Да-да, не при детях. Вы, как всегда, правы, Хошино-сан. Так что же мы будем делать? Тренировки сегодня нет, петь я буду только вечером…
— А может, ну его к чёрту? — предложил я, встрепенулся и вскочил с дивана. — Пение, танцы — всё это такая скукота. Пойдёмте-ка лучше на концерт, моя любезная Томоко-сан. Напитаемся новыми идеями. Когда вы были на живом айдору-концерте в последний раз?
Оказалось, что Томоко на лайв-выступлениях не бывала вообще ни раз, за исключением одного школьного визита в Будокан, за которым она наблюдала с выкупленного места на галёрке. Я удивился, но виду не подал, подумав, впрочем, что было бы неплохо сводить мою подопечную на что-нибудь более романтичное и приятственное, нежели Stray Cats. До концерта, впрочем, оставалось больше трёх часов, и я предложил Томоко прогуляться по улицам дневного Токио — поглазеть на бездельников, которые не принадлежат к двум классам, на которых стоит Токио: школьники и сараримены. Она согласилась, и мы отправились вперёд — я настоял на прогулке пешком. Водитель в чёрной машине подозрительно на меня покосился, когда мы проходили мимо, но Томоко добродушно помахала ему рукой. Он разочарованно пробурчал что-то себе под нос и спрятался за чёрными очками. Когда мы отошли за угол, я остановился и прислушался к уличному гулу: водитель никуда не двигался. Я обрадовался, что хотя бы слежки не будет.
— А не хотите ли посидеть в ресторане? — вдруг спросила Томоко. — Мне кажется, нам с вами пойдёт на пользу узнать друг друга получше. Мы, в конце концов, работаем вместе.
Я согласился, и Томоко тут же потащила меня в ресторан за два квартала, мол, у неё там знакомые в руководстве. Я на ходу выяснил, что ресторан, оказывается, мишленовский, прикинул бюджет, и категорически отказался туда идти:
— Давайте выберем что-нибудь попроще.
— Разве я не сказала, что приглашаю вас? — надула губы Томоко. — В конце концов, это лишь часть этикета, когда подчинённые оплачивают обед своего начальства, и вы…
Я объяснил рьяной подчинённой, что наши с ней отношения — рабочие и современные, и что я не собираюсь с ней играть в корпоративные приколы из старой школы вроде ежедневных поклонов, оплаты начальственных капризов из общего кошелька и ухода с работы через час после начальства.
— О, да вы больше европеец, чем я, — хихкнула Томоко. — Ну что ж, пойдёмте тогда в раменную. Счёт пополам, как на свидании?
— Как на деловом обеде, — отшутился я. Мысль о походе в самый дорогой ресторан в своей жизни, потерянной из-за собственных принципов, иголкой жгла мне мозг. — А что, в Европе нынче принято платить на свиданиях пополам? Я слышал что-то про французские ухаживания…
Пока мы поедали сочный свиной рамен, Томоко поведала мне, что никаких ухаживаний в Европе давно нет, в отношениях царит феминизм, а каждая первая встречная девушка — сильная и независимая, отчего все английские и немецкие мужчины, которых она встречала, выглядят жутко несчастными.
— Я тоже купилась на сказки про красоту европейской аристократии, — рассказала Томоко. — Интеллектуальная жизнь, деловые встречи, дружба, объединённая общим делом. Я хотела встретить единомышленников, которые так же любят литературу, как я, и мечтают сотворить культурный шедевр.
— Подозреваю, что не встретили, — покачал головой я. — Иначе вы бы остались там, в Лондоне.
— Да, люди оказались поверхностными. Но я всё равно их люблю.
По словам Томоко, она разочаровалась в академической карьере литератора ровно в тот день, когда увидела, что на очередной конференции, посвящённой стихам Шиллера («о, вы не читали? Непременно почитайте, это так красиво!») собралось ровно десять человек, восемь из которых оказались профессорами того же Имперского колледжа. Но хуже всего было то, что на клубном рейве по соседству, где играла мерзкая электронная музыка от группы, названия которой незадачливая студентка даже не запомнила, собралось в сотню раз больше человек.
— Это противоречило тезису, которому я всегда верила: люди тянутся к красивому, — сообщила она. — Если Шиллер красив (а он, без сомнения, красив), а попсовая музыка — нет, то почему люди идут туда? Может быть, они своими поступками доказывают некоторую правду, которую я не вижу? Словом, в тот день я решила, что получу диплом и вернусь домой, чтобы стать айдору. Нельзя было бросить диплом на полпути.
— И как давно это случилось? — спросил я.
— Почти два года назад. Я потратила это время с пользой и придумала Принцессу Июнь, Календарный Совет и много чего ещё. Я твёрдо решила, что хочу быть айдору.
— Но почему? — не унимался я. — Я не понимаю. Стремиться к красоте можно и по-другому, Томоко-сан. Можно просто ею владеть, тем более что у вас небедная семья.
— Я не хочу владеть айдору-группой! — воскликнула моя подчинённая. — Мне это неинтересно. Я сама хочу петь.
— Ага, значит всё это — ради славы и почёта, — торжествующе воскликнул я. — Прекрасно понимаю. Я сам такой.
Я умолчал, что у моего прихода в Shining Star была ещё одна мотивация, ибо знал, что Томоко, девочка из хорошей семьи, её совершенно не поймёт.
— Да как же вы не поймёте! — вскрикнула Томоко, едва не уронив палочки в рамен. Люди вокруг обернулись на звук, и моя депрессивная принцесса спрятала голову в плечи: — Извините, я не хотела. Но причина вовсе не в этом, Рюичи-сан. Понимаете, я… я хочу приносить людям добро и красоту, чтобы у них на лицах возникали улыбки. Чтобы они смотрели на меня и радовались. Понимаете?
Мне показалось, что Томоко сделала акцент в словах «на меня», но говорить ей об этом не стал.
Концертный клуб, куда я привёл свою подопечную, оказалась бывшей баскетбольной площадкой, где на месте одной из трибун разместили наспех сколоченную сцену, а вокруг поставили рамки, вокруг которых сновали вездесущие чёрные костюмы. Фанаты Stray Cats заполонили улицу разноцветной толпой. Они выглядели иначе, чем айдору-фанаты, которых мы привыкли видеть на концертах Химефу и компании: меньше гиков и толстых отаку в футболках не по размеру, больше вчерашних выпускников школы с выражением лица «в университет не взяли, а работать не хочу». Кругом в толпе особенно выделялись набитые металлическими шипами кожаные куртки, усыпанные нашлёпками с цитатами из песен. Кто-то влез на фонарный столб, размахивая флагом с изображением кошачьей лапы.
— Такая нынче новая волна, — уточнил я, посмотрев на Томоко. — Похожи эти ребята на английских любителей электронной музыки?
Она огляделась, нахмурилась, но затем задрала подбородок:
— Абсолютно те же люди, — заявила Томоко. — Только лица другие. Будет весело, не так ли, Рюичи-сан?
Мы протиснулись сквозь толпу, прошествовали мимо суровых охранников, которым отчего-то не понравились показанные мною билеты, и они несколько минут пытались разделить их пополам, видимо, в надежде найти внутри спрятанные купюры или уличить меня, что билеты поддельные, а я распечатал их на корпоративном принтере. Я хотел уже было ткнуть им в лицо пропуском в Shining star и задвинуть пламенную речь о том, что я здесь вообще-то по делу и изучаю индустрию, но сообразил, что привлекать к себе лишнего внимания на ровном месте не стоит. Томоко, впрочем, моего мнения не разделяла.
— Какие-то они грязноватые вблизи, — шепнула она мне на ухо, достаточно громко, впрочем, чтобы её услышали все вокруг. — Это точно фанаты айдору?
Рядом кто-то возмущённо прохрипел:
— Ничего себе, элитная дамочка пришла оценить простонародные развлечения?
Мне в бок прилетел неприятный толчок. Я ойкнул и отодвинулся, но тут же загородил Томоко, вспомнив о том, что продюсер должен ещё и охранять свою подопечную. Высокий блондин с серьгой в губе ухмыльнулся и наклонился ко мне, пытаясь заглянуть за плечо прямо в глаза Томоко:
— Что, заблудилась, солнышко? Вместе со своим телохранителем?
— Я просто пришла послушать музыку, — сдержанно ответила Томоко, но я видел, как её брови дрогнули.
— Серьёзно? — насмешливо протянула девушка в зелёных волосах. — А ничего, что ты выглядишь так, будто сбежала с модного показа?
Справедливости ради, Томоко в её чёрном и явно дорогом платье, с золотыми серёжками в ушах совершенно не приходилась к месту в плебейской толпе кожаных курток. Я выступил вперед, но кто-то резко толкнул меня в плечо, целясь в Томоко. Я оступился, чуть не налетев на свою подопечную.
— Ты что творишь? — рявкнул я, оборачиваясь к тому, кто это сделал.
— Расслабься, телохранитель, это всего лишь шутка! — нагло ухмыльнулся блондин.
Что-то внутри меня щёлкнуло. Я схватил его за воротник:
— А если я тоже пошучу?
И, прежде чем я успел подумать о последствиях, он уже врезал мне в скулу. Голову окутал взрыв боли, перед глазами всё поплыло.
— Рюичи! — закричала Томоко.
Но мне было уже всё равно. Я резко оттолкнул блондина, ткнул кулаком и попал во что-то мягкое. Раздался вскрик и тут же кто-то дёрнул лягнул меня в колено. Томоко завизжала, вцепилась мне в рукав и закричала:
— Бежим, бежим!
Я инстинктивно послушался её и понёсся вслед за ней, расталкивая девиц с крашеными волосами. Блондин с серьгой кричал нам вслед что-то оскорбительное.
— Ты в порядке? — спросила она, когда кое-как добежали до входа.
— Ну, теперь я точно знаю, что фанаты Stray Cats любят драки, — усмехнулся я. — Чертовы кретины. Почему мне кажется, что я попал не на айдору-концерт, а на андерграундную рок-тусовку из семидесятых?
— Наверное, потому, что так и есть, — сказала она. — Мерзость какая. Это не айдору-фанаты, это…
Она задумалась, подбирая слова, с кем бы сравнить только что встреченную толпу.
— В любом случае, что-то из семидесятых. Такого уже давным-давно нет ни в одной приличной стране. Да какое дело этим плебеям, во что я одета? Я могу ходить, куда хочу и когда хочу. Они вообще знают, что если бы я захотела — никого из них сюда бы не пустили?
Во время пламенной речи Томоко я оценил масштаб нанесённого мне ущерба. Скулу саднило, правый глаз слегка заплыл, и что оказалось ужаснее всего — из нижней губы сочилась кровь. Ощупав колено, я обнаружил у себя на лодыжке огромную шишку, нажимать на которую было жутко неприятно, но, опёршись на ногу, я понял, что всё не так плохо.
— Я сейчас же поеду домой, и… и…! — потрясала кулачком (точнее, кулачищем) Томоко, пока я оглядывался по сторонам в поисках хоть какого-то умывальника. — Пойдёмте, Рюичи-сан. Я им покажу, кто здесь солнышко с модного показа!
Ухватив свою подопечную за рукав, я напомнил ей о том, что единственный пострадавший здесь — это я, и было бы неплохо найти врача.
— А как же моя гордость? — вскрикнула Томоко и посмотрела на меня.
Даже сквозь опухшее веко было забавно наблюдать, как Томоко вначале пытается рассмеяться (видимо, моё разукрашенное лицо показалось ей чем-то вроде маски из итальянской комедии), затем её губы задрожали, она скорчила яростную гримасу, и наконец разрыдалась. Трясущимися руками Томоко размазала своё чёрный макияж, поняла, что сделала, и принялась рыдать ещё сильнее.
— Какая же я эгоистка, — сквозь слёзы выдавила она, одновременно пытаясь закурить выловленную откуда-то из платья сигарету. — Только о себе и думаю. Простите, простите, Рюичи-сан. Сейчас я найду вам самого хорошего, самого лучшего врача Токио.
Я успокоил Томоко, что обычной медсестры мне вполне хватит, но про себя подумал, сколько же ещё неуравновешенных сюрпризов таит моя подопечная.