ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят

Глава 20. Школа актёрского мастерства имени Рюичи Хошино

Разговор начался с того, что Намия принялась меня отчитывать. На этот раз она решила придраться к полному отсутствию рекламных интеграций. От меня не укрылось, что отчитывала она меня на этот раз без былого огонька и даже как-то механически, и что волнуют её явно другие вещи.

Я пытался вяло оправдываться, получалось у меня плохо, но в конце концов я сумел её разжалобить.

— Хорошо, — ответила она, — Нам поступил заказ от партнёров. Там простая съёмка в рекламе. Все остальные наши айдору заняты более важными проектами, так что оставлю это тебе.

Я клятвенно заверил Намию, что всё сделаю в лучшем виде. К тому же это будет хорошая практика для Томоко. Но судя по её скептическому выражению лица — поверила она не до конца. Или же эта съёмка подразумевала очередной подвох?

Зато Томоко откровенно обрадовалась возможности сменить обстановку. После вчерашнего скандала во время прослушивания она всё ещё оставалась немногословной, но услышав про съёмки, хотя бы начала улыбаться.

На выходе из офиса настроение мне испортил Гурудзи. Прогнивший монах поймал меня в коридоре и прочёл целую лекцию о необходимости спасти Химефу. Со страдальческим лицом я всё смотрел на часы, а Гурудзи всё требовал и требовал, чтобы бы я бросил всё и бежал за ним непонятно куда.

— Я уже подготовил, — рассказывал он. — Оказалось, брат одного из наших прихожан работает в той больнице.

— Какой больнице?

— Химефу госпитализировали. Ты что не слушал? Это была попытка суицида. Причём она была пьяна и не только пьяна, представляешь? Теперь официально.

Его нездоровая фиксация на Химефу начинала меня раздражать. Да, это было весело и прикольно в школьном возрасте, когда нам обоим было нечем заняться, но сейчас это увлечение начало принимать какие-то нездоровые формы.

— И что ты подготовил? — недовольно спросил я.

Гурудзи заговорщически улыбнулся.

— Мой дядя проведёт нас внутрь как журналистов. У него есть договорённости с руководством. Тема обещает быть скандальной, так что сам понимаешь…

— А дальше?

— А дальше мы проберёмся к ней в палату и попробуем её спасти.

— Спасти от чего? — Не выдержал я.

— От этой проклятой и забытой богами индустрии. Или ты ещё не понял, где работаешь?

— Я всё прекрасно понял. А теперь извини, но мне нужно бежать.

Скрыться у меня не вышло. Гурудзи крепко схватил меня за лацканы пиджака.

— Обещай, что обязательно мне сегодня поможешь.

Я вздохнул. Честно говоря, тащиться в какую-то больницу ради какой-то популярной идору мне абсолютно не хотелось. К тому же у меня была работа и я был основательно занят.

— Мы же разделили сферы влияния. Химефу на тебе. Работа — на мне, — буркнул я. — Когда закончу со съёмками, то наберу.

— Обещаешь? — Гурудзи смотрел на меня как побитая собачка.

— Посмотрим, — соврал я, отчего на душе мне сразу стало дурно.

К началу съёмок мы в очередной раз опоздали. Хоть убей, но никак не понимаю, как в Токио можно куда-то успеть в час пик, даже на личном автомобиле? Впрочем, я не особенно расстроился: к роскоши привыкаешь быстро. Пока мы ехали, я попытался расспросить Томоко, чем занимается её отец и откуда у неё личный водитель: эта тайна начала меня изрядно тревожить, но Томоко соблюдала конспирацию и рассказывать о своём прошлом не собиралась, притворяясь ветреной скучающей девицей, которая мечтательно смотрит в окно. Я быстро понял, что затея не выгорит, убедился в полном отсутствии писем на почте и занялся единственным доступным мне развлечением: считать идущих по улице девиц в зелёных костюмах.

Съёмки проходили в очередном пыльном ангаре: пока я бегал по площадкам, я успел таких навидаться, и эта конкретная едва ли чем-то отличалась от прочих, кроме очередных кислотных декораций. Зато Томоко смотрела вокруг широко распахнутыми глазами и, кажется, откровенно нервничала.

Внутри ангар оказался забит разноцветными «тропическими» декорациями, съёмочной аппаратурой и множеством людей. Мой намётанный взгляд выхватил парочку менеджеров и несколько известных айдору, которые всё никак не сходили с экранов телевизоров: Мика-тян, группа «Bang the dream!» и несколько айдору-блогерш, между съёмками двигающих рекламу косметики. Мне сразу же захотелось броситься к коллегам и узнать последние новости индустрии, но я быстро взял себя в руки. Во-первых, у меня тут работа, сказал я сам себе. Во-вторых, у менеджеров был слишком занятой вид, и вряд ли они поддержали бы мой порыв.

Связующим лицом оказалась уставшего вида девочка, которая представилась «Кэдо-сан, помощница режиссёра», коротко поклонилась, едва не уронив при этом очки, и повела по пыльным коридорам к упомянутому режиссёру. Им оказался весьма импозантный мужчина среднего возраста. Он был на голову выше всех остальных и напоминал бы известного баскетболиста, если бы не абсолютно бледная кожа, чёрный кожаный плащ и чёрные зеркальные очки. Я так и не понял, как он в этих очках что-либо видел — в ангаре было потрясающе темно, а свет был направлен только на сцену, но темнота, казалось бы, его абсолютно не смущала.

Режиссёр уставился на меня с подопечной и рассматривал больше минуты. Судя мучительному выражению его лица — он всё не мог понять, кто мы такие и зачем отвлекаем его от каких-то важных дел?

— Рюичи Хошино, Шайнинг-стар, — нарушил молчание я. — Нас направило к вам руководство и была предварительная договорённость…

По лицу режиссёра промелькнуло что-то вроде осознания.

— А, именно вас мы и ждём. Пойдём дорогуша, — он широко улыбнулся и подхватил Томоко под руку, — Тебе ждёт очень важная и нетривиальная роль. Знаешь, — сказал он как бы по секрету, — Для этой роли мне приходится подбирать уже пятого человека. С этими кретинами невозможно работать!

Я засеменил следом. Рассказы про сложность роли меня немного насторожили. Обычно за этим не скрывалось ничего хорошего. К тому же Томоко с очень большим трудом тянула на хорошую актрису. Но всё оказалось не так плохо. По пути режиссёр прочёл нам целую лекцию об авторском замысле, откуда я сумел выхватить, что снимаем мы рекламу новой линейки фруктового сока, где моей подопечной отведена роль госпожи Лимон. Это меня вполне успокоило. В тот момент я был уверен, что уж со второстепенной ролью фрукта она справится.

Как бы не так. Томоко и в этой ситуации умудрилась меня удивить. От неё требовалось всего ничего — когда главные фрукты, которые изображали известные айдору, заканчивали танцевать, то на первый план выходила она, делала неуклюжий книксен и представлялась госпожой Лимон.

Уж не знаю в чём была проблема, но мы переснимали этот дубль потрясающе долго. Настолько долго, что я даже успел устать и отправился подкрепиться к столу с напитками и сэндвичами. Когда я вернулся, то всё шло по-старому. Режиссёр ужасно сердился и кричал. Его послушать, так на роли госпожи Лимон не то что рекламный ролик держался, а вся японская киноиндустрия. Томоко же своей игрой оскорбляла искусство, богов и чувство прекрасного всего человечества.

Всё происходящее меня основательно удивило. Причём настолько, что мне даже показалось, что у режиссёра к нам или к нашей компании что-то личное. Никаких других для такого гневного поведения я не видел. Да, играть Томоко не умела, но её роль никакой игры и не предполагала. Там негде было ошибиться. Зато все приказы и распоряжения она выполняла тщательно, а выглядела в своё дутом жёлтом костюме не хуже других, да и в остальных аспектах от массовки тоже не отличалась.

Мне уже начало казаться, что отправляться на эти съёмки было плохой идеей и я уже начал прикидывать разные способы под благовидным предлогом сбежать, но ничего дельного мне в голову не пришло. Режиссёр же, накричавшись до хрипоты, объявил наконец перерыв. Томоко в жёлтом костюме госпожи Лимон бросилась на улицу, а я же бросился за ней.

На улице было пасмурно и явно собирался дождь. Впрочем никого это не смущало. Уставшие работники разбрелись по небольшому дворику и принялись остервенело курить. Причём все сбились по своим кучкам. Техники с техниками. Менеджеры с менеджерами. Режиссёр расположился на скамейке со своей помощницей и только моя Томоко осталась одна. Я отправился к ней, но меня остановил звонок на телефон. Когда я его доставал, то ожидал очередную выволочку от Намии, но реальность оказалась более прозаичной — звонил мне Гурудзи. Отвечать я не стал — скинул и отправил СМСку, что перезвоню.

Вблизи Томоко оказалась заплаканной. У неё весьма заметно потёк макияж, а сама она сосредоточено тёрла его салфеткой.

— Последняя попытка была неплохой. У тебя почти вышло, — попытался её поддержать я.

— Издеваетесь? — её голос дрожал.

— Нисколько. Да и я всё понимаю. Сложно требовать от человека каких-то результатов, если он впервые вынужден заниматься чем-то новым.

— Скажите, Рючи-сан, — Томоко скомкала салфетку и бросила в урну, — Я правда такое ничтожество?

Тут уже немного опешил я.

— Нет, почему же? Ты просто неопытна. И если честно, — я попытался прибавить доверительных ноток, — Ты выступала ничуть не хуже других. Даже не знаю, почему режиссёр на тебя так взъелся?

— Не врите, — сухо ответила Томоко, — Я бы с вами согласилась, если бы подобные вещи не случались так часто. Но у меня слишком много вещей получается плохо и мне слишком много об этом говорят. А значит я действительно ничтожество.

Она затянулась сигаретой, а мне очень резко дошло, насколько же мне осточертела эта работа. Постоянно вот мне приходится успокаивать нестабильных и сложных людей, причём с такой завидной периодичностью, что впору и психологом становится. Хотя нет. Это будет та же работа, но только в профиль. Лучше уж сантехником. Трубам и унитазам по крайней мере не нужно рассказывать, что они со всем справятся.

— А давайте отсюда сбежим! — неожиданно предложила Томоко.

Я аж на секунду потерял дар речи, но быстро взял себя в руки. Честно говоря, перспектива сбежать выглядела на ужас приятной. Если бы не Намия, которая явно не поймёт такой манёвр и такой провал во время первой же сьёмки.

— Всё равно я тут всем только мешаю. Так к чему оставаться? Мучить себя и других? — продолжила Томоко.

— Нет, — отрезал я, — Мы сбежим только после того, как закончим все дела.

— Но у меня же не получается. Мне этот dummkopf, — Томоко кивнула в сторону режиссёра, — это уже сто раз повторил.

Я напомнил Томоко про обещание. Моя подопечная ойкнула, зажала рот руками, но тут же пришла в себя и вновь принялась протестовать.

— Значит ты будешь пробовать ещё сотню раз, — остановил её я. — А что ещё остаётся? Тебе нужна хоть какая-то реклама и хоть какая-то практика, а мне нужно быть способным хоть что-то предложить клиентам.

— Идиотизм!

Мне пришла в голову блестящая идея:

— Вот и попробуй отнестись к этому, как к идиотизму.

Томоко смерила меня непонимающим взглядом.

— Тебя окружают идиоты, — продолжал я. — Вся эта съёмочная площадка идиоты, а ты одна нормальная. И тебе всего лишь нужно убедительно под них закосить. Чтобы они поверили, что ты ничем от них не отличаешься.

— Хорошо, — тихо сказала она, — Я попробую. Но если у меня снова ничего не получится, то продолжать участвовать в этом унизительном цирке я не собираюсь.

— Вначале попробуй, — подытожил я. — А потом уже будем обсуждать цирк.

Перерыв окончился. Группа снова забрела в ангар и сьёмки начались сызнова. Я же развалился на хлипком складном стуле и уставился на сцену. Ничего интересного там не происходило. Этот рекламный ролик я уже успел выучить наизусть и его сюжет был примитивно прост. Всё начиналось в тропическом саду, где камера медленно проплывала сквозь листья.

— В саду, где зреют чувства, всё не так сладко, как кажется, — Говорил закадровый голос.

Затем на сцену выпрыгивал Апельсин, чистый мачо в спортивном костюме из 80-х, а за ним выпрыгивала Яблоко, наивная, но дерзкая юная девушка в школьной юбке и кедах. Они карикатурно бежали друг к дружке, но в последний момент их разнимал Банан-полицейский и дул в свисток.

— Не смешивать витамины! Это вне закона! — кричал он.

Следующий дубль был с грушей-соблазнительницей, она томно раскинулась на кушетке в мехах и с бокалом сока. Смотря в камеру, она говорила с придыханием:

— Но кто сказал, что закон важнее чувств?

Затем было множество дублей, которые, как я понял, должны были изображать безумные танцы фруктов, или же их безумное дрыгание в блендере. Фрукты были один другого краше: Виноград на скейте. Лайм в латиноамериканском костюме, Киви возле диджейского пульта и все сливалось в молодёжно-бунтарский танец, причём с каким-то диким перебором в сторону молодёжности и бунтарства. Музыка нарастала и действие прерывала госпожа Лимон. Моя Томоко выходила на сцену и говорила:

— А я Лимон, но ведь это же не проблема!

Самое смешное, что её роль действительно оказалась проблемной и раз за разом вызывала взрыв ругательств режиссёра.

Неудачные дубли следовали один за другим. Меня каждые десять минут терроризировал звонками Гурудзи. А люди вокруг откровенно скучали, но что меня раздражало гораздо больше — они начинали над Томоко посмеиваться, а заодно и надо мной. Понять я их мог. Никакого удовольствия сидеть в пыльном ангаре под палящим светом софитов не было, особенно когда нужно было сидеть только из-за чужих ошибок. Но всё равно это было чертовский обидно!

Томоко тоже заметила, что над ней стали посмеиваться. На её лице застыла расстроенная гримаса и я только заметил, как у неё начала дёргаться нижняя губа. Я уже было хотел к ней подойти и наговорить очередных благоглупостей про то, как надо больше стараться и верить в себя, но тут режиссёр скомандовал новый дубль.

Предчувствия у меня были самые неприятные. В тот момент мне больше всего казалось, что сейчас Томоко выйдет на сцену и всех пошлёт, а потом сорвёт этот дурацкий дутый костюм, но всё вышло куда прозаичней. Она красная выбежала на сцену в нужный момент и почти что прокричала свою фразу в лицо режиссёру, причём выпалила весь текст с явно различимым немецким акцентом.

Всё это было настолько не по сценарию и настолько оскорбительно, что я сразу же начал придумывать отмазки для Намии. Придётся ведь ей будет объяснить, почему первая же сьёмка моей подопечной была сорвана скандалом?

Только ничего придумывать оказалось не нужно. Режиссёр ничуть не оскорбился. Напротив, он с самым довольным видом начал аплодировать и рассыпался в комплиментах.

— Вот это я понимаю ИГРА! — закричал он, — Если бы все мои актёры были такими, то я бы уже складировал дома оскары.

Весь зал резко затих. Затем тихо, а потом всё более и более громко, все начали аплодировать. Томоко, на лице которой успел смениться весь спектр чувств, бросилась ко мне. Я же бросился к режиссёру.

— Мы больше не нужны? — устало спросил я.

— Мне больше никто не нужен! Считайте, что вся работа уже сделана. Оставшиеся дубли доснимем без вас, но, — режиссёр снял очки и протянул мне руку, — я надеюсь на долгое и продуктивное сотрудничество. Обычно эти идору совсем не имеют играть. Их нужно плёткой лупить, чтобы выдавить хотя бы капельку чувств. Ваша же всё сумела сама.

Рукопожатие режиссёра оказалось на удивление крепким. Я же клятвенно заверил его, что Томоко и не с такими ролями в будущем справиться.

На улице я принялся звонить Гурудзи. Тот не брал трубку, но дозвониться мне не дали. Меня прервала Томоко и что меня гораздо больше удивило — за её спиной виднелся вездесущий телохранитель.

— Рюичи-сан, — как-то слишком официально начала Томоко, — вы не составите мне сегодня компанию?

Я начал было рассказывать, что вот именно сегодня вечером я безумно занят, и что у меня множество дел, но меня прервал телохранитель. Он грубо схватил меня за шкирки и потащил к машине.

— Отговорки не принимаются, — грубо отрезал он.

Машина тронулась в неизвестном направление, а я же печально рассматривал такой близкий и такой недоступный город за окном. Чего-то подобного я и ожидал. Наивно было полагать, что я смогу безнаказанно заставить дочь влиятельного человека работать уборщицей, а потом и скакать по сцене в костюме госпожи Лимон. Теперь оставалось только гадать: куда якудза засунет мне тот самый фрукт и будет ли он почищен?

Томоко же вся ситуация абсолютно не смущала. Она мило беседовала с водителем и периодически пыталась рассказывать мне о погоде. Добиться вразумительных ответов у неё всё никак не получалось, так что она снова краснела и отворачивалась.

Нас привезли в уже знакомый мне дорогой особняк. Телохранитель вывел меня из машины и приказал идти за ним. К этому моменту я уже успел полностью смериться, что моя карьера явно скоро закончиться, причём произойдёт это далеко не самым приятным образом.

Но всё оказалось не так страшно. Мы остановились возле милого вида резной беседки. С неё открывался отличный вид на соседний поросший ряской пруд, а внутри был накрыт стол для чаепития. Телохранитель, рыкнув на меня для острастки и скрылся в кустах. Порядком повеселевшая же Томоко принялась разливать чай.

— Рюичи-сан, вы постоянно так заняты, что у нас нет времени даже пообщаться. Вы же не обижаетесь, что я вас так немного грубо пригласила?

Она протянула мне чашку и я принялся отнекиваться. Мне определённо нужно было бежать к Гурудзи. Но с другой стороны: зачем? Если честно, то участвовать в очередной его глупой цирковой затее с переодеванием мне не хотелось. Более того, мне не очень было понятно, почему я должен этим заниматься ради его сумасшедшего увлечения Химефу? Мне что заняться больше нечем? А с другой стороны посидеть и отдохнуть в беседке с весьма красивой Томоко было чертовски приятно.

— И вот поэтому я вас и пригласила. Знаете, после переезда обратно у меня совсем не осталось друзей. Не то чтобы их было много в школе, но сейчас я совсем одна и как любой девушке мне бывает одиноко… — Продолжала Томоко.

Меня отвлёк звонок телефона. Я бросил взгляд на экран — это снова был Гурудзи. Как же он достал! Вздохнув, я вырубил мобильный и повернулся к Томоко. Она смотрела куда-то в сторону, поправляла волосы и мечтательно улыбалась.

— Вас что-то беспокоит, Рюичи-сан?

— Нет, — ответил я, — Просто какие-то продажники нашли мой номер и не оставляют попыток впарить пылесос.

Томоко очаровательно рассмеялась. А я же забрал у неё чашку с чаем и ломтик тортика.

В беседке мы просидели до самой ночи. После чая Томоко с заговорщическим видом достала бутылку шампанского. Европейское, оно оказалось на удивление вкусным и пилось гораздо легче, чем тогда в баре.

Напились мы быстро и если я ещё хоть как-то пытался сдерживаться, то Томоко как будто с цепи сорвалась. На одной бутылке она не остановилась и вскоре в бой пошло какое-то немецкое вино. Оно было чудовищно кислым, но Томоко мне всё рассказывала, что это я дурак и не понимаю толк в хороших винах.

Я принялся собираться домой, когда Томоко окончательно напилась и принялась откровенно заигрывать. Не то чтобы она мне не нравилась, но всё же это было как-то перебор. Я и вино с шампанским пил в первый раз в жизни, а тут ещё и флирт с подчинённой. Так что я попросту довёл её до входной двери дома, пожал руку и вызвал такси.

Уже едя в машине я клял себя последними словами. Действительно, а зачем мне было отказываться продолжать вечер? Томоко — вполне красивая девушка, к тому же я ей явно нравлюсь. Да и все свои проблемы в жизни я мог бы скопом решить. Подозреваю, что моя арендная квартира по меркам её семьи что-то вроде упаковки дешёвого рамена. С этими мыслями я и лёг спать.