ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят

Глава 9. Лунный сад для Миссис Коготок

Исход битвы оказался предрешен, когда Мидзу дёрнула меня за рукав:

— Спускайтесь в окно, продюсер-сан! Здесь невысоко!

Действительно, комната располагалась на втором этаже здания, и напротив стекла тянулась длинная деревянная ветка, толщина которой давала понять, что она выдержит вес коренастого взрослого мужчины, не говоря уже обо мне. На немой вопрос «А вы как?» Мидзу отмахнулась — мол, мы к такому привыкли, и бросилась открывать окно. Матерясь на стонущие от боли ноги, я выполз на балкон ровно в то мгновение, когда фанерная дверь треснула посередине, и сквозь щель протиснулось перекошенное от ярости загорелое лицо Ю-тян.

— Как ты посмел обидеть Томоччи! Убью, сволочь! — закричала она, бросаясь к окну.

Я быстро пополз по ветке, молясь, чтобы девица оказалась трусливой и за мной не полезла. Мимо моего носа пролетел раскрытый канцелярский нож, и вслед раздалась длинная тирада о моем моральном падении, тяжелой женской доле, обещания всяческих будущих расправ, сдобренные отборной бранью: я и не представлял, что несовершеннолетняя девица может материться настолько вычурными и забористыми ругательствами, которые сделали бы честь любому английскому моряку.

Настоящая трагедия случилась позже. Я отдыхал в соседней кафешке и искал в интернете ответ на вопрос «Что делать, если на работе тебя хотят убить». Намия позвонила, вызвала меня в кабинет, и когда я отказался, объяснив ситуацию — потребовала, чтобы я возвращался сию секунду, успокоив меня тем, что Ю-тян якобы убежала шпионить за прослушиванием новых кандидаток в айдору, которое проводили сакуристы. Я поведал начальнице о скандале, ожидая хоть какого-нибудь участия, но немилосердная офисная стерва заявила:

— Ваши результаты неудовлетворительны. Во-первых, поссориться со своей протеже дважды за два дня — это ещё суметь надо. Во-вторых, что это за ребячество — сбежать через окно? Над нами будет издеваться весь район.

— То есть мне следовало стоять и смотреть, как меня режут? — страдальчески завопил я.

— Сразу видно, что молодость в школе у тебя прошла скучновато, — объяснила Намия, закуривая сигарету. — Иначе ты бы знал, что канцелярским ножом невозможно даже кожу прорезать. Лезвие тут же сломается, такой дизайн.

— Покорно благодарю за разъяснение, — буркнул я. — В следующий раз буду воевать до последнего.

— И вообще, что ты за продюсер, если не можешь совладать с двумя девицами своего возраста? — продолжила начальница. — Возможно, мне стоило проект Токиминэ. Если ты не принесёшь план успеха, я так и сделаю.

Я вышел из кабинета, прикидывая, к какому виду живых существ, у которых напрочь отсутствует сердце, принадлежит Намия Макаба.

Попивая мятный чай с найденными на кухне печеньями в виде розовых сердечек, я составил план действий. Воевать с двумя взбалмошными девицами одновременно мне виделось несподручным, поэтому я решил сосредоточиться на налаживании отношений с Томоко: в конце концов, я ничего не узнал о своей новой подопечной, кроме того, что она жуткая истеричка, не умеет танцевать и не способна без камеры посмотреть на себя со стороны. «Что в ней вообще хорошего?», задал я вопрос самому себе и загрустил оттого, что ответа не знаю. Боевые действия против Ю-тян я поручил одному прогнившему монаху, для чего вызвал его по телефону и потребовал явиться ко мне сию же секунду. Гурудзи приполз на кухню со шваброй наперевес и принялся ожесточённо натирать полы, изображая невинность и полное непонимание происходящего. Впрочем, на актерство я не купился:

— Что ты такого наплёл истеричной гяру, дубина?

Он изобразил оскорблённую невинность и принялся объяснять логику действий Ю-тян. Гурудзи напомнил, что во время нашей первой встречи она случайно услышала, что я — фанат Токи, чего ей хватило, чтобы счесть меня злом во плоти.

— Но я же не токиман! — возмутился я. — Ты должен был её переубедить!

— Я пытался, — ответил прогнивший монах, размахивая тряпкой. — Но она и слушать не хочет. Может быть, в следующий раз я подержу её, когда ты попытаешься сам ей втолковать?

Я представил, как Гурудзи держит извивающуюся и брыкающуюся Ю-тян, пока я бормочу ей в лицо оправдания.

— Но это же так просто! — возникла в кухне Вакаба, закутанная в зелёный шарф.

Айдору из Мориямы смотрела на меня восторженными глазами с того дня, когда я помирил её с сёстрами. Мою повестку дополнительно двигала Дзюнко с подругами, которые с приснопамятного дня заступничества пытались меня накормить то печеньем, то бенто, и я вдруг сообразил, что собрать второе мнение у школьниц, которые обожают меня, а в индустрии крутятся намного дольше, вовсе не кажется стыдным. Вакаба уселась за стол напротив меня, бесцеремонно забрала розовое печенье и принялась втолковывать:

— Мой брат этим занимался.

— Чем? — недоумённо спросил я.

— Ну, войной кошек и роботов, — объяснила Вакаба. — Он рассказывал, что ребята с юга придумали обряд, чтобы распознавать фальшивых перебежчиков. Если его исполнить перед свидетелем, то считается, будто ты отрекаешься от своей робо-сущности и становишься верным последователем Нэки. Как делается обряд, я не знаю, но брат рассказывал, что необходимо найти фигурку кошки и выучить заклинание.

Гурудзи тут же встал в позу, заявил, что он знаток обрядов и поклялся узнать детали обряда до вечера. Я предположил, что он справится, благодарно наградил Вакабу коротким поклоном (девочка тут же миленько покраснела и закуталась в шарф) и сбежал из кухни, оставив чай недопитым:

— Если меня убьют, — сказал я девицам из Мориямы, выбегая на улицу, — похороните меня со словами, что я ни о чём не жалею.

Я слегка утрировал, но причины для страха у меня действительно были, особенно после рассказов Намии о том, что отец Томоко, якобы, большая шишка. Пока я ехал по адресу, где якобы находился дом моей подопечной, моё воображение живописало мне картины расправ, которым меня подвергнет босс якудза, узнав, что я довел его любимую дочку до слез: то ли сбросит с моста в реку, как в американских фильмах про мафию, то ли заставит подняться на вершину Фудзи в разгар сезона цветения сакуры, поставит на самом краю пропасти, даст Томоко в руки волшебную палочку Принцессы Июнь и заставит её столкнуть неудавшегося продюсера вниз. Когда моя фантазия додумалась до плавания в Антарктиду, купания с пингвинами и двумя айсбергами, ледяными стенами надвигающимися на меня, чтобы раздавить под пение «Солнца в моих руках» с борта крутящегося неподалёку катера, я ощутил почти физическое желание выскочить из вагона и броситься, куда глаза глядят. Кое-как я взял себя в руки и принялся стучать по щекам:

— Соберись, тряпка.

Пара девиц в полупустом дневном вагоне метро попятилась, заподозрив во мне сумасшедшего. Я ответил им безумной улыбкой и выскочил на остановке, оставив их, недоумённо строчащих что-то в телефонах.

Когда я прибыл по адресу, я тут же понял, что не ошибся, увидев утренний чёрный автомобиль, в котором, впрочем, никого не оказалось. Я ожидал, что Томоко живёт в высоком замке, который охраняет дракон, как и приличествует магодевочкам из приличной семьи, но реальность превзошла все мои ожидания. По указанному адресу высился гигантский кирпичный трёхэтажный особняк в европейском стиле, второй этаж которого украшал ряд колонн, а над крышей высилась несимметричная россыпь башенок, словно грибы из-под дождя. Зеленый сад окружал дом длинным поясом. Я подошёл к кованым воротам, упёрся носом в решётку и принялся кричать:

— Томоко-сан! Томоко-сан! Нам нужно поговорить! Выслушайте меня!

Ответа не было. Я прокричал ещё раз, но вместо Томоко из ворот вырос гигантский охранник в армейском пальто с ружьём наперевес:

— Считаю до трёх, — сказал он и дёрнул затвор для придания своим словам особой убедительности.

Я отошёл на пару шагов, сел под деревом и за мгновение настрочил с ошибками сообщение «Сейчас мня будт убивать но я ниочем не жалею», отправил его Томоко и объявил охраннику, что он может меня застрелить, но пока я не увижу его хозяйку, то с места никуда не сдвинусь. Он сделал страшную гримасу, забросил ружьё за плечо и направился ко мне. Я вцепился в дерево обеими руками и закричал:

— Можете меня убить, но я не отступлюсь от своего!

Борьба с охранником не на жизнь, а на смерть, очевидно, была проиграна с самого начала. Он схватил меня за плечи, расцепил мои руки и потащил по траве к дороге, отвешивая тумаки, но вдруг остановился и принялся о чем-то переговариваться по рации.

— А ты везучий ублюдок, — сообщил он, когда закончил переговоры. — Госпожа и правда тебя ждёт. Бред какой-то. Шагай и не смей рыпаться, иначе застрелю.

Он провёл меня в гигантский просторный зал, увешанный портретами японцев в костюмах, начиная едва ли не с самурайских времён, завел на второй этаж и поставил напротив двери из красного дерева.

— Стучи и заходи, — сообщил охранник. — Госпожа внутри. Но если попробуешь что-нибудь вытворить, то…

Не докончив фразу, он взвесил в руках ружье, покрепче сжал и кивнул мне на дверь. Из-за двери донеслось тихое «войдите». Я открыл дверь.

Я ожидал увидеть в комнате Томоко что угодно — девичий будуар, кислотно-розовый интерьер в стиле Барби, но убранство комнаты оказалось до неприличия простецким. Серые стены с узорами, чёрно-белая гамма кругом, на фоне которой салатово-зелёные тусклые занавески казались едва ли не ярким пятном, и небольшая полка над рабочим столом Томоко, уставленная фигурками и портретами Принцессы Июнь, нарисованными её собственной рукой. Царство уныния и скуки, подумал я. Даже мой прошлый пейзаж с видом на железнодорожное депо был веселее.

— Зачем вы пришли? — грустно спросила Томоко. — Мне кажется, нам больше не о чем говорить. Простите, что я вас подвела. Из меня никогда не выйдет айдору.

— И вы вот так с этим смиритесь, Томоко-сан? — закричал я. — Вы сказали, что это ваша мечта, и уже готовы от неё отказаться?

Она подняла на меня глаза, распухшие от слёз:

— А что ещё мне остаётся делать? Вы умный человек, Хошино-сан. Умный, и жестокосердный. Я не глупая, я всё понимаю. Наверное, мне стоит вас поблагодарить: вы заставили меня посмотреть на себя со стороны сегодня, а не в день концерта, когда моё ничтожество и посмешище стали достоянием сотен людей. Таких, как те девочки. Уверена, они поиздевались вдоволь над моими кривляниями. Ведь поиздевались же? Не отвечайте. Спасибо, что это случилось сегодня. Я сказала, что вы жестокосердный? Простите. Наверное, мне стоило назвать вас милосердным, как рыцаря, который лёгким взмахом мизерикордии прерывает жизнь безнадёжно раненого человека. Оставьте меня плакать над осколками разбитой мечты и уходите. Охрана вас проводит.

Томоко двинулась к двери, но я преградил ей путь, расставив руки:

— Но это же глупость! — запальчиво вскрикнул я. — Вы возьмёте и сдадитесь вот так просто?

Я принялся горячо доказывать, что сдаться после первой же неудачи — величайшая ошибка. Девочки из Мориямы посмеялись? Конечно, посмеялись: это же тринадцатилетние девочки, они надо всем смеются. Образ Принцессы Июнь не подходит Томоко? Конечно, не подходит: сочинить себе идеальный образ с первой попытки, не проконсультировавшись ни разу с режиссёром, способен лишь гений из Голливуда, да и то не всякий. Айдору-сцена требует вложения всей души без остатка, и неудивительно, если с первого раза не получится решительно ничего. И всё же, придуманная Томоко концепция группы кажется мне интересной, тексты песен весьма неплохи, а поёт моя собеседница получше, чем большая часть японской айдору сцены (в чём я, признаться, даже не соврал).

— Но физподготовку для танцев на сцене придётся поднимать, тут сомнений нет, — закончил я речь, рассказал про забег на пятидесятый этаж и пообещал, что буду прокачивать выносливость вместе с Томоко-сан, чтобы ей не было скучно. — Так что перестаньте дурить, Томоко-сан, и возвращайтесь назад. У нас много работы. Если вы не будете бороться за свою мечту, то кто же будет?

— Может быть, у меня вовсе нет мечты, — разрыдалась моя неудавшаяся подопечная. — Зачем это вам? Зачем вы боретесь за меня

— Уверяю, что не хочу, — сообщил я. — Но давайте начистоту, Томоко-сан: я борюсь за свои интересы, и так уж вышло, что мои связаны с вашими. Как странно. Если вы сдадитесь, то у вас не будет второго шанса, чтобы исполнить свою мечту. Но и у меня не будет второго шанса, потому что Намия-сан выкинет меня из конторы из-за профнепригодности. Мы в одной лодке, и если пойдём ко дну, то только вдвоём.

Последние слова Томоко истолковала как призыв и бросилась ко мне на шею. Я не успел испугаться, как огромная девушка повисла на мне и принялась поглаживать меня по спине, мурлыча непристойности: «Я не пьяна, я полностью понимаю, что я делаю, поэтому давайте, давайте, давайте, милый Рюичи!». Мне стоило гигантского труда вырваться из её объятий, взять мягкую ладонь Томоко в свои руки и, глядя ей в глаза, сообщить, что любое продолжение, пока мы связаны рабочими отношениями, невозможно:

— Дело не в том, что я хочу вас оскорбить, Томоко-сан, — заявил я. — Мне очень нелегко сдерживаться. Но у меня есть принципы и профессиональная гордость, и я ими не торгую.

Разумеется, про принципы я соврал. Намного сильнее меня смущала перспектива того, что в комнату девушки заглянет её отец-якудза, прикажет охране меня связать, после чего сядет в автомобиль и отправится на гору Фудзи. Или в Антарктиду, кто этих якудза разберёт.

— Вы правы, профессионализм, — сказала заплаканная Томоко, отстраняясь от меня. — Простите, пожалуйста. Вы правы. Правы, как никто, и я не чувствую в ваших словах никакого дьявольского искуса или обмана, Хошино-сан. Скажите, вы же не против, если я вернусь на работу завтра? Я буду делать всё, что вы говорите, но сегодня позвольте мне прийти в себя. Нервы у меня ни к чёрту.

Я убедил Томоко в том, что её отсутствия никто не хватится, и сказал, что буду ждать её завтра, в восемь утра. Довольный собой, я направился к выходу. Проходя мимо стола Томокоо, я заметил на полке маленькую фигурку чёрной кошки с белым пятном на спине:

— Скажите, Томоко-сан, а где вы взяли эту игрушку?

— Не помню, — ответила она. — Вы хотите её взять? Забирайте, я не против.

Я спрятал кошку в карман и отправился назад в офис Shining Star. Всю дорогу я изучал статьи на сайтах музыкальных журналов о том, как эволюционировал концепт айдору, начиная с восьмидесятых: я решил, что где-нибудь в прошлом прячется ответ на загадку, какой образ подойдёт Томоко. «Нужно искать что-то вроде грустной принцессы», — подумал я, но грустных принцесс в интернете не находилось, а вот весёлых — хоть завались. Ближе всего к ответу подобрались исполнительницы «городской поп-музыки» — грустных синтетических аккордов, навевавших ностальгию по никогда не прожитым временам. Я послушал стародавние хиты вроде «Оставайся со мной», и с сожалением заключил, что делать из Томоко поп-певичку в стиле, популярном двадцать лет назад, не нужно ни мне, ни Намии, ни самой Томоко. Тем не менее, сити-поп мне вполне зашёл: я подписался на парочку плейлистов и принялся расширять своё музыкальное образование.

Гурудзи встретил меня у входа в офис. Прогнивший монах светился от радости, будто его поцеловала Звёздная Принцесса:

— Я нашёл кошку! — сообщил он и достал из кармана маленькую фигурку, напоминавшую ту, что я стянул у Томоко, с той лишь разницей, что его кошка была рыжей, а моя — чёрной с белым пятном. — Продам её тебе за пятьсот йен.

Я послал прогнившего монаха к чёрту и спросил, узнал ли он детали обряда.

— А то, — ответил он, надувшись от гордости. — С тебя пятьсот йен за кошку и ещё пятьсот — за детали. Итого тысяча.

Я пообещал заплатить с зарплаты в следующем месяце и пихнул монаха вперёд — мол, показывай. Ю-тян за стойкой не оказалось, и пока Гурудзи бегал по кабинетам в поисках сумасшедшей гяру, я осмотрел её стол. Из верхнего ящика я выудил тот самый канцелярский нож и спрятал его в карман, в ящике пониже обнаружилась упаковка металлических шпилек, а под ним — набор инструментов. Я покрутил в руках отвёртки, плоскогубцы и молоток, на головке которого запеклась красноватая ржавчина, будто от крови, и подумал, что сбежать из Shining Star без зарплаты, пока шкура цела — не самый плохой вариант, но Гурудзи высунулся из зала и поманил меня рукой:

— Сюда, быстрее!

Ю-тян обнаружилась лежащей на импровизированной кровати из сдвинутых стульев. Она запихала под голову сложенные сценические костюмы Мориямы и ворочалась, немилосердно их сминая. В руках Ю-тян держала телефон и, судя по вскрикам «Да есть же!» и «Покажи что-нибудь ещё!» то ли вела, то ли смотрела трансляцию в смол-токе. Я шепнул Гурудзи, что он выбрал не лучший момент, но он решительно подошёл к гяру и плюхнулся на стул, едва не завалившись на неё саму. Делать было нечего; я обошёл Ю-тян с другой стороны и сел рядом, держась от неё подальше и сжимая в руках кошку. Увидев меня, девица скорчила яростную рожу и дёрнулась подняться, но монах прижал её рукой:

— Мы пришли с миром, Няндору-сама.

— Чего? — изумилась Ю-тян. — Откуда ты знаешь моё им…

— Это неважно, — сделал Гурудзи гипнотический пасс, достал из кармана кошку и показал мне, чтобы я сделал то же самое. — У меня есть много друзей среди духов. Важно лишь, Няндору-сама, чтобы вы вырастили Лунный Сад.

— Я ненавижу вас обоих, — прошипела Ю-тян. — Но правила есть правила. Сегодня. В зале звукозаписи. У вас будет только один шанс. Не пропустите его.

Когда мы выбрались из комнаты, Гурудзи объяснил, что обряд называется «Переход через лунный мост», его проводят исключительно в полночь в присутствии высокопоставленных жрецов Нэки (я хихикнул, представив Ю-тян в костюме жрицы), и это означает, что ночевать нам сегодня придётся в офисе.

— А пока нужно ограбить склад, — сказал прогнивший монах, ничуть не смущаясь своих криминальных наклонностей. — Ищи любые краски. Нам нужен жёлтый пастельный цвет.

Краски (грязноватая и засохшая гуашь) обнаружились в дальнем углу склада с костюмами аккурат между декорациями в виде персиковых деревьев. Я спросил Гурудзи, на кой чёрт нам вообще пришлось дышать пылью и рыться в древнем мусоре, и он объяснил: фигурку кошки нужно покрасить вручную, причём в цвета, которые не имеют ни единого металлического оттенка. Мы провозились несколько часов, мазюкая кошек кисточками, пока я наконец не психанул, развёл краску в одноразовой жестяной ванночке для соевого соуса и опустил туда кошку, покрыв её пастельным цветом с ног до головы. Гурудзи последовал моему примеру, оставил фигурку сушиться и сбежал в соседний магазин за едой:

— Нужно быть готовым ко всему. Вдруг мы здесь заночуем?

Я снабдил его тысячной купюрой и подчеркнул, что больше ему ничего не должен. Пока прогнивший монах бегал по вечернему Токио, я прогулялся по офису и с удивлением обнаружил, что в комнате для звукозаписи творилось что-то мистическое: из-за запертой двери доносились звуки, будто кто-то двигал мебель, причём внутри явно было больше одного человека. На всякий случай я решил проверить, не потерялся ли тот канцелярский нож, который я стянул днём у Ю-тян.

Гурудзи принёс суши, которые мы тут же принялись жадно уплетать. Я поделился с ним проблемой Томоко: мол, образ есть, а исполнительнице он не подходит, но прогнивший монах только отмахнулся и притворился дураком: мол, сценические вопросы — это не по его части. Намёк я понял и более его не тревожил.

В полночь он ткнул меня в бок: оказалось, что я заснул на столе, просматривая клипы айдору из нулевых.

— Пора, — сказал Гурудзи. — Кошку не забудь. Кажется, нас ждут.

За дверью нас ждала жрица — точнее, девчонка, наряженная в украденный со склада костюм жрицы, кошачьей маске и амулетом в виде кошачьей лапки. Приглядевшись в полумраке к её фигуре, я понял, что это Дзюнко. Она церемонно поклонилась и приложила палец к тому месту, где на маске был рот — мол, молчите, и следуйте за мной.

Зал для прослушиваний был залит тусклым светом от новогодней гирлянды, которую протянули вдоль стены. Посреди зала стояли три водружённых друг на друга стула, и сверху на них блестела фигура кошки размером с настоящую. Я едва подавил смешок, когда увидел за стульями Ю-тян, обряженную в платье жрицы, которую, впрочем, выдавали торчащие из-за маски пергидрольные волосы.

— Призываю дух Нэки в присутствии свидетельницы, — проскрипела Ю-тян и трижды позвонила в маленький колокольчик. — Свидетельница перехода: миссис Коготок.

Где-то в стороне раздался мягкий шорох кошачьих лап. Бросив туда взгляд, я увидел бегающую по паркету полосатую кошку и понял, что стоящая за нами Дзюнко умудрилась притащить в офис свою любимицу, пока мы красили фигурки.

Гурудзи подошёл к стульям, встал на колено и принялся читать:

— Я, монах Икэясу, отрекаюсь от стальных шестерёнок, металлического света и холодных роботов. Прошу принять меня в мир тепла, лунного сияния и кошачьих лап. Я признаю госпожу Нэки, чья душа свободна, как ветер. Более никогда я не буду почитать Токи, и да вернётся она в холодный мир проводов, незваная, как пришла сюда.

Мне стоило огромного труда сдержать смех, пока монах читал неизвестно кем и как выдуманную инкантацию, но когда он поставил покрашенную кошку на алтарь и посмотрел на меня, я понял, что пришла моя очередь позориться. Я повторил заклинание и, как мне показалось, даже не перепутал слова, затем поставил свою фигурку рядом с принесённой Гурудзи и вопросительно посмотрел на него — мол, а дальше-то что?

— Теперь разбей своего прошлого идола, — прошипела Ю-тян и поставила перед нами две фигурки пластиковых роботов. — Разбей и выбрось их в чашу с водой, чтобы очиститься от прошлого.

Мне безумно хотелось закричать «да что за цирк вы здесь устроили?», впрочем, люди вокруг были серьёзны, словно на работе. Я разломил робота на две части и бросил его в воду. Ю-тян трижды позвонила в колокольчик. Дзюнко в маске подошла к нам, вооружилась кисточкой и принялась малевать пастельной краской кошачий глаз на лбу у Гурудзи, затем повернулась ко мне.

— У меня костюм, — попытался возразить я, но непреклонная девчонка заставила меня согнуться и подставить лоб.

— Лунное касание должно снизойти на тебя, — пропела Дзюнко. — Не беспокойтесь, продюсер-сан. Теперь всё будет хорошо.

Мой лоб украсился кошачьим глазом, и в воздух запахло химическим запахом краски.

— Вы свободны, — прошипела Ю-тян. — Теперь вы оба — наши кошачьи братья.

— Значит, мир? — спросил я, облегчённо выдохнул и вышел из роли. — Больше никаких покушений на убийство?

— Можешь жить, додстер, — согласилась гяру из-под маски. — Я разрешаю. Но если ты ещё хоть раз обидишь Томоччи…

Дослушивать, что там грозит, если я обижу свою подопечную, я не стал и выбежал из зала, радуясь, что фарс наконец-то закончился.