ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят

Глава 4. Примирительное попаданчество в одной отдельно взятой девичьей группе

Я ожидал, что Намия устроит мне разнос. Когда я объяснил ей ситуацию — мол, я, конечно, новенький, но не могу позволить, чтобы наших девочек обижали, и сдавать их без боя не в моих правилах, Намия зааплодировала:

— Ну наконец-то в этой конторе появился хоть кто-то с яйцами!

В ответ на недоумённый взгляд, она пояснила:

— Токиминэ учился на факультете публичных отношений. Там изучают всё, что угодно, кроме умения отстаивать интересы. «Все люди братья», «будь умнее — отойди в сторону», и прочие добродетели терпения.

— Как он дела тогда ведёт? — спросил я в искреннем недоумении.

— Не думаешь же ты, что у него нет сильных сторон? — сказала Намия. — Он хитёр и изворотлив, просто не любит прямых конфликтов. Возьми у него на досуге пару уроков. Только нигде свои яйца не потеряй, они тебе ещё пригодятся на том задании, на которое я тебя взяла.

Я попытался выведать у Намии, что это за задание такое — «в самом деле, не пора ли развеять туман войны?», однако она выпроводила меня из кабинета, намекнув, что на ней моя настойчивость не сработает. Выводы я сделал и сбежал, пообещав сам себе, что на следующую встречу с представителями Сакура-груп придётся подтянуть тяжёлую артиллерию в лице Гурудзи — прогнивший монах баловался боевыми искусствами, и хотя в них совершенно не преуспел, но его умения пару раз нам пригождались, когда дискуссии о женственных качествах Химефу заходили слишком далеко.

— Я потратил целый день. Никто не может свести меня с Химефу, чтобы я объяснил ей ситуацию лично, — сообщил он мне вечером, совершенно поникший взглядом. — Хуже того: никто из них о ней вообще не знает. «Мы просто делаем свою работу», говорят они. Да чем они вообще здесь занимаются?

После недолгих расспросов — кто эти мифические «они», Гурудзи рассказал, что подружился почти со всем техническим персоналом Shining Star, начиная с последнего уборщика и заканчивая звуковиками. К последним он завалился в студию прямо во время репетиции. Монах, впрочем, не растерялся: за тщательную уборку и благословение небес они великодушно простили ему испорченный дубль и даже разрешили подёргать ручку диджейской машины.

— А потом я сбежал с работы пораньше, — поведал он, нисколько не испытывая мук совести, — и съездил в Сибую. Там в агентстве недвижимости работает мой знакомый из фан-клуба. Он сказал, что осенью со сдачей квартир у них всё очень уныло, и что за сорок тысяч йен можно целый кастинг устроить.

Мне совершенно не улыбалось потратить целый вечер после напряжённого первого дня на работе, общаясь с риэлторами, но Гурудзи убедил меня, что достаточно лишь ткнуть в картинку из каталога. Монах не соврал: его друг оказался обходительным мужчиной, который предложил мне кофе, и, узнав, что я нынче работаю продюсером, приоткрыл шкаф напротив стола:

— Всегда приятно иметь дело с культурным человеком, — заговорщицки прошептал он, демонстрируя россыпь мерча. — Компания скидки клиентам не делает, но я знаю кое-какие секреты.

Через полчаса я вышел из риэлторской конторы, сжимая в руках ключи от квартиры, которую наш новый знакомый отрекомендовал как «самое уютное местечко в самом тихом уголке». Я ожидал, что напротив квартиры вновь окажется паровозное депо или на худой конец собачий питомник. Тем приятнее было узнать, что пятиэтажный дом притаился на склоне небольшого холма, прикрытый со всех сторон деревьями, и с балкона третьего этажа открывался вид на токийское небо.

— А жизнь-то налаживается, — мечтательно протянул Гурудзи. — И всего за тридцать тысяч йен в месяц.

Я предложил потратить немного денег и сбегал в соседний магазин за тремя пакетами чипсов и ящиком колы. Дешевый джанк-фуд показался нам пищей богов; я вдруг вспомнил, что из-за поездки на съёмки клипа пропустил обед. Мы вытащили на балкон небольшой столик, уселись за него и принялись предаваться мечтам о будущем успехе.

— По-моему, в доме напротив живёт симпатичная цыпочка, — поведал Гурудзи, дожёвывая чипсину. — Вон там, за шторой в красный цветочек. Она, конечно, скрывается, но у меня глаз-то намётанный.

— О Химефу, порази этого нечестивца падающей звездой, — воздел я руки к небу.

— И то верно, — согласился монах. — С твоей стороны было благородно напомнить мне о моём обете верности. Поеду-ка я за вещами. К утру вернусь.

Вопреки обещанию, к утру прогнивший монах не вернулся и прислал мне сообщение: мол, его задержали храмовые обязанности, и в конце оставил приписку: «Забери меня отсюда!!!». Я мысленно его пожалел и послал лучи поддержки сквозь астрал. Впрочем, спокойно начавшийся день быстро полетел в пропасть, когда в комнату для гостей влетела взъерошенная девчонка — кто-то из молодых айдору, чьё имя я ещё не запомнил, и на одном дыхании выпалила:

— Там Морияма распадается! Срочно на помощь!

Я тут же смекнул, что Морияма — это главный айдору-проект конторы, «Ai Ai Moriyama!». Группа из трёх девчонок не собирала гигантских цифр просмотров — самый успешный клип набрал около пятидесяти тысяч просмотров, но своя фанбаза у группы была. Фанаты называли их «итару» — переиначенное на японский лад «Италия», что следовало из их цифрового кода — зелёный, белый, красный. Каждой айдору в группе полагалось ассоциироваться с определённым цветом, чтобы фанаты могли размахивать палочками соответствующих цветов на концерте, и для поддержания образа девчонкам полагалось везде носить платья соответствующего цвета или на худой конец аксессуары.

Я бросился в зал для репетиций. Меня встретила перевёрнутая стойка для одежды: костюмы разлетелись по комнате, полка для шляп едва держалась на ногах, а в углу валялся микрофон, вокруг которого толпились трое испуганных девчонок, явно зашедших не в ту дверь. Фронтвумен группы, Мидзу — старшая из двух сестёр, развязно стояла у окна и что-то строчила в телефоне, пока младшая вертелась возле неё и дёргала её за юбку. Токиминэ изо всех сил стучал кулаками в дверь комнаты для аудиозаписей и пищал в замочную скважину:

— Вакаба, открывай! Открывай, кому я сказал!

Из-за дверей раздавалась громкая долбёжка, будто кто-то крушил кувалдой кирпичную стену.

— Она же сейчас всю технику побьёт! — взмолился Токиминэ и, заметив меня, бросился ко мне, как к спасителю. — Хоть вы ей скажите, Хошино-сан!

— А я не бу-у! — раздался громкий рёв из-за двери. — Пусть сами песни пишут, без меня! Я ухожу из группы!

Я подозвал двух сестёр и принялся расспрашивать, что произошло. Оказалось, что девочки поссорились после вчерашнего визита писателя, который пишет для группы тексты. Запершаяся в аудиокомнате Вакаба, по словам девочек, никогда не вдохновлялась теми текстами, которые они согласовывали, а после вчерашнего визита вовсе слетела с катушек и отказалась петь ранее утверждённый репертуар — она якобы не желает петь о превратностях женской судьбы и хочет перейти на мифологически-эзотерические сюжеты про духов, привидений и прочих кицунэ. «Почему ты считаешь, что можешь вот так запросто взять и поменять тематику песен, к которым привыкли наши фанаты?», заявила Мидзу, предложила Вакабе остыть и подумать о своём поведении. Наутро Вакаба заявила, что ставит вопрос ребром — или группа расширяет репертуар, или она уходит, и когда Мидзу заявила, что на подобный блеф она покупаться не станет, разрыдалась, Вакаба раскидала вещи и спряталась в комнате.

— Мы её подобрали на улице, отмыли, и что получили взамен? — гневно рассказывала старшая сестра. — Хватит, мне надоело. Хочет уходить — пусть валит на все четыре стороны.

Мидзу отложила телефон в сторону и во время разговора яростно теребила серебряную цепочку на запястье, которая была едва заметна на фоне белых браслетов и белой же футболки. Фанаты называли её «Чистая невеста», и как бы они удивились, увидев их маленького кумира, которая впала в настоящий тантрум. Её голос звучал резко и грубо, срываясь на фальцет. Хикари стояла за спиной у сестры, цеплялась за её руки и испуганно поглядывала на меня из-за спины:

— Сестра, но мы же не можем вот так просто…

— Ещё как можем! — заявила Мидзу, едва не разорвав цепочку на две части. — Ни одна помойная крыса не будет меня шантажировать! Если она не хочет петь с нами — возьмём кошатницу, например. Или вдвоём будем петь.

Пока Токиминэ пытался вытащить рыдающую Вакабу из комнаты с техникой, я подозвал в сторону младшую сестру и спросил, что она думает обо всём происходящем.

— Простите, Хошино-сан, мне очень сложно говорить об этом, — пролепетала Хикари, выудила из кармана зеркальце и принялась приглаживать чуть смазавшуюся помаду, изо всех сил пряча взгляд.

— Можешь называть меня Рюичи, — сказал я. — Расскажи, тебе же нравится петь в группе?

— Очень, — прошептала Хикари. — Мне правда очень нравится. Но мне иногда кажется, что Вакабе это нравится больше, чем нам всем. Простите, Х-хошино-сан.

Вытащить из младшей сестры что-то разумное оказалось непосильной задачей, потому что каждое мгновение она бросала взгляд на старшую, и я отвёл Хикари в комнату для приёма гостей. Мидзу наградила меня неприязненным взглядом, но ничего сказать не посмела. Избавившись от надзора сестры, Хикари стала намного разговорчивее и даже спрятала в карман зеркало и косметику:

— Мидзу хотела петь в группе, потому что она обожает быть в центре внимания, — сообщила она. — Ей очень важно, чтобы группа не распалась, потому что иначе она почувствует себя брошенной и ненужной. Но она ненавидит уступать. Меня она вообще никогда не слушает.

Хикари всхлипнула и, словно испугавшись того, что она наделала, принялась подправлять тушь на глазах.

— А что Вакаба? — спросил я.

— Вакаба поёт и танцует лучше всех нас, — прошептала Хикари. — Я очень сильно её уважаю. Она действительно любит группу. М-может быть, даже больше, чем сестра. Почему они не могут просто договориться о том, какие песни петь?

— Мидзу так сильно не нравятся мифологические сюжеты?

— Нет, нет, что вы, Хошино-сан. Мидзу, она… Она просто любит быть на сцене. Ей не так уж и важна тема. Просто она хочет петь про любовь, потому что… ну, вы понимаете, она очень хочет найти себе хорошего мальчика, и…

Я лишь усмехнулся: сложно ожидать чего-то другого от четырнадцатилетней девчонки, помешанной на внимании окружающих.

— Вы там скоро? — вдруг появился в дверях Токиминэ. — Пойдёмте скорее. Вакаба вышла и даже успокоилась.

Хикари тут же выскочила из комнаты и бросилась к сестре.

— Доверяю тебе их помирить, — шепнул мне на ухо продюсер. — Постарайся не напороть косяков. Нам сейчас ой как не нужно, чтобы наша главная группа развалилась. Если не справишься, то я помогу.

Последние слова он произнёс с угодливой ухмылкой, сквозь которую читалось «может, Намия тебе и доверяет, но я-то нет». Я проигнорировал недружелюбный жест и позвал поговорить виновницу скандала. Вакаба, замотанная в длиннющий зелёный шарф — он покрывал не только её шею, но и лицо, грудь и едва ли не половину живота, только замахала головой, когда я предложил выйти в зал для встреч, затем вдруг сорвалась с места и бросилась назад в комнату звукозаписи. Токиминэ попытался преградить ей путь, но она оказалась ловчее и прошмыгнула в полуоткрытую дверь. Я обогнал нерасторопного семпая и шмыгнул за ней.

— А, вы — тот самый новый продюсер, про которого все говорят, — звонко произнесла она. — Дзюнко вчера рассказывала, как вы за неё заступились. Спасибо вам. Токиминэ-сан никогда этого не делает.

Я вежливо отмахнулся от комплиментов и попросил Вакабу рассказать её версию событий.

— А тут и рассказывать-то нечего, — объяснила она. — В этой группе всем плевать на то, как мы выступаем, кроме меня. Хикари не хочет ничего, чего бы не хотела её сестра. А Мидзу…

— Что? — поторопил я девочку.

— Говорю же, ей наплевать на группу и на выступление, — пробурчала Вакаба сквозь свой зелёный шарф. — Пока она красуется в костюмчиках на сцене, ей на всё плевать. Она танцует в центре, но она никогда не выкладывается на репетициях. Я занимаюсь вокалом три часа в день — она поёт хорошо если полчаса, потому что, видите ли, она и так неплохо поёт. Но это же неправда! Если бы она не фальшивила, «Ai Ai Moriyama» не собирала бы по десять тысяч просмотров на каждом клипе!

Я был вынужден признать, что подобные цифры просмотров весьма позорны.

— Поверьте, Хошино-сан, ей ведь наплевать, про что мы поём. Я и не против дальше петь про любовь-морковь и радужные облака, но ведь… это ведь так банально! Мы выкладываемся — то есть я выкладываюсь, на все сто, а в результате мы ничем не отличаемся от любой группы.

Мне стало всё ясно. Я поискал Токиминэ, но тот куда-то запропастился, и я принял решение — устроить разбор полётов самостоятельно.

— Во-первых, я хочу знать, хотите ли вы петь вместе, или Морияма распадается здесь и сейчас, — начал я и раздал каждой девчонке по две монеты: пять йен и десять йен. — Нет смысла сохранять группу, если её участницы видеть друг друга не хотят.

— Вы хотите нас купить? — спросила Мидзу.

— Ни в коем случае. В соседней комнате на столе лежит мешочек из-под конфет. Сейчас вы по очереди выходите и кладёте в мешок одну из монет. Пять йен — группа сохраняется. Но если в мешочке окажется хотя бы одна монета в десять йен — группа распадается. Никто не узнает, кто за что проголосовал, а каждая из вас начинает с завтрашнего дня сольный проект.

Девчонки надули губы, но дисциплинированно сходили по очереди в соседнюю комнату. Я вернулся с мешком: внутри было три монеты по пять йен.

— Отлично, — похвалил их я. — А теперь мы сыграем в игру. Для начала, забудем всё, что произошло вчера и сегодня. Затем мы отправимся репетировать, но поменяем вас ролями.

Внутренний голос шептал мне «Прекрати, дурак! Ты понятия не имеешь, что делаешь», но поезд импровизации было не остановить.

— Мидзу, теперь ты — Вакаба. Одень зелёную футболку. Твоя задача — быть тихой, скромной и исполнять свою роль. Вакаба, теперь ты — фронтмен группы, танцуешь в центре и исполняешь роль «Чистой невесты». Одевай белую футболку и командуй выступлением. Хикари, ты действуешь так же, как обычно, и поддерживаешь фронтмена — на сей раз, Вакабу. Сделаем вид, что она твоя сестра.

— А с чего мы вообще должны вам подчиняться? — вскипела старшая. — Вы здесь работаете со вчерашнего дня. И уже думаете, что можете нами командовать запросто? Наш менеджер — Токиминэ. А ещё Намия-сан, и вы…

— Давай поспорим на то, что я могу так делать, — резко встал я с места. — Если могу, то ты замолкаешь и делаешь, как я сказал. Если нет, то завтра я приношу обед из самого дорогого суши-бара в районе на всю команду. Идёт?

— Вам всё равно не удастся меня купить! — закричала Мидзу. — Намия-сан возьмёт вас и уволит, как только узнает, что вы собираетесь делать! Вот увидите!

Я поднялся с дивана и отправился в офис к Намии, которая, не выпуская сигарету из зубов, воевала с гигантской стопкой бумажных форм. Я объяснил ей ситуацию. Начальница отложила сигарету в сторону, бросила в рот жвачку и отправилась в зал, где насупившиеся девчонки сидели, уставившись в разные стороны.

— Отличная идея от Рюичи, — сказала она, войдя в зал. — Для любой профессиональной певицы с таким заданием справиться — дело нескольких минут.

— Но Намия-сан…, — попыталась возразить Мидзу.

— Никаких «но». Токиминэ, ты что за пародию на дисциплину тут поддерживаешь? Делайте, как сказано. После обеда — репетиция перед зрителями.

Я заставил девчонок обменяться цветовой символикой. Вакаба наотрез отказалась снимать зелёный шарф, свернула его в рулон и уложила в шкафчик, на цепочку Мидзу я даже не стал покушаться. В комнате с нарядами обнаружились футболки необходимых цветов, которые девчонки, насупившись друг на друга, принялись натягивать на себя.

— Ввожу дополнительное правило, — сообщил я, когда девочки построились. — Я предложил обед из суши-бара, и я его устрою — если ни одна из вас не выйдет из роли до конца представления. Но вам будет несложно доиграть до конца. Вы же айдору, любимицы публики, не так ли?

Я не был уверен, что хочу потратить лишнюю тысячу йен на обед для девчонок (которые, как я подозревал, зарабатывают сильно больше, чем я). И всё же, подспудно я понимал, что работать только «кнутом» с тринадцатилетними девочками — политика неправильная, необходим ещё и пряник. Как назло, Гурудзи, который в наградах знал толк, куда-то запропастился, а ничего лучше, чем кулинарная награда, я придумать не сумел.

Репетиция началась не без трудностей, но, как я и ожидал, общая задача сплотила группу. После неловких первых пяти минут, девчонки втянулись в игру и забыли, что ещё полчаса назад злились друг на друга и разговаривать не хотели. Несколько раз я ловил за руку Мидзу (в роли Вакабы), по привычке пытавшуюся влезть во время танца в центр группы, и возвращал на фланг и урезонивал Вакабу (в роли Мидзу), которая пыталась командовать танцем, но путалась в хореографии и чувствовала себя явно не в своей тарелке. Каждый раз, прервав танец, она останавливалась, сжимала губы и кулачки, затем принималась раскланиваться по сторонам — «простите, девочки, я не хотела», и запускала репетицию заново.

— Сестрёнка, соберись, тебе не нужно передо мной извиняться, — со смешком приговаривала Хикари. Поначалу она боялась комментировать действия своей заменённой сестры, но, когда заметила, что Вакаба стесняется реагировать на её комментарии, осмелела и принялась направлять её в танце.

— Командовать исполнением сложнее, чем я думала, — призналась Вакаба (в роли Мидзу), когда мы сели обедать.

— У тебя неплохо выходит, сестрёнка, — подхватила Хикари.

Одна Мидзу (в роли Вакабы) выглядела задумчивой и сосредоточенной, и не произносила ни слова, пока мы перекусывали печеньем и чаем.

— Мне не нравится танцевать с краю, — наконец призналась она. — Это так… Знаете, как будто ты лежишь на краю кровати, и не знаешь, где находится обрыв. Вот-вот перевернёшься, едва сделаешь неловкое движение. Как будто пустота рядом.

— Соберись и танцуй, — сказала Вакаба (в роли Мидзу). — Так будет лучше для группы.

Мидзу (в роли Вакабы) метнула на новую себя раздражённый взгляд, но тут же спохватилась и вернулась в роль. Я осмелился надеяться, что мероприятие пройдёт гладко, девчонки выступят перед зрителями и получат одобрение от Намии, а вечером, сплотившись перед лицом единого испытания, как-нибудь сами решат проблему неинтересных текстов.

После обеда я наведался к Намии и поведал, что всё готово. Гурудзи появился вместе с толпой звуковиков, которые, как и девчонки-айдору, быстро полюбили прогнившего монаха, и за пять минут в аудиторию набилось под полсотни человек. Я вызвал девчонок за кулисы и сообщил им:

— Ровно одна песня, и испытание пройдено.

Я перемигнулся с костюмчиком за диджейским пультом, и тот запустил «Три цвета любви» — главный хит «Ai Ai Moriyama». Первый куплет исполняла айдору в центре — «Белая невеста», которую отыгрывала Вакаба:

Ты говоришь, что я холодна, как зимний дождь,

Но за моим взглядом — огонь, что не потушить.

Я не боюсь упасть, если ты со мной,

Ведь даже в шторме я найду свой путь.

Утренняя возмутительница спокойствия исполнила партию идеально, и я начал было надеяться, что испытание пройдёт успешно — тем более, что припев все три айдору пели, не выходя из ролей:

Три цвета любви, три сердца в унисон,

Мы разные, но вместе — как один узор.

Ты, я, наша любовь — мы пылаем в ночи,

Три фантастических цвета слились в мечты.

Второй куплет исполняла Мидзу (в роли Вакабы), и я из-за кулис почти физически ощущал её напряжение, с которым она пыталась не повторять утренних ошибок, оставаясь на своём месте. Вопреки тексту песни, лёгкости в её голосе вовсе не ощущалось:

Я — как весенний ветер, лёгкий и игривый,

Но в моих глазах — отражение твоей души.

Я не боюсь любить, даже если больно,

Ведь каждый миг с тобой — это новый мир.

Последнюю строчку Мидзу не довела до конца, её голос задрожал, и вместо разрешения в фа-диез она слетела в ми. Проваленный ре-мажор зазвенел над аудиторией порванной диссонирующей струной.

— Соберись, ты нас всех позоришь! — прошипела Вакаба (в роли Мидзу), пока играл переход к припеву.

Я заметил, как непопадание одной айдору в ноты выбило всех девчонок из идеальной координации. Вакаба (в роли Мидзу), ранее парившая на сцене и координировавшая движения всех троих, вдруг заплясала скованно, словно на неё надели наручники, и бальные па центральной айдору из лёгких и воздушных вдруг стали медленными и заторможенными.

— Лидер, ты вообще танцевать умеешь? — услышал я голос Хикари посреди перехода к её собственному куплету:

Я — как осенний лист, что падает в тиши,

Но даже в падении я нахожу красоту.

Ты дал мне крылья, чтобы снова взлететь,

И в твоих глазах я нашла свой свет.

Я сжал кулаки, чтобы дожить до конца песни. Мои мысли были лишь о том, чтобы аутро произошло без происшествий:

Три цвета любви, три сердца в унисон,

Мы разные, но вместе — как один узор.

(Мидзу) Ты — мой огонь…

(Вакаба) Я — твой ветер…

(Хикари) Мы — одна любовь…

— Ну что ж, мне нравится, — зааплодировала Намия-сан, когда девочки наконец допели. — Не без помарок, но с задачей вроде бы справились. Я надеюсь, конфликт исчерпан?

Айдору, тяжело дыша, поклонились, и лебединым шагом исчезли за кулисами. Я поспешил за ними. Вакаба обнимала стену, тяжело дыша, и по её девчачьему лбу катились капельки пота. Хикари обнимала свою сестру (настоящую — девочки вышли из роли, едва закончилась песня), и что-то шептала ей на ухо. Я дал им время остыть и позвал в комнату для репетиций, где меня уже ждал Гурудзи:

— Они, конечно, не Химефу, но тоже ничего такие, — весело сообщил он. — А в чём был смысл концерта? Тебя что, тренировали отправлять айдору петь уже спетые песни?

Я понял, что прогнивший монах ничерта не уразумел, и выставил его из комнаты, апеллировав к тому, что сейчас здесь будет закрытое совещание, снабдил двумя купюрами в тысячу йен и отправил исследовать ближайшие рестораны: «и без обеда на четверых не возвращайся!». Когда Гурудзи возмутился, что двух тысяч не хватит на обед даже ему одному, я пообещал его уволить, если он не принесёт суши в течение часа.

— И добавь из своих, если тебе не хватит, — закончил я, и вытолкал его взашей.

Сияющие айдору появились в комнате через пять минут, разодетые в свои обычные одежды: Вакаба завернулась в зелёный шарф, а Мидзу нацепила на руку серебряную цепочку, которую нежно поглаживала.

— Я и не знала, что быть тихой и незаметной — это так сложно, — призналась она, когда я попросил их рассказать об ощущениях. — Тебе нужно следить за центром, держать дистанцию с лидером и слушать её команды, но самое страшное — это… Это пустота, которая возникает по левую руку, и которая затягивает тебя, стоит сделать лишнее па.

— Командовать в центре тоже непросто, — сказала Вакаба. — Это как будто накладывает вдесятеро больше ответственности. Я всегда думала, что вы обе игнорируете меня, но теперь вижу, что быть главной певицей в группе — это тоже трудно. У каждой свои трудности, верно?

— Верно, — согласилась Хикари и засмеялась. — Мне было проще всего. Хотя несколько раз я хотела наговорить тебе гадостей, как будто ты моя сестра, за то, что ты меня игнорируешь, и когда танцуешь — пытаешься то локтями толкнуть, то с ритма сбиваешь. Но я держалась.

— А вот мы с тобой дома поговорим, — сказала Мидзу и засмеялась. — Кстати, а почему никто не снимал репетицию? Мне кажется, нашим фанатам было бы интересно посмотреть на такой челленж. Мы как будто упустили лишний повод для разговоров в тик-токе…

— Ты всерьёз думаешь, что фанаты примут, если мы вдруг поменяем концепцию ролей? — спросила Вакаба. — Да если они увидят меня в роли «Чистой Невесты», то тут же съедят в комментариях. Нет-нет-нет, ни за что. Вы ведь не снимали видео, Хошино-сан?

— Конечно, нет, — сообщил я. — Нужно уважать мнение фанатов. Они очень не любят, когда состав группы вдруг меняется. Или тематика песен вдруг уходит куда-нибудь вдаль, и те, кто пел про любовь и весенний ветер, вдруг начинают петь про призраков и духов. Не так ли, Вакаба?

По лицу юной айдору я увидел, что она отлично поняла мой посыл.