ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят

Глава 8. Неудачный танец Принцессы Июнь

Вернувшись домой, я заперся в ванной и принялся, завывая от боли, обрабатывать мозоли на ногах. Ночь прошла в жутких страданиях: трижды я просыпался от судорог, каменной хваткой сжимавших мои ноги. После третьего раза я полез в интернет — искать, что поможет, если у тебя отваливаются ноги, и залез на анонимный форум: неизвестный юморист предлагал пилу, но в домашних условиях при должной фантазии сойдёт и дверной проём. Я вспомнил про концепцию «меньшего зла», которую подслушал где-то в аниме, и провалился в сон, не успев даже толком раздеться.

Наутро я осмотрел свои распухшие ноги и живо представил страдания, которые ожидают меня в метро. Я провёл ревизию денежных средств: за неделю я истратил почти сто тысяч йен (к счастью, из них почти половина ушла на оплату квартиры), и в кошельке оставалась немаленькая сумма, которая вполне могла бы пережить одну или две поездки на такси. Я кое-как облачился в свою тёмно-серую тройку, когда меня потревожил звонок телефона.

— Сегодня я точно не опоздаю на работу, Хошино-сан! — бодро поприветствовала меня Томоко. — Мне столько всего нужно вам рассказать.

Я с удивлением отметил, что в её голосе не звучало ни единой нотки хрипотцы, которая свойственна людям после похмелья.

— Ценю вашу пунктуальность, — съехидничал я. — Постарайтесь более не расстраивать Намию-сан.

Поездка на такси обошлась мне в тысячу йен. Подходя к кирпичному зданию Shining Star, я наткнулся на чёрный автомобиль, в котором сидел насупившийся водитель в чёрных очках. Я не выдержал мук любопытства и постучал ему по стеклу:

— Вы кого-то ждёте? Могу ли я узнать, кого именно?

Водитель посмотрел на меня, как на идиота. Я сообщил охранникам, что возле нас стоит подозрительный автомобиль, но костюм лишь отмахнулся от меня: мол, это высокая девица в платье приехала, начальство велело пропустить. Я вдруг сообразил, что это была за девица, и ощутил жгучую зависть к обладателям собственного автомобиля.

Меня встретила Ю-тян: рисунок на щеке лже-секретарши стёрся, её лицо покрывал свежий автозагар, который делал её слегка похожей на гибрид попугая и гориллы. Я не успел удивиться преображению лолиты в гяру, которое случилось за один вечер, как она поманила меня к себе пальцем:

— Томоко-сан мне рассказала, как мерзко ты себя с ней повёл вчера, додстер, — прошептала малолетняя стерва и громко хлопнула пузырь из жвачки над моим ухом.

— Что я сделал? — искренне удивился я.

— Запомни, opushch: ваш род не имеет права отказывать женщинам, о чём бы они вас не просили, — яростно глядя мне в глаза, выпалила Ю-тян. — Мы — вершина творения. Ты — грязь под ногами, да ещё и фанат Токи. Твой дружок тебя сдал. Я не успокоюсь, пока тебя отсюда не уволят. А если не уволят, то я сама тебя прирежу.

Последние слова Ю-тян сопроводила резким взмахом руки, в которой она сжимала айфон.

— Внимание всем! — объявила она, направляя на меня объектив. — Сегодня мы наблюдаем вид «додстер обыкновенный» в неестественной для него сфере обитания — среди приличных людей!

Я скрылся в зале и захлопнул дверь, мысленно поставив в голове пометку: потребовать у Гурудзи объяснений, что он умудрился наплести этой бешеной суке.

В зале я встретил Томоко и трёх членов Мориямы, которые играли в карты. Развязно растянувшись на диване, Томоко начинала громко хохотать при каждом очередном «верю»— вдвойне громко, если ошибалась. На фоне крохотных тринадцатилетних сестёр она казалась настоящей статуей в чёрном платье и волосами, собранными в свисающий почти до пола хвост. Я с опозданием заметил, что она красива, но её красота решительно отличалась от красоты таких субтильных айдору, как Химефу или Мика. «Возможно, такова красота настоящих взрослых женщин», — пронеслась в голове угнетающая мысль, ибо, как известно, взрослые женщины на айдору-сцену не выходят. Увидев меня, Томоко приподнялась на диване и помахала рукой:

— А, продюсер-сан! Хошино-сан! Идите сюда, присоединяйтесь к нам!

Я вежливо отказался, отметив при этом успехи Мидзу: солистка избавилась от всех карт, которые огромной стопкой осели в руках у Томоко. На дверях кабинета Намии-сан я обнаружил записку: «Рюичи, занимайся делами. Хочу в конце недели увидеть концепт выступления». Я уловил плохо скрываемый сарказм, и, не дожидаясь, пока Томоко доиграет, позвал её в зал для приёма гостей, строго запретив девчонкам из Мориямы нас подслушивать.

— Я прочитал ваше резюме, — сказал я, раскинувшись в кресле, как и положено большому боссу. — Томоко-сан, вы правда учились в Лондоне?

— Вы сомневаетесь? — подняла брови девушка.

— Скорее не понимаю, чего вы хотите, — ответил я. — Если вы отучились на факультете иностранной литературы — там ведь так было написано? — значит, у вас блестящее образование. Значит, вы можете стать профессором в крупном университете. Значит, за хорошую зарплату. Намного более хорошую, чем вам может предложить Shining star. Поэтому я и спрашиваю: зачем?

Плечи Томоко задрожали: я вдруг испугался, будто сказал что-то не то, и она сейчас зарыдает. Оказалось, что таким способом она собирается с мыслями: съеживается и обнимает себя за грудь. Томоко принялась рассказывать мне историю своей жизни. По её словам, всю жизнь следовала планам своих родителей, получала хорошие оценки и всё такое, но теперь хочет жить для себя и исполнить наконец детскую мечту — стать вестницей добра и справедливости, которая помогает людям справиться с бесконечными житейскими трудностями. Слушая это анимешное признание, мне хотелось то смеяться, то плакать, и в конце концов я не выдержал и спросил Томоко, неужели она хочет стать магической девочкой вроде Сейлор Мун.

— Вот! Я знала, что вы меня поймёте, Рюичи-сан! — радостно заключила она. — А где сейчас обитают магические девочки? Только на айдору-сцене. Как учил меня профессор Тейлор, первый шаг к реализации невозможной мечты — найти условия, когда она станет возможной.

Я был вынужден признать, что вывод звучит логично.

— И пусть вас не смущает, что я хочу резко сменить сферу деятельности, — продолжила Томоко. — Там, где я училась, такое случается сплошь и рядом. Я знавала одного биохимика из Йельского университета, который во всём разочаровался и пошёл изучать экономику, а сейчас сидит дома и зарабатывает написанием ранобэ про ведьм-лесбиянок. Почему я не могу так же?

Словоохотливая Томоко рассказала, что в Лондоне над ней посмеивались из-за происхождения и внешности — «всё как у Диккенса, вы же читали?», и из-за вкусов, которые английские студенты никак не могли понять. В конце концов Томоко полюбила оперу и странные музыкальные эксперименты с невиданными ею ранее инструментами, но аниме про магических девочек ей приходилось смотреть в одиночку, а видеоклипы с айдору-группами — ещё и прячась в шкафу, ибо соседка по общежитию решительно осуждала подобные проявления, как она говорила, «дурновкусия». После нескольких лет отчуждения любовь Томоко к популярным группам лишь усилилась, и на выпускном экзамене она поклялась сама себе, что бросит «zum Teufel» академические исследования и станет звездой, каких ещё не видывал мир.

— А вы не думали, Томоко-сан, что вам будет проще стать владелицей музыкальной группы, или, как я, её продюсером? — поинтересовался я. — Здесь в корпорациях, когда видят людей с послужным списком вроде вашего, у людей сразу отваливается челюсть до пола. Вы могли бы добиться успеха похлеще, чем руководство Shining Star.

— И пропустить всё веселье? — подняла брови новоиспечённая артистка.

Я заметил у неё за спиной гигантскую чёрную спортивную сумку и поинтересовался, когда Томоко успела её принести.

— О, там мои наработки, — весело сообщила она. — Вы же не думали, что я с пустыми руками к вам пришла?

Томоко принялась раскладывать передо мной альбомные листы. На рисунках был представлен анимешный комикс про девочку, напоминавшую фею в кружевной мини-юбке из ветвей плюща. Героиня летала среди облаков, размахивала стрекозиными крыльями и сжимала в руках волшебную палочку, из набалдашника которой вылетали маленькие звёздочки. На каждом эскизе творилось сражение: то против гротескных монстров со щупальцами прямиком из «Некрономикона», то против толстых мужиков в чёрных костюмах, из карманов которых сыпались пачки купюр. На последнем рисунке девочка разгоняла огромные чёрные тучи, из-за которых выглядывало солнце, по небу пробегала радуга, а сама она, закончив погодные манипуляции, опускалась посреди ликующей толпы анимешных неписей. Несмотря на детскую наивность, рисунки были весьма неплохо исполнены технически.

— Её зовут Принцесса Июнь. Я нарисовала её сама, — объяснила Томоко. — Она — член Календарного Совета, который сражается против всего зла, которое только существует в этом мире. Я придумала этот образ для себя, и даже написала несколько песен. Если вы ненадолго выйдете, то я переоденусь в костюм и спою пару песен. Текст я написала сама, но с музыкой мне помогали.

Я убедил Томоко, что переодеваться в комнате для собраний не стоит и отвёл её в зал для репетиций, откуда, прочем, пришлось выставить Морияму, которые обрядили Дзюнко в костюм кошки-горничной и пытались загнать её в угол. Пока я стоял возле закрытой двери, мимо меня чинно прошествовала невесть откуда-то взявшаяся Намия с папкой под мышкой:

— Артистка переодевается, — ответил я на немой вопрос. — Не желаете поучаствовать в прослушивании, Макаба-сан?

— У меня собрание, так что без меня. После обеда жду в кабинете, обсудим дальнейшие планы — сообщила она и скрылась за углом.

Я дождался, пока Томоко постучит с обратной стороны двери. Девушка переоделась в грубоватый косплей наряда Принцессы Июнь с рисунков: юбка из листьев была сделана из непригодной тонкой ткани и грустно свисала с пояса, а тусклые крылья за спиной, крепко примотанные к костюму, напоминали скорее двери салуна, нежели изящные крылышки стрекозы.

— Костюм делали по моим чертежам, — похвасталась Томоко. — Что скажете?

Я с трудом сдержал смешок. Любая школьница-девятиклассница могла сработать схожий костюм в швейном кружке, но выступать в подобной поделке на сцене серьёзнее школьного фестиваля было смешно. Но вдвойне смешным оказалось, что костюм идеально не подходил своей носительнице: на худой и субтильной японке он бы смотрелся кое-как уместно, то у высокой, фигуристой и слегка склонной к полноте Томоко костюм подчеркивал все возможные недостатки. Гротескнее всего выглядели пухлые бёдра, едва прикрытые мини-юбкой, которые никак не соответствовали худощавой принцессе с картинок. Взрослое, совсем не девчачье лицо Томоко-сан довершало каскад нелепостей: так выглядят женщины, которые малюют себе лицо красками для утренника в детском саду. Абсолютнейший hello fellow kids, как наверняка бы выразился Джеймс Борудзин.

— Давайте попробуем спеть, — обречённо вздохнул я, выбирая на ноутбуке минус для исполнения. — «Солнце в моих руках» подойдёт для начала?

Томоко-сан вооружилась микрофоном и принялась распевать глуповатую песенку про то, как над морем летает тучка — да не простая, а добрая, которая познакомилась с Принцессой Июнь, отчего вместо ураганов и ливней приносит добрый дождик и круглую радугу, а плавающие по морю рыбаки её благодарят:

Солнце в моих руках, свет в каждом взгляде,

Под взглядом принцессы мир становится ярче!

Я раскрываю крылья, и я несу счастье,

Солнце в моих руках — нет ничего слаще!

Я отметил, что голос Томоко звучал по-настоящему приятно, с академической постановкой — нежный, мягкий и бархатистый, хотя исполнение ужасно портил тот факт, что девушка упорно пыталась взять всё более высокие ноты там, где этого не требовалось, и вместо пения в подходящем ей меццо-сопрано тужилась изобразить фальцет. Но ещё более нелепым оказался танец: грубоватые прыжки в стороны, напоминающие попытку взлететь завязнувшей в болоте цапли, и взмахи волшебной палочкой с решительностью, более пригодной для колки дров. Я вспомнил, что в резюме было написано «увлечение хореографией»; рисунки танца получились у Томоко намного лучше, чем танец. Когда песня закончилась («солнце всегда будет моим другом»), Томоко едва дышала, и по её лицу катились капельки пота.

— Ну как вам? — сообщила она, слегка согнувшись. — Я понимаю, что танец надо ещё репетировать.

— Не то слово, — сказал я и включил следующий минус. — Поприветствуйте воображаемую толпу и продолжаем. «Цветущий вальс в летнем небе, пожалуйста».

После второй песни Томоко взмолилась о небольшом перерыве.

— Как вам исполнение, Рюичи-сан? — спросила девушка, задыхаясь, словно марафонский бегун.

— А вы сами как считаете, Томоко-сан?

— Думаю, что я пою и танцую идеально, — без тени сомнений заявила она. — Но физподготовку надо подтянуть, это я понимаю.

По серьёзному выражению лица Томоко я понял, что она не шутит: идею, что всё происходящее — чей-то глуповатый розыгрыш, я давно оставил.

— Давайте запишем номер на плёнку, — сверкнула мысль у меня в голове. — Проанализируем, когда будем его ставить.

Томоко замахала руками, пытаясь отказаться, но я был непреклонен. После пяти минут уговоров я наконец сломил её сопротивление и поставил перед сценой небольшую камеру, которую утащил из соседней операторской норы. Будущая айдору косилась на камеру, затем попыталась убежать, но я загородил ей дверь:

— В чём дело? — спросил я после очередной её эскапады.

— Есть кое-что, о чем я забыла сказать, — поведала Томоко. — Рюичи-сан, я слегка побаиваюсь выступать перед публикой. Я брала курс по публичной речи, но…

— Тогда я заслоню камеру спиной и мы сделаем вид, что её здесь нету, — выкрутился я. — С этим страхом придётся работать потом, но надо же с чего-то начинать?

Томоко сделала несколько кругов по сцене, глядя куда-то вдаль, и когда убедилась, что камеру она не видит, продолжила представление (разумеется, объектив выглядывал у меня из подмышки). После пятой песни «Никогда не сдавайся», про битву с воображаемым космическим осьминогом, задыхающаяся Томоко упала на пол. Я с уважением отметил, что последние ноты она дотянула, даже несмотря на нехватку кислорода, и что проблема, конечно, была вовсе не в пении, а в её комплекции, решительно непригодной для плясок на сцене. Пока Томоко приходила в себя, я заперся в гримёрке и принялся биться головой об стену.

— Давайте обсудим номер, — предложил я, пряча камеру в карман. — Посмотрим, как он выглядит со стороны.

Томоко услала меня в комнату для собраний и принялась переодеваться, заявив, что образ Принцессы Июнь ещё не готов к тому, чтобы показывать его людям (с чем я, разумеется, даже не стал спорить). Я убедил Томоко, что смотреть мы будем на самый лучший клип номер три («Светлячки в море улыбок»), и включил его на экране ноутбука. Томоко, словно зачарованная, уставилась на свои дёрганые движения и на невпопад исполненные па. С каждой секундой её глаза наливались слезами, губы задрожали, но она обхватила себя за грудь и героически сносила поток стыда, который лился на неё с экрана. Я хотел похвалить её за старания, но меня опередил раздавшийся позади голос Мидзу:

— Что это за позорная самодеятельность?

— Ну не надо же! — шикнула Хикари на свою сестру. — Она ведь старалась, и…

Договорить солистке Мориямы не удалось: Томоко громко заревела, схватила сумку и вылетела в открытую дверь зала для собраний, с истинно африканской грацией опрокидывая стулья на своём пути. Я тут же осознал свою ошибку и пустился вслед за ней, но только увидел взглядом исчезающий в дверях подол платья. Из окна донёсся рёв автомобильного двигателя.

Я понял, что моя карьера продюсера айдору, кажется, завершилась, не успев начаться. В довершение моим страданиям, из-за стойки рецепшна поднялась Ю-тян с горящими от ненависти глазами. Со своим телефоном она по-прежнему не расставалась, но на этот раз в её правой руке появился канцелярский нож с блестящим, наполовину высунутым лезвием.

— Ты сделал ЧТО? — закричала она и бросилась на меня. — Ты обидел Томоччи? Зарежу, сволочь! Зарежу!

Я втолкнул остолбеневших девчонок из Мориямы в дверь, щёлкнул замком и на всякий случай ухватился за ручку. С другой стороны раздавался бешеный рёв Ю-тян, которая долбила дверь. Наконец стук затих и я решил было, что лже-секретарша успокоилась, но тяжелый удар чем-то массивным доказал, что я ошибаюсь. За ударом последовал ещё один, затем ещё один. Чёрная ножка офисного стула пронзила офисную дверь и с громким хрустом выбила гигантский кусок дерева из разделяющей нас преграды.

Я схватил волшебную палочку Томоко — первое, что попалось под руку, и решил продать свою жизнь подороже.