Гурудзи едва не умер со смеху, когда наконец соизволил появиться с вязанкой чистых рубашек: несмотря на громкие протесты по телефону, я вызвал прогнившего монаха в кафе — неподалёку от ресторана, в котором бушевала пьяная Томоко. Пока он расправлялся со стопкой парфе и безе, которые выторговал себе в качестве компенсации, я привёл в порядок одежду, умылся, причесался и заставил официанта пересадить меня к столику возле дивана. Устроившись поудобнее, я со стонами и чертыханиями вытянул вперёд опухшие ноги, и, прихлёбывая мятный чай, поведал прогнившему монаху о событиях сегодняшнего дня.
— Если тебя уволят, приходи в храм. Старик всегда говорил, что ему нужен толковый послушник, — со слезящимися от смеха глазами заявил беспощадный Гурудзи. — Сколько ей лет, говоришь? Двадцать три? А ты не забыл поинтересоваться, что она думает про реставрацию Мейдзи? Кого она поддерживает — сегуна или императора?
Я пригрозил монаху, что если он ещё раз пошутит, то будет оплачивать счёт из своего кармана, и спросил, как он, на моём бы месте, стал раскручивать подобный неликвид.
— Я бы взял билет на Окинаву, а оттуда отправился на гребной лодке до Филиппин, — ответил он. — И не смотри на меня, как экзорцист на покойника, я серьёзен, как никогда. Есть вещи, которые сейлор-фуку исправить не может.
Я представил, как высоченная и широкобёдрая Томоко-тян танцует в школьной униформе, и застонал от боли.
— Кстати, пока тебя не было, я провёл расследование, — сообщил монах. — Мои новые друзья рассказали мне, как зовут того жирного иностранца. Не поверишь: он работает продюсером меньше месяца, но его проект, говорят, весьма перспективен. Я как раз собирался пробраться к нему на репетицию, но тут позвонил ты… не помню, что было дальше.
Я тут же уличил монаха в том, что он путается в показаниях — рубашки я заказал ещё утром, а в кафе вызвал его после обеда, отчего он смутился и принялся нести невнятную корпоративную чушь про расписание работ, график уборки и необходимость присутствовать на рабочем месте (три раза ха-ха), из чего я сделал вывод, что прогнивший монах вместо работы отправился в главное здание Химада-груп, чтобы проведать знакомых и, что меня не удивило бы, подраться с иностранцем. Свою речь я закончил тем, что потребовал от монаха клятвенное обещание хотя бы притворяться, что он ходит на работу.
— Клянусь, в храме было не так уж и плохо, — страдальчески взвыл Гурудзи. — Ну ладно, пошли уже. Приключения ждут.
— Я устал и не могу идти, — сказал я. — Напоминаю, что я сегодня поднялся на небоскрёб по лестнице.
— Зато спать будешь без задних ног, — съехидничал прогнивший монах.
Я ожидал, что он поведёт меня в главное здание Химада-груп, но вместо этого он двинулся на юг, в промышленные зоны. Лезть в метро я категорически отказался, обосновав отказ усталыми ногами (к приятному ощущению горящих мышц добавилось ещё и жжение от мозолей), и пришлось разориться на такси. Мы ловили жёлтую машину почти полчаса, пока наконец водитель с загорелой кожей и звучным окинавским акцентом («Ваммкуребят? Дорогудзна? Дзэнгипоказ!») не погрузил нас в проржавевший от старости седан.
— Кстати, адреса я не знаю, — сообщил Гурудзи, когда машина тронулась с места. — У меня только описание локации. Да не беспокойся, на месте разберёмся — добавил он, видя, как я сверлю его глазами. — Репетиционную площадку сложно с чем-то спутать.
— Выпарунимузык? — поинтересовался водитель. — Химадагруп? Ятожайдоруфан. Щавключу. Автографнайдёт?
Про автограф я обещал подумать. В качестве компенсации Гурудзи выписал водителю благословение Аматэрасу, что не помешало тому заломить ценник в полторы тысячи йен, которые я после ожесточённых торгов сбил до тысячи двухсот. Под задорные завывания Мики мы промчались по полупустому Токио. Водитель попытался выпросить у меня ещё полсотни йен, но я притворился, что у меня кончились деньги. Тяжело дыша от обиды, он высадил нас посреди леса контейнеров, которые при ближайшем рассмотрении оказались переоборудованными в сараи.
— Эту обезьяну зовут Джеймс Борудзин, — рассказал Гурудзи, пока я плёлся за ним. — Помнишь нашу первую встречу с Сакура-сан?
— Такое забудешь, — ответил я, пытаясь не взвыть от боли.
— Вот его и завербовали месяц назад. Глава конторы оказалась в восторге от того, как он ведёт дела. Поговаривают, что он никого ни во что не ставит, главное для него — результат, а людей он воспринимает как одноразовые перчатки. Ещё мне сказали, что первая группа айдору отказалась с ним работать, потому что Джеймс пользуется самым омерзительным и дешёвым одеколоном, отчего рядом с ним невозможно находиться.
— По описанию полностью совпадает, — согласился я. — Умоляю: только не лезь с ним в драку.
— А зачем мы ещё сюда приехали? — удивился Гурудзи.
Пока мы блуждали среди контейнеров и полуразвалившихся кирпичных домов, я отговаривал своего друга устраивать сцену и вести себя прилично. Убедившись, что Гурудзи моих аргументов не слушает, я уже готов был сдаться и вернуться в город, но прогнивший монах тащил меня вперед и клялся, что следующий сарай вот-вот обязательно окажется правильной репетиционной базой. Наконец он замер возле рыжей стены с облупившейся краской, обвёл её взглядом и торжествующе показал на семиконечную звезду:
— Я же знал, что мы её найдём!
На входе нас подстерёг охранник. Впрочем, судя по обрюзглому виду и тому, что наушник с цепочкой он держал в кармане, а не в ухе, спать за стойкой ему было интереснее, чем проверять шастающих вокруг артистов.
— Мы к Джеймсу, привезли материалы для репетиции, — без смущения заявил прогнивший монах. — Нас ждут.
Он ткнул меня в бок, я выудил из кармана пропуск в «Shining star» и помахал охраннику издалека. Он недоверчиво покосился на нас, нажал на кнопку и принялся дремать дальше.
Помещения, которыми распоряжался наш конкурент, оказались грамотно обустроенными технически, и вообще за неприглядным фасадом являли небольшой островок профессионализма, в отличие от нашей комнаты для прослушиваний, обитой пенопластом. Из одной студии звукозаписи в другую сновали специалисты, в паре дверей я увидел обитые зелёным хромакеем сьёмочные площадки, а в конце пути мы вышли в залу с полноценно оборудованной сценой. Вдруг свет погас. Из-под потолка спустился огромный серебряный шар, ярко блестящий в направленном луче софита, и оглушительно громко заиграла музыка. На экране вспыхнула картина звёздного неба, по которому между созвездий неспешно крутилось солнце. Из неоновой арки на сцену выскочили три девушки в длинных воздушных платьях, и помчались по подсвеченному полу. С каждым па девушки подпрыгивали, и эффект подсветки под их ногами разлетался, словно звёздная пыль. За левой девушкой, самой высокой из трёх, следовала блестящая голубая волна. Вслед за правой расцветали ярко-изумрудные деревья, а центральная айдору кружилась в центре ярко-огненного вихря. Она замерла в луче софита, подсветившего её оранжевое платье и маленький рожки в копне рыжих волос, и запела:
Ты только посмотри! Как звёзды зажигают ночь,
Мой друг, не смей хандрить! Пойдём скорей из дома прочь,
Шагни вперёд, пусть свет звезды ведёт нас за собой,
Ведь каждый
В сказке своей
Главный герой!
Луч перешёл на девушку слева в голубом блестящем платье:
Иди вперёд! Танцуй, как будто весь мир — твой паркет,
Пусть сердце говорит, не слушай разума совет
Мы — как кометы, и мы вперёд летим,
В движенье этом
И мы друг друга
Удержим крепко,
Не отпустив!
Я отметил, что вторая айдору прозвучала слегка фальшиво, но её коллега уже вступила. Третья айдору в зелёном костюме едва перебирала ногами — возможно, из-за огромных цветов, которые явно портили аэродинамику костюма, но выводила ноты звонко и чётко:
Мы трое — песнь вселенной, её мы голоса
Блестящей аркой радуги, родившись в небесах,
Огни смешались, как хаотичный всплеск
Мой друг, не бойся
Танцуй же с нами,
Хоть там, хоть здесь!
Девушки допели куплет и пустились в танец во время длинного инструментального проигрыша.
Танцуй, как планеты в ночном небесном краю,
Светись, даже если не видишь свою орбиту,
Мы — звёзды, что вместе сплетают ночной узор,
Танцуй метеоритным дождём своей мечты.
Припев оказался не зарифмован, что в моих ушах добавило ему экзотики. Во время исполнения песни Гурудзи стоял сзади меня, и я почти физически чувствовал, как от него исходят волны злобы. Я обернулся: прогнивший монах пылал гневом и яростно смотрел на сцену, сжимая кулаки:
— Как они смели утащить концепт Химефу! Есть только одна звёздная принцесса! — прорычал он. — Ну всё, я ему сейчас покажу.
— Да тише ты, — прошипел я, хватая монаха за мантию. — Устроишь сцену здесь — нас обоих уволят!
— А мне плевать! — выпалил Гурудзи и ринулся к сцене. Проклиная несдержанность своего друга, я бросился за ним.
Возле сцены тем временем творился хаос. Возле сцены стоял тот хафу, в котором я безошибочно узнал описанного Гурудзи американца. Выглядел он вполне презентабельно: чёрный костюм-двойку он сменил на блестящий пиджак серебристого цвета, под которым блестела рубашка желтовато-золотого цвета и развязанный чёрный галстук. На лицо он нацепил чёрные очки-авиаторы. Зачем ему очки в помещение — я так и не понял, но к костюму и к его физиономии они вполне подходили, отрывая внимание от мерзкой бородавки на шее, которую он так и не смог замаскировать под воротником. Джеймс подозвал к себе левую айдору, схватил за платье и чуть не стянул со сцены:
— Сколько раз тебе повторять, Айка! You damn moron, если не вытягиваешь ноту, то даже не пытайся взять. Так и скажи: I CANNOT. Переделаем, упростим трек и будешь подвывать in background.
— Нет-нет, вы не так поняли, продюсер-сан, — защебетала певица. — Я виновата, но я правда буду стараться. Мне просто нужно больше тренироваться и тогда всё получится. Я буду тратить на пение ещё час в день, правда-правда, — защебетала солистка.
— Можешь тратить хоть все twenty four hours, но твои вокальные данные недостаточно хороши. Я уже вдоволь получил отчётов от твоих coaches и есть потолок, выше которого ты никогда не прыгнешь. You are a big girl и пора бы тебе с этим смириться.
Смириться солистка определённо не хотела. Она обиженно топнула ножкой:
— Нет-нет. Всё не может быть так, продюсер-сан. Эти тренеры сами не знают, что несут. В самом начале они вообще говорили, что мне не суждено петь и что я никогда не стану айдору. Но я справилась и стала. Значит и с этой песней всё получится. Пожалуйста, — она смотрела на мужчину, словно побитый спаниель, но в её глазах горела яростная решительность, — вы же сами знаете, как долго я пыталась добиться разрешения на смену имиджа и репертуара. Пожалуйста-пожалуйста. Я справлюсь. Вы не пожалеете.
— Срок — один week, — сказал Джеймс. — Если положительных подвижек не будет, то мы voluntarily будем опускать вокальную партию на half октавы.
Певичка что-то хотела сказать, но тот жестом отмахнулся от неё:
— Перерыв, десять минут.
Центральная айдору в оранжевом платье обняла свою подругу за плечи и принялась втолковывать ей что-то мотивирующее, размахивая руками во все стороны. Едва не заплакавшая поначалу голубая айдору с каждым словом своей подруги оживала, сжимала кулаки и наконец от её неуверенности не осталось и следа: она сняла микрофон и принялась напевать, с каждой секундой взбираясь всё выше по вокальному диапазону. Я подумал, что, возможно, мотивирующие песни от солистки этой группы действительно будут иметь успех.
— А это что ещё за concert? — повернулся хафу к бегущему на него Гурудзи. — Ты о чём-то хочешь поговорить, big boy?
Гурудзи остановился — Джеймс был выше его на две головы, вытянул вперёд руку и принялся выговаривать продюсеру Сакура-груп за плагиат, который, якобы, он углядел в последнем номере. Айдору на сцене замерли и уставились на нарушителя спокойствия. Как всегда, когда он оказывался в центре внимания, прогнивший монах воодушевился и дошёл в своей речи до того, что пригрозил непонимающему оппоненту судом небес за осквернение образа его любимой Химефу. Тут до Джеймса наконец дошло, что происходит, и он громогласно расхохотался:
— It’s you, opushch, — сквозь смех прогремел он. — И своего дружка захватил? Да ты не петушись так, or I will вгоню тебя по шею в землю прямо здесь. I used to be a college boxing team member, you understand?
Я встал между Гурудзи и американцем:
— Это недоразумение, господин Борудзин. Мой друг шутит.
— Откуда ты здесь взялся? — спросил хафу настороженно. — Ты что, разносчик пиццы?
— Аудит, головной офис, — соврал я первое, что пришло в голову. — После той неловкой ситуации на презентации Сакура-груп кое-кто из уважаемых людей заинтересовался тем, куда уходят деньги.
— Вау, — присвистнул хафу и обвёл сцену руками, — хромая лошадка пришла к финишу первой.
— Не только пришла, но и многое успела заметить. В частности, как некоторые ведут дела. Вы знаете, что такое «каннибализация бизнеса», господин Борудзин?
Я тоже не знал, но мне понравилось, как звучит.
— Послушай, малыш, — он хлопнул меня по плечу и убрал руку, — я помню, что мы немного поцапались пару дней назад. Откуда ж я знал. Но, как говорят у меня на родине, хорошая конкуренция только способствует бизнесу, а бизнес у нас с тобой один.
— Формально.
— Не будь придирчивым. И передай своим боссам, что у меня всё под контролем и я обеспечу ключевые показатели по медиа, живым выступлениям и продажам мерча. Тестовые группы и тестовый контент дают very promising результаты. Впрочем, они уже видели отчёты, а иначе бы не послали тебя.
— КиПиАй это ещё не всё, — наугад выдал я.
Он закивал как китайский болванчик, которого только-только посвятили в самую священную тайну.
— Разумеется. Моя Dreaming Constellation будет лучшей среди всего нового состава нашей конторы. А значит мой босс решит свои проблемы и утрёт нос, кому он там собирался его утереть? Какой-то дуре из рекрутинга? Не важно. В общем передай ему, что он может на меня положиться. И мы возьмём этот чёртов фестиваль за вымя и сожмём, как мой президент хватает моделек за pussy. Я обеспечу нам первое место по показателям, и никакие old suckers и прочая мелкота нам не помешает. Мы сделаем результат, that’s for sure.
— Ты не извинился перед Химефу! — закричал из-за спины Гурудзи. Хафу подозрительно на нас посмотрел:
— Аудит всегда ходит в сопровождении клоунов?
Я наградил прогнившего монаха суровым взглядом и едва заметно пнул по лодыжке.
— Проводите гостя, — сообщил Джеймс подоспевшему охраннику и нагнулся ко мне: — Тебе не стоит нервировать моих подопечных. Если моя дура узнает, что у нас проверка, так точно разучится петь.
Вежливо, но непреклонно давешний охранник указал мне на выход.
— Но я ещё сделаю из них новых Britney, — прокричал он мне напоследок и развернулся к сцене: — Овен-тян, Рыбы-тян, Телец-тян! Шевелитесь, новый прогон!
— Которая из них Айка? — спросил я у Борудзина.
— Тебе-то какая разница? — проворчал тот. — Ладно, I will tell. Рыбы. Толковая девчушка, но ей пахать и пахать.
Я утащил за собой шипящего от злобы монаха, чей боевой дух явно просел, когда он на свежую голову увидел американца вблизи. Всю дорогу он не проронил ни слова, и когда мы сели в машину, принялся остервенело искать информацию о только что увиденной группе. Выяснив, что ни одного клипа у них нет, а на музыкальном видео набралось едва ли две тысячи просмотров, Гурудзи возрадовался:
— А я знал, что копия всегда хуже оригинала.
Когда мы вернулись в офис, Намия, не выпуская из зубов сигарету, первым делом устроила мне выволочку за то, что я шастаю по городу в рабочее время и потребовала, чтобы со следующей недели я взялся за составление табличных отчётов о статистике своих подопечных («Токиминэ тебя проконсультирует»). Когда я поведал ей о нашем с Гурудзи приключении на репетиции Сакура-груп, она болезненно поморщилась:
— Вывернулся так вывернулся, но в следующий раз чтоб такого не было, — сообщила начальница и потянулась к ящику стола за неоткрытой пачкой сигарет. — Если нужно куда-то пройти, то позвони мне: я добуду пропуск. Тебе крупно повезло, что этот хафу — дурак набитый и не попросил у тебя лицензию: аудиторы очень не любят, когда кто-то представляется ими. Говорят, что им после этого сложнее вести дела.
— Охотно верю, — без тени стеснения сказал я. — Но не мог же я сказать, что мы пришли из конкурирующей организации?
— Почему же? — сказала Намия-сан. — Продюсеры нередко ищут недооценённых звёзд у конкурентов. Так и так, пришли посмотреть на ваши успехи и сравнить с нашими, а разрешение дали в центре. Почему нет?
— «Dreaming constellation» показались мне весьма неплохими, — сказал я. — Уж точно способнее, чем Томоко.
— Да, «Созвездие мечты» — проект многообещающий, — согласилась Намия.
Я почувствовал укол совести за то, что не перевёл название группы, забыв о привычке хафу вставлять иностранные слова в речь куда ни попадя.
— И вот ещё, — сказала начальница. — Приструни своего друга. Если он устроит драку возле сцены, вылетите из конторы оба, как пробки. Я, конечно, даю тебе карт-бланш, но юристы из головного точно не захотят любой ценой выгораживать тебя у полиции. Лучше возьми с собой Токиминэ. Или кого-нибудь из своих подопечных, набраться опыта. Уж что-что, а концертные номера все сакуристы делают неплохо.
Я вспомнил о Томоко и предположил, что в этот момент она пытается где-то отоспаться. Представить её на сцене в роли Овен-тян или Рыбы-тян было совершенно невозможно (в отличие от Вакабы и Мидзу с её сестрой, да даже любительницы кошек Дзюнко). Где-то в глубине души меня уколола зависть к хафу, которому сходу дали великолепный, готовый звёздный материал.
Как виделось мне, Джеймсу даже делать ничего не надо — составь расписание, договорись с промоутерами и собирай сливки с клипов, профессионалы всё сделают за тебя. То, что стилистика проекта до боли напоминает Химефу и её «Звёздную принцессу», даже не казалось мне недоразумением — скорее, законным поводом собрать сливки с той же самой аудитории. Одним словом, проклятому французу, как выразился бы Гурудзи, был гарантирован успех.
— А что за фестиваль упоминал этот Джеймс? — спросил я. — Кажется, он упоминал, что он займёт там первое место.
— Я разве не сказала? — удивилась Намия. — Idol pop star в Будокане, в конце сентября. Мы уже подали две заявки: одна — на Морияму, вторая — без имени, но туда отправится Томоко. Если соберёшь худшую прессу и меньше просмотров, чем «Созвездие» — будем считать, что задание ты провалил, и я без колебаний тебя уволю. Понимаешь теперь свой КиПиАй?
К сожалению, я понимал.