Пропавшая глава

Глава 13

Еще не заглохло вдали дребезжание грузовичка Белинды, как я уже плюхнулся в постель. Проведя в объятиях Морфея свои положенные 510 минут, я проснулся сам, не дожидаясь звонка радиобудильника. Затем, решив воспользоваться советом Долговязого Тома, сел в машину и покатил завтракать в «Старую кастрюлю».

Узкий зал со сводчатыми потолками и кремовыми стенами был заполнен почти до отказа, чему, на мой взгляд, было несколько причин: кофе не уступал лучшим творениям Фрица Бреннера, пышные оладьи проигрывали его же шедеврам лишь едва уловимо, яичница-глазунья выглядела как на картинке, а сосиски были поджарены именно так, как я привык. Сидя на высоком табурете перед стойкой и почитывая Эвансвилловскую газету, я даже подумал было, не поздравить ли шеф-повара, но взамен решил дать лишний доллар на чай официантке, смешливой розовощёкой и почти седоголовой женщине по имени Летти, которая ловко сновала между столиками и стойкой, обращаясь на ты к каждому, кроме меня. Впрочем я знал, что стоило бы мне только посидеть здесь денька три кряду, и Летти, завидев меня, радостно кричала бы: «Привет, Арчи, малыш!» и пожимала мне руку повыше локтя или игриво щипала за щеку.

Что ж, ради этого стоило и задержаться в Мерсере.

Из «Гавани путника» я выписался в десять утра, немало разочаровав Долговязого Тома.

— Жаль, что подольше не остались, — прогнусавил он. — В среду открывается наш Весенний фестиваль. Даже нью-йоркцу там будет, на что посмотреть.

Я сказал, что это, несомненно, так, но долг есть долг. Затем, превышая скорость где на десять, а где и на пятнадцать миль, погнал в аэропорт, ухитрившись вскочить в самолет за семь минут до взлета. По пути в Нью-Йорк я то сладко подрёмывал, то потягивал невкусный кофе, а время от времени даже вспоминал подробности пребывания в цитадели индианского гостеприимства, так и не в силах понять, стоил ли мой визит затраченных денег и времени.

Впрочем ещё до посадки в аэропорту Ла-Гуардиа я пришел к твёрдому выводу, что да — стоил; при этом я прекрасно понимал, что Ниро Вульф может это мнение и оспорить. Но, как ни крути, мы ведь обзавелись новой подозреваемой — Клариссой Уингфилд! Или нет? Не слишком ли я доверился столь внезапно разоткровенничавшейся Белинде Микер? Да, она казалась вполне искренней, но не перевесила ли её объективность ненависть к кузине? Да и сама Кларисса — точно ли она в Нью-Йорке? И, если да, то как её найти?

Без пяти три, высадившись из такси возле нашего старенького особняка на Западной Тридцать пятой улице, я уже выкинул все эти мысли из головы. Поднявшись на крыльцо и отомкнув дверь своим ключом, я обнаружил, что она заперта изнутри на засов. Фриц открыл после второго звонка.

— Арчи, как я рад, что ты вернулся! — Судя по его тону, можно было подумать, что я отсутствовал не тридцать два часа, а несколько месяцев. Просто ужас, что с нашим лифтом творится! Рабочие пришли вчера утром, буквально через час после твоего отъезда, и они так шумят! Мне-то ничего, но ему-то каково?

Фриц сочувственно покосился в сторону кабинета, а я скинул плащ и повесил его на крючок.

— Ничего, привыкнет, — безжалостно отрезал я, прислушиваясь к визгу электропилы или какого-то иного орудия пытки, который доносился из шахты лифта. — Он поднимался в оранжерею по графику?

Фриц мрачно кивнул:

— Да, как обычно.

— Где-то я читал, что в кризисную минуту в человеке просыпается все лучшее, — изрёк я. — Пойду приободрю толстячка, а вещи распакую потом.

Войдя в кабинет, я увидел именно то, что и ожидал: развалившись в своем необъятном кресле, Вульф читал книгу и потягивал пиво. На мой взгляд, тяжкие испытания последних двух дней на нем никак не отразились.

— Не волнуйтесь, на сей раз цитировать Роберта Луиса Стивенсона я не стану, — с места в карьер заявил я, плюхаясь на свой стул. — Фриц доложил, что рабочие ведут себя шумновато. Если такой грохот, как сейчас, стоит всё время, то последние два дня вряд ли были самыми праздничными в вашей жизни.

Вульф скривил губы, что означало согласие, и отложил книгу в сторону.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался он. — Ты ел?

— В некотором роде, — ответил я. — Завтрак был превосходный, ничего сказать не могу. Что же касается обеда, то, думаю, вы ещё способны припомнить, что представляет из себя угощение, которым потчуют в воздухе авиапассажиров. Словом, я предпочёл воздержаться.

Вульф сочувственно кивнул:

— Да. На ужин у нас телячья грудинка, фаршированная зеленым мангольдом.

— Что ж, возражать не стану. Вы готовы выслушать доклад о моих достижениях?

Вульф одним глотком наполовину опорожнил стакан и, откинувшись назад, закрыл глаза; таким образом он, не напрягая голосовых связок, давал мне понять, что я могу приступать. В течение следующих тридцати минут я поведал ему о своих похождениях в Краю гостеприимства, включая незабываемые встречи с Мелвой и Белиндой Микер, Четом Саутуортом, Джиной Маркс и Луизой Уингфилд. Весь мой доклад Вульф выслушал, ни разу не пошевелившись, а когда я закончил, открыл глаза, пригнулся вперед и опустил обе ладони на пресс-папье.

— К поискам мисс Уингфилд мы приступим после того, как ты распакуешь свои вещи, — промолвил он и снова погрузился в книгу.

— Я могу приступить к ним тотчас же, — возразил я. — Мне вовсе не нужно…

— Нет, — остановил меня жестом Вульф. — Ты перенёс сильный стресс. Тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок.

Вульф отлично знал, что путешествия меня взбадривают, а вовсе не утомляют, но тем не менее предпочел об этом забыть. Я ведь не раз уже упоминал, что в его глазах любая вылазка за пределы нашего особняка таит в себе едва ли не смертельную угрозу. Путешествие же на самолёте он рассматривает примерно так же как полет на Луну.

Итак, распаковав вещи и приведя себя в порядок (я переоделся и побрызгал физиономию прохладной водой), я спустился в кабинет и приступил к поискам Клариссы Уингфилд. В шкафчиках под книжными полками мы держим выпуски «Таймс» и «Газетт» за последний месяц, телефонные справочники всех пяти районов Нью-Йорка, а также округов Вестчестер, Нассау и Саффолк, да ещё и прилегающих районов штатов Нью-Джерси и Коннектикут.

Несмотря на уверения Белинды Микер, что тетя Луиза обзвонила все нью-йоркские справочные, я начал с самого нуля. Поначалу проверил, не упоминается ли в справочниках Кларисса (или К.) Уингфилд или Эвери. Однажды я вычитал где-то, что женщины, которые пытаются исчезнуть, часто возвращают себе девичью фамилию, да и Белинда Микер усиленно намекала, что это вполне возможно. Однако я решил, что Кларисса могла, напротив, взять фамилию мужа, чтобы запутать следы. Увы, меня ждало разочарование. Неудачей закончился и обзвон справочных. Нигде мне даже не ответили, что «этот номер, по просьбе владельца, не зарегистрирован».

— Остаются три возможности, — заявил я книге, не позволявшей мне созерцать лицо шефа. — Первая: Кларисса находится не в Нью-Йорке; вторая: она поменяла фамилию; третья: она ухитряется каким-то образом существовать без телефона.

Вульф, который большую часть времени и сам прекрасно обходится без гениального изобретения мистера Белла, опустил книгу и угостил меня сердитым взглядом.

— Вызови Сола! — прогудел он.

— Ваше желание для меня закон, — кокетливо улыбнулся я и, развернувшись на стуле, набрал давно запечатлённый в голове номер.

— Пензер, — произнес мне в ухо знакомый голос. Вульф снял трубку параллельного аппарата, а я продолжал слушать.

— Сол, это Ниро Вульф. Ты можешь сегодня вечером составить нам с Арчи компанию за ужином? Фриц готовит фаршированную телячью грудинку. Ужинавший у меня пару лет назад владелец лионского ресторана, возможно, лучшего во всей Франции, признался, что ничего подобного в жизни не пробовал.

— Согласен, — произнес Сол, — ведь мне тоже как-то раз посчастливилось отведать у вас этой вкуснятины. Признаюсь, у меня было назначено одно дельце на вечер, но теперь я его, конечно, отложу. В семь часов вас устроит?

За ужином Вульф, как всегда, задавал тон разговору. Возможно, желая подсластить себе пилюлю, он разглагольствовал о лифтах, начав с третьего века до рождества Христова:

— Еще греческий математик Архимед изобрел простейшее устройство из блоков и веревок, способное поднимать одного человека…

Вульф уже добрался до девятнадцатого века, когда Сол, улучив минутку, вставил:

— Хотите услышать жуткую историю про лифт? Дело было лет десять-двенадцать назад, в старом шестиэтажном складе на Лонг-Айленде. Вещи оттуда уже вывезли в другое место, а хозяева наняли меня проследить, кто по ночам потихоньку разворовывает оставшееся добро. Какие-то злоумышленники уже повывинтили лампы дневного света, сняли несколько раковин и даже дверные ручки умыкнули. Словом, почти сутки я проторчал в темном подвале, запасшись чаем и сандвичами.

Мне уже начало казаться, что все усилия потрачены зря, когда, под утро, они пришли. Прокрались по тоннелю, о существовании которого никто из владельцев даже не подозревал. В начале века его проложили, чтобы доставлять по рельсам в здание уголь из порта на Ист-Ривер, но со временем забросили. Воры, однако, каким-то образом о нем пронюхали.

Их было трое. Так вот, они принялись разбирать на части лифт, хотя эта допотопная конструкция годилась разве что на металлолом. Я вылез из своего укрытия и уже хотел было воспользоваться припасенным полицейским свистком, когда один из этих парней сорвался и свалился в шахту с четвертого этажа. Оказалось, что этот болван развинтил пол, сам находясь при этом в кабине!

— Надо полагать, от него и мокрого места не осталось, — предположил я.

Сол помотал головой:

— Ничего подобного, он даже ни единой косточки не сломал. Оказалось, что несколько недель назад в здание забрался какой-то бродяга, который приволок на дно шахты три старых матраса и, сложив их в кипу, спал на них, пока не нашел себе другое место для ночлега. А матрасы оставил, и вор, который орал благим матом, пока летел вниз, свалился прямехонько на них. Для него все закончилось несколькими синяками и приговором за воровство. До сих пор не пойму, какая из этой истории мораль.

Мне показалось, что Вульф едва не прыснул, хотя, разумеется, это было невозможно. Сола он любит и высоко ценит. Внешность у Сола неказистая: рост у него жокейский, добрую половину лица занимает нос, а оставшуюся часть уши. В любое время дня он выглядит небритым, одежда всегда висит мешком, а самый модная часть его костюма — шерстяная кепочка, которую Сол неизменно носит, пока температура не переваливает за семьдесят градусов по Фаренгейту. Все это приводит к тому, что Сола никогда не воспринимают всерьёз. А напрасно.

На мой взгляд, он лучший оперативник в Нью-Йорке, а, может быть, и во всём мире. Ему ничего не стоит выследить любого человека, который не желает, чтобы за ним следили, и разыскать любого беглеца, который не хочет, чтобы его разыскали. Хотя услуги свои Сол ценит дорого, от предложений нет отбоя; тем не менее он ещё ни разу не отказал Вульфу, который прибегает к его помощи вот уже многие годы.

Я, конечно, понимал, почему Вульф вызвал Сола. Отужинав, мы втроем сидели в кабинете и пили кофе. Кроме того, я налил нам с Солом по рюмке коньяка «Ремисье». Отставив в сторону опустевшую фарфоровую чашечку, Вульф сказал Солу:

— Нам нужно разыскать одного человека. Женщину. Сама она сказала, что живет в Нью-Йорке, но в телефонных справочниках, как сегодня установил Арчи, её фамилия отсутствует. Я прекрасно понимаю, насколько вы заняты, поэтому не стану обижаться, если вы откажетесь.

Вульф, конечно, хитрил. Я уже говорил, что Сола он очень уважает, однако и немного польстить ему он не прочь, что меня нисколько не волновало, поскольку Сол отлично знает, почему Вульф это делает, да и Вульф знает, что Сол это знает, а Сол, в свою очередь, знает, что Вульф знает, и так далее. Не говоря уж о том, что Вульф не впервой разыгрывал эту комедию. Сол пригубил коньяк и восхищённо кивнул.

— Лон Коэн не раз упоминал, что это лучший коньяк в мире, — произнес он. — Я с ним часто не соглашаюсь — особенно насчет того, как часто допустимо блефовать в покере, — но в этом он, безусловно, прав. Божественный напиток. Расскажите мне про эту женщину.

Вульф позвонил, чтобы принесли пиво, и поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

— Зовут её Кларисса Уингфилд, — произнес он, — хотя я вполне допускаю, что она может жить под фамилией Эвери, которая принадлежит её бывшему мужу.

— Или под какой-либо ещё, — заметил Сол. — Это всё, что вы про неё знаете?

Вульф метнул взгляд на меня.

— Вот фотография, сделанная три или четыре года назад, — сказал я, вытаскивая из ящика своего письменного стола фотоснимок. — Кроме того, если верить словам её кузины, то Кларисса — неудачливая художница. — И я рассказал Солу всю подноготную Клариссы, которую узнал во время индианской командировки, а затем вкратце обрисовал суть самого дела, начиная с прихода Хорэса Винсона.

Во время моего рассказа Сол шарил глазами вокруг себя, от чего у человека, не знающего его, могло создаться впечатление, что Сол меня не слушает; однако я прекрасно знал, что это не так. Когда я закончил, он допил последнюю каплю коньяка и сказал:

— Я начну с утра. Вы, конечно, справлялись в Службе розыска пропавших лиц?

— Нет, сэр, — ответил Вульф, — Арчи займется этим завтра. Кроме того, он покажет фотографию мисс Уингфилд всем, кто мог видеть её в обществе мистера Чайлдресса.

Радостно находиться в первых рядах, когда узнаешь о том, что тебя ждет в ближайшем будущем. Я осуждающе посмотрел на Вульфа, но этот лицемер либо сделал вид, что не заметил, либо был и в самом деле поглощен разглядыванием пузырьков, серебристыми струйками взмывавшими вверх со дна стакана с пивом.

— Как вы считаете, есть ли смысл воспользоваться услугами Фреда? — спросил Вульф, обращаясь к Солу.

Фред Даркин — тоже частный сыщик-оперативник, с которым мы нередко сотрудничаем. Он, конечно, не столь блестящ, как Сол — разница между ними измеряется в световых годах, — но отличается храбростью, преданностью и усердием.

Сол потупил взор, посмотрев на свою кепку, которую пристроил на колене.

— Потом, возможно, — произнес он. — Сейчас будет лучше, если я начну один. Если хотите, я могу быстренько изготовить пару копий этого фотоснимка, а оригинал верну вам утром. Мне бы хотелось иметь карточку при себе, а другую сохранить на тот случай, если к поиску присоединится Фред.

Вульф кивнул, я вручил Солу фотографию Клариссы Уингфилд, после чего вновь наполнил его рюмку коньяком, не имеющим равных в мире, по утверждению Лона Коэна. Сол благодарно улыбнулся, и мы удалились в гостиную сгонять партию в джин-рамми.

Девяносто минут спустя, покидая наш особняк, Сол улыбался ещё шире; он уносил в кармане семнадцать долларов, которых по приходе к нам у него не было и в помине.