Пропавшая глава

Глава 20

Когда я вышел из подъезда Кейта Биллингса, в нашем особняке уже вовсю обедали. Не желая портить Вульфу аппетит, ввалившись посреди трапезы, я завернул в забегаловку на Первой авеню, где посетителей потчуют лучшими во всем Нью-Йорке горячими сандвичами с индюшатиной; так, по крайней мере, утверждала алая надпись с восклицательным знаком на огромном белом плакате, красовавшимся над стойкой. Угнездившись на высоком табурете перед стойкой, я заказал себе это фирменное блюдо — не обижать же хозяев! — в сочетании со стаканом молока, и принялся размышлять над происходящими событиями.

Дебра Митчелл клялась и божилась, что кровь Чарльз Чайлдресса пролила коварная ревнивица Патрисия Ройс; Белинда Микер была в не меньшей степени убеждена, что Чарльза прикончила её кузина, Кларисса Уингфилд; и вот теперь Кейт Биллингс уверенно указал негодующим перстом на Франклина Отта. Вне подозрений пока оставались Кейт Биллингс, мисс Митчелл и Уилбур Хоббс, но я не сомневался, что со временем ни одного из них не минует чаша сия.

Каждая из перечисленных выше личностей имела вполне вескую причину, чтобы отправить Чарльза Чайлдресса к праотцам, однако, если Дебру Митчелл, Патрисию Ройс и Клариссу Уингфилд объединяли мотивы сугубо личного характера, то Кейт Биллингс, Франклин Отт и Уилбур Хоббс имели на Чайлдресса зуб, так сказать, сугубо профессионального свойства — всем им здорово досталось от покойного в разносных статьях, которые появились в «Манхэттен Литерари Таймс» и в «Книжном бизнесе».

Хорошо, признал я, пусть этот малый и не был столпом морали, но у кого из этой шестёрки могло хватить духу расправиться с ним с помощью его же собственного пистолета?

Поначалу я решил, что ни у кого. Затем, запустив зубы в сочную мякоть вкуснейшего пирога с черникой, я подумал так: отвергнутая женщина по ту сторону Гудзона, она же мать-одиночка, ещё одна отвергнутая женщина, не желавшая, правда, этого признавать, третья, безнадежно и безответно влюблённая женщина и наконец — злобные обличительные статьи, способные если не уничтожить человека, то погубить его карьеру. Такова была часть наследства, оставленного Чарльзом Чайлдрессом. А ведь в Нью-Йорке, напомнил я себе, людей ежедневно убивают по куда менее серьёзным причинам.

Убедив себя таким образом, что каждый из шестёрки имел достаточные основания оборвать земное пребывание Чайлдресса, я принялся играть в «Угадай убийцу». В первый раз воображаемый шарик остановился в ячейке напротив имени Патрисии Ройс. Почему, я сказать не мог, просто что-то в ней меня настораживало. Характеризуя её Вульфу, я назвал её «вывихнутой», но куда больше, чем её чудаческие манеры, меня беспокоило совсем другое — эта женщина определённо что-то скрывала. Может, она и вправду была влюблена в Чайлдресса, как пыталась убедить нас Дебра Митчелл? Поначалу мне так не показалось, но за тёмно-синими глазами писательницы явно таилось нечто загадочное.

Я мысленно перебрал в голове остальных; на сей раз мой выбор пал на Уилбура Хоббса. Такой ни перед чем не остановится, чтобы отомстить за свою поруганную честь, решил я. Тем более, что Чайлдресс вполне мог продолжить свои гибельные для него разоблачения. Словом, чем дальше, тем яснее я представлял, как Уилбур нажимает на спусковой крючок своим холёным указательным пальцем. Да ещё и злорадно усмехается при этом.

Пробежав следующий круг, шарик остановился на Франклине Отте. Вполне возможно что причиной тому послужил мой недавний поход к нему: побывав в его роскошной квартире, я воочию убедился, сколько мог потерять агент в результате разрушительных нападок Чайлдресса.

Я уже начал было прокручивать шарик и дальше, но спохватился: если так пойдёт и дальше, то электрического стула не миновать всем шестерым. А вдруг права Лили — и все они на самом деле сговорились, чтобы покончить с обидчиком? В глубине души я в это не верил, но и полностью со счетов не сбрасывал.

Покончив с трапезой, я выбрался на Первую авеню и, наслаждаясь солнечным деньком, неспешно зашагал в сторону Тридцать пятой улицы. Дойдя на нашей улицы, я свернул направо и в двадцать пять минут четвёртого уже поднимался на крыльцо нашего особняка.

В кабинете никого не было, что меня несколько удивило: Вульф в это время обычно громоздился за столом. На моем столе лежала записка от Фрица: наш шеф-повар и домоправитель отправился добывать продовольствие и обещал вернуться в половину пятого.

В кабинете ничего не изменилось, если не считать стопки писчей бумаги в углу стола Вульфа. На верхнем листе было напечатано:

«Новая встреча. Детектив про Орвилла Барнстейбла, написанный Чарльзом Чайлдрессом».

Ага, значит, рукопись все-таки доставили, сообразил я.

Однако отсутствие Вульфа было необъяснимо. Я позвонил в оранжерею, подумав, что какие-то срочные дела могли вызвать Вульфа туда раньше времени, однако Теодор поведал мне противным скрипучим голосом:

— Арчи, сейчас половина четвертого. Мистер Вульф никогда не бывает здесь в половине четвертого. — И положил трубку.

Чувствуя себя полным идиотом, я заторопился наверх и постучал в дверь спальни Вульфа. Никто не ответил. Я забарабанил снова, затем с колотящимся сердцем толкнул дверь и вошел.

Вульф сидел в кресле у окна с закрытыми глазами, неподвижный как изваяние. С одним лишь исключением: его губы сосредоточенно работали, попеременно втягиваясь и выпячиваясь. Их размеренному ритму позавидовал бы швейцарский хронометр. Я застыл в дверях, не произнося ни слова. Впрочем, в такие минуты Вульф всё равно ничего не слышал. По прошествии четырнадцати минут (я не поленился и засек время по своим наручным часам), глаза Вульфа открылись. Если он и удивился, увидев меня, то вида не показал.

— Я вижу, доставили наконец рукопись Чайлдресса, — игриво начал я. — Вы ещё в неё не заглядывали?

Вульф едва заметно дёрнул головой; в его понимании — это кивок.

— И что?

— Ба! Я был слеп, как король Лир, — прорычал Вульф, — и вполне заслуживаю его судьбы. Собери всех!

— Под «всеми» вы подразумеваете Винсона и Невеликолепную шестерку? — осведомился я. Моя неуклюжая попытка пошутить заставила Вульфа слегка поморщиться, но он удержал себя в руках.

— Да, ты прав. Продолжим обсуждение в шесть.

Он взял со стоящего по-соседству стула книгу и, раскрыв её, погрузился в чтение. Я понял, что аудиенция окончена.