Проповеди

Глава тринадцатая О послушании Богу, начальствующим и всем людям. Похвала послушанию. Средства обрести его и укрепиться в нем.

Поскольку неоспоримо, что из смирения происходят все добродетели и оно, поистине, есть матерь их всех, то послушание есть его первая дщерь, о которой мы теперь намерены говорить.

Послушание есть добродетель, через которую человек отрекается от собственной воли и решается творить то, что повелевается ему в Боге и по Его воле; или: послушание есть готовность смиренного сердца, неутомимая склонность ко всякому благу. Послушание подчиняет человека заповедям и запретам Бога, Его воле; он поставляет свои чувства, их силу и их действие под попечительство и воспитание высшей силы, власти духа, дабы жить достойно и разумно. После этой готовности сердца ко всякому благу, человек подчиняет себя власти святой Церкви, ее учению и ее таинствам, ее заповедям, установлениям и обычаям, а также начальствующим и учителям Церкви; эта неустанная склонность ко всякому благу располагает сердце к человеколюбию: всем и каждому, насколько это возможно, необходимо и целительно, споспешествовать словом и делом; эта склонность устанавливает мир и любовь в каждой общине, и вне ее невозможны и немыслимы ни мир, ни единомыслие; ибо лишь послушная душа миролюбива, её любят все, кто её знает, и живёт с нею вместе; в ней нет ни воли, ни нехотения, в ней царит радостная готовность, которая не ожидает сперва строгих приказов о том, что она должна делать, или долго медлит, прежде чем приняться за дело; ей достаточно мановения для того, чтобы сделать все, чего от неё ожидают. Однако мало число таких людей в наши дни, мало тех, которые отказываются от своеволия, которые не желали бы, чтобы Бог и мир приноравливались к их разумению и воле, но сами подчинились бы Богу и миру, мало тех, которые спрашивают вместе с Апостолом: «Господи! Что хочешь Ты, чтобы я делал?» И все же это послушание есть столь благородная добродетель, что даже и самый малый труд, сделанный в нем и по нему, гораздо лучше и угоднее Богу нежели любой иной, по видимости великий, исполняемый без него, будь то слушание мессы или проповеди, чтение, молитва, созерцание, и всё, что мы еще можем мыслить и делать. Лишь послушание действует во всякое время и во всём производит наилучшее; послушание ничего не упускает из виду, послушание не ошибается и не совершает оплошностей, послушание действует безупречно, оно всегда благо и право; ибо чем менее послушание ищет себя самого, чем более отходит оно от себя и своего самоволия, чем более оно умирает для всего, что не есть добродетель: тем более и вернее Бог будет входить в послушное сердце Своей благодатью и всеми добродетелями; и чем больше мы будем удаляться от греха и всего, что не есть добродетель, тем большую будем иметь власть над самими собою; ибо лишь тот сам себя научает, кто над собой властен, кто — как свободный человек — держит в руках свою душу и себя самого и может отдать себя кому пожелает. Кто может без препятствия восхитить свое сердце к Богу? Только тот, кто умер в Боге для себя самого. Кто никогда не утратит души своей? Несомненно, лишь тот, кого освободила благодать Божия; и поскольку он не желает самого себя, его желает Господь.

Тщетно будешь искать в сердце послушного слово самолюбия: я хочу, я не хочу того или этого, так или иначе; ибо ведь он свободно и чисто вышел из самого себя, и даже его желание не остаётся неисполненным, ибо Бог есть его желание; не даров, которые мог бы дать ему Господь, желает он, но он любит Подателя, любит Его более нежели все Его дары; его единственная и — ты не станешь этого отрицать, лучшая молитва к своему Богу есть: «Боже, Господь мой! Дай, что хочешь Сам, делай со мной что хочешь и как хочешь!» — Это есть прошение, пожалуй, более высокое, чем небо и земля! Конечно, весьма утешительно быть услышанным Богом, когда просишь о Его милости и о добродетели: однако, безусловно, полезнее отдать себя в волю Божию и жаждать этой божественной воли прежде всего, во всем и после всего; высшая молитва, которую когда-либо произнес Богочеловек на земле, была та, которой Он молился перед Своим страданием: «Отче Мой, буди воля Твоя: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты»\1\ Эта святая молитва Господня — благоухание Отцу небесному, устрашение диавола — была причиной нашего искупления, ибо через предание Его воли по человечеству мы все искуплены, если только желаем.

Если, теперь, ты действительно один из истинно смиренных, то и воля Божия будет твоей наивысшей радостью; ибо ты желаешь прославить Бога, укротить свою природу, стать восприимчивым благодати и исцелению Бога, того Бога, Который все отдал ради тебя и самого Себя принес в жертву: так пусть же святая воля Бога будет твоим единственным желанием, твоим стремлением, твоей радостью! Если так обстоит с тобою, то ты принял крещение Святого духа, ты есть, воистину, чадо Божие и произнес пред Богом лучшее, самое святое прошение. Послушай, что говорит святой Августин: «Верный слуга Божий не требует, чтобы ему говорили и повелевали то, что он слышит охотно, но он хочет слышать всё, что бы ему ни говорилось или повелевалось». Знай же теперь также и свойства, и требования к истинному и совершенному послушанию. Итак, сперва пусть твое послушание будет разумным и скромным, то есть тебе нужно знать, что тебе не повелевают и не могут повелевать ничего богопротивного, ничего идущего наперекор Его заповедям. Во всех иных вещах — будь то молитва, бодрствование, пост, работа или что-либо подобное — чем проще и прямее в них твое послушание, тем плодотворнее и лучше оно. Во-вторых, оно должно быть чисто от всякой примеси какой-либо искомой пользы как во времени, так и в вечности, и хотя нам не заказано желать себе вечной жизни, но все же честь Божия должна быть для тебя важнее, чем даже твое собственное блаженство, ибо одно лишь искание Его чести дает твоему послушанию истинную чистоту. Послушание ради награды есть дело рабов и наемников. Подлинные дети Божии ищут и желают лишь чести Отца, она для них дороже всякой награды, и поэтому их добродетель в одном единственном деле сильнее тысячелетних стараний наемников. В-третьих, твое послушание должно быть радостным; «доброхотна бо дателя любит Бог»\2\, вынужденное же служение мерзость пред очами Его. Если хочешь научиться искусству радостного и охотного послушания, научись любви, ибо любовь облегчает всё; всякое даяние, данное любимому, есть в очах любящего лишь малое даяние. В-четвертых, пусть послушание твое будет скорым; подлинное послушание не знает промедления, оно всегда бодро и готово к услужению, оно всегда охотнее исполняет чужую волю нежели собственную; а поскольку оно знает, что его возлюбленному малое деяние, совершённое из послушания, угоднее большого, совершённого из своеволия, то оно охотно отрекается от самого себя, чтобы стать Божьим. Также, в-пятых, послушание мужественно; за то, что велят ему, оно принимается решительно, для него нет ни чересчур трудного, ни невозможного. Это мужественное послушание не перечисляет по-женски всё, что оно когда-либо совершило; всё, что произошло благодаря ему, оно давно предало забвению, оно смотрит лишь на настоящую обязанность, которую желает исполнить, и тоскует о будущей; не так охотно ты будешь повелевать ему, как оно будет тебе служить. В-шестых, пусть послушание будет сокровенно; разве оно действует иначе нежели как к чести Божией? Хочет ли оно угождать человеческому взгляду? Его цель более высока, и его намерение более чисто! Или думаешь, что оно взирает на человека? Десницу Господню видит оно, и с благоговением принимает от нее всё; и если оно как раз занято своим, пусть даже лучшим делом, оно без возражения откладывает собственные занятия и исполняет то, что ему повелено, — ибо послушание в малом ему желательнее, чем собственная самость в большом. Если ты сетуешь на тяжесть послушания, то ты, воистину, еще не обрел познания: ибо насколько божественный вкус драгоценнее естественного, настолько же для подлинного послушания чужая воля приятнее своей, ибо что делается и оставляется ради Бога, тому Бог соответствует Самим Собою; а потому давайте никакой вещью, сколь бы ни была она велика, не обладать с самостью, и тогда мы сможем, если Бог или люди распорядятся над нами иначе, с радостью и беспечально расстаться с нею, и это не только не будет потерей для нас, но напротив, станет большим приобретением, ибо ведь нам остается чистая совесть; ибо ведь ради чести Божией мы хотели совершить наше предполагаемое великое дело, ну так что же! Также и в этом малом труде, который налагает на нас послушание, пребывает всё та же святая цель, а добродетель послушания, которой мы себя подчинили, не есть ли она еще одна прибыль в нашем труде? И то, что она угодна Богу, разве упустили мы это из виду? Ведь наша жертва угоднее Ему нежели любая деятельность нашего самоволия. Наконец, седьмое — то, что истинное послушание также смиренно, ибо оно есть истинное дитя смирения. Назови мне хотя бы одного из всех святых, который не был бы послушен, кто без послушания был бы способен одолеть собственное своеволие и своенравие и одержать над ними победу? Или не был твой верный и единственный друг Иисус Христос, этот «Царь царствующих и Господь господствующих»\3\, не был ли Он «послушлив даже до смерти, смерти же крестныя»?\4\ Такие примеры и образцы не могут не быть полезны для тебя, они зовут тебя к усердию, к мужеству, к решимости на всякое благо, к добровольному послушанию не только одному Богу и начальствующим над тобою, но также и всем людям, пусть даже они будут меньшими, чем ты сам; ибо в том как раз и есть подлинное благородство послушания, чтобы подчинять себя также и меньшим ради Бога, ибо для этого нужно большое самоотречение, а именно к нему стремится благородное послушание; ибо где много собственного стремления, там больше и сходства между тобой и Господом, Который не только был послушен Своему Отцу, но и предал Самого себя в руки грешников, дабы они поступали с Ним по своей воле, и ни одной жалобы не донеслось из Его уст; чем более теперь ты подобен Ему, тем более ты Ему угоден.

Наконец, хотя и достойно похвалы подчиняться, Бога ради, своим начальствующим, но всё же большей похвалы достойно подчинение равным себе, и еще более, и благороднее того — подчиниться нижестоящим из любви к Богу; ибо для этого необходимо великое и глубокое смирение. Однако, здесь мы должны предотвратить недоразумение, заключающееся в том, что мы думали бы, будто должны подчиняться низшим против повеления высших; также и то было бы недоразумением, если бы мы думали, что подлинно смиренный как таковой знает меньшего и нижестоящего, чем он сам, ибо это было бы возвышением самого себя и гордостью, которой в нем не может быть и быть не должно. Единственное мерило для него есть внешнее положение человека, звание, которое он носит; лишь в этом одном отношении священник для него выше, чем не священник, нижестоящий духовный меньше вышестоящего, а юноша ниже старца; о другом мериле здесь не может идти речь. Наконец, упомянем еще и о том, сколь много чудесных дел сотворило послушание через своих друзей; среди множества описанных назовем одно единственное: один юноша должен был носить издалека воду для полива сухой былинки до тех пор, пока она не зазеленела. Если ты, мой друг, находишь себя подобным этой былинке, пустым, засохшим и лишенным благодати Божией, то преклонись под сладостное иго послушания и, может быть, зазеленеешь и зацветешь и ты сам, и будешь чисто приносить плоды блаженства в Боге; веруй лишь, что наиболее удобное место для восприятия божественной благодати есть послушание.