Проповеди

Глава четырнадцатая Об отречении от своей воли

Послушание порождает отречение от своеволия и самомнения; ибо лишь истинное послушание отказывается от своей воли и подчиняет ее воле другого. Здесь не идет речь о внешнем делании или неделании, которое легко совершить, не отказываясь внутренне от своей воли; мы же говорим о полном внутреннем и внешнем отречении, о котором мы уже ранее сказали, что при нем не может иметь места никакое собственное внутреннее желание того или иного, но что мы совершаем все дела к чести Божией, по воле наших начальствующих и под водительством благих и добродетельных мужей, живущих рядом с нами в истинном смирении и порядке.

Спрашивается теперь: кто есть своевольный человек? Только лишь тот, который не состоит в союзе ни с Богом, ни с добрыми людьми; его помыслы есть упрямство, и что однажды пришло ему в голову, должно быть исполнено, при этом напрасны будут все уговоры и всякое указание на право; кто мог бы знать лучше или сделать лучше если не он, ибо ведь он самый мудрый, что, однако, есть одно лишь самомнение и надмение; в нем нет мира, нет его также и вне его; если он иной раз и совершит нечто доброе, то это не приносит ему успокоения, ибо как может быть мир и успокоение там, где нет Божией благодати? Его желания и его вкус останавливаются то на одном, то на другом: сейчас он хочет быть образцовым христианином, вкушать мир Божий и быть с Ним в тесном союзе; другой раз он тоскует по добровольному нищенству, а в третий — даже мечтает о монастырской келье, желая попасть в окружение лучших людей, и подобные помыслы представляются ему вполне нормальными. Но веруй и знай, о бедный человек, или даже не веруй, если ни хочешь, всё это есть лишь ты сам, всё это есть лишь ни что иное, как твоя собственная беспорядочная воля; ибо никогда или очень редко возникает беспокойство в нас, если только не возникает оно через нас же самих, через наше упрямство и своеволие -замечаем мы это или же нет; лишь любовь, поистине!- насаждает мир среди людей; самолюбие отравляет и умерщвляет её, оно есть её подлинная противоположность. Ничто так не ненавистно Богу, как это человеческое своеволие. «Оставь своеволие, говорит Бернард, и ты уничтоживший ад, ибо ничто не горит в нем, кроме своеволия».

Иные избегают того или этого, ищут те или иные места, избирают тот или иной образ жизни, тот или иной труд для себя — и полагают найти здесь мир и совершенство; однако они весьма заблуждаются: не вещи мешают им, но напротив, они сами мешают себе в этих вещах, к которым они прилежат с ненадлежащей любовью. Возлюбленный! Положи сперва начало в себе, отвергнись себя самого; ибо если не вырвешь из своего сердца самолюбия и прилежания вещам, то можешь бежать куда хочешь, и ты везде и всегда на новом месте найдешь старого врага и нарушителя мира — себя самого. Если не отвергнешься себя самого и будешь прилежать себе, то никогда не найдешь того что ищешь, и чем более будешь стремиться убежать, тем глубже будешь увязать; с тобой будет как с заблудившимся путником, который, чем скорее и поспешнее он мечется то в одну, то в другую сторону, тем больше и дальше он отклоняется от истинного пути. Что же должен я делать?- вздыхаешь ты. Отвергнуться себя самого, не искать себя в беспорядочной любви во всех вещах, и коль скоро ты заметишь это, отойти от себя; это все; делай, и благо будет тебе\1\

Но что, однако, есть эта неупорядоченная любовь, которая лишь портит всё?- спросишь ты. Будь внимателен, и ты познакомишься с ней: если приключится тебе иной раз бесчестье или утрата, если отнимут у тебя что-нибудь твоё, или произойдет что-либо иное противное, и ты можешь весьма омрачиться из-за этого, и это глубоко затронет твое сердце, то знай, что ты пребываешь и коснеешь в самолюбии, в беспорядочной любви к самому себе. Измени положение, представь себе, что это случилось с твоим соседом; скажи, стал бы ты также и столь же глубоко переживать это, как сейчас, когда это произошло с тобой, и подумай, не есть ли твой сосед человек гораздо более добродетельный и лучший нежели ты? Замечаешь ли теперь собственную болезнь, злое самолюбие? Твоего кроткого собрата тебе следовало бы любить больше себя самого, во-первых, потому, что он лучше тебя, и затем, потому, что он как таковой более угоден Богу, и о нем ты должен был бы сожалеть более! Ибо ведь нам должно более любить то, что больше любит Сам Бог, и в себе самих не любить ничего кроме того, что любит в нас Бог, ненавидя в себе всё, что ненавидит в нас Бог. Если бы самолюбие не ослепило тебя, то, поверь!- ты стал бы радоваться преследованиям и иным притеснениям; ибо кого хотят они притеснить, твои притеснители?- всего лишь твоего врага в тебе, а его, наверное, ты и сам ненавидишь. Можешь ли сердиться на людей, которые вместе с тобой сражаются против твоего врага? Они лишь хотят помочь тебе одержать над ним победу. Взгляни, какой ты глупец, если гневаешься на своих лучших друзей. Да, глупец ты, если гневаешься на тех, кто помогает тебе избавиться от твоих ядовитых домашних животных — от самолюбия, собственной воли — этого вечного нарушителя спокойствия! Как мог бы ты не ненавидеть всем сердцем те ядовитые источники, которые непрестанно, тем или иным способом, мешают тебе возвысить сердце в любви к твоему Богу? Господь Бог твой хочет владеть тобой всецело и исключительно, ты должен принадлежать Ему целиком и полностью, Он хочет непосредственно осуществить в тебе и на тебе Свою лучшую волю; истреби эту жалкую самость — Господь хочет любить тебя, хочет иметь в тебе Своё близкое подобие, ты должен стать чистейшим инструментом для беспрепятственного исполнения Его воли, Он хочет дать тебе высшую мудрость, к которой ты и без того всегда стремишься, тебе надлежит вновь обрести самого себя в неподдельной, подлинной любви, и Бога в самом себе; ибо лишь любящий Бога человек имеет настоящую любовь к самому себе.

Мы, однако, говорим здесь лишь о беспорядочной самости, для которой мы должны умереть; то же, что свойственно нам в истинном порядке, то есть человеческая обязанность по отношению к Богу, обязанность чтить Его, любить его и служить Ему, — всё это пребудет с нами, и от этого мы никак не должны уклониться, ибо это есть наша вечная жизнь. Вечно мы должны и будем любить нашего Бога, воздавать Ему хвалу и непрестанно пребывать в Его служении, это будет нашей жизнью в нас самих, и через свое прославление Бог будет вечно жить в нас и править нами; и если мы растворяемся в восхвалении и любви Господней и не знаем, можем ли по достоинству воздавать Ему хвалу и любить Его, и таким образом возвышаемся в Боге, то мы, пожалуй, пребываем более в страдательном, нежели в действительном состоянии; если же расстанемся в Боге с самими собой, то будем одной жизнью с Богом; а если же мы в любви восхищены в Бога и совершенно не обременены собою самими, то мы и есть уже одна жизнь и одна любовь с Богом. Эта тройственность жизни вечно пребудет с нами и никогда у нас не отнимется, и один род никогда не будет мешать другому; ибо если мы любим и хвалим Бога Его благодатью, то стоим пред Ним в действии и в вечной тоске и стремимся к Нему; если же любовью возвышаем себя самих, то это более претерпевание, нежели действование, ибо то, что здесь происходит, есть чистая любовная склонность к вечной любви, которая есть Бог, и это превосходит всякое наше действие и всякое стремление нашей любовной силы. Если же любовь всецело увлекла нас в себя, и мы как бы полностью уничтожены в Боге, то обретаем полное насыщение и имеем всякую полноту. Однако, вернемся к нашему первому предмету.

Самолюбивый человек ничего не желает знать о свободном самоотвержении; ему, высокомерному и заносчивому, все должны присягать на верность, слушаться его и ему повиноваться, он же не должен этого никому. Для того же, кто упразднился от самого себя, гораздо лучше уступать другим, чем заставлять их уступать себе во всем, что касается делания или неделания, и так уничтожает он корень надмения, приводя смирение на высочайшую ступень. Бог теперь будет овладевать человеком по Своей воле, и человеческая воля будет соединяться в одно с волей Бога таким образом, что человек не будет и не сможет ни хотеть, ни желать ничего кроме того, чего хочет и желает Бог; таким образом он совлечет с себя ветхого человека и облечется в нового, созданного по святой воле Бога. Если бы человек выпустил из руки своей целое царство или власть надо всем миром, но сохранил бы себя самого, то, воистину, не оставил бы ничего или лишь самую малость; если же он совершенно упразднил себя самого, но оставил при себе сколь угодно внешнего — будь то богатство, честь, власть, почести или что бы то ни было иное, поскольку он, по обязанности, не мог от этого отказаться, то он, тем не менее, расстался со всем; ибо ведь то, что остается у него временного и внешнего, он использует лишь по необходимости и лишь во славу Божию, как данное и доверенное ему на сохранение благо, которое Господь доверил ему как своему верному слуге для поддержания и помощи нуждающимся, а не для того, чтобы он владел всем этим в собственной корысти и самости. Кто больше нуждается, тому он отводит и первое право на свое владение; ибо в глубине сердца все земное пребывание и все земное обладание для него презренны и малозначительны, он не гонится за честью и похвалой, желая быть скорее подданным, чем судией; мир для него есть крест, того, что любит мир, он не ищет, того же, что любит он, не любит мир. Если же он видит, что во внешних вещах может быть полезен кому-либо — будь то в том, чтобы привести его к Богу или в том, чтобы послужить больному, или в совершении каких-либо иных дел любви, сколь бы ни любил он свою кроткую тишину и свое внутреннее пребывание, он все же с радостью оставляет все и обращается к исполнению внешней обязанности; любовью звучит голос в его сердце, «любы не ищет своих си»\2\, а совместная жизнь, проводимая в обоюдной любви, есть в высшей степени достойная жизнь; а, поскольку он есть внутренний человек, и это внутреннее житие есть для него истинная радость, то он и может без опасности для своего духа и с большей уверенностью, чем кто либо иной, всегда устремляющийся вовне, посвящать себя внешним занятиям; ибо ведь его сердце не прилежит внешнему и преходящему, которое для него совершенно чуждо, ибо он знает и испытал на себе, что Бог не терпит и не желает в своих чадах так много самости и так много чуждого, сколько может выдержать и стерпеть телесное око. Поэтому Он и посылает своим избранным столь многообразные испытания — то давая, то вновь отнимая — единственно для того, чтобы они отлегли от всего и всяческого чуждого, и Он один мог беспрепятственно действовать в них, полагая основу их будущего блаженстваа. Умиротворенный, отрекшийся от себя человек не будет увлекаться крайностями и обретаться в них, ибо всегда пребывает внутри, и его внутреннее око, его дух — непрестанно взирает на Господа; и если бы он нашел, что он без нужды и без цели смешался с внешним миром, то без промедления вернулся бы внутрь и с глубоким недовольством самим собой стыдился бы собственной нестойкости, что для него легко, поскольку в нем нет собственной склонности и любви к преходящему.

Апостол Петр сказал однажды Господу: «Се, мы оставихом вся»\3\, хотя это были всего-навсего несколько сетей и небольшое судно! Об этом говорит святой Григорий: «Тот оставил многое, кто вместе с обладанием отрекся также от желания и склонности». Посему пошедшие за Господом оставили ровно столько, сколько могли желать те, которые за Ним не последовали; ибо кто оставил свою волю и себя самого, тот оставил всё — столь же истинно и непреложно, как если бы все вещи были в его свободном владении. Всё то, чего ты ради Бога не желаешь, ты поистине покинул и оставил: это же хочет сказать и Господь словами: «Блажени нищии духом»\4\, т.е. волей. Если бы существовал лучший и безопаснейший путь к блаженству чем этот, то Господь, без сомнения, указал бы его нам; ибо в другой раз Он говорит:«Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе».\5\ Видишь ли, как всё от этого зависит? Потому наблюдай себя со всем прилежанием, и в какой вещи найдешь себя самого, там в тот же час отвергайся себя самого; чем скорее деяние, тем легче победа, чем чаще упражнение, тем больше готовность, и это пусть будет более ради Бога, нежели ради добродетели.

Знайте меж тем, что никто на земле не продвинется в самоотвержении настолько, чтобы ему нечего более было бы оставлять и не от чего отрекаться; но лишь немногие люди замечают это и обращают на это внимание, и, тем не менее, здесь тот же самый случай, что и в купеческом сословии, и в торговле: сколько цены, столько и товара, какова оплата, такова и вещь!- т.е. насколько ты во всех вещах покинешь самого себя, настолько же — более или менее — войдет в тебя Бог, насколько умрешь для самого себя, настолько живет в тебе Бог. Потому приложи старание и всяческое усилие, освободись от себя, тогда — и не ранее, и не иначе — наступит для тебя истинный мир, мир, которого мир сей никогда не может дать, но и никогда не в силах будет украсть у тебя; ибо Бог дал его, Он насадил его, и он не может быть отнят у тебя. Смотри не столько на то, что ты должен делать, сколько на то, кем и каким ты должен быть; если твоя воля, основание твоего сердца хороши и чисты, то хорошо и все то, что ты делаешь; не поступай как некоторые, которые полагают свою святость в одни лишь дела, но напротив, расчисти сперва свое основание и дно, и тогда всё в тебе будет хорошо; не в делании, а в бытии состоит истинная святость, ибо не наши дела освящают нас, но напротив, мы должны освящать их. Несвятой никогда не совершит святого дела; лишь святой действует свято, ест он или пьет, спит или бодрствует, молится или беседует, постится или делает что либо иное, он все делает из любви Божией, и чем глубже эта любовь, тем благороднее и святее её дела; эта божественная любовь может исходить лишь из освященного сердца, чем больше эта любовь, тем святее сердце. Поэтому я повторяю тебе, очисти твое основание и дно, и из него проистекут наилучшие дела, ибо в нём заключены твоя сущность и твоё блаженство; оно есть источник, освящающий все твои дела, если твоя воля и твое существо благи, и ты всем сердцем любишь Бога; туда непрестанно направляй всякое прилежание и всякое старание, и всё твоё делание и неделание пусть имеют целью единственно прославление Бога в тебе; если удастся тебе это, то все твои дела, какими бы они ни были, будут становиться все более и более благородными, и божественными; если будешь держаться Бога, то и в тебе самом будет благо; если ищешь одного только Бога, то и всякое благо находишь только с Ним одним; если отречешься от всего и не оставишь ничего ни для одной из твоих склонностей, то все для тебя, по учению Апостола\6\, станет в Боге. То, что ты творишь, оставляешь или претерпеваешь во славу Божию, в Его честь, именно это для тебя есть полезнейшая, а Богу наиболее угодная жертва, это есть наиболее плодотворная и ведущая ко всякой истинной святости жертва; ибо любовь, которая привязывает тебя к Богу, делает тебя непосредственно способным к принятию Его благодати, Он в преизбытке изольёт её над тобою. Как только достигнешь этого, будет дано тебе без меры все то, чего ты когда-то, заключённый в своей самости, с большим трудом и напрасными усилиями искал; лишь никогда не оставляй самоотвержения, взирай на твоего Бога и прилежи Ему в неизменной любви, и тогда все вещи будут служить к твоей пользе.

Потому отрекись от своего самолюбия. Оно есть ядовитейшая и губительнейшая чума; ибо если бы оно смогло, оно не побоялось бы лишить Бога Его всемогущества, мудрости и праведности; оно охотно видело бы, что Бог не желает ни знать, ни догадываться о его грехах; его позорное желание в том, чтобы Бог не был бы ни всемогущ, ни мудр, ни справедлив, оно охотно желало бы уйти безнаказанным; и как искренне любящая Бога душа хочет лучше взять на себя всякие страдания, всякий крест и всякое мучение, чем нанести Богу своему Господу даже и самое малое бесчестие, так, напротив, отравленное самолюбием сердце хочет лишить Бога Его славы лишь для того, чтобы беспрепятственно пребывать в собственном постыдном безобразии, и от этого нас вечно хранит Тот, Кто за нас был послушен до смерти и до смерти крестной. Аминь! \7\