Проповеди

Глава Шестнадцатая О внутреннем уединении, благодаря которому мы повсюду и во всех наших делах пребываем в присутствии Бога и в единении с Ним

Если ты стремишься к тихой и уединенной жизни, поселяйся в Иерусалиме, во Граде мира, живи здесь и храни мир, избегай греха, освобождай и содержи свободным твое сердце от всякой неупорядоченной склонности и прилежания тварным существам, будь то любовь или ненависть, — ибо обе они нарушительницы мира; и будешь беспрепятственно воздымать свою душу к Богу, будешь всечасно ощущать Его присутствие и сможешь следовать Его внушениям и поучениям; Он будет твоим вожделением и точкой устремления для твоего сердца. Поэтому уединенная жизнь более состоит во внутреннем, нежели во внешнем; ибо к какому бы классу ты не относился — к классу совершенных или несовершенных и начинающих, в любом случае, самым главным будет оставаться твоё сердце, твоё внутреннее. Если ты еще один из начинающих, то ты должен, если ты только желаешь со всей серьезностью и всецело обратиться к твоему Богу, так или иначе отвратиться от внешних вещей, то конечно же не будет легким для тебя, а, напротив, доставит тебе множество трудов и страданий; ибо к чему сердце прилежит с любовью, то, конечно же, довольно прочно к нему пристает. Если, однако, ты уже достаточно продвинулся, то для тебя внешние вещи уже не так вредны и опасны; ибо уже истреблена беспорядочная любовь к ним, и твоё внутреннее обращение к Богу дается тебе легко и незатруднительно, для этого тебе не требуется никакого особенного усилия и принуждения, ибо Бог есть твоя любовь, а ощущать Его присутствие у себя внутри есть твоя радость; служить Ему любым способом есть твое искреннее и неустанное устремление. Даже если и случиться так, что немощная, столь часто мешающая духу плоть подчас уменьшает привычное рвение и как бы замутняет святое божественное присутствие, то все же искреннее и верное сердце, как только оно заметит ложный шаг в бессмысленном направлении, тут же вернется к прежнему и устыдится своего непостоянства; и легко будет ему это возвращение, ибо не склонностью было то, что увлекло его, но напротив, пребывание внутри и жизнь внутри есть его радость и блаженство. Это пребывание внутри, эту уединенную жизнь мы, однако, не должны определять по природному расположению, и тут же считать святым или блаженным того, кто по природному расположению мягок, тих, скромен и спокоен; нет!- здесь не может решать естественная предрасположенность, здесь решает лишь любовь к Богу — более глубокая в одном, более слабая в другом: кто более сердечно любит Его, более точно наблюдает Его и следует Его руководству, кто наиболее рыцарски воинствует за Бога, стремясь всё более и более умереть для своей немощи, тот есть воистину богоблаженный; сокровенный человек, любящий своего Бога истинной любовью, не утаит от себя ни одной своей немощи, и эта его подверженность немощи, которую он все еще находит в себе, непрестанно причиняет ему боль и содержит его в глубоком смирении; любовь Божия — единственно она движет им и побуждает его отречься от всякого греха; бежать греха, не огорчать своего Бога — есть его единственное дело, а на уменьшение своей любви он посмотрел бы как на величайший ущерб; и это постоянное и неустанное упражнение в любви всегда и во всякое время освящает его.

Если мы теперь имеем серьёзное намерение прийти к этому единству сердца, то мы должны, насколько возможно, избегать людей и внешних препятствий и помех, изнутри же истреблять наши беспорядочные мысли, склонности и игры, быть глухими и слепыми и не обращать внимание на то, приятные или не приятные с нами происходят события; пребывая в единстве сердца и духа с Богом, не вмешиваться в дела и помыслы других людей, не оценивать их, но напротив, имея благое и сострадательное сердце, всё истолковывать к лучшему, и взирать острым, строгим взглядом только на свои грехи; вот, только этот путь ведет к упомянутому, единству и больше никакой.

Если так, возразишь ты, то самое лучшее для того чтобы иметь и хранить мир, есть отделиться от всех людей и быть одному? Избегать повода, конечно же, хорошо, однако далеко еще недостаточно, а также и не есть наилучшее. Истинная праведность и совершенство не связаны ни с определенным местом, ни с определенными сообществами; ибо тот, кто есть действительно праведный и добродетельный человек, тот среди всех людей и во всяком месте добропорядочен и благ, а тот, кто не таков, тот даже и в самом почтенном месте не станет лучше. Хочешь ли знать, кто есть праведный человек? Тот, который поистине имеет Бога, для которого Он присутствует во всяком месте и в любом человеческком классе, для которого Он не менее присутствует в уединеннии, нежели в Церкви, который, следовательно, действительно поклоняется Ему повсюду, а значит, и действительно» в духе и в истине«. Или поклоняться Ему в духе и истине не может означать что-либо иное нежели прилежать Ему в ненарушимой любви и верности? О, если ты любишь его так, то не будешь бегать по сторонам, разыскивая Его, но найдешь Его в твоем любящем сердце\1\; ибо ведь Он более близок нам всем нежели мы близки сами себе, ибо Он есть Тот, Кто поддерживает нас, Он есть сущность нашего существа; если ты поистине искал Его и только Его, себя же и все остальное лишь в Нем и ради Него, если ты непрестанно стремился к Нему и любил лишь Его одного, тогда ни одна вещь не сможет воспрепятствовать и помешать тебе, тогда ты будешь божественно вершить всё во всём, тогда ты найдешь Бога, когда бы и где бы ты Его ни искал, тогда Он выйдет тебе навстречу во всех твоих начинаниях и в любом месте, и какое бы благо ты не творил, это будет творить в тебе и через тебя Он; ибо кто творит нечто, того произведением оно и является, а значит, твои дела суть действия Бога, дела Бога. Если ты любишь и, в чистоте и верности, ищешь повсюду Бога, то несомненно, Он есть Тот, Кто всё творит в тебе; ибо невозможно, чтобы ты был способен чисто помышлять о Боге и любить Его без Самого Бога; любить Бога чистой любовью и отвергаться себя самого не есть дело падшей природы, и кто пришел к сему, того привел Бог, а не, воистину, он сам себя. Бог да будет конечной целью во всех твоих делах, в Нём да будет вся твоя любовь и твоё всё; тогда в дальнейшем перед тобой нет более никаких преград, ты победил их все; никто не может лишить тебя твоего Бога — ни множество людей, ни различие или перемена места, ибо повсюду с тобой будет Он, во всём этом многообразии ты найдешь Его и, соединяясь с Ним, будешь обретать в Нём успокоение; однако также и это есть Его благодать, Его действие, ибо не рассеиваться в рассеянии, быть спокойным и одиноким в шумных окружениях — всё это превосходит твою силу, это сила Бога, в которой множественность приходит к единству. Потому ищи, желай и люби Бога во всех вещах, приучи своё сердце к тому, чтобы оно всегда имело Его перед собой как свою любовь и свою цель; и как ты в сердечной молитве соединяешься с ним и любишь Его в церкви или своей келье, точно также Он должен присутствовать для тебя и в твоем общении с людьми, в делах, а равно и в неприятностях.

Далее, каким желаешь иметь свое сердце в молитве, таким пусть будет оно и вне молитвы; ибо всё, что ты вне молитвы предпринимаешь со склонностью и страстью, всё это против твоей воли примешается к твоей молитве и вмешается в нее, представ не ко времени перед твоим внутренним взором.

Когда выше мы говорили о равенстве мест, мы никоим образом не хотели сказать, будто все места, дела и люди были настолько равны друг другу, что ни одно из них не является лучшим нежели другое; ничуть не бывало! Это было бы глупым утверждением, ибо очевидно, что одно дело и место лучше и почтеннее, чем другое; единственное, что утверждается здесь, это то, что к любому делу и к любому месту следует иметь и привносить равное расположение, одну и ту же верность, ту же самую любовь и то же самое устремление к Богу, и это будет препятствием к тому, чтобы мы ни на этом месте, ни в этом деле, ни среди этих людей не утратили нашего Бога, Его святое присутствие и нашу любовь к Нему. Тот же, кому присутствие Божие не столь очевидно, тот несомненно подвергается опасности совершенно потерять Его в несоответствующем обществе, деле или же месте; ибо он имеет своего Бога не внутри, не в любящем сердце, но он есть еще один из тех, кто всё еще ищет Бога и начинает поиск снаружи, там, где избранное внешнее, безусловно, имеет значение. Кроме того, он еще не любит одного только Бога и ничего кроме Него; он все еще ищет и любит во всех вещах самого себя, в том числе , конечно, также и Бога, что отнюдь недопустимо, ибо разве при этом не должно общение с людьми, и не только со злыми, но даже и с добрыми, стать подчас вредным для него, а открытая улица наравне с церковью — стать преградой и препятствием? Ибо ведь он носит свое препятствие в себе самом! Ибо всё, что он беспорядочно любит, становится преградой для него, и Бог еще не стал для него всем во всём, то есть он еще не ищет, не мыслит и не любит Бога во всех вещах.

Давайте теперь посмотрим, что означает: поистине и действительно иметь Бога и обладать Им во всех вещах? — Это обладание Богом, имение Бога заключено в душе, во внутренней разумной обращенности в Бога, в чистом богомнении; ибо одной лишь только мысли о Нём еще не достаточно, ибо мысль приходит и уходит, и точно так же пришел бы и сокрылся от тебя твой Бог! Нам же нужно иметь существенного, действительного Бога, Который далеко превосходит всё сотворенное и все наши помыслы, то есть нам нужно и мы хотим найти Бога в нас самих, и любовь есть то, что может схватить и удержать Его, все же иные силы недостаточны для этого; в нашем сердце мы находим совсем простую, любящую и непреходящую склонность к Богу\2\, в которой ничто сотворенное не препятствует нам, ибо то, что здесь совершается и происходит, далеко превосходит всякое естественное действие и всякое изменение — будь то в любви или в страдании\3\. Это простое и чистое око, возвышенное и свободное от любых образов и прочих различий, устремленное на одного лишь Бога, не имеет препятствий во всех этих вещах и не замутняется ими; ибо как око разума в духовных образах усматривает Бога в Его благости, Его милосердии и иных свойствах, точно так же это чистое и простое око взирает на Бога поверх и вне всяких образов, зря Его в Его простой сущности, и таким образом оно направлено единственно на одного только Бога, а не на тварные существа; эта чистая любовь, эта склонность к Нему непоколебима и непреложна, ибо, в противном случае, душа должна была бы сама от Него отвратиться, что, однако, было бы для нее трудно. Тот же, теперь, кто так сущностно и так, скажем, налично имеет в себе Бога, тот принимает и воспринимает Его божественно, тому Бог видится во всех вещах, и он прозревает Его во всех вещах, ибо ищет в них лишь Его славы; Бог возвещает ему Себя во всём, ибо он всё приемлет от Его руки, благодарит и хвалит Бога во все времена, и поэтому Бог всегда присутствует для него; и поскольку Бог есть для него единственное дело, единственная забота и устремление его жизни, то он ни знанием своим, ни волей никогда не вмешивается в пустые, ненужные вещи, ибо Бог светит и сияет в нем, а если случится так, что он найдет себя там, где не хотел бы оказываться, то его возвращение скоро, его раскаяние велико и его жалоба откровенна, его собственное падение и его собственная нестойкость омерзительны ему, и новое намерение никогда более теперь не обращаться к суетному — твёрдо и серьёзно; пустое же и суетное для него всё то, в чём нет ничего ни для прославления Бога, ни для спасения его самого или его ближнего. Кто так относится к себе, тому нелегко помешать чем бы то ни было; ибо ведь он всегда имеет пред собой своего друга, своего единственно и глубоко любимого Бога и всегда стремится лишь к Нему одному! Разве может сильно жаждущий, покуда длится в нем эта жгучая жажда, охраниться от представления прохладного напитка? Что он ни делает — мыслит или говорит, его томит и мучает жажда, и он жаждет и требует напитка! Или когда-нибудь истинный любовник забывает о любимом предмете? Разве не пребывает с ним любимый образ в любом месте и в каждом деле? Чем сильнее любовь, тем живее представление о нём; его не мучает скука, ему не препятствует ни беспокойство, ни занятие, любимый предмет есть его занятие и утешение в труде; и разве должны были бы мы как любовники Божии быть иными, разве могли бы места, люди, занятия, вещи — какими бы они ни были — лишить нас образа нашей любви, сладостного присутствия нашего Бога? Воистину! Наш Бог, Который во всём и в Котором всё , должен быть и будет присутствовать для нас в нашем томлении и в стремлении к Нему, в наших занятиях, во всяком нашем делании и неделании — так, чтобы Он один был единственным нашим помышлением и единственной конечной целью нашей жизни.

Для того же, однако, чтобы для тебя стало возможным это блаженное общение с Богом, тебе должно не только извне освобождаться от вещей, насколько возможно; но также и внутренне ты должен научиться одиночеству — таким образом, что где бы и в каком бы обществе ты ни оказался, ты мог бы вести себя так, и так пробиваться сквозь все вещи, чтобы они не становились для тебя преградой между тобой и твоим Богом. А потому стремись запечатлеть в себе Бога, Его любовь и Его образ так глубоко, сильно и существенно и так сохранить его, чтобы ты сделался настолько чувствительным к Нему и настолько владел бы собой, как если бы в самой твоей природе было заложено всегда и везде иметь Его перед глазами. Возьми подобие с ребенка, который хочет научиться письму: какое старание и прилежание употребляет он, как тщательно разглядывает он начертание образца, как упражняется в том, чтобы правильно копировать буквы, как старательно пытается запомнить различия в их написании; стоило ему только однажды понять и в должной мере поупражнялся, как его робость исчезает, письмо идет с легкостью и скоро; зри здесь, душа, твой собственный образ, если для тебя важно всегда помнить о Божием присутствии. Бог наш всегда и в такой мере движет, руководит нами и даже касается нас, что если бы мы только желали замечать Его вместо того, чтобы увлекаться иными вещами, мы бы, воистину, всегда и в любой вещи, на любом месте и в любом занятии распознавали бы Его присутствие в нас и явственно ощущали бы Его и, будучи преобразованы по Его образу и соединены с Ним, мы бы были с Ним обручены; теперь нам уже не было бы трудно, а, напротив, было бы очень легко, не прибегая к помощи какого-либо образа или какого-либо особого представления радоваться Его любовному присутствию во всех вещах, местах и делах, и в истинной любовной склонности пребывать внутренне преображенными и свободными\4\. Для этого, однако, необходимо прилежание и тщательное наблюдение Бога, а равно необходимо слушаться того голоса Божьего, который говорит в нас, не прилежать в беспорядочной любви никакой вещи, но напротив, всё применять и использовать только во славу Божию, не увлекаясь вещами ничтожными, суетными и недостойными, — по меньшей мере, ни знанием, ни волей — и, коль скоро мы ловим себя на том, что погружены в них, тут же оставить их в горячем раскаянии и в чувстве стыда за свое непостоянство. Нам должно достигнуть стойкости, и потому необходимо устранить всё; необходимо шаг за шагом отрешиться от всего, дабы ощутить всё во всём, не должно ни отступить, ни изнемочь, пусть даже поначалу нам трудно; награда, которая будет завоёвана таким путем, конечно, будет стоить наших усилий. Или мы хотим стать святыми без труда, обрести великую святость, не приложив старания? Люби лишь, люби глубоко и сильно; ибо для любви всё легко, она не чувствует затруднения, а если и чувствует, она терпит и несет его ради Любимого, для Его прославления. Или думаешь, что святые, наши предшественники, обрели награду без труда? Несказанный труд и тяготы понесли они и, воистину(!), не на лёгкой чаше взвешивали они свои немощи; жизнь обернулась для них горечью, и они вкусили эту горечь полной мерой. Я назову тебе здесь одного-единственного и скажу тебе о его проступке, совершённом по природной слабости; некто проспал свою вечернюю молитву, сон свалил его; когда он понял это, то ощутил такой стыд и такое презрение к самому себе, что считал совершенно заслуженным, когда за это над ним насмехалась вся округа. Не думаешь ли ты, что это презрение к самому себе более способствовало достижению им истинного смирения, чем если бы он не пропустил вечернюю молитву? Потому считай большим всякое упущение, всякую — даже по-видимому малую — немощь, и тогда твоё прилежание, твоё внимание и твоё усердие никогда не изнемогут.

Итак, возлюбленная душа, если ты всерьез помышляешь о добродетели и об истинном совершенстве, то отрекись от всего и соединись с Единым; ибо ведь у тебя есть Он, и Он избирает тебя из тысяч, и, больше того, Он пред всем миром избрал тебя Своей невестой, невестой Царя неба и земли! Что тебе до преходящих тварных существ? Жди одного лишь твоего Жениха, Он есть Господь и Создатель всех тварных существ; содержи своё сердце в безбрачии для Него, Он придет и будет обитать в тебе! Приди, Господи Иисусе! Аминь!