Пси-фактор

Глава 17

Кто ты, человек без лица? Куда идешь и чем ты дышишь? Есть ли в твоем сердце место для тебя самого? Для надежд, целей, стремлений?

Есть ли в твоем сердце тот, кто может тебя обнять?

Или же оно полно страшной злобы, знай себе бьется, качает кровь и ни о чем не тревожится, кроме мести?

«Он оказался под рукой старика в мгновение ока.

— Не трогай его! — Фердинанд тяжело дышал, хватаясь за голову. Перед глазами застыла чужая ладонь, усеянная перстнями. Голова кружилась, а желудок сжимался, словно от морской болезни.

Тео полез на деда с кулаками. Дурак…

Старик же, скривившись от раздражения, вцепился крючковатыми пальцами в его белые волосы и потянул на себя.

— Щенок… — прохрипел он, — да ты идеален…

Тео забился испуганным зверем, но старому безумцу было все равно. Прижав ладонь к его лбу, он наконец окунулся в податливое сознание.

— Нан, мне нужен шлем…

— Отпустите его, — прошептал Фердинанд, пытаясь подняться на ноги. Телепатическое вмешательство, казалось, вывернуло его наизнанку. Перед глазами продолжало плыть, а походка была нетвердой.

— Вышвырни его, — процедил старик, надевая на мелкого массивную конструкцию. Абэ, не раздумывая, подхватил Фердинанда под руку.

— Ты расслаблен, — шептал он, — хочешь пить, спать и наслаждаться…

Как оказался в коридоре, рядом с рассеянным Маркусом, не понял. Но ни пить, ни наслаждаться ему уж точно не хотелось. Сознание показывало действительность стоп-кадрами, отрезая от главного — понимания происходящего. В какой-то миг поймал себя на том, что толкает брата, пытаясь докричаться.

— Марк… Маркус… — он пихал его в плечо раз за разом, а брат не реагировал. Собственные руки были непривычно вялые, словно вмиг оставшиеся без большей части нервов и мускулов.

— Дин… Ден?! — охранники тоже казались странно рассеянными, словно в их головах враз отключили все мысли. Зависание, прострация.

— Мама… — уже тряс ее.

— Бесполезно, — прошептала она, — Тео исчезает. Вместо него придет бессмертный монстр… И демоны пожрут каждую душу…

Сказала как ударила. Взгляд наконец прояснился, а мысль промелькнула внутри с бешенной скоростью. Фердинанд попятился, осмотрелся и только теперь понял, что вокруг одни безумцы. Безумный смех, нелепые улыбки. Отсутствующие взгляды и разговоры с пустотой.

Каждый в зале был обработан Абэ… Одна огромная ловушка… отбраковка, отсев. Вот чем оказались три дня. А подошел мелкий…

Выругавшись, Фердинанд резким движением перевернул ближайший столик. Посуда посыпалась на пол. Изящные канапе вмиг превратились в гору отходов. Выломал единственную ножку и решительно сжал ее в правой руке. Он снова собирался вернуться в дедовы покои, спасти мелкого. И, словно в насмешку, мать продолжала бубнить под нос несуразицы:

— Это недешевое решение, Фёрди… Ты останешься сам…»

Дверь была слегка приоткрыта, из приемной доносился шорох работающих механизмов, движение молчаливых секретарей. Фердинанд не замечал этого.

Личный кабинет всегда играл с ним злую шутку. Наверное, потому что его предыдущий владелец был ненавистен до нервных колик и икоты. Но какие бы ассоциации ни вызывало это помещение, император продолжал заходить в него с завидным постоянством. Воспоминания держали его разум в тонусе, необходимом для свершения задуманного. Подпитывали чувства и давали силы идти вперед. Вот и сейчас, откинувшись на спинку своего рабочего кресла, Фердинанд не заметил, как предался воспоминаниям.

Мать всегда словно в воду глядела. Слегка безумная, она обычно чуралась публики. Но те три дня просидеть взаперти в спасительной комнате было равноценно предательству, и она, вынужденная присутствовать на встрече неожиданно нарисовавшейся родни, медленно сходила с ума. Трудно сказать, сколько мыслей мелькало в ее голове одновременно, но то, что это убивало ее изнутри, было видно невооруженным глазом.

В тот роковой день она, обезумев… умудрялась говорить важные вещи. Никто не слышал. Маркус не понимал бормотания, считая его бессмысленным, а Тео просто был слишком мал. Фердинанд не мог читать мысль и порой ловил себя на том, что лучше бы умел. Возможно, тогда ему хватило бы смелости уйти из дворца раньше и увести семью. Но… он не умел, не знал, не понимал. Действовал резко и наобум, за что расплатился тогда каждый. Виной всему чокнутый дед со своим безумным планом.

Мысль Фердинанда уходила в далекое прошлое, а большой палец скользил по ободку императорского перстня, надетого на указательный. Красный искусственный камень искрил на свету, словно драгоценность. Он лично отобрал этот перстень… у того, кто некогда был его младшим братом, а после стал средоточием бушующего ужаса… Боль того дня зияла в сердце страшной бездонной раной. Он не соврал Нандину утром. Синие глаза Теодора действительно снились ему в кошмарах. Память услужливо подбрасывала картины прошлого, окрашивая каждый сантиметр пространства насыщенным красным цветом. Поднимая в ушах многоголосие чужих оборвавшихся жизней…

Фердинанд не заметил, как оказался не один. Лишь слегка вздрогнул, когда чужие руки скользнули по его плечам. Пальцы зарылись в волосы, повели по коже, мягко массируя ее.

— Вы уснули, мой император, — тихо вымолвила личный секретарь, стоя у него за спиной и продолжая свои нехитрые действия. Ее уверенные прикосновения расслабляли и снимали нервное напряжение. Знакомые движения непривычно контрастировали с ее голосом, который вроде бы и слышал, но точно не от нее… Объяснение этому было, и оно тоже вносило свою лепту.

— И я опять не знаю твоего имени, — прошептал он, даже не пытаясь скрыть иронию. А потом чуть склонил голову в сторону, подставляя ей болезненный участок шеи.

— Тридцать девять, — невозмутимо представилась она, скользнув пальцами обеих рук по болезненному мускулу.

— Это не имя… — прошептал Фердинанд. Ладони тридцать девятой были нежнее, чем у предыдущей ее вариации, мельче. Это чувствовалось, как и ее миниатюрность…

Миниатюрная тридцать девятая… Фантазия ушла вперед. Плохие мысли улетучились, и ему начало казаться, что он сытый зверь, развалившийся на зеленой лужайке.

Женщина продолжала свое нехитрое действие молча. А когда закончила, просто обошла его и застыла в центре кабинета, аккурат перед столом, словно робот, опустив руки по швам.

Фердинанд наконец увидел ее. Сквозь знакомые жесты проскальзывал не менее знакомый образ бывшего обладателя тела. Та новенькая девочка из общей канцелярии в некрасивых штатных костюмах… Чужая мимика, прическа, стиль изменили ее почти до неузнаваемости. Он снова поймал себя на мысли, что перестает различать особенности внешности, когда дело касается его личного секретаря.

— Тридцать девятая, значит, — прошептал он. Женщина, нет, теперь девушка, оставалась невозмутимой.

— Тридцать восьмая сделала свою резервную копию позапрошлым вечером, — пояснила она. — Я помню почти все.

— А… копии… личных разговоров?

— Все здесь, — снова коснулась указательным пальцем виска. — Если… за прошедшие сутки случилось что-то важное…

И голос ее теперь намного звонче и мягче. Шумно выдохнув, Фердинанд резко поднялся с кресла и обошел стол. Схватив ее за подбородок, вгляделся в безразличные глаза.

— Перестань говорить как робот… тридцать девятая… — прошептал он, — ты все еще человек.

Голос его неожиданно дрогнул, а девушка привычно скривилась.

— Ваши пальцы на моем лице… это неприятно.

Фердинанд отступил, в который раз. Вернулся за свой стол и упал в кресло, все еще блуждая взглядом по девушке.

— Смена тела плохо на тебя влияет, — наконец констатировал он то, что не прекращал говорить уже который год.

Тридцать девятая не смутилась. Ее вообще мало что смущало. Она всегда казалось роботом, даже в самом начале знакомства, полностью искусственным разумом на базе человеческого мозга. Нандин точно сказал бы, что так оно и есть. Фердинанд же продолжал общаться с ней как с человеком, а не с программой, загруженной в мозг. Но пройдет неделя, вторая — и человечность опять вернется к ней. Это проходили не единожды… как и приручение.

Она знает это, но все равно при знакомстве говорит каждый раз одну и ту же фразу, как мантру или древнее заклинание.

— Не путайте временную синхронизацию баз памяти со сменой тела, мой император. Через два квартала я забуду этот разговор, а сороковая будет опять устанавливать границы. Это неизбежно.

И каждый раз она портит ему настроение.

— Оставь меня.

Новенький старый секретарь послушно удалился из кабинета. Личные черты прошлой обладательницы тела стерлись. Фердинанд знал, это временно, но жуть от происходящего не отпускала. Если бы Тео также был просто слит с образом, синхронизирован с чужой памятью… Но нет… Дед хотел полную власть над его телом. Хотел молодость и еще одну жизнь.

Потянув со стола портсигар, пошел курить. Сигареты всегда успокаивали, и Фердинанд не чурался пользоваться ими для этого дела. Взгляд скользнул по ночному небу, звезд почти не было видно, значит, его заволокло тучами, вдалеке виднелись беззвучные сполохи молний.

Где-то бушует гроза. Это так далеко, что даже гром не слышен. Но в эпицентре, наверно, настоящая стихия…

Далекие молнии отвлекали от бури в душе. А следующий день должен был полностью поглотить его мысли. Начнется эксперимент, и неведомый враг уже не сможет думать холодно и логично…

* * *

Дом встретил темнотой и тишиной, привычным уютом.

Включив свет, Клэр дэ Руж беспечно швырнула ключи на тумбочку в прихожей и разулась. Ее нежданный гость тоже разулся. Вроде обычное действие, но женщина почувствовала себя спокойнее.

— Вы голодны? — поинтересовалась она. — Или, может, пить хотите?

— Не стоит… — в голосе его сквозило напряжение, и Клэр невольно подумалось о том, что и ему ситуация непривычна. Наверное, представители лесного клана вообще редко общались с жителями полисов. От разногласий не спасал даже общий язык, почти не претерпевший изменений.

— Почему же… вы ведь с дороги.

— Госпожа дэ Руж, мой разговор не терпит отлагательств…

Клэр лишь улыбнулась про себя… Все не терпит отлагательств. Важные разговоры, мечты… Даже если у тебя в руках бесконечное время. Она больше не смотрела на него. Просто знала, что незнакомец в черном, следующий за ней по пятам, изучает каждый сантиметр ее дома. Все, до чего может дотянуться взгляд. Мебель, стены, окна, коридоры, двери… Наверное, и план в голове чертит.

Она же вела его на кухню. Туда, где ночной гость не сможет маневрировать. Туда, где можно будет диктовать правила, опираясь на привычные вещи. Незнакомцу ничего не оставалось, как идти следом. Вежливый, однако. От нее не укрылось, как растерянно он осматривался вокруг, застыв в дверях кухни.

Наверное, допереломная обстановка в его голове не укладывалась. Не дешевое подражание. Однако отказываться от привычных вещей Клэр не любила. Здесь было тесновато, но дэ Руж любила эту нарочитую тесноту.

— Присаживайтесь… я заварю травы, — кивнула она в сторону деревянного резного стола, а сама включила электрический чайник. Мужчина как-то вмиг растерял весь свой напор и серьезность. Меж бровей пролегли морщины, а в уголках губ образовались складки. В электрическом свете его глаза оказались зелеными, густые косматые брови рыжеватыми.

Невольно вспомнилось то, что подсмотрела Марта в голове Наны Вагнер в больнице. Лесные кланы были суровы к своим членам, а особенно к детям. Но это не умаляло их любви к ним. Потому что не может не любить родитель своего ребенка.

В сидящем напротив мужчине угадывались черты Наны Вагнер. Был ли он отцом или ближайшим родственником, кто знает. Но боль сквозила сквозь него, а еще безмерная тоска и отчаяние. Эмоции, граничащие с смертью. Скорее всего, он не знает, что девушка сбежала. А значит, пришел говорить о теле и его переработке… И вот сейчас гадает, как начать свой страшный разговор.

Лесные люди никогда никого не перерабатывали, они, как и до Перелома, продолжали тела сжигать, соблюдая свои ритуалы и обычаи. Ритуалов было огромное множество и касались они абсолютно всего… Не будь Клэр столь древней, она бы даже не знала об этом факте.

На полках в банках стояли сухие травы и ягоды… Комбинация сбора вспомнилась легко. Немного липы, немного шиповника, мелко нарубленные ветви смородины, ягоды земляники. Последние, к сожалению, сублимированные. Мёд.

Обязательно глиняная кружка. Увы, глиняной не было…

Фён сосредоточенно наблюдал за ее действиями и с каждым добавленным в посуду элементом все больше озадачивался. Дэ Руж не была похожа на человека, который не знает, что делает. И он надеялся, что не ошибается в ее оценке, потому что вместе с одурманивающим запахом свежезаваренного травяного чая в его груди уже начала трепыхаться надежда.

Женщина поднесла к нему горячую кружку, как и полагается, на раскрытой левой ладони, чуть придерживая правой за ушко. Жест хорошей вести.

Он принял ее, обхватив пальцами, чувствуя, как жар опаляет кожу. Клэр присела напротив и положила обе руки перед собой, ладонями вверх.

— Зачем вы вселили в меня надежду? — прошептал он, касаясь губами напитка и пристально наблюдая за ней.

— Считайте это моей прихотью, — чуть помедлив, ответила она и привычно сложила руки под пышной грудью. — Возможно, моя весть не та, которой вы ждете… но вы ее выслушаете от начала и до конца.

Мужчина, словно вторя ей, отставил чашку на стол и чуть сдвинул в сторону.

Ритуал завершен, можно приступать к конструктивному диалогу.

— Итак, я вас слушаю, проситель, — тон ее стал резче.

— Меня зовут Фён Вагнер, — начал он. — Вчера я узнал, что в Леополисе погибла моя дочь. Я пришел просить не подвергать ее тело переработке и вернуть семье, — голос мужчины не дрожал, словно он говорил обыденные вещи.

— Вы ведь понимаете, что время переработки давно прошло? — поинтересовалась Клэр. — Все погибшие в пределах больницы разбираются на донорские части почти сразу после констатации смерти.

Мужчина поджал губы и растерянно посмотрел на чашку, стоящую в стороне. И Клэр понимала его, ведь, заварив эту комбинацию трав, она пообещала надежду.

Был ли стыд за ранее сказанное? Нет. Она хотела, чтобы он почувствовал эту боль и разочарование. Эмоции, которые проскользнут на его лице следом будут неподражаемы, словно дорогое вино.

— Она жива, — прошептала Клэр, наслаждаясь произведенным эффектом. Мужчина резко вскинул голову. Глаза заблестели, даже рыжие брови дернулись вверх. Удивление, злость и надежда в непередаваемом сплетении. И следующая фраза заставит его выдохнуть, то, что застыло в легких. — По крайней мере, вчера в десять утра она была полна жизненной энергии.

— Как это понимать? — взял себя в руки Фён Вагнер.

— Она в бегах, господин Вагнер, — префект говорила предельно просто, отмечая известные ей факты. — В самых обычных, наспех спланированных бегах. Без еды, воды и средств к существованию… В компании телепата и ГМО, которого спасла.

— То есть с двумя мужчинами… — прошептал он, и при этом его глаза недобро, совсем по-отцовски блеснули.

— Жители полисов нравственные, господин Вагнер, — улыбнулась дэ Руж, — от этих парней ей точно ничто не угрожает. Так что пейте свой чай и выдохните.

Мужчина с сомнением взглянул на чашку, стоящую в стороне, а потом залпом ее осушил, не постеснявшись сожрать даже листья.

Это заставило Клэр улыбнуться. Как говорится, о вкусах не спорят, о ритуалах тем более.

— Это хорошая весть, дающая надежду, — наконец выдохнул он и опустевшая чашка с силой стукнулась об резную столешницу.

— Прекрасно, — улыбка сползла с ее лица, — а теперь я накрою на стол и налью чего покрепче, господин Вагнер…

Мужчина нахмурился: крепость напитка обозначало только одно, проблемы… Большие и трудно решаемые…

Похоже, за хорошую весть придется платить.

* * *

Ирраиля разбудил звонок. Четвертая смена была в самом разгаре, а значит, на поверхности глубокая ночь.

Заснул он, сидя за рабочим столом, придавив информационные кристаллы, которые просматривал после загрузки личности в Вито. Телефон трезвонил. Номер на старом экране был незнакомым. Нахмурившись, он растер лицо ладонями и стащил трубку.

— Слушаю…

— Доброй ночи, — прозвучал мужской голос. — Меня зовут Димитрий, я советник имперской канцелярии. Ищу мастера Ирраиля.

Сглотнув, старик дрожащей рукой оперся о рабочий стол, закиданный информационными носителями и блоками памяти, а потом посмотрел в глубь лаборатории с активированной капсулой жизнеобеспечения.

— Давно не слышал тебя… Димитрий, — выдохнул он, — чему обязан такой честью?

— Отставь язвить, старый друг, — фыркнул давний знакомый, — знаю, виноват… но мне нужна твоя помощь.

— Опять… — Ирраиль упал в свое рабочее кресло и смахнул волосы с лица. — В прошлый раз аналогичная помощь стоила мне практики.

— Не только тебе, Ирраиль, — возразил Димитрий, — теперь все официально. С бумажками, печатями и подписью Фердинанда.

— И чего хочет наш новый император? — взгляд Ирраиля опять прикипел к капсуле. Как говорили с незапамятных времен, вспомни черта — и тот явится. Хорошо хоть, Димитрий, а не демон Абэ. Последний на слова не разменивался и всегда рубил с плеча.

— Невозможного, Ирраиль, но, если сделаешь, считай, что сможешь вернуть не только частную практику, но место в Кальтеное.

— Пытаешься меня купить, — недовольно прошептал Ирраиль. Некстати вспомнились обязательства перед Биби. Их ведь тоже надо будет решить.

— Брось, старик. Я могу купить тебя только в том объеме, который ты готов продать… и не говори, что последние пятнадцать лет ты этого не делал. Ты не из тех, кто смотрит на запреты.

— Я не могу просто взять и покинуть нору, Димитрий. Надо мной и надзиратели, и коменданты, и даже префект… Бумажки легко идут только вниз, вверх они так быстро не подымаются.

— Эти вопросы я решу сам, Ирраиль. За префекта не волнуйся. Она в курсе.

— Ее тоже реабилитировали?

— Ее и не наказывали, — прошептал Димитрий, — по крайней мере, я об этом не слышал.

* * *

«Говоривший человек был смазан голографической маской.

— Вы уверены? Она нелюдима, к тому же опасна. — Но голос… она бы узнала его из тысяч. Ее персональный мучитель. Генетических дел мастер. Марта помнила его личный код наизусть. Он пробивался сквозь квадраты голографического изображения, став для нее его лицом, четким, неизменным пятном на фоне белой одежды.

Сегодня голограмма была иной: шире, расплывчатей. За ней угадывалось два тела, и Марта с ужасом осознавала, что это либо ее новый мучитель… либо…

— Уверена.

Это сказала женщина. Женщин Марта не видела давно и почувствовала любопытство. Правда, легкое, страх же рос с необычайной скоростью. Женщины более жестоки. И менее читаемы.

— Мы не сможем заблокировать ее способность, вы ведь понимаете это? За столько лет так и не смогли.

— Это и не требуется. Она сама не захочет ими пользоваться…

Женский голос был самоуверенным, с жесткой ноткой. От ее категоричности бросало в дрожь. А потом гостья прошла сквозь голографическую преграду, словно вынырнула из водной глади. Марта вздрогнула и в ужасе отползла, уткнувшись спиной в холодную стену. А потом шумно выдохнула, осознав, что не понимает, почему испугалась. Перед ней стояла просто бледная чернокожая женщина… очень уставшая… Она была худая и тонкая, словно долгое время болела. Седые волосы, стянутые на макушке, огромные губы, плоский широкий нос, черные глаза и красноватые белки глаз, будто от недосыпа. Морщины почти незаметны… Но даже так было что-то запредельно далекое в ее взгляде. Словно смотришь в вечность. Марта еще помнила этот взгляд и теперь с удивлением понимала, что впервые за многие годы вновь встретила долгожителя. Отведя взгляд, она недоуменно уставилась на обрубок левой руки, плотно укутанный бинтами. Не хватало кисти и предплечья, локтя…. Женщина подошла и, склонившись, протянула здоровую руку.

— Вставай, не будем задерживаться, Марта.

— Кто вы? — голос Лэйн дрожал. Испуг от первого впечатления все еще держал ее разум. Женщина же улыбнулась, обнажая белоснежные зубы.

— Узнай сама, ты же можешь.

За ее спиной недовольно фыркнул надзиратель, так и не открывший своего лица. Марта шумно сглотнула, а потом ухватилась за ее ладонь. Гостья не скрывала ничего. Мысли незнакомки хлынули в нее оглушающим потоком, сильным течением, сметающим все на своем пути.

— Посмотри на мир за этими стенами… ты же хочешь выйти… — подначивая, шептала гостья… Нет, не гостья, а проводник в новую жизнь. Рука помощи, новый надзиратель и тонкий, очень длинный и качественный поводок…

Тем утром она впервые встретила Клэр дэ Руж. Впервые за многие годы прочла чью-то память и согласилась, что больше не захочет этого делать… Но Клэр солгала. Она, вытащила ее из Кальтэноя только из-за ее способности. В тот знаменательный день она четко дала это понять. Марта нужна как телепат. Как верный человек, тень… рука, которой у Клэр больше не было.

Марте Лэйн хотелось лишь одного — увидеть что-то еще, кроме белых стен. Снова почувствовать себя человеком, а не животным…»

Гулкий вскрик совы прорезал тишину, словно взрывная волна. Сонное сознание встрепенулось, вскинулось, пробиваясь сквозь тяжелый сон. Открыв глаза, Марта еще долго не могла понять, где находится. Черная масса возвышалась над головой. В свете луны виднелись черные джуты, которые опутывали пространство над головой, как силиконовые трубки тяжело больного человека. Тонкие нити, свисающие с них, колыхались на ветру. Только спустя мгновение внутри появилось понимание, что это корни. Множество корней, сплетшихся вместе. Они прорвали потолок и стены, словно черви грунт, сплелись змеиным клубком, застыли в непрекращающемся движении роста. Слева же виднелся проем, а в нем звездное небо. На его фоне перед ее глазами едва взблеснула прозрачная преграда, и Марта от удивления вздрогнула. Под подбородком будто стянулась удавка. Дернулась правая рука — и тут же следом поднялась левая. Приглушенно звякнул наручник, сами же ладони от резкого движения начало саднить.

Воспоминания издевательски замелькали внутри рваными кусками событий: автоматной очередью, нелепым спором, взрывом и методичным отстрелом. И только после этого память услужливо напомнила, как Марта слепо пятилась и как падала, царапая ладони об острые осколки. Как пыталась оценить ситуацию с помощью своей врожденной силы впервые за многие десятилетия.

Больше память ничего не подкидывала, только сумбур чувств и боли… Комок чужих мыслей, который уже не распутать и не распределить по индивидуумам. Похоже, длительный перерыв в боевой практике печально сказался на навыках… И что теперь? Ни одной души вокруг? Перетрудилась или осталась связанная в полном в одиночестве? Ни первый, ни второй вариант не был похож на правду.

Удавка, наручники, нечто выпуклое перед глазами… Как ни крути, ее снова кто-то прибрал к рукам, как интересный экземпляр генома. Коснувшись ладонями шеи, она все же нащупала ремешок. Тугой узел бугрился под пальцами и поддаваться не собирался. В конце концов она изучила пальцами конструкцию, опутавшую ее голову, и пришла к выводу, что ее способность изолировали с помощью шлема.

А еще она осознала другую вещь — ей не связали ноги. Значит, побега не ждут…, Получается, связали свои.

Кое-как поднявшись, она выбралась из помещения наружу и осмотрелась. И оказалась права.

Кирк не спал, сидел неподалеку, привалившись спиной к стене и вытянув ноги. Двое из команды растянулись в спальных мешках. У противоположной стены лежал скованный наручниками незнакомец. Его лицо скрывала дыхательная маска, но даже так наблюдалась внушительная гематома, искажающая всю правую часть лица. Взгляд зацепился за рюкзаки, выложенные в ряд у одной из стен. Из одного торчали человеческие руки: две правые… и две левые… Искусственные или натуральные — сложно было различить в темноте. Но, видимо, механизмы, спрятанные в них, были подотчетными. В прошлом это не глядя назвали бы мародерством, издевательством над мертвыми… но сейчас, когда тела шли в переработку, мнение члены социума смотрели на такие вещи совсем иначе.

Марту же это все еще коробило, как задевает невольного наблюдателя кража или насилие.

— Как вы себя чувствуете, адъютант Лэйн? — поинтересовался Кирк. Она отвела взгляд от рюкзаков и приподняла скованные запястья.

— Как думаете, нормально? — вопросом на вопрос ответила Марта, оценивая его расслабленную позу.

— Думаю, вполне хорошо, — ничуть не смутился он. — В отличие от некоторых.

— Я плохо помню, что произошло, — призналась она. Кирк ничуть не удивился и жестом пригласил располагаться рядом.

— Присядьте, вас шатает.

Лэйн послушалась и осторожно опустилась рядом. Мужчина ответил не сразу, продолжая смотреть на пленника в дыхательной маске. Человек в ответ уставился на него. Не надо было зваться телепатом, чтобы прочувствовать всю его ненависть к происходящему.

— Троих он убил сразу. Двое еще помучились. На одном сработал ошейник… Благодаря вашей наводке, мы смогли обезвредить снайпера.

Сказал, словно отчитался. Но, благодарность на этом заканчивалась. Наручники и шлем были тому свидетельством.

— Я не враг вам.

— Вы телепат, этим все сказано… — Как отрезал Кирк. А потом, чуть помолчав, продолжил: — Виктор погиб…

Марта вздрогнула.

— Быстро?

— Нет… еще мучился…

Марта невольно поджала губы. В памяти пронесся их последний нелепый разговор… внушение. А потом десятки иных таких же внушений. Неожиданно стало больно. Она подтянула колени к подбородку. Отчего-то вспомнились его удобность, из-за которой их отношения всегда оставались на грани рабочих. А ведь могло быть иначе, он всегда хотел… иначе.

За Виктора хотелось мстить. Мысль объяла разум и сдавила сердце стальными тисками.

— Я хочу прочесть незнакомца, — прошептала она.

— Нет. — Кирк был категоричен, а его ответ жесток.

— Дай ей прочесть незнакомца, — неожиданно отозвался один из спящих. Врач… Марта так и не запомнила его имя. — Он не доживет до Леополиса. Не с той дозой радиации, что уже получил.

— Это против правил.

Третий выживший молчал. Но смотрел хмуро, не поддерживая ничью сторону. Один из парней Виктора. А врач разозлился:

— Охота на людей тоже против правил! — он сел, а потом указал рукой на рюкзак с конечностями, — вон там результат нарушенных им правил. Так какая разница, сколько законов мы нарушим против него?