Пси-фактор

Глава 29

Где-то там, за синими облаками живет солнце. Когда у него хорошее настроение, оно ласкает поднебесный мир. А когда плохое, безжалостно убивает, испепеляя землю дотла.

И сколь бы ты ни искал — под злым солнцем нет места воде и нет места жизни.

Надо измениться самому, чтобы вместо ироничной улыбки светила рассмотреть собственную зацикленность. Надо стать безразличным, чтобы увидеть в солнце такое же безразличие. Потому что оно не живет за синими облаками. Оно вообще не живет.

Оно существует внутри твоего сердца исключительно таким, которым видишь его ты. Преображается в нужную тебе тварь исключительно под твоими руками.

Автор неизвестен

4750 год н. э. / 130 лет до Перелома

Маркус как раз просматривал на экране своего компьютера результаты генетического анализа, присланного мастером Ирраилем, когда целая цепочка взрывов разорвала тишину подземного убежища. Завыла тревога. Наскоро нацепив на голову гарнитуру, он включил связь. После чего быстро оделся, вооружился и запустил на своем персональном компьютере программу самоуничтожения. Дэйла, не выбирая выражений, пыталась натянуть на себя комбинезон.

— Взрывы на площадке Л-пятнадцать, — гундосил оператор в наушник. — Камеры не работают. Снесена стена на Б-восемь. Цепочка движется на север. Коридор С-пять не задет. Коридор С-семь не задет. Снесена стена на площадку К-двадцать три.

Маркус резко остановился и взглянул на Дэйлу.

— Что?

Говорить не было времени. Озвучивать свои мысли тем более.

Но, похоже, кто-то собрался уничтожить клона Абэ. Что за оружие использовалось, сказать было трудно. Когда минировали — тем более. Без помощи изнутри такое провернуть сложно. Тем не менее Маркус собирался повоевать за этого щенка. Исключительно из принципа.

Нажав в основание гарнитуры, включил микрофон:

— Кто возле третьей лаборатории? Эвакуируйте пациента. Оператор, сворачиваемся, — выдал он.

— Общая эвакуация. Программа самоуничтожения на десять минут. Никого не ждем.

— Что делать с остальными? — поинтересовался штатный оператор. Маркус помрачнел и вышел в коридор. Сквозь наушник было слышно непрекращающийся грохот.

— Ликвидировать, — не раздумывая, выдал он.

Дэйла с возмущением уставилась на него.

— Он твой брат…

— Мой брат… мертв, — с ненавистью прошептал Маркус, вспоминая отчет Ирраиля. — И я клянусь, Фердинанд проживёт не многим больше своего ГМО…

— Общая эвакуация, — затрещали громкоговорители, перебивая его, — десять минут. Эвакуация…

Дэйла не ответила на выпад Биби, спорить было бесполезно.

— Ты слишком веришь этому мастеру, убей в себе имперца наконец, люди никогда не являются тем, чем кажутся, особенно если они модифицированные, — ее слова прозвучали чрезмерно отчетливо в резко повисшей тишине.

Маркус не ответил. Взвел курок и мотнул головой:

— Идем, все претензии позже, — процедил он, но Дэйла не услышала. Его слова утонули во вновь поднявшемся грохоте взрывов.

* * *

— А кто вы по профессии? — поинтересовался незнакомец. Последний раз нечто подобное у Вито Лаена спрашивали во время регистрации в полицейском отделении. Казалось, в этом странном мире только и делают, что спрашивают и ставят перед фактом. Причин не отвечать не было, а если и были, Вито о них попросту не знал.

— Любовница… — ответ слетел с губ уверенно. А вместе с ним на ум пришло объяснение, чего не было утром. Кровь прилила к щекам от неожиданного понимания сказанного.

— Супер… — прочистив горло, прошептал мужчина, в который раз окинув Вито изучающим взглядом. — А зачем пришли?

— Может, представитесь для начала? — выдохнул Вито, пытаясь справиться с собственными эмоциями. — То, что я стою здесь, такой неопытный, и, похоже, выбиваюсь своим «предназначением» из общественной морали, не значит, что я не требую элементарного уважения к собственной персоне и соблюдения общепринятой этики.

— Прошу прощения, я Кэйт, — стушевался мужчина и, поднявшись со стула, протянул ладонь для пожатия. — Бывший следователь Кэйт Свон. На данный момент личный помощник префекта Леополиса, Клэр дэ Руж. Вы сейчас в ее приемной, господин Лаен.

Вито кивнул и молча ответил на жест. В его искусственной памяти не нашлось никакой информации о подобном ощущении. Рукопожатие Кэйта Свона было крепким, а лицо озадаченным. Но думать об этом не оставалось времени. Внутри впервые зародилась злость. На себя, на мастера, на ситуацию. Отец знал, что из него делал, и имел полное понимание того, что программировал. Он даже эмоциональные реакции закладывал. Собственная искусственность неожиданно встала поперек горла.

— Не сочтите за бестактность, Вито, — тем временем осторожно продолжал Кэйт, — но что вы здесь делаете? Сейчас десять вечера. Резиденция закрыта для посещений, значит ли это, что у вас пропуск, или причина вашего пребывания здесь иная? Учтите, версия о том, что это вышло случайно, не принимается.

— Я прибыл с мастером Ирраилем, — честно ответил Вито и оглянулся на дверь, через которую вошел. — Он вместе с советником Димитрием остался на первом этаже. А меня попросили ждать здесь. Похоже, мои уши были лишними в их разговоре.

Кэйт молча кивнул, не найдясь, что ответить. Ситуация обрисовалась с неожиданной стороны. Парень, пол которого он не смог определить с первого взгляда, похоже, являлся экспериментальным образцом. Проектом для будущего магазина, живым товаром. Как он сам выразился «любовницей». Отвратительная ситуация, как ни крути.

Вито продолжал стоять, сосредоточенно изучая кабинет. Чтобы хоть как-то снять повисшее напряжение, Свон предложил человеку присесть и выпить кофе. Вито растерянно захлопал ресницами, нахмурился и даже задумался. Чисто как девчонка. Похоже, его мастер Ирраиль имел извращенное чувство юмора.

— А что такое кофе? — прервал его мысли встречный вопрос Вито и присел на предложенный стул. Эта нехитрая на первый взгляд фраза стала апогеем сложившейся ситуации. Бывшему следователю сделалось совсем неловко. Ответ, объясняющий все происходящее, был лишь один. Возраст Вито исключительно номинальный. Перед ним ребенок. Словно в подтверждение его догадки парень раздраженно дернул ушко молнии вниз, освобождая белоснежную шею от толстой ткани. На коже под правым ухом стояло клеймо мастера и обозначение города. У самого плеча виднелось раздражение, буквально кровавая натертость, оставленная швами. По-девичьи тонкие пальцы мягко прошлись по покраснению, похоже, эта дрянь реально болела. И это было нормой только в одном случае, если человек только вылез из инкубатора.

— Когда вы пробудились, Вито? — очередной вопрос не заставил себя ждать.

— Пятнадцать часов назад, — ответил Лаен. Кэйт растерянно почесал затылок, размышляя над сложившейся ситуацией. Нужна была аптечка. А вот кофе отменялся. Не лучший напиток для незнающего человека. Тем более для младенца, которому меньше суток.

— Кэйт, Димитрий еще не вернулся? — раздалось по громкоговорителю. Вито дернулся от неожиданности, Свон в свою очередь многозначительно ткнул пальцем на установку, размещенную около окна.

— Это динамик, начальство через него указания раздает. Практикуется последние шестьдесят лет как способ открытости власти.

Вито кивнул. Понял он или нет, Кэйт не знал, да и не до того было. Бросив очередной взгляд на скучающего парня, Свон нырнул в кабинет начальницы и плотно прикрыл за собой дверь.

— Там это… советника еще нет, но пришел, кгм… объект продажи для магазина. Имя Вито Лаен.

Клэр удивленно уставилась на него.

— Вито Лаен? То есть как пришел, сам, что ли? — переспросила она. Свон пожал плечами:

— Не сам. Сказал, Димитрий и его мастер на первом этаже решают свои дела, — ответил Кэйт и нахмурился. — Госпожа дэ Руж, у вас аптечки не найдется?

— Зачем тебе?

— Да там… — Кэйт замялся, — парню кожу до крови растерло от одежды. Говорит, пятнадцать часов как проснулся.

Клэр и сама помрачнела. Ситуация не требовала лишних разъяснений. Пятнадцать часов — это всего ничего. Обычно это время входит в долгий период адаптации. И, похоже, Вито Лаена лишили этого срока. Что является чистой воды преступлением.

— Я дам тебе аптечку, Кэйт, — подумав, ответила дэ Руж, — только с тебя одолжение. Ты не спускаешь с мальчишки взгляда до тех пор, пока я не позволю. Понял?

Кэйт еще больше стушевался:

— А не могли бы вы…

* * *

Ирраиль имел полное право злиться. Даже спустя пятнадцать лет Димитрий понимал это в полной мере и не спешил разглагольствовать на эту тему. Им не было оправдания перед системой, перед империей, да и перед друг другом.

Правда была в том, что они натворили тогда дел. Не было конкретной цели учинить членовредительство или вставить палки в колеса. Просто кое-кто пытался выжить и нуждался в помощи. Димитрий же мог эту помощь предоставить в кратчайшие строки. Все было продумано до мелочей: модификация Теодора, чтобы он не засветился в поисковых базах, модификация самого клона Абэ. Перекройка физических показателей, изменение установок. Самым сложным той ночью стала доставка ребят в Леополис, под чуткое крыло дэ Руж. Димитрий был уверен, женщина, знавшая семейство Соболевски едва ли не с младенчества их прародителей, поможет. Но префекта Леополиса на месте не оказалось. А по пятам пошел сам Нандин. Пришлось выкручиваться. Увы, процесс так и остался незаконченным. Это вылезло еще одной проблемой, первый же сканер, мимо которого пройдет мальчишка, мог поднять тревогу, и тогда за дело взялся бы Кальтэной. Грубо говоря, от ошейника невозможно было отвертеться. Пришлось надевать и разделять его структуры, создавать видимость работы, но без последствий. Димитрий не знал, смог бы кто-либо иной из мастеров провернуть тогда подобную авантюру и сумел бы после того отмолчаться на следствии. Но Ирраиль все это сделал и покорно ушел в тень, в глубь подземных городов, где продолжал творить, что вздумается, но уже неофициально. Ирония судьбы в том, что выбрал он для этого префектуру Леополис, словно надеялся еще когда-нибудь увидеть, во что превратились Теодор и отличившийся клон Абэ.

Пятнадцать лет. Димитрий и думать забыл про произошедшее. Согласившись на странное задание Фердинанда, он рассчитывал заработать пару баллов себе в копилку, выслужиться, а не столкнуться с проблемой из прошлого. Подумать только, он даже не вспомнил этих ребят. Стоял, смотрел на них, а вспомнить не мог, покуда модифицированный Тарис Лаен не взбесился. Кому сказать, не поверят. Да и стоило оно того?

Что сделает Фердинанд, узнав, что его доверенное лицо, советник имперского секретариата, замешан в событиях, о которых и знать не положено? Обрадуется или закончит начатое? То, что произошло тем вечером в императорском дворце, было известно лишь по сумбурному рассказу клона Абэ. Димитрий помог… Но, как ни крути, это измена. И караться она будет согласно закону.

В лифте поднимались молча. Все, что можно было сказать, уже прозвучало. Приоритеты были расставлены. Коридор встретил пустотой. Колеса инвалидной коляски скрипели, оставляя грязные следы на ковровой дорожке.

В приемной префекта нашелся Вито в компании Свона и самой дэ Руж. Женщина невозмутимо обрабатывала кожу парня и наклеивала пластыри на алые кровоподтеки. Бывший следователь был явно не в духе, Вито раздражен. Что здесь произошло, только предстояло узнать.

* * *

Сначала один коридор, потом второй. Каменная крошка летела во все стороны, выдалбливая из стен целые куски, разбивая объективы камер и раня людей, застигнутых врасплох. В каменном полу оставались овальные выбоины. Поднявшаяся пыль оседала медленно, ухудшая видимость и делая уцелевшие камеры бесполезными.

Следом хаос поднялся во втором коридоре. И только секундами позже по ушам ударила сирена, поднимая тревогу.

Бойцы Маркуса Биби мелькали то справа, то слева. Но не было времени ни смотреть на них, ни оборачиваться, ни проверять их живучесть.

Тарис бежал. Впервые за неделю он мчался так быстро, как только мог. Это был не экзамен в чертовой Леополиской академии и не попытка уклониться от странного, пробивающего тело насквозь оружия. Сейчас Тарис знал что делает и понимал, за что отвечает. Нана не думала, как и обещала. Зажала глаза, обхватила голову руками и застыла, позволив делать с собой все, что сейчас надо и как надо. Ее сердцебиение превратилось в тяжелый, тягуче-медленный гонг, словно ток, подгоняющий двигаться еще быстрее.

Тарис ускорялся. Чувствовал, как крошится и проваливается под ногами пол, как острая крошка бьет по коленям, впивается в кожу, разлетается на дикой скорости, как свистят смертоносные железные шарики из палок со странным названием «пули».

Тарис боялся. За Нану, застывшую в его объятиях и забывшую, как дышать. За Райго, который, похоже, проиграл свой ментальный бой и мог исчезнуть. Тонкая нить, связывающая его с Иссиа на каком-то невообразимом мыслительном уровне, на миг стала отчетливее. Невольный знакомый, с которым непонятно что связывало, был все ближе. Лаен боялся тормозить, чтобы осмотреться и удостовериться. А как только связь начала истончаться, решился бить сквозь стены. Лишь спустя мгновение подумал, что пора уничтожать камеры. Люди вокруг него застыли в своих движениях. Тарис мчался мимо, не обращая на них никакого внимания, и, лишь когда был почти у цели, слегка расслабился и тут же промахнулся — снес часть стены вместо двери. В его течении времени все замерло. Двое вооруженных застыли с бесчувственным Райго в тот момент, когда собирались зафиксировать его в инвалидном кресле. Сам Иссиа не подавал никаких признаков сознания. Связь же была отчетливой и показывала всю глубину бездны, в которую он упал.

Сбив камеры и спеленав несопротивляющихся, вряд ли что-то понявших людей простыней с больничной койки, Тарис впервые остановился. В воздухе плотной стеной стояла пыль. Тело дрожало, а Нана, похоже, сделала первый вздох после того, как он начал движение.

В запасе осталось шесть с половиной минут, прежде чем он сам упадет без памяти от истощения.

Оставалось только выбраться и не забыть прихватить за компанию двух человек.

— Общая эвакуация. Десять минут… — раздалось отовсюду. — Эвакуация…

Глубоко вздохнув, Тарис еще раз осмотрел лабораторию, прислушался к потоку мыслей, витавших в пространстве, подхватил свободной рукой Райго, как тогда, на смотровой площадке, и повернул в ту сторону, куда советовал общий ментальный фон: «На выход». И чем скорее, тем лучше.

* * *

Нандин не верил в судьбу, а уж тем более в случайность и стечение обстоятельств. Любому результату всегда предшествует действие. К каждому действию есть противодействие, которое порождает последствия. Судьба человека — это всего лишь результат борьбы его и его окружения. Друг с другом, с миром, с системой, с жизнью… Кто борется активней, кто слабей, кто идет на пролом, а кто плывет по течению. Каждый ежедневно, ежесекундно, беспрерывно, всю жизнь испытывает на себе результаты стечения тысяч судеб и обстоятельств. На протяжении своей, бесспорно, слишком долгой жизни он лично испробовал на себе каждый из путей и понимал: все они равносильны и одинаково действенны в достижении тех или иных целей.

Произошедшее в кабинете Фердинанда все так же стройно ложилось в его теорию. Вот только вопросов от этого становилось не меньше.

Со слов тридцать девятой, Маркус Соболевски был зарегистрирован пятнадцать лет назад, немногим позже официальной гибели всех родственников Фердинанда. С тех пор он работал директором Леополиской академии, носил маску, к которой было прикреплено одно лицо, и оно мало чем напоминало образ, зафиксированный камерой… Официально маска настраивалась под отдельно взятого пользователя, вмещала два изображения. После того как надобность в ней отпадала, она переходила к новому пользователю и только тогда перенастраивалась. База данных хранила в себе все зарегистрированные изображения. Но вот странность, внешность директора Соболевски в ней отсутствовала.

До этого момента Нандин был уверен, что Клэр не замешана в произошедшем. Он видел ее прошлое, рылся в памяти. В конце концов пытал ее… Но результат получал все тот же: дэ Руж была чиста и пострадала исключительно из прихоти его величества…

В те далекие дни префект Леополиса действительно не понимала, за что её наказали. О произошедшем эта женщина узнала лишь спустя неделю, когда по сводкам прошла информация о переработке семейства Соболевски почти в полном составе. Тогда старуха Клэр впервые со смерти Фила, первого императора Сакской Империи, надела траур, вышла на связь и чистосердечно принесла соболезнования. А еще через месяц прошла процедуру омоложения. Нандину тогда впервые подумалось, что она простила им свою руку. Однако он слишком долго жил, чтобы поверить в подобное. Клэр была слишком щепетильной, чтобы просто закрыть на произошедшее с ней глаза.

Сейчас же, смотря по десятому кругу видеокадр с незнакомцем в маске, Нандин Абэ понимал — дэ Руж действительно может быть замешана в происходящем. Вот только создала ли она этого человека с нуля, или это действительно все тот же Маркус? В последнее Нандин не верил. Маркус не мог выжить. Первое больше походило на правду. Но тогда, получается, у дэ Руж были и средства, и доступ к технологиям, чтобы провернуть такое.

— Маркус Соболевски, бесспорно, отлично понимает, что стоит около камеры, — прошептал Фердинанд, прерывая ход мыслей Нандина Абэ.

Злость уже покинула его, оставив лишь невероятную усталость. Нандин ощущал ее как свою собственную. Смешанность чувств, абсолютная нечитабельность десятков нечетких мыслей, перемешанных с давними воспоминаниями…

Он остановил запись. Человек с украденным лицом смотрел аккурат в объектив. На губах застыла усмешка, скользкая, мимолетная, но Фердинанд успел ее заметить. Он чувствовал эту насмешку и вскипал. А Нандин понимал, что да, это издевка, как она есть. Неприкрытая. Он также был согласен и с тем, что человек на стоп-кадре и Маркус Биби — один и тот же субъект. Ведь наличие Вито — это тоже насмешка, открытый вызов. Как приглашение: «Приди, хочу тебе показаться».

— Естественно, записи процесса проведения криминалистических действий никто не смотрел, ведь нет надобности, — император продолжал рассуждать, стоя перед голографическим лицом. — И так все, что можно, найдут, соберут в детальный отчёт, поднесут на блюдечке. А не доверять спроектированным по идеальному образцу следователям и криминалистам непривычно…

Нандин в который раз промолчал, спорить было безрассудно, да и незачем. Фердинанд прошёл сквозь голографическое изображение, отчего контур его тела на миг вспыхнул белым. Он остановился с противоположной стороны и снова посмотрел на изображение. На глаза, причёску, скулы, рот, нос… На шею, охваченную воротником рубашки, аккуратно завязанный галстук.

Прошлое опять колыхалось в нем взволнованным морем, массой эмоций и злых непоследовательных действий. Всё это одновременно пробивалось в интонации.

— Я хочу знать об этом Маркусе все, Нандин, — прошептал он. Взгляд опять был обращен на долгожителя. — Хочу встретиться с ним.

Абэ вскинулся, понимая, куда тот клонит.

— Мой император, я все же уверен, что это ловушка. Вас выманивают, вам уже формируют мнение, возможно, ошибочное. Боюсь, как бы это ни было отвлекающим маневром.

— Так проверь, Нан, — Фердинанд не повышал голоса, он говорил тягуче и медленно, словно пропускал каждое свое слово через километры воспоминаний, насыщая эмоциями. — Узнай, какое отношение он имеет к моему отцу… Есть ли это отношение? И если это просто игра…

Остальное озвучено не было. Но Нандин понял. Понял так же отчетливо, как и то, что время жизни шутника будет оборвано собственной рукой под пристальным наблюдением Фердинанда, под звуки оркестра и с обязательной видеозаписью…

Однако подразумевался в этом немом приказе и другой вариант развития событий.

Фердинанд сомневался. Он допускал мысль, что смотрит сейчас на своего старшего брата. Запрещал себе думать об этом и одновременно хотел того. Еще час назад он был уверен в смерти Маркуса. А сейчас его разрывало от предположения, что старший брат может быть жив.

В отличие от Тариса Лаена, который порождал в Фердинанде лишь желание мести.

— Слушаюсь, мой император… — Абэ впервые за многие годы склонился перед ним. В голове бушевала целая гамма эмоций. Кем бы ни был этот Маркус Соболевски, его игра была крайне опрометчивым решением.

Покинув кабинет императора, Нандин Абэ закрылся в своём рабочем пространстве. Дело недельной давности снова было разложено на столе. Фотографии участников заняли центральное место. Нандин долго смотрел на изображения, покуда не убрал фотографию Наны Вагнер и не положил на её место изображение с видеокамеры.

Маркус Соболевски. Скорее всего, он же Маркус Биби. Неведомый ранее игрок. Человек, имеющий отношение к серии убийств, всколыхнувших всю империю и сам Леополис в частности.

Был ли он на каждом месте событий? Скорее да, чем нет. Попадал ли на камеру? Было ли у него то же лицо? Технически их количество может быть бесконечным. А значит, стоит поднять записи и просмотреть все заново.

Последней на стол легла фотография семьи Фердинанда, ещё до гибели последних. Отец, мать, трое братьев.

Был ли Тарис и Маркус теми же Маркусом и Теодором? Генетический анализ вопил, что Тарис не Теодор. Однако этот мальчишка был слишком странным для обычных проектов Кальтэноя. Возможно, в этом имелось свое зерно. Провести модификацию, чтобы спрятать. Ведь кто-то же тогда прорвался в Леополис сквозь имперский телепорт. Маркус? Зная, что от мальчишки осталась лишь оболочка, а сознание подменено? Или же один из клонов, назвавшийся Райго Иссиа? Почему он защитил Тариса?

У Фердинанда было много причин думать, что этот мальчишка его брат. Но факт оставался фактом. Генетика у этого человека была иной.

Стоило посоветоваться с мастерами. Увы, такие вопросы кому-либо не поставишь. На ум приходил только префект Кальтэноя, Мебиус Такебир. Если кто и мог расставить все точки над «і», то только он.

Телефон опять звонил.

— Слушаю.

— Я хочу записи, — тихо проговорил Фердинанд, — все: с той ночи и с предыдущей, и с последующей…

Нандин шумно выдохнул. Под «той ночью» его бывший подопечный всегда имел в виду только одно событие. Единственные экземпляры хранились в сейфе Абэ. Даже тридцать девятая не имела к ним доступа.

— Когда?

— Сейчас, Нандин. Я хочу смотреть их сейчас. И, Нандин… — он на миг умолк, тяжело дыша в трубку, — не трогай дэ Руж пока. Она слишком на виду. Пусть так и остается.

Короткие гудки обозначили конец разговора. Нандин на миг прикрыл глаза, справляясь с эмоциями. Похоже, ночь предстояла длинная и болезненная. Ведь раньше малыш Ферди записи именно «той ночи» не смотрел…