«В этот раз сон был иным. Словно полудрема. В ней можно было подумать, рассмотреть, обернуться. Вот и сейчас Тарис осмысливал себя отдельно от своего извечного кошмара. Стоял в стороне и наблюдал. И проникался всеобщей жутью. Слишком много близнецов вокруг. Ковер под ногами хлюпает от крови. Его цвет не разобрать. Удушливый запах смерти. Не такой, какой ощущаешь, когда взрывается чужой ошейник. Иной. Страх, ужас, испражнения… вспоротые животы… или синие от удушья лица. А еще сломанные шеи и позвоночники… Это воспринимается отдельно от людей, прочувствовавших это. Ментальный фон — сплошная какофония звука: немого крика, боли… страдания.
А еще в этом сне есть его копия. Ребенок: мелкий, хрупкий, с гордо поднятой головой. Он взирает на кровавое безумство с недетским торжеством, а десятки демонов, подконтрольных его длани, вершат жуть, превращая живых людей в изломанные куклы. Взгляд мальца прикован к одному из них. Тарис и сам смотрит в ту сторону не в силах оторвать взгляд. Молодой мужчина. Сильный, мощный, со знакомыми чертами лица. Он мысленно называет себя Маркусом и цепляется за это имя, разгоняя туман, который наслан на его разум. Глаза у него такие же синие, как и у Тариса. Он прорывается сквозь близнецов, несмотря на собственные ранения. Настигает, расшвыривая людей в стороны, как медведь…
— Тео! — кричит, подхватывая мальчика, поднимая. — Очнись!
Но вместо ответа маленькая копия Тариса просто кладет ладонь на лицо брата. Под его пальцами разгорается пламя, в один миг сжигая чужую кожу.
Лаен никогда не видел этой части кошмара и теперь стоит посреди него и странным образом пытается осмыслить происходящее. Множество вопросов роится в его голове. Но ни на один нет ответа. Кто этот малыш, а кто человек, так нелепо получивший ожёг? Почему у мальчика такая же способность, как и у него, Тариса?
Что за демоны-близнецы вокруг танцуют свои кровавые танцы?
Пока он думает об этом, обожжённый человек успевает ухватится за лицо, отступить к окну. Тео его просто толкает, и тот опрокидывается.
Ребенок хохочет. И тут же получает возмездие за свою кровожадность… Словно ураган, на него налетает другой человек… Отбрасывает в сторону, сшибая мощным ударом. Ребенок же поднимается, словно ничего не произошло. Рассеченный лоб начинает заживать сам по себе. Близнецы наступают со всех сторон, повинуясь его воле.
— Поздно, Фёрди, ты его не вернешь! — смеется он… — Теперь здесь я, а не твой брат!
Парень, на десяток лет старше его, лишь горько усмехается, стирая с лица кровь. Он уже знает больше. Его мысль раскрывается в пространстве, словно цветок. Тарис читает ее, вздрагивает, осознавая в один миг весь ужас произошедшего. А за спиной Фердинанда в этот миг вырастает долгожитель. Он скользит взглядом по ухмыльнувшемуся мальцу, а потом кладет руку на плечо Фердинанда.
— Довольно, мой император. Это больше не ваша забота. — А потом демон вкладывает в ладонь парня кольцо. Алый камень мерцает красным в свете электрических ламп. — Это просто символ, мой господин. Однако… мне приятно, что он будет у вас…
— Ты выбрал не то тело, дед… — покачал головой Фердинанд, сжимая кольцо в кулаке. — Увы… я сильнее, чем Тео…
— Прикажите, мой император. Властитель должен быть только один… иначе мной смогут управлять все…
Фердинанд лишь кивнул и наконец надел на палец врученный ему символ власти.
— Устраняй всех… — прошептал он, а потом кивнул на Тео. — И его тоже… — И ни на миг не прикрыл своих серых глаз, пока говорил это.
Сейчас Тарис спокойно может встать напротив него, рассмотреть. Почти в одинаковом возрасте… Одежда на нем окровавлена, а за спиной его тенью стоит старик… Долгожитель Нандин Абэ.
Напротив них ребенок, внутри которого одновременно сидят две личности. Они бьются за право бодрствования. Мысли их смазаны. Эмоции смешаны. Это действительно больше не Тео… и не его дед…
— Уверен? Его просто не станет… — прошептал Абэ. Интонации его страшны, полны предвкушения. Он наслаждается моментом. Любит ли убивать, или причина его воодушевления в ином? Тарис не может понять… Он все еще стоит спиной к Абэ. Но все равно знает, что его раскосые карие глаза сейчас равнодушны к чужой жизни. И улыбка на холодном лице фальшива. Он жаждет этой расправы.
— Выполняй… — решил Фердинанд…
Брат? Тарис снова смотрит на него, ощущает его внутреннюю боль и не понимает. Может ли такое сказать брат?
Чей брат, его или Тео?
Откуда он вообще взялся? У Тариса Лаена нет братьев…
Кошмар становился все безумнее… Взгляд выхватил на полу тело умирающей женщины, которую хотелось назвать матерью… нашел лица близнецов, которые должны были охранять мальца, а теперь наметили его своей целью…
Сплошное безумие.
— Умрешь… Как все, умрешь! — с ненавистью процедил мальчишка. Он не кричал о предательстве. Он о нем думал. Что Тео, что гость в его теле.
Хотелось плакать… Может ли такое говорить ребенок? Могут ли такое говорить друг другу братья? Тарис схватился за голову, пытаясь осознать то, что видит… А сотканный из сна Фердинанд скривился, всего на миг… пропуская в пространство целый клубок собственного ужаса. А потом снова закрылся. Вмиг став нечитаемой каменной глыбой.
Старик обошел его, скользнул сквозь Тариса, словно его и не было в этом сне, потянул к ребенку руки. И десятки его копий, словно ожившие мертвецы, сделали то же самое.
И в тот же миг пространство закрутило воронкой, затягивая его в тело мальца. Но он смотрел не на надвигающегося убийцу, а на собственного брата, ощущал его братом. И словно посторонний наблюдал, как его губами движет чужой разум. Знакомый незнакомец, без спроса поселившийся внутри…
Голова взрывалась от его мысли. А мозг кипел не в силах обработать два разума одновременно. Кто-то должен был уступить.
Страх поглотил, а вместе с ним от ужаса начала пылать кожа.
Чужак внутри наконец ослаб. Испугался, не понял. Свернулся от ужаса. А ему, ребенку, достались последствия навороченных им дел…»
Кошмары одолевали его последние несколько часов. Охватывали разум тисками, заставляя переживать заново дикие мучения. Боль преследовала. Впивалась острыми иглами в тело. Будоражила память, поднимая из ее глубин давно забытые видения о чужой смерти. Будь это последний вздох взбешенного модифицированного или попавшего под его руку человека — неважно. Боль была всегда… Она поднимала из закутков настолько странные моменты, что казалось, он выдумал их.
Но стоило открыть глаза, как он забыл все разом, получив взамен лишь усталость от длительного тяжелого сна. Воспоминание прошедшего дня взбудоражило. Ноги, начавшие болеть вчера, все так же продолжали ныть. Единственная попытка встать закончилась неудачей. Так что теперь только и оставалось, что лежать и изучать пространство.
Камера, в которой он находился, была небольшой, без удобств. Шага три на три… Потолок оказался каменным, выдолбленным. Он плавно перетекал в три стены. Настолько плавно, что вокруг не было ни одного четкого угла. И ни одного окна. Четвертая стена отсутствовала. Вместо нее темнела плотная решетка из толстых прутьев. Встать и посмотреть, что за ней, Лаен не мог. Колени, несмотря на то, что зажили, продолжали болеть при каждом движении. Ни постоять, ни пройтись. Один-два шага еще можно стерпеть. Но ведь надо больше… Ни ускориться, ни напрячься. Потому он лежал, медленно впадал в уныние и пытался разложить незнакомый ему воздух по составляющим запахам… Спустя некоторое время это получилось.
За стеной, в соседней камере, кажется, был Райго. Его мыслей впервые за четыре дня не было слышно. Так же тихо беззвучно сидела Нана. Тарис не мог понять, почему не слышит их. Но радовался, что чувствует вибрации от их движения, нервных шагов… А еще различает душок немытых тел. Никогда не думал, что будет радоваться этому.
Заговорить, что ли?
— Райго, Нана… — позвал он, — слышите меня?
В пространстве всколыхнулись черные пятна… зашевелились, оформились тенями. Но без мысли.
— Жив, Тарис! Я здесь! — это всхлипнула Нана. Тарис прочувствовал, как ее пятно переместилось. Ему даже показалось, что она ухватилась в этот момент за решетку. — Райго увезли, а ты не отзывался! Думала, я одна здесь…
— Он тут, — успокоил ее Тарис, — спит. Ты знаешь, что произошло?
Нана опять всхлипнула.
— Я никогда такого не видела. Эти штуковины просто скосили вас…Сначала Райго… потом тебя. Ты вообще падал!!! С высоты! Ты мог умереть!
— Не умер бы… — выдохнул Тарис.
— Ты просто не видел этого так, как я! — Она на миг умолкла, справляясь с эмоциями. — Не знаю, кто тебя мастерил…но я благодарна, что он это придумал. Если бы никто не мог умирать. Это же было бы круто.
— Бессмертие ведет к вымиранию… — раздался тихий голос Райго. — Это я вам как историк говорю…
— Райго! — вскрикнула Нана. — Ты живой? Что с тобой? Твои ноги, они…
— Я не слышу тебя… — вторил ей Тарис. — Ты как тень… И Нана пятном…
— Да завалитесь оба, — простонал он. — Жив, лежу… И очень хочу побыть в тишине.
Нана опять всхлипнула, а потом послышался удар о стальные прутья.
— Гребаный ток… Не будь его, Тарис, ты бы точно уже вылез отсюда, — простонала она.
— Ты, главное, к прутьям одеждой не прикасайся, — посоветовал Райго, — а то снова сожжёшь.
Тарис невольно улыбнулся, вспоминая ее в Леополиской камере. Нана что-то обиженно буркнула. Повисла тишина. И теперь она казалась более дружелюбной, чем миг назад, хоть и с таким же неоднозначным будущим. Их поймали и как-то заблокировали. Стоило ли убегать с Леополиса, чтобы попасть в руки невесть кому?
— Слушайте, — начал Райго. — Тот, кто нас поймал, как-то блокирует ментальное пространство. И, может, даже подслушивает речь. Потому, что бы ни случилось, не говорите того, что может вам навредить. Помните это.
— А если я не знаю, что может мне навредить? — тихо поинтересовался Тарис.
— Тогда ты в глубокой заднице… — разозлился Райго. — Никто тебе не поможет, если не включишь мозг…
Его голос потонул в лязге. Нана громко охнула. Несколько человек тяжелой поступью прошлись вдоль камер, и спустя пару мгновений остановились возле той, в которой закрыли Тариса.
— Ну что, уродец, прогуляемся? — усмехнулся один из них, тыча сквозь прутья пушкой. Лаен нахмурился, приподнимаясь на руках. И тут же растерянно взглянул на дротик с проволокой, впившийся в его грудь. Разряд прошелся по телу обжигающей волной…
* * *
Маркус задумчиво смотрел на экран компьютера, примостившегося на мелком столике его спальни. На поверхности уже несколько часов как взошло солнце. Здесь же, под землей, всегда властвовала темнота… Три видеоокна отображали движения пленников. Девчонка уже несколько раз успела продемонстрировать свою невосприимчивость к току. Чернявый просто лежал. Колени ему успели прооперировать. Пули вытащить. Но в медицинскую капсулу не помещали. Само заживет. И, судя по всему, выздоравливал он как обычный человек. Другое дело тощий уродец. Этот регенерировал сам… И теперь лежал, стараясь лишний раз не шевелиться. То видео, показывающее, как пленный резко встал с койки, а потом упал как подкошенный, до сих пор стояло перед глазами. Он не кричал, хотя, судя по исказившемуся лицу, боль была ему очень даже понятна.
Теперь же обезвреженного уродца волокли вдоль коридора. Чернявый зло скривился, проводив их взглядом, но с кровати не двинулся. Девчонка же ухватилась за прутья и начала орать.
— Страдаешь? — Дэйла подкралась незаметно. Маркус вздрогнул от неожиданности, а ее пальцы уже скользнули по его шее.
— Я думал, ты спишь…
— Не люблю спать одна, ты же знаешь… — ее голос все еще был охрипшим спросонья. А пальцы уже внаглую забрались за ворот. Она всегда так делала, когда хотела пошалить. Сейчас это отвлекало, потому Маркус не спешил реагировать. Мысли все еще были заняты происходящим на экране. — Так чем же ты занят?
— Думаю, — вздохнул он, отводя ее руку. — Глаза у него синие, волосы белые. Это да, похоже на Тео. Но лицо… Ты когда-нибудь видела столь тощего человека?
Дэйла прекратила, но застыла за спиной, буквально дыша в затылок.
— Видела, и ты видел. Вспомни лицо первого императора. Он тоже был тощий.
— Но не настолько же. — Маркус обернулся и шумно выдохнул, буквально уткнувшись носом в ее обнаженную грудь. Дэйла тихо рассмеялась, а потом чуть отошла, давая ему возможность разглядеть ее полностью. Даже повернулась вокруг своей оси, красуясь. На ней не было даже мелкого лоскутка ткани. На рельефной спине выделялась татуировка с замысловатыми цветами и птицами. Крепкие ягодицы манили, как и плоский не по-женски подкачанный живот.
— Может, он просто недоедает? — вскинула брови Дэйла, возвращая его разум к насущной проблеме. Потом медленно подошла и забралась ему на колени, обхватив его бедра обнаженными ногами. Стащила его футболку, а потом склонилась и прикусила зубами шею. Как зверь…
Маркус шумно выдохнул. Дэйла любила кусаться… до боли, порой оставляя синяки на коже.
— Ты тоже, судя по всему, — он обхватил ладонями её бедра и улыбнулся.
— Я изголодалась, Марк… — она нашла его губы своими и совсем тихо выдохнула: — Ты же не оставишь меня голодной?
— У нас не так много времени, — возразил он, оглаживая ее спину. — Вскоре Ирраиль займется уродцем.
Женщина тяжело вздохнула и, опустив подбородок ему на плечо, задумчиво взглянула на монитор.
— Ты пустил его в нашу лабораторию?
— Пустил.
* * *
Лаборатория, выделенная Ирраилю пришлым господином, была сделана по последнему слову техники.
Старик дернул руками колеса и проехался вдоль абсолютно пустых капсул. За ним пополз робот-чистильщик, скрупулёзно стерилизуя пол. Глаза старика резало от этой вопиющей новизны. Ни тебе старых полупроводников, ни капсул, переделанных из ракетных корпусов. Все было свеженькое, заводское. Он растерянно скользил взглядом по помещению, не в силах поймать ни одну из тех сотен мыслей, что в один миг зароились в его голове.
Местные врачи, облаченные в белые комбинезоны, стояли перед ним навытяжку. Они взирали на него сквозь прозрачные стекла очков и периодически переглядывались, едва сдерживаясь, чтобы не прокомментировать его нахождение здесь. Ирраиль их даже не заметил, полностью поглощенный окружающими его аппаратами.
— Такебир, небось, штук двадцать чистых тел за это добро попросил, — наконец пробубнил он, растерянно водя ладонями по пыльным колесам своей инвалидной коляски. Дэйла хмыкнула, представив себе это.
— Тела не так уж и дороги, мастер Ирраиль, — снисходительно заметила она. — Префект Кальтэноя, увы, на обычные тела не разменивается. Его запросы более изысканны.
— Что же вы ему предложили?
— Не вашего ума дело, — отрезал Биби, вынырнув из боковой двери. — Теперь вы работаете здесь. И если хотите исследовать белобрысого, делаете это здесь, в компании моих людей.
— Господин решил пойти на уступки? — оскалился Ирраиль. Лицо Биби явно дернулось, хотя маска смазала резкость движения.
— Сейчас вам лучше помолчать, мастер, — тихо вымолвил он, после чего резко развернулся и, поддернув руками штанины, уселся на одно из кресел, стоящих возле стены. — Я буду наблюдать. Это не обсуждается.
Ирраиль лишь недовольно поморщился. Ясен пень, возражать против такой постановки вопроса никто не будет. Но… диктовать правила может не только Биби. Других мастеров в Ио нет и не предвидится.
— На все воля господина, — прошептал он. А в следующий миг уже наблюдал, как в его новую лабораторию двое мужчин за руки заволокли уже знакомого белобрысого парня. Пленник был без чувств и бледен. Из одежды на нем оставались лишь остатки серых брюк. Обе штанины были окровавлены и разорваны до колен, обнажая свежие специфические шрамы. «Наверное, от пуль», — подумалось Ирраилю. Мысль застопорилась на этом. Где-то внутри опять взыграла ненависть к этим изуверам. И сразу потеплело от мысли, что его Вито уже принялся за свое черное дело.
Голос же не отобразил ни одной из этих эмоций. Натура исследователя взяла свое:
— Сколько времени прошло с ранений? — поинтересовался он, осторожно подъезжая ближе. Дэйла кинула взгляд на предводителя и, получив кивок в ответ, невозмутимо ответила:
— Пятнадцать часов. — И, чуть помедлив, добавила: — Регенерировал сам, в дороге.
— Пули вытаскивали? — тут же продолжил Ирраиль, скользя взглядом по тощему телу.
— Не успели, — это уже подал голос Биби.
Старик фыркнул. Даже выделенные ему помощники колыхнулись разом от возмущения. Вопиющее безобразие.
— Мне нужен мой помощник, — наконец решил старик. Полностью игнорируя предоставленных ему людей.
— Любой мой человек к вашим услугам. — Биби повел рукой в сторону пятерки врачей. Ирраиль поморщился, оценив их белые комбинезоны, и резко крутанул колесами в сторону развалившегося в кресле Биби.
— Мне нужен мой помощник, — повторил он, делая акцент на слове «мой». — Мой Голиаф, и это не обсуждается. Своих можете убрать.
Биби хмыкнул, а потом перевел взгляд на Дэйлу.
— Выполняй.
Мастер тем временем подъехал к рабочему столу, невозмутимо пересмотрел находящиеся на нем пузырьки и инструменты… Нашел медицинские перчатки и, не раздумывая, натянул их на свои тощие ладони.
— Может, руки хотя бы помоете? — возмутился один из проигнорированных им врачей, с брезгливостью наблюдая за стариком.
— Это ГМО, неуч, к тому же регенерирующий, — процедил Ирраиль. — Захочет, мутировавший стафилококк будет на завтрак жрать без последствий… Обезболивающие, транквилизаторы, анестезия? Или аналоги? — спросил он, даже не оборачиваясь к ненужным ему наблюдателям…
— Шокер, электрический, — хмыкнул Биби, откидываясь на спинку кресла и забрасывая ногу на ногу. Ему было откровенно весело. Особенно с перекосившегося лица врача, которого назвали неучем.
— Нелюди… — прошипел Ирраиль, найдя наконец коробку с инструментами.
— Мастер, что происходит? — Голиаф вплыл в лабораторию, как слон в посудную лавку, за ним последовала Дэйла.
— Операция, мой Голиаф, — процедил Ирраиль, — по извлечению мелких инородных тел… Возьми вот этого и расположи на столе… — указал он на валяющегося на полу парня.
— И главное, держи крепко, да не поломай. Мне он нужен целым, а не калекой…
Голиаф даже не запыхтел, подхватывая парня, как пушинку. Ирраиль же проковылял к операционному столу и недовольно буркнул:
— А этих студентов уведите, уведите отсюда! — обернулся он, тыча во врачей. — Хотя нет, неуча оставьте, пусть болтает…
— Вы об этом еще пожалеете, — возмутился тот самый «неуч», пока его друзья, возмущенно галдя, покидали лабораторию.
— Поговори мне еще, на одной ноге всю операцию стоять будешь, — проворчал мастер. — Иди мой руки, работать будешь.
* * *
— И кто ты? — поинтересовался хозяин кабинета. Голографический экран заступал его лицо почти полностью, смазывая черты и делая их неузнаваемыми.
— Любовница, — почти без промедления ответил Вито. Мужчина, сидевший напротив, как раз присосался к чашке с густой чёрной жидкостью и от неожиданности поперхнулся. Чёрная субстанция упала на клавиатуру и заляпала часть информационных кристаллов, лежавших в раскрытом боксе.
— Уверен? — на всякий случай переспросил он, а потом, нахмурившись, отставил чашку, поднял клавиатуру и небрежно ее отряхнул.
Вито медленно кивнул, все больше хмурясь. Память из структурированной системы начала напоминать тот бедлам, что творился у полицейского на столе. Значения слова «любовница» в голове почему-то не было. Неужели придется учить это самому? Спросить, что ли? Не успел, гемовец опередил его.
— А для кого, знаешь? — поинтересовался он, быстро заполняя на клавиатуре очередной пункт анкеты.
Вито вздохнул. Он знал ответ на этот вопрос так же хорошо, как и то, что этим утром открыл глаза впервые.
— Его величество Фердинанд Первый, император Сакской империи…
Гемовец что-то нечленораздельно булькнул. Потом прочистил горло протяжным: «Кхм».
— Заказ, подарок, подстава? — наконец спросил он, бросая на парня косые взгляды сквозь голографический экран.
Вито нахмурился, касаясь тонкими пальцами гудящей головы.
— Заказчик господин Биби…
Больше вопросов не было. Последние строки анкеты полицейский набирал особенно громко, усердно отстукивая по кнопкам. Потом выхватил пустой инфокристалл из бокса и вставил его в приемник.
По его лицу было непонятно, веселится он или раздражен. Работу он делал быстро, не подкалывал, за что Вито был откровенно благодарен. Насмешек ему сегодня хватило.
— Не советую тебе покидать Ио, а тем более в сторону Сэльвы, — наконец сказал он. — О цели не распространяйся, многие не поймут. Да и нашему мастеру будет проблема. Понял?
Вито молча кивнул. А гемовец подхватил со стола аппарат, который быстро приобрел в мыслях парня название «маркировщик», и велел обнажить плечо. Стоило ему коснуться кожи своей машинкой, как ее обожгло болью. Электрический разряд прошелся по мускулам, выбивая непривычную дрожь. Полицейский не удивлялся, и Вито решил последовать его примеру. Лишь скользнул взглядом по предплечью и отметил разрез на коже, да бугорок под ней. Из разреза тонкой струйкой текла красная жидкость. Кажется, название ее — кровь.
— Чип номерной, — начал объяснять мужчина. — Закреплен за твоим генетическим кодом. Удалишь, впаяют штраф. Большой, за пару лет не откупишься. Советую пройти курс адаптации и получить иную профессию. Потому что твоя цель, мягко говоря, неадекватна. И имя… Кроме имени есть фамилия. Поскольку ты искусственный, фамилия положена стандартная, захочешь, через пять лет поменяешь. Захочешь, допишешь себе отчество… Но это вряд ли, — говорил он и, отложив маркировочную машинку на стол, налепил пластырь поверх пробитой насквозь кожи.
— Спасибо… — растерянно прошептал Вито, поправляя на себе одежду.
— Иди уже… Вито Лаен, — отмахнулся гемовец… — на выходе из департамента зайдешь в терминал, там пройдешь контрольное сканирование и свободен.
Стоило парню покинуть его кабинет, полицейский ухватился за трубку стационарного телефона. Код шефа нащелкал по памяти и, стоило тому поднять трубку, сразу перешел к делу.
— Шеф… Старик Ирраиль, похоже, спятил. У нас здесь искусственник со скандальной целевой установкой. Анкета уже в базе данных…
Вито вышел из Департамента в полном одиночестве. Голова раскалывалась, а в теле чувствовалась слабость. Пальцы сжимали ворох рекламных проспектов о социальных коучах и курсах адаптивного поведения.
Прокручивая назад разговор с последним гемовцем, он все никак не мог понять, зачем рассказал. Ведь можно было просто соврать. Но нет, он сказал, словно в самом произнесении этой странной по своей сути фразы крылась вся его жизнь. Ему было тяжело вставать с того стула и тяжело двигаться. Оттого, закрыв за собой дверь кабинета, Вито застыл, собираясь с мыслями. А потом сквозь тонкую преграду до него донеслась фраза о спятившем мастере.
Что значит «скандальная целевая установка»? К чему говорилось «анкета уже в базе данных»? Что означает набор букв «шеф»? Это слово или аббревиатура?
В этот миг Вито ненавидел своего мастера так же яростно, как и любил, когда впервые открыл глаза.
Увы, Вито не мог понять, что чувствует именно ярость. Он знал, как чувства выглядят со стороны… Но… как они играют внутри тела, ему было неведомо. Должен ли он сейчас кривиться или изображать радость, или удовлетворение? А может, это испуг, хитрость, самодовольство, обида?
Его сердце стучало чуть сильнее, кровь бежала по венам чуть быстрее. Мысль металась в мозгу, словно… птица в клетке?
Шаблонная мысль шаблонного человека…
— Эй… парень из капсулы, — позвал знакомый голос незнакомки, — нашел, что искал?
Вито устало поднял на нее взгляд и подумал, что, наверно, как раз время изобразить улыбку. Девушка была без маски и рукавиц. Рабочий комбинезон сменило яркое цветастое платье, а плотные сапоги уступили место туфлям. Каштановые волосы вились, глаза блестели, а на лице играла улыбка.
— Так заметно? — в голове четко отобразилось слово «смущение». Наверное, четко, потому что иным его чувство быть не могло. Девушка подошла вплотную, и только сейчас стало ясно, что она чуть выше. От нее пахло. Запах заполнил пространство вокруг Вито, и он опять не мог понять, как к этому отнестись. Да он и не знал, плохо она пахнет или хорошо.
— Есть у старика одна паршивая забава, — она ничуть не удивилась вопросу, — отсылать пробужденных в Департамент с запиской. Ребята часто теряются. У вас взгляд как у младенцев… полон немого восхищения и торжества. Странно наблюдать такую реакцию по отношению к Ио. Мы все Ирраилю что-то да должны. Но его отношение к вам… Странное. Это ещё мягко говоря. Потому просто помогаем, находя потеряшек, потому не надумай себе невесть чего.
— Правда, что он спятил? — невпопад спросил Вито. Она пожала плечами.
— Ио изменился, когда пришел старик… спятил или нет… какая разница, мы все равно его любим. — Она ухватила Вито за руку и потянула за собой. — Идем, покажу действительно что-то интересное…