Федя и Ольга стояли на корме и пытались поймать в рот мелкие дождинки, падавшие с неба, затянутого тучами.
— Смотри, смотри, Федя!.. Какая красная вода! — вдруг закричала Ольга.
— Сама ты красная! — удивился Карасик. Он не сразу увидел, что Ольга что-то поднесла к глазам и через это что-то рассматривала воду. — Чего там у тебя?..
— Вот, — девочка протянула Феде стеклышко.
— А! — понял Карасик, вспомнив тут же, что у его сестренки тоже есть разноцветные стекляшки, через которые как-то и Федя смотрел на все вокруг. И хотя он тогда притворился, что ничего особенного в этих обыкновенных стеклах нет, сам с любопытством разглядывал небо, дом, дерево под окном, сначала через красное стеклышко, потом через зеленое, через синее, через сиреневое… Все вокруг становилось, как в волшебной сказке или как в книжке с яркими разноцветными картинками. И даже лучше, таинственней. Деревья, если Федя смотрел в красное стекло, вдруг словно расцветали каждым кустиком, листочком, были красными, и синее небо розовело, как утром, перед тем, когда восходит на востоке солнце, и серые доски старых ворот будто обновлялись, превращались в красивые сказочные ворота теремка мышки-норушки.
— А у тебя еще какие есть? — любуясь небом, сразу ставшим солнечным, спросил Федя.
Ольга выгребла из кармашка горсть стекляшек и протянула Карасику. В ладони у нее переливалась разными цветами добрая дюжина стекол, каждое из которых было окошком в новый сказочный мир.
Федя прикладывал стеклышки то к одному, то к другому глазу, Ольга — тоже, и оба смеялись!
— Посмотри, какая ты вся голубая! — восхищался Карасик. — То у тебя были голубыми цветы на платье, а сейчас ты вся голубая: и платье, и волосы, и руки…
— А ты — зеленый, как листья дерева! — вторила Ольга, заливаясь смехом, и добавляла, как взрослая, наверное, слышанное от взрослых: — Тебе идет быть зеленым! Ты как гусеница!
— Я не хочу быть гусеницей, — отвечал Карасик, — возьми вот это темно-красное стекло. Я — Одиссей, и моя кожа темно-коричневая от загара и долгих странствий.
— И правда, — через секунду соглашалась Ольга, — ты смуглый, как цыган.
Федя и Ольга забыли о том, что идет дождь, что над Волгой — пасмурный день.
— Вы посмотрите через свои стеклышки на берег, — услышал Федя сзади себя голос Владимира Сергеевича.
— Ну и что?.. — не увидев ничего особенного и ожидая разъяснений, спросил Федя.
И на самом деле: пароход проплывал мимо ничем непримечательного берега. Берег изрезан глубокими оврагами, и даже леска нет, совершенно голая земля… И утес среди оврагов возвышается.
— Эх вы, не видите ничего, а еще в школе учитесь, а еще на Волге живете!
Владимир Сергеевич упрекнул необидно, а скорее, просто так, чтобы подчеркнуть, что, мол, а он вот знает такое интересное об этом утесе.
— Мы с мальчишками еще до войны приходили сюда на лодках из Дмитровки, — похвалился бывший солдат. — Все здесь облазили.
— А зачем? — спросила Ольга.
— Как зачем?.. Клад искали!
— Клад?.. А чего это здесь клад должен быть?
Вместо ответа Владимир Сергеевич запел тихонько:
Есть на Волге утес.
Диким мохом оброс
Он с вершины до самого края.
И стоит сотни лет,
Только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его
Не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет
Да могучий орел
Там притон свой завел
И на нем свои жертвы терзает.
— Знаю, знаю! — прервала Ольга. — Это про Степана Разина песня.
— Как дальше песня поется? — спросил солдат.
Ольга, с горящими огоньками в глазах, довольная, что угадала про утес, так бы хотела рассказать песню дальше! Но… дальше она не знала слов.
Зато Федя предложение подхватил сразу:
Из людей лишь один
На утесе том был,
Лишь один до вершины добрался.
И утес человека того не забыл,
Он с тех пор его именем звался.
И поныне стоит
Тот утес, и хранит
Он заветные думы Степана.
И лишь с Волгой одной
Вспоминает порой
Удалое житье атамана…
— Дяденька, — бесцеремонно затормошила Ольга за рукав Владимира Сергеевича, — а вы тогда нашли клад?
— Нашли… Только в то время мы и сами этого не знали.
— Как это? — не понял Карасик.
— Ночевали мы на одном из уступов утеса. Костер развели… И почти всю ночь не спали. Представляешь, Федя, какая это была ночь для нас: Волга внизу, а мы возле пещеры у костра.
Бывший солдат обратился с последними словами только к Карасику, видимо, рассчитывал, что лишь ему будет понятно сказанное, потому что Ольга еще мала.
Федя и Ольга смотрели на проплывающий мимо утес Степана Разина без стеклышек, а потом через стеклышки, солдат рассказывал, они слушали, и им казалось, что сейчас выйдет на утес Степан Разин, махнет рукой «Чайковскому», чтобы он выслал ему дань. А Федя даже видел, как он, Федя, на лодке подъехал к утесу и встретил Степана Разина возле пещеры, обитой внутри алым бархатом и украшенной дорогим оружием, золотом и самоцветными камнями.