Глава шестнадцатая Отвечать за другого — это здорово!

— Федя, хочешь на корму? — услышал Карасик знакомый голос и обернулся.

Ну конечно же, синие бантики пришли.

— Как это тебя отпустили? — удивился Федя, имея в виду фотографа.

— А я убежала, — сообщила Наташа. — Пусть теперь побегает по пароходу, поищет.

— Это как же ты убежала? — вмешалась тетя Поля. — Нехорошо, девочка. А родные-то, может, думают, что ты утонула.

— Ну и пусть… так ему и надо! — нахмурила белесые брови Наташа.

— Ай-ай-ай! — растерянно развела руками тетя Поля.

— Да он у нее такой… — попробовал объяснить Федя Карасик.

— Нет уж, девочка-деточка, так нельзя… Ты, Федя, отведи ее.

— А Феде, значит, можно? — обиделась Наташа. — Да, можно?..

Тетя Поля улыбнулась ласково, ведь и правда: почему это Феде можно, а ей нельзя.

— Он все-таки мальчик, а не девочка, — попробовала она объяснить. Но объяснение не было принято. Наташа пожала плечиками, дескать, какая же разница?

А Федя, выручая ее из создавшегося положения и понимая, что она может уйти, а ведь пришла она к нему, к Феде, поднялся со скамьи и сказал:

— Пойдем.

Федя брал на себя ответственность за Наташу. Для него это было новое чувство: брать на себя ответственность за другого человека. И вот он впервые в своей жизни делал это. Конечно, они не пойдут наверх, пусть тетя Поля думает, что они пошли наверх, а они на самом-то деле пойдут по пароходу, на палубу третьего класса, узнают по пути, где, в какой каюте живут боцман, механик, матросы, штурманы, где находятся красный уголок, медпункт, парикмахерская, камбуз. Федя все уже изучил на пароходе, а Наташа многого не знала.

— А что такое камбуз? — спросила Наташа.

— Это где еду готовят повара, — снисходительно объяснил Федя, подумав: «Эти девчонки даже такой чепухи не знают!»

— А кто это — боцман?

Федя, пожалуй, не смог бы ответить на этот вопрос, задай его Наташа дня три назад, но бывший солдат объяснил ему, что боцман это вроде старшины в армии. Правда, Федя не знал и про старшину в армии. Но Владимир Сергеевич и это ему рассказал.

— Боцман — главный на пароходе, понимаешь, — растолковывал Федя своей попутчице, — ему все матросы подчиняются… — Подумал немного и добавил: — Он вроде старшины, если бы в армии.

Наташа не стала спрашивать, кто такой старшина в армии, она только мотнула головой, мол, поняла, а сама ведь не знала. Федя рассчитывал объяснить ей подробно, кто такой старшина в армии, а она притворилась, что знает. Ну и пусть притворяется, самой же хуже.

— Штурман на корабле, — начал было Федя, когда проходили каюту, над дверью которой написано «Штурман» и римская цифра III, — штурман — это…

Но Наташа радостно прервала Федю Карасика:

— Штурман — это помощник капитана. Тетя Дуся мне говорила, что мой дедушка был штурманом. Только я никогда его не видела, он давно умер, еще когда меня не было на белом свете.

Она так и сказала «на белом свете».

«Воображает, — подумал Федя, — хочет сказать, что она взрослая».

Но Наташа Феде все-таки нравилась. Он сам себе ни за что в этом не признался бы, но это было так. Ну хотя бы за то, что она сама подошла к нему тогда, во время тумана, и заговорила первая. Федя, пожалуй бы, так не смог. Во-вторых, у нее такие забавные бантики, как крылья какой-то необычной, большой, синей бабочки. В-третьих, и сейчас вот она взяла и сбежала от своего дядьки и не боится ничего.

Конечно, ей далеко до Фединого приятеля Петрика Моисеенко. И вообще, ну что за друзья — эти девчонки! Наверное, куколку за собой возит, тряпки разные. А на рыбалку она пошла бы за десять километров?.. А кроликов она смогла бы разводить? Или змея сделать с трещоткой и чтобы — почту отправлять в небо по ниточке? Нет, девчонкам куда до мальчишек!

Так думал Федя Карасик, шагая впереди Наташи. Он, конечно, не специально так думал, это у него в голове промелькнуло за какие- нибудь две-три секунды.

— Мы куда идем? — спросила его Наташа.

«Уже струсила, что ли?» — решил Федя.

— Пойдем на нос, — не оборачиваясь, предложил он.

— Х-ха, — коротко и как-то немного грустно посмеялась Наташа. — На чей нос?

Карасик тоже улыбнулся и не стал отвечать. Он решил, что осложнять и без того довольно сложные отношения между Наташей и ее дядей не стоит и если они и пойдут на нос парохода, то на верхней палубе, а не внизу, чтобы этот бритоголовый Фантомас не позеленел от злости.

Предосторожность Карасика оказалась не излишней. Как только они поднялись наверх, наткнулись на фотографа. Ираклий Аввакумович выпроваживал из своей каюты какую-то полную женщину. Женщина ругалась: «Вы взяли три рубля, а такую мазню сделали!»

В руках у женщины фотокарточка, женщина машет ею перед лицом Ираклия Аввакумовича.

— Сама вы размазня, — сердится фотограф.

Женщина ошалело смотрит на бритоголового, а потом ожесточенно рвет фотокарточку, швыряет ее в фотографа и уходит, часто стуча каблуками туфель по коридору.

Когда дядька остановил Наташу, выражение лица у него было и растерянным, и вместе с тем умильно-глуповатым:

— Наташа, а ты пригласи, пригласи мальчика в каюту — я разрешаю…

Подумаешь — он разрешает! А кто больно хочет в эту каюту идти!

Бритоголовый, не услышав от племянницы приветливого слова, нахмурился и, словно его подменили, ворчливо предупредил:

— От каюты далеко не уходи, некогда мне за тобой следить, — и хлопнул дверью.

Наташа молчала. Эта встреча снова ее расстроила.

— Смотри, полуглиссер! — попытался отвлечь ее Федя. — Вот здорово идет!

Но Наташа не смогла пойти навстречу доброму Фединому лицемерию и тяжело молчала, глядя на пенистую волну у носа парохода, настойчиво и неустанно одолевавшего километры волжского пути к городу Горькому.

Загрузка...