Путешествие Феди Карасика

Глава двадцать четвертая Встреча с «врагом», и что произошло после этого

У сходней его, Фединой, пристани, насвистывая «чижик-пыжик», стоял, облокотившись на перильца и прищурившись, что должно было выражать явное его превосходство, Гришка. Он на этот раз был одет и обут, и даже его грязно-войлочная шевелюра имела более или менее пристойный вид. Из-под куртки у шеи треугольником выглядывала вылинявшая, старенькая, но все-таки тельняшка.

«Моряк», — иронически подумал Карасик, вспомнив, как Гришка махал руками, удирая от него к берегу. Федя как-то собрался внутренне, готовясь к бою. Ясно, этот Гришка на суше сильнее Карасика и поплотнее его и выше. Однако не будет же Федя отступать, позорно бежать от противника, не приняв боя…

— Эй, гражданин бухгахтер, в командировку, что ли, приехал? — выпрямился навстречу Карасику Гришка и зачем-то засунул глубоко в карманы штанов руки.

Бухгалтером он обозвал Федю, наверное, за то, что у Феди в руке портфель.

— Не бухгахтер, а булгахтер, — решив не уступать Гришке, ехидно поправил Карасик, даже не заметив, что поправил его тоже смешно. Впрочем, Гришке в этом трудно было разобраться. Загородив дорогу Карасику, он удивился:

— Ух, какой грамотный!.. — склонив голову набок, спросил: — Не скажешь, сколько дважды два?..

Он явно зарывался, этот Гришка. Ну что ж… Карасик крепче сжал ручку портфеля, в котором лежала не только мягкая булка, но и железная кружка. А Гришка продолжал, напирая грудью:

— Булгахтер, а сосчитай, сколько будет: во и во! — Гришка вытащил из кармана сначала одну руку и растопырил перед лицом Карасика пятерню, потом то же проделал другой.

Федя уже собрался оглушить мальчишку портфелем, — чего в самом деле пристал! — но сосчитал грязные Гришкины пальцы и неожиданно для себя сказал:

— Слушай, Гришка, дай мне десять копеек…

Да, так и сказал. Потому что, наверное, из сознания Карасика ни на минуту не выходила мысль об этих десяти копейках, из-за каких он попал в совершенно безвыходное положение. И даже теперь, в острый момент… Он шел через мост и потом по улицам, опустив голову: вдруг кто-нибудь потерял десять копеек! Он шел и мечтал, что кто- нибудь, угадав про его беду, подойдет и скажет: «Вот чудак! Да на тебе гривенник и поезжай себе в свой Гороховец». Но никто не догадывался, встречные и те, кого Карасик обгонял, не обращали на него никакого внимания. Да и чего обращать на него внимание: идет себе человек как человек, и на лбу у него не написано о гривеннике.

Вот почему у Карасика и вырвались эти, на первый взгтяд, неожиданные слова в такой вроде бы не очень подходящей обстановке. Он увидел Гришкины десять пальцев и…

Неожиданная просьба до того смутила Гришку, что он даже растерялся и совсем миролюбиво спросил:

— А зачем тебе?

Гришку, наверное, поразило и другое — откуда этот приезжий пацан знает его по имени? Он убрал руки и отступил в сторону, расхотев драться.

— У меня на билет не хватает, понимаешь…

— Ха, что я — дурак, на билеты гривенники всем давать? — вполне резонно спросил Гришка. Но его явно заинтересовал этот чудной пацан с портфелем, который, к тому же, здорово плавает. — А ты у мамки возьми гривенник-то.

— Один я еду. От самого Волгограда.

— Ври, — не поверил Гришка. — Ты в каком?

— В шестом.

— И я в шестом… остался, — без особой печали объяснил Гришка. — А куда ж тебе еще ехать?

— В Гороховец, а там пешком — в деревню.

— В Гороховце у меня тетка живет, — не то соврал, не то правду сказал Гришка. — Я ездил к ней… Пароход-то ночью отходит.

Мальчишки повисли рядом на перила и мирно беседовали.

— Врешь, наверное, что ездил в Гороховец, — усомнился Федя в Гришкиных словах, — туда не пароходом, а поездом надо.

— Ну, ты, поосторожней! — взъерошился Гришка. — Говорят тебе — пароходом ездил, значит — ездил!

Карасик молча пожал плечами, мол, ладно, чего доказывать, я-то все равно знаю, что ты врешь.

— Пошли, — категорически пригласил Гришка Федю и, не дожидаясь его, побежал на причал. Федя пошел следом.

На стене у кассы висело расписание, в него-то и уставился Гришка, задрав голову. Федя последовал его примеру. Они долго лазили глазами по мелким строчкам, отыскивая слово «Гороховец», но безрезультатно. Карасик, многозначительно вздохнув, отошел в сторону.

На пристани народу почти не было: какая-то тетенька сидела- дремала на чемодане, девушка, тряхнув светлыми волосами, прошла- простучала каблучками в зал ожидания, матрос в форменной фуражке и в клешастых штанах, в одной майке не спеша вышел к трапу, оглядывая хозяйство пристани, к которому он был приставлен и за которое, пока на вахте, отвечал. Подойдя к бачку с водой, матрос взял кружку, подергал цепь, которой привязана кружка, и посмотрел на Карасика, на Гришку, все еще изучающего расписание.

— Эй вы! Чего тут шастаете?.. А ну марш на берег с причалу!

— Еще чего! — возмутился Гришка. — Мы, может, пассажиры…

— Знаю я тебя — пассажира!.. Ну-ка проваливай! — сердито упорствовал матрос.

Но Гришка не сдавался:

— Да я-то ладно, вот пацан в Гороховец едет.

— В Гороховец, — передразнил матрос и, недоверчиво осмотрев Карасика с ног до головы, видно, поверил не столько заверениям Гришки, сколько Фединому портфельчику. Но уходя, кинул все-таки:

— Тоже мне — пассажиры!..

Федя ожидал, что матрос, услышав про Гороховец, уж наверняка сразу погонит их с пристани: не ходят же к Гороховцу пароходы, иначе почему мама не сказала Карасику об этом! Да вот и в расписании нет. Но матрос почему-то не уличил Гришку во вранье. Может, и сам не знает?..

— Дяденька матрос, а дяденька матрос!.. — Гришка пошел следом за матросом.

— Чего тебе? — бросил через плечо матрос.

— На Гороховец во сколь пароход уходит?

— В час ночи уходит на Гороховец, — ответил матрос.

Нет, Карасик не ослышался. «Значит, можно и пароходом уехать! — обрадовался Федя, но тут же и потухла его радость. — Что толку?.. Можно и поездом, и пароходом, если бы на билет денег хватило. А денег-то и не хватает».

— Ну что? — хвастливо спросил Гришка, подходя к Карасику. — Чья взяла? — Он торжествовал.

— Толку-то, что пароходом можно, — вслух высказал свои мысли Федя. — Все равно денег на билет не хватает. Пароходом-то, наверное, еще дороже…

Не успел Карасик погоревать, как Гришка, всунув лохматую голову в окошко кассы, спрашивал:

— Тетенька, сколько билет до Гороховца стоит?

Федя не слышал, что ответили Гришке, но только иронически улыбнулся по поводу бесполезной Гришкиной суетливости. «Хочет показать, какой он смелый, — думал Карасик. — Знаю я, какой ты смелый!»

А Гришка уже подошел к нему:

— Три двадцать до Гороховца билет стоит. У тебя сколько денег?..

Федя не мог не обратить внимания на то, как Гришка разговаривает, упирая на «о». Когда-то и Федя «окал», в то время, когда еще жил в Красном селе, что возле Гороховца, в Выезде. В Выезде все «окают». В Песчанке Федю мальчишки сначала дразнили москалем. Потому что в Песчанке живут хохлы, переселенные украинцы. Потом Федя отвык «окать», и его перестали дразнить. Теперь ему самому смешно слушать, как Гришка говорит: «Гороховца», «сколько»…

— Ты чего молчишь?.. Сколько у тебя денег-то?

Карасик машинально полез в карман. И уж когда полез, понял: а ведь Гришка не врет, что билет стоит три двадцать. Он пошел к кассе, не отвечая на вопрос, желая сам, лично, убедиться.

— Тетенька, сколько стоит билет до Гороховца?

— Вы чего там хулиганите?! — зашумела вдруг тетенька. — Хотите, чтобы я милиционера позвала? А ну — марш от кассы!

— Тетенька, мне билет до Гороховца! — настойчиво проговорил Карасик, удивляясь своему мужеству и протягивая в окошко деньги.

Увидев деньги, кассирша перестала шуметь, но остывала не сразу, а постепенно, поэтому она выдернула как-то, а не взяла из Фединой руки три рубля и двадцать копеек, потом через минуту бросила на подставку окошечка маленький серый прямоугольник с круглой ровной дырочкой посредине.

Карасик отошел от кассы, держа обеими руками, как величайшую драгоценность, картонный прямоугольничек с дыркой посредине. Под дыркой Федя прочитал волшебные слова: «Горький — Гороховец».

— Ну вот, а ты раскис! — гордо сказал Гришка.

— Да, тут раскиснешь!.. — радостно согласился Карасик, пряча билет в карман.

Сейчас Федя не поймет еще, какой хороший, хоть вроде и небольшой урок, преподал ему, сам того не сознавая, Гришка, чувствующий себя среди людей своим человеком. Пусть пока что Федя только осуждает его за то, как он хотел «выжилить» у тети Поли трешницу. Потом он не только плохое осудит в нем, но и примет от него хорошее: не киснуть, а искать выход, не опускать рук, потому что если человек действует, он найдет выход из любого затруднительного положения.

Они сидели вдвоем на берегу, прямо на земле, и с аппетитом уплетали Федину вторую булку. Федя заметил, что эта булка куда вкуснее той, первой. Теперь Карасику ничего не страшно: у него в кармане билет, и больше рубля денег осталось. Гришка сказал, что деньги пригодятся, потому что пароход в Гороховец придет только под вечер, почти целый день завтра будет шлепать по Оке, а потом по Клязьме. Клязьма — это тоже река, но совсем маленькая, она впадает в Оку и проходит у самого Гороховца. Гришка мог не рассказывать Карасику про Клязьму, про Клязьму Карасик и без него знает, он помнит, как совсем малышом, когда жил с родителями в Красном Селе, ходил с Колькой, двоюродным братом, тем самым, который сейчас служит на флоте, через Клязьму по разводному мосту Мост этот почти такой же, как у них в Песчанке через воложку, только он положен не на самую воду, а на понтоны. А по длине он даже, пожалуй, короче песчанского моста, да и Клязьма уже воложки, особенно если в разлив, когда в воложку заходят волжские буксиры с баржами и даже иногда большие пассажирские пароходы.

— Ну чо, искупнемся? — предложил Гришка, стягивая через голову тельняшку.

— Давай, — охотно сошасился Карасик, хотя, собственно, было совсем нежарко, а даже чуть-чуть прохладно. Феде хотелось угодить Гришке, ведь это, хоть и нечаянно, благодаря встрече с ним у Карасика теперь все благополучно, и в час ночи он поедет в Гороховец.

— Ты не торопись, — учил Федя. — Когда плывешь, ладони вот так делай и отталкивайся, упирайся об воду.

— Я ведь второй год, как учусь плавать, — оправдывался Гришка. — Раньше мы не на Волге жили, негде было купаться… Но все равно я научусь, вот посмотришь… — словно и на самом деле Карасик когда-нибудь сможет посмотреть, как он выучится, уверял Гришка. И тут же, не обращая внимания на недостаточную последовательность в разговоре, говорил: — А насчет корзины ты не думай… Мы ее, и правда, совсем нечаянно столкнули.

— А трешница-то… — неумолимо напомнил Гришке Федя.

— Так это — за работу… — не очень уверенно сказал Гришка и нырнул, решил попробовать, как Карасик, плавать под водой с открытыми глазами.